Лики творчества

Псевдопушкинская вакханалия продолжается - вынужден отвечать стихами. Доколе, Господи, доколе молва нисходит с грязных уст?! Оставьте Пушкина в покое, вершители пустых искусств! Всё - лицедейство и обман и никакого чудодейства - не трогайте священных ран, дантесы подлого злодейства! Велик Поэт! А вы - пигмеи: все чувства добрые поправ, увы, злодействуют злодеи! - пророк Исайя вечно прав...

Гениальные и умные и глупые – всё равно какие – мысли всякие, что дают они нам, кроме убыли, – эти «если», эти «измы», эти «якобы»? Эти ребусы – изысканные бусы, эти точки лихорадочного зрения, над которыми уж четверть века бьюсь я в жалком тереме – тюрьме стихотворения… Что талант? – всего лишь дань гордыне...

«Друзья, прекрасен наш союз!» – писал Поэт. Прочнее уз, чем наши добрые слова, найдёшь едва. И наизусть я, повторяясь, повторюсь: Друзья, прекрасен наш союз! И, в русском слове растворясь, я обнаруживаю связь времён, племён и высших сил: Бог покарал – Бог и простил...

1. Удар о землю. Яблоко упало. Мне показалось, яблоко упало. Но почему я ничего не вижу? и почему я ничего не слышу? и почему я нем? Мне показалось, яблоко я ем. Но вкус не яблока, а крови. Поэму я не дописал. Удар о землю. Это я упал. И жизнь оборвала́сь на полуслове. 2. Мне 24. И нет меня второго в мире. Моложе Лермонтова я. Сентябрь и Сахарная сопка. Но если жизнь моя короткая тебе, земля моя, нужна, бери, земля, она – твоя! 3. Но я ещё живой. Грохочет море за кормой. Доносится откуда-то из-за: «Бригантина подымает паруса…» Моя последняя картина: плывёт по морю бригантина...

Метель, ты – муза моего письма: как ворвала́сь, так и пропала. А на душе белым-бело не стало, как если б сердце вдруг сошло с ума. И в этот миг замыслил я побег, но снова ты меня остановила, о муза снежная! И снова выпал снег...

1. Снежинка – миг. А много – вечность. Сцепление снежинок – снег. И красота, и безупречность. Но счастья нет. Покой и воля внутри заснеженного поля. И санный бесконечный след… 2. Вот так он встретил Грибоеда в горах Кавказа. Там – арба. Здесь – сани. И одна судьба. Два Александра. Горы… Поле… «Какая, – он подумал, – доля: погибнуть, жертвуя собой, в бою, где так не равен бой…» 3. Шли полем лошади устало. Последний путь. В гробу лежал он, душа парила высоко. Вновь лошади неслись легко. Природа Пушкина знавала – он пел её – и узнавала его, сокрытого в санях – в посмертных снах… 4...