Mary

Телефон зазвонил в половине седьмого утра, когда за окном еще царила предрассветная синева. Арина потянулась к трубке, но Филипп опередил ее — рука автоматически схватила аппарат, словно он всю ночь ждал этого звонка. — Филя, сынок... — донесся знакомый всхлип из трубки. — У меня опять... я не знаю, как дальше жить... Арина закрыла глаза и медленно выдохнула. Раиса Сергеевна. Снова. Всегда в самое неподходящее время, всегда с одной и той же песней. — Мама, что случилось? — Филипп сел на краю кровати, взъерошенные волосы торчали в разные стороны...

Свет фар полоснул по окну спальни — машина парковалась во дворе с характерным скрипом тормозов старенькой "Тойоты". Катя замерла, прижавшись спиной к изголовью кровати. Рядом Олег судорожно натягивал рубашку, его руки тряслись так, что пуговицы никак не попадали в петли. — Он же должен был вернуться только завтра! — прошептала она, и голос ее прозвучал как стон раненого животного. — Тише... — Олег прижал палец к губам, но в его глазах плескался животный страх. Двадцать лет дружбы с Сергеем, совместная служба в армии, крестные отцы детей друг друга...

— Ты что, совсем обнаглела?! — голос Тамары Ивановны резал воздух, как нож по стеклу. — Моя дочь мается на съемной квартире, а ты тут раскинулась, как царица! Места вам не хватает? Да у вас тут дворец целый! Катя замерла у плиты, деревянная ложка застыла в руке. Борщ булькал в кастрюле, но она словно не слышала этого привычного звука. Только ощущала, как по спине ползет знакомый холодок — предвестник очередной семейной бури. — Тамара Ивановна, мы же договаривались... — начала было Катя, но свекровь...

В тот момент, когда фарфоровая чашка со звоном ударилась о блюдце, я поняла — война началась. — Милочка, ты здесь никто, так что помолчи, — процедила сквозь зубы Раиса Семёновна, не отрывая взгляда от своего вязания. Спицы в её руках двигались размеренно, как маятник старинных часов. Тик-так, тик-так. А я сидела напротив неё в этой душной гостиной, где каждый предмет кричал о былом достатке семьи мужа, и чувствовала, как внутри что-то медленно закипает. Три года. Три долгих года я терпела её колкости,...

Ключи упали на паркет с таким звоном, словно это была не связка металла, а последняя надежда. Марина замерла в прихожей, еще не сняв туфли, еще не поверив тому, что увидела. За кухонным столом, развалившись в любимом Костином кресле, сидела баба Зоя. Перед ней дымилась чашка с кофе — их кофе, из их сервиза. На плите что-то булькало, пахло жареным луком и... домом. Чужим домом в собственной квартире. — А, пришла, — баба Зоя даже не подняла головы от газеты. — Я борщ варю. Дети голодные наверное. Марина медленно стянула туфли, пытаясь понять, не сошла ли она с ума...

— Значит так, голубчик! — Зинаида размахивала желтым конвертом, словно знаменем победы. — Твоего папаши уже нет, а мы с Ритой — законные наследницы по завещанию. Так что лучше уходи отсюда, пока по-хорошему просят! Антон замер в дверях родительского дома, где прожил тридцать пять лет. Пахло застарелой сыростью и чем-то кислым — наверное, от груды немытой посуды, которую тетки не удосужились убрать после поминок. — Как это... наследницы? — Голос его звучал глухо, будто из-под земли. Рита, младшая...

Первая тарелка упала в тот момент, когда фотограф щелкнул затвором. Снимок получился идеальным: невеста в кружевах цвета слоновой кости, жених в смокинге, и на заднем плане — белый фарфор, разлетающийся на тысячу осколков. — Ну и что теперь? — пробормотала Наталья, глядя на черепки у своих атласных туфель. — Это же к счастью, говорят... Но в глубине души она уже знала: этот день пойдет не по плану. Все началось еще утром, когда тетя Эльвира появилась на пороге с подарком, завернутым в старую газету...

Шуба из соболя стоила четверть миллиона. Покупательница примеряла её перед зеркалом, поворачиваясь то одним, то другим боком, а продавец терпеливо ждал решения. За стеклянной витриной элитного салона "Северная звезда" проходили люди, многие останавливались, завороженно разглядывая роскошные меха. — Беру, — наконец произнесла женщина средних лет. — Переводите деньги. Антонина Петровна — так теперь все её называли — кивнула администратору и прошла в свой кабинет на втором этаже. Десять лет назад она и представить не могла, что будет владелицей сети меховых салонов в трёх городах...

Телефон упал на кафельный пол кухни с тупым звуком, словно последняя точка в конце приговора. Ирина стояла у окна, глядя на дождевые капли, стекающие по стеклу — каждая из них напоминала слезу, которую она не могла больше пролить. — Мама, что случилось? — голос десятилетнего Тимофея прорезал тишину, полную электричества надвигающейся грозы. Она обернулась. Сын стоял в дверях, прижимая к груди учебник математики. Такой маленький еще, такой доверчивый... Как объяснить ему, что мир, который он знал, только что рухнул? — Ничего, солнышко...

Звонок раздался в половине седьмого утра. Я еще не успел толком проснуться, а Жанна уже тараторила в трубку что-то про билеты, отель и срочные дела. — Аркаша, дорогой, слушай меня внимательно! — голос ее звенел от возбуждения. — Я нашла потрясающий тур в Турцию, все включено, пять звезд! Только сегодня скидка тридцать процентов! Я потер глаза, попытался собраться с мыслями. За окном моей однушки серел московский февраль, а Жанна уже видела себя на пляже. — Стоп, Жанн. Какой тур? О чем ты говоришь?...

Тишина перед бурей всегда обманчива. Вероника стояла у раковины, медленно мыла посуду после обеда, когда за спиной раздался знакомый скрип половиц. Кирилл вернулся домой раньше обычного, и по тяжести его шагов она поняла — сегодня будет нелегко. — Садись, — бросил он, даже не поздоровавшись. — Поговорить надо. Вероника обернулась. Муж стоял посреди кухни, руки засунул в карманы джинсов. Лицо серое, глаза мутные — значит, опять пил. В сорок два года он выглядел на пятьдесят: рано поседевшие виски, глубокие морщины, брюхо, нависающее над ремнем...

Запах жареного мяса смешался с ароматом свежих огурцов, когда Настя поставила последнее блюдо на стол. Воскресный обед у свекрови — традиция, которую она соблюдала уже семь лет. Семь лет терпеливо накрывала на стол, улыбалась и молчала, когда хотелось кричать. — Опять пересолила, — буркнул Илья, даже не попробовав салат. Его мать, Раиса Николаевна, поджала губы в знакомой гримасе неодобрения. Сестра мужа, Светлана, многозначительно переглянулась с собственным супругом Олегом. А Настя села на свое обычное место в углу стола — словно гостья в собственной семье...