То, что их с папой дачу продали, Ольга узнала внезапно и совершенно случайно. По телефону, когда звонила с телеграфа маме в другой город. Так не бывает, ну или по крайней мере только в фильмах. Когда становишься третьим невольным участником разговора, а вернее, просто слышишь, как разговаривают двое. Какая-то вселенская ошибка или задумка, телефонистка случайно подключила к двум другим абонентам третьего. Два города, два человека делятся за эти пару оплаченных минут самым важным событием: дачи больше нет, выгодно продали и теперь можно… да много всего, даже ей Оле немного помочь деньгами!
Олина мама и её родная сестра Ирина, такие до боли родные голоса, сто двадцать километров, звуковые колебания речи, преобразованные в электрические сигналы, передающиеся по проводным линиям. Физика всегда была для Ольги сложной наукой, папа заставлял учить.
***
– Пап, почему в сентябре такое солнце?
– Какое, Оленька?
– Не знаю… не могу объяснить, свет совсем другой, мягче что ли. Вроде бы солнечно, а не так, как в августе.
– Физику надо учить, положение небесных тел в сентябре совсем другое! Лови яблоко! – папа рассмеялся и бросил Ольге огромное, немного приплюснутое с двух сторон яблоко. Блестящее, красное, пахнущее мёдом.
– Пепинка?
– Нет, конечно, они не поспели ещё. Коричное полосатое.
Откусила с хрустом, рот наполнился сахарной белой пеной, впитавшей лето с его тёплыми дождями и сок самой земли. Сорта яблок, как и физику, Оля знала плохо. И в этом была на сегодняшний день главная проблема! Потому что восьмиклассница Ольга Соколова была влюблена уже второй год в учителя физики. Свет сошёлся клином, небеса разверзлись, а физические законы, материя и пространство не укладывались в формат разлинованной школьной тетради. А папа… он всё понимал только по её отсутствующим глазам и плохому аппетиту. Оля рассказала, конечно, ещё в прошлом году. Прорыдала всю ночь, как маленькая, у него на коленях. Мамы дома не было, она отдыхала в санатории. Старшая на двенадцать лет сестра училась в другом городе.
На даче папа становился счастливым, он всё время насвистывал какие-то мелодии, очень музыкально. А дома никогда этого не делал. Там солировала мама и сестра, когда приезжала. Мама была невероятная красавица, заведующая военной библиотекой, высокая, статная, норовистая казачка. С медной гривой вьющихся волос, которые она красила хной. Раз в пару месяцев мама выходила из ванной с огромным тюрбаном на голове, от неё пахло травой и дождём. Мамина красота бросалась всем в глаза. А папа был чуть ниже её ростом, старше почти на десять лет, неприметный. Это так про него мама как-то сказала сестре, а Оля услышала и обиделась.
– Саша у нас неприметный. Но мужчина и не должен быть красивым.
Неприметный на фоне маминых пылающих медью на солнце волос, громких поступков с битьём посуды и необузданным характером. Мама любила комфорт и порядок. А приходилось мириться с солдатиками, как называл их папа, которые иногда спали прямо на полу в проходной комнате их маленькой двухкомнатной квартиры. Пока папа служил в армии, они часто приезжали, кто-то просто проездом перекантоваться, кому-то нужно было помочь устроиться на работу. Папины солдатики. В 1960 году он попал под хрущёвское масштабное сокращение армии «миллион триста тысяч солдат и офицеров». Был уволен в звании майора. После увольнения работал главным механиком липецкого телеграфа. Именно эти солдатики потом помогали строить папе дачу. Работали бесплатно, сменяли друг друга, помогали папе вскапывать целину. Маленький домик с одной комнатой и верандой, на крыше которой летом Ольга любила читать. Папа прямо туда подавал миску с крыжовником, вишнями или клубникой. Лучшее время и счастье. Мама не любила дачу, приезжала редко, берегла руки. Красивые, ухоженные, с крупными ногтями. Оля любовалась, а папа их целовал.
– Такими руками только книги выдавать, а не грядки вскапывать, – говорил он, смеясь, и подмигивал Оле…
***
Первые капли сентябрьского дождя забарабанили по крыше веранды. Застучали, заухали весело, резво без осеннего уныния. Ольга убрала книгу.
– Оля, спускайся, мама скоро приедет с Ириной, надо обед приготовить, – тихий папин голос звучал непривычно звонко на даче.
А Оля медлила, задрала голову, небо набухшее, серое, но не грозное. Лицо стало мокрым от дождя. Обхватила себя руками, чтобы согреться. Только на крыше – ближе к небу и дальше от земли – над другими соседскими дачами были видны пронизывающие тучу лучи солнца. Забыта физика с её прочными законами, на первом курсе журфака в общежитии другого города свои правила жизни.
Олю почти сразу поселили в общежитие. Но первую неделю сентября пришлось пожить на съёмной квартире в одной комнате с хозяйкой, другую тоже занимали студенты. На парах новое, непривычно глубокое погружение в литературу, язык. Преподаватели, в которых влюблялись всей группой – такая всепоглощающая интеллектуальная харизма и обаяние. А после пар – давящая тоска по дому, друзей ещё не было.
Перекусывала в студенческой столовой и бродила дотемна по улицам. Чужая красота большого города, совсем чужая. От неё становилось холодно и одиноко. Так одиноко, будто не она, Оля, спускалась по крутой горе Металлистов рядом с главным корпусом университета по тёмной улице частного сектора. Не она шла к своему новому дому и слышала заливистый лай собак, не она споткнулась и сбила себе ногу в новых лакированных тесных туфлях.
На кухне пахло папиными яблоками, которые он привёз в ящиках хозяйке квартиры в знак благодарности. От этого сладкого, чуть прелого запаха наворачивались слёзы, и душа начинала метаться и биться в своей телесной клетке.
Когда заселилась в общежитие, выяснилось, что соседки Ольги – студентки из ГДР – Виола, Маги, Марион. От немецкого языка голова к вечеру раскалывалась, выходила во двор подышать. На порожках обычно курили. Немки сбегали за Ольгой, стреляли сигареты и обязательно потом отдавали денежку, наши удивлялись. А они удивлялись маминым соленьям, особенно помидорам, с удовольствием ели их с жареной картошкой. Когда же запасы Ольги иссякали, доставали колбасы, которые тогда и не снились, но сами не угощали. В мае заканчивался учебный год стажировки, они уезжали в Германию, а на кухне возле мусорного бака оставались груды зимней обуви, которую немки покупали дома на русские зимы. Немецкая обувь! Наши втихаря расхватывали…
***
– Оленька, капусту нашинкуй, я пока морковку копну. Бульон готов уже.
На маленькой кухне запотели от долгой варки бульона окна. Огромный капустный кочан распустился кружевом светло-зелёных листьев на разделочной доске. Ольга оторвала один лист, вкусно. От земли всегда вкусно. Застучала ножом бойко и весело, капуста сладко запахла. Открыла окно, впуская запах прелых осенних листьев, костра и яблок. Папу видела со спины, лопата под ногой входила в землю тяжело, Оля знала, что у него болит спина. Бросила нож, выскочила на огород, обхватила отца со спины, прижалась. Он повернулся, молча обнял, поцеловал в макушку.
А сестра Ирина в тот вечер приехала одна, у мамы разболелась голова и она осталась дома.
***
Позади университет, студенческое замужество, начало работы в газете «Новатор» авиационного завода, первый папин инфаркт, рождение дочки и даже развод. За пять лет многое успели. Муж Ольги ушёл к другой, а она жила с двухгодовалой Маришей на съёмной квартире. Папа старался приезжать каждые две недели по выходным. Привозил продукты, возился с внучкой.
– Оль, ты на маму не обижайся, что она часто не приезжает, как я, ладно? Укачивает её в дороге сильно…. И, знаешь, у неё, кажется, кавалер появился…
– Пап, ну ты что?! Какой в вашем возрасте кавалер!
Папа рассмеялся как-то очень горько. Замолчал. Ольга вдруг отчётливо увидела, что он стал абсолютно седым и сникшим. Даже насвистывать перестал.
– Пап, а давай я отпуск с понедельника возьму? И на дачу махнём, пока ещё тепло, втроём с Маришкой?
***
Дача была засыпана листвой, последняя тёплая неделя октября и бабье лето. Затопили печку, заварили чай с листьями смородины. Ольга на скорую руку жарила драники. Папа сгребал листья, Мариша помогала, потом сама же начинала их разбрасывать и хохотать. Масло громко скворчало и лопалось. Из глубины сада донеслось папино насвистывание.
К вечеру жгли костёр. Улица была пуста, пусты и соседские дачи. Папа нанизывал толстые квадратики хлеба на вишнёвые прутики, помогал Марише держать над костром. Ольга протянула замёрзшие руки к костру, он всегда её завораживал.
Вспомнила свой первый студотряд в Казахстане, песни под гитару, головокружение от ощущения влюблённости без самого объекта любви. Просто влюблённость в звёздную ночную бездонность, оглушающую тишину степи, сбивающиеся аккорды гитары, лица. Лица у костра совсем другие, не такие, как днём. У каждого лица своя тайна жизни и глубина глаз. Там и познакомилась с будущим мужем. А на этой неделе на работе вызвали на собрание парткома, чтобы рассмотреть кандидатуру Ольги для принятия в коммунисты. Накануне зубрила устав КПСС, материалы съездов. И вдруг вопросы о том, кто виноват в разводе, и кто оказался морально неустойчив. Ольга лепетала, чуть не плача. Потом за неё вступился коллега. Вскочил, заикаясь:
– Это собрание х-х-хамов, а не коммунистов!
Спустя годы дико будет вспоминать…
Когда окончательно стемнело, костёр потушили. У калитки остановилась машина. Громко хлопнула дверь. Мама! Красивая, в ярком модном пальто, сказала, что с работы привёз её коллега. Мариша кинулась к бабушке, а папа нахмурился, неловко поцеловал маму.
– Что за коллега?
– Саш, да какая разница, просто подвёз меня! Ты не знаешь его…
За ужином общий разговор не клеился, Мариша стала капризничать. Мама расспрашивала Ольгу про работу, а думала о чём-то своём. Папа молчал и пристально глядел на маму, хмурился и все ниже опускал плечи. Вечер был испорчен…
***
Через год папы не стало. Обширный инфаркт, ушёл за два дня в начале тёплого и солнечного октября. Сразу после похорон Ольга взяла отпуск, чтобы пожить на даче. Маришу оставила со свекровью.
Из рук всё валилось. Урожай яблок был как никогда. Ольга раздавала вёдрами соседям, варила тазами яблочное варенье с мятой и корицей, как любил папа. Приехал помочь папин друг-сослуживец, с которым они регулярно ездили в Мичуринский питомник за сортовыми саженцами.
– Я останусь на пару дней, Оленька, огород перекопаю, деревья подрежу, если ты не против.
– Иван Алексеевич, да что вы… Спасибо вам!
От папиного «Оленька» навернулись слёзы, и именно в эту минуту появилось страшное давящее чувство необратимости, сиротства и безысходности. До этого будто ждала, что папа вернётся, что всё это страшный сон. Первые дни, когда его не стало, ранним утром на грани сна и яви долго не могла вспомнить, понять, почему так мучительно плохо. Доли секунды, окончательное пробуждение и чёрными волнами покатили мысли – папы больше нет.
А потом накрывало чувство вины за то, что не смогла удержать его на этой земле.
– Вы только дачу не продавайте, я приезжать буду обязательно, помогать. Знаешь, Оль, вот эту антоновку мы вместе ездили выбирать, ты ещё девчонкой была. По дороге в Мичуринск Саша всё больше про тебя рассказывал, чем про сестру. Ты маленькая была, забавная. Говорил, что деревья его переживут. Саженцы всегда долго осматривал, я торопил его, раздражался…
Иван Алексеевич пробыл три дня, вскопал огород, обрезал яблони, внёс удобрения, прямо перед крыльцом посадил три куста жёлтых хризантем с разрешения Ольги.
– Их бы чуть-чуть пораньше сажать, но осень тёплая, приживутся! В память о Саше… Розы ещё укрыть надо будет, листья убрать, но это уже в следующий приезд.
Обнялись на прощание. Начал моросить дождь. Ольга долго стояла у калитки и смотрела, как уходил Иван Алексеевич. Он почувствовал, повернулся и махнул рукой, мол, иди в дом. Дождь усилился, забарабанил настойчиво и заунывно по крыше. Порывом ветра с жалобным скрипом захлопнуло калитку. Порог дома усыпало жёлтыми лепестками хризантем. Всё здесь папино и будет всегда его. И дождь, и деревья, и осенние запахи, сама земля. А значит, и он где-то рядом и будет всегда. А она, Ольга, обязательно всему научится. Будет приезжать с Маришей до первых заморозков, на автобусе всего два часа езды. А потом весной, как только стает снег, может быть, получится провести отопление. Надо начинать откладывать потихоньку деньги. А ещё обязательно весной поедет в Мичуринск с Иваном Алексеевичем, выберет белую смородину, папа давно хотел…
***
Через полгода в начале апреля, как раз, когда стоял первый снег, дача была продана. Ольга узнала об этом случайно по телефону с телеграфа, когда звонила домой на обратной дороге из Мичуринска. В тесной телефонной кабинке, на полу которой, в пакете, замотанный у корней влажной старой детской майкой, стоял саженец белой смородины.
Tags: Проза Project: Moloko Author: Сирота Екатерина
Поздравляем нашего автора с выходом новой книги – «Зеркало для Вселенной»! Купить можно здесь и здесь Книгу автора "Будем жить" купить можно здесь
Другие истории автора здесь, здесь, здесь, здесь, здесь, здесь, здесь, здесь, здесь, здесь