Найти в Дзене
Хельга

Нянька для племянника. Глава 2

Слова агитатора о новой жизни зажгли в Кате пламенную искру и она разгоралась с новой силой месяц от месяца.
В её душе, разрывающейся между тоской по городу и ненавистью к деревне, появилась новая цель - это власть над людьми.
Глава 1
В сельсовете, куда она стала захаживать под предлогом того, не нужна ли помощь и лишние "голова и руки", она быстро сообразила, какую силу теперь имеют доносы и наговоры. Молодой парень в кожанке, Дмитрий Петрович, оказался председателем оргкомитета по коллективизации. Он оценил не только рвение Кати, но и её городскую речь, её грамотность, и то, с каким интересом она ловила каждое его слово о классовой борьбе и противников нового строя. - "Вот оно, - думала Катя, затягиваясь папироской у окна избы и наблюдая, как Григорий играет с её сыном. - Вот способ стать кем-то в этой жизни, а не крутить хвосты коровам, отмываясь потом от запаха навоза. Вот способ не гнуть спину в полях и стирать руки до крови от мозолей. Надо как-то влезть в сельский совет!" З

Слова агитатора о новой жизни зажгли в Кате пламенную искру и она разгоралась с новой силой месяц от месяца.
В её душе, разрывающейся между тоской по городу и ненавистью к деревне, появилась новая цель - это власть над людьми.

Глава 1

В сельсовете, куда она стала захаживать под предлогом того, не нужна ли помощь и лишние "голова и руки", она быстро сообразила, какую силу теперь имеют доносы и наговоры. Молодой парень в кожанке, Дмитрий Петрович, оказался председателем оргкомитета по коллективизации. Он оценил не только рвение Кати, но и её городскую речь, её грамотность, и то, с каким интересом она ловила каждое его слово о классовой борьбе и противников нового строя.

- "Вот оно, - думала Катя, затягиваясь папироской у окна избы и наблюдая, как Григорий играет с её сыном. - Вот способ стать кем-то в этой жизни, а не крутить хвосты коровам, отмываясь потом от запаха навоза. Вот способ не гнуть спину в полях и стирать руки до крови от мозолей. Надо как-то влезть в сельский совет!"

Зависть к сестре и к уважению, которым Полина пользовалась в деревне, разъедала Катьку изнутри.
Но больше всего её злило, что Ванюшка буквально расцветал на руках у Григория и Полины.
- Катя, ты бы с Ванюшкой поиграла, весь день сидишь в избе и дымишь, что печная труба, - сделал ей замечание Григорий. - Для детей ведь вред какой. Я мужик, и то не позволяю себе в доме дымить.

- Еще будешь мне указывать, что делать, - огрызнулась она. - Я тебе никто.

- Вот женюсь на Полине, будешь родственницей. - улыбнулся он.

Она хмыкнула.

- Ты сначала замуж её позови.

- Позову. Хватит уже вокруг да около ходить. Давно пора.

Катя нахмурилась, выбросила бычок в окно и задернула тюль.

"Если они поженятся, то Поля будет возиться со своими пасынками, с Дуней, а мой Ванюшка ей станет обузой. Нет, так не пойдет... "

Кате было удобно, что Ванюшкой занимается Полина. Так у нее было больше времени на себя, да на мысли свои грустные и на беготню в сельский совет под предлогом работы. А если Полина за Григория замуж выйдет, то может вообще в дом Гришки уйти, и тогда маленький Ваня, которого без присмотра не оставишь, будет её тянуть вниз, не давая возможности расправить крылья и осуществить желаемое. Не отдавать же сына в семью Поли! Что она за работник сельского совета, если её сын будет воспитываться с теткой, а не с родной мамкой?

Она стала аккуратно, исподтишка, плести паутину. Сначала потихоньку Катя задавала вопросы:
- Товарищ председатель, а как быть с теми, кто в колхоз вступил, но в душе, может, против? Кто добро сдал, а сам по ночам, глядишь, вздыхает по своему кулацкому прошлому? Не опасно ли таких ставить на ответственные посты?

- О чем ты, Катерина?

- Да так, не о чем, просто иногда тревожно за наше будущее, - будто отмахнулась она и взялась читать бумагу, а сама пробормотала. - Говорят, из Григория выйдет хороший бригадир. Правда ли?

- Вот на посевной и глянем.

А потом еще дальше пошла - спуталась с Дмитрием Петровичем, охотно распахнув перед ним объятия. Встречались они тайно у него в кабинете. Казалось, Катерина заходила по "делу", но дела эти знамо какие были - любовные.

А после она нашептывала ему.

- Григорий-то Ермолаев, он, конечно, работяга… Но вот если посудить... Он ведь и кулаком был. Еще до моего отъезда в город я видела, как на отцовских десятинах у него Прошка-пьяница трудился. Разве то не наемный труд? И откуда, спрашивается, у его отца были лишние две десятины земли?

- Ну так, - отмахивался Дмитрий Петрович. - В колхоз вступил, добро на обобществление внес, работает добросовестно. Никаких претензий к нему нет.

- Это ты так думаешь. А я вот не раз слышала и наблюдала... Много чего наблюдала... Характер у него независимый. Слово против начальства может сказать, как раз плюнуть. Это ж вредитель в колхозе может выйти, а оно тебе надо? Или надо ли это и председателю колхозному? Ты-то уедешь в город, а нам тут оставаться, совсем без тебя крылья расправит.

И каждый раз Катерина ему какую-нибудь пакость нашептывала. Она училась языку доносов быстро: социально чуждый элемент, скрытое недовольство, потенциальный вредитель. Все эти формулировки она использовала, едва заводила речь о Григории.

Дмитрий слушал её и кивал. А потом стал вникать в эти слова и интересоваться.
Ему нужны были разоблачения, чтобы отчитаться о бдительности в город. А Катя была удобным инструментом - своя, из деревни, но с пролетарским фабричным прошлым.
Её всё-таки взяли в сельсовет на работу - Кате предстояло вести учет населения, записывать кто родился, кто умер, кто женился, так же ей вменялось писать объявления и собирать сходку.. Для Кати это был большой шаг.

Она начисто забыла про свою апатию, снова румянец появился на щеках, но не от здоровья, а от лихорадочной активности. Она с презрением смотрела на сестру, возившуюся с детьми, кормившую корову и пекущую хлеб, думая о том, что Полина как клуша себя ведет, и ничего ей более не интересно.

Григорий чувствовал холодок от Катиных взглядов, но не придавал значения. Он был поглощен работой в только что организованном колхозе, заботами о своих детях и встречами с Полиной. Однажды вечером, провожая её до калитки, он, наконец, заговорил, с трудом подбирая слова:

- Поля… Нелегко нам обоим. Детишкам моим мама нужна, а они к тебе тянутся. Я же не прочь быть отцом для Дусеньки. Может быть, нам... Пожениться, может?

Полина улыбнулась и погладила его по щеке.

- Ну наконец-то, дождалась я от тебя этих слов. Долго же ты думал, Гриша...

- Думал я недолго - решался целую вечность, - он обнял её.

Они условились, что после уборки урожая распишутся в сельском совете. Эта новость, хоть как таковой-то неожиданной она не была, разозлила Катю. Её план рушился - замужняя Полина, которая уйдет в дом Григория и обрастет новыми заботами, а то и вновь станет мамой, уже не сможет быть бесплатной нянькой для Ванюшки. А главное, что зависть душу съедала, ведь простого женского счастья ей пока не видать.
Не любила она Дмитрия Петровича, и знала, что она для него временное "пристанище". И что в городе жена у него есть, знала, и что ребенок имеется - тоже была осведомлена, а стало быть, вернется он к ним.
Злость ослепила её еще сильнее, когда Полина, улыбаясь, достала ткань для нового платья на роспись.

На следующий день в сельсовете была её первая сигнальная записка. В ней со всей подлостью она описала, как Григорий Ермолаев, будучи в прошлом зажиточным крестьянином, нанимал людей для работ, а недавно якобы разговаривал с кем-то вечером у своего двора. Кто был, она не разглядела, но слова слышала. Мол, вся эта колхозная ерунда скоро лопнет, как мыльный пузырь, а активисты сядут в лужу со своей коллективизацией.

Этого было достаточно. Через два дня на рассвете за Григорием пришли. Арест был быстрым и его увезли в уезд. В деревне прошел гул, но тут же стих - страх уже витал в воздухе. Многие недоумевали, кто же такой собеседник Григория, с которым он делился такими словами? И стали поговаривать, что, может быть, никого и не было, а Катьке почудилось?

Полина, когда прибежала к нему, застала только плачущих Степана и Машу. Она успокоила детей и направилась в селський совет, где и узнала, от чьего имени был донос. Катя и сама не скрывала. Сидя на стуле и рисуя плакат, она жестко произнесла:

- Нечего на меня смотреть. Я долг свой исполнила. Каждый гражданин обязан изобличать вредителя. Ты что же, Полька, совсем ничего не видишь? Он тебе голову морочил, а сам тем временем против власти думки держал. Как хорошо, что он вообще запаздывал с предложением.

- Ты что же такое говоришь, Катя? - пот выступил на лбу у Полины. - Ты чего несешь?

- Полька, ты же подумай... Вот вышла бы замуж за него, выяснилась вся правда, так и ты бы пострадала, и Дуня твоя. А если бы еще ребенок был? Нет уж, я сделала, как лучше. Пусть будет всё по-прежнему - ты дома, за хозяйством с детишками приглядываешь, а я тут буду вести общественную жизнь.

- Я поняла, Катя. Я уже давно всё поняла. И сейчас убедилась окончательно - ты не хочешь, чтобы я замуж выходила, потому что боишься няньку для Ванютки потерять в моем лице?

Катя молча смотрела на сестру, лишь губы её скривились в ухмылке.

Полина развернулась, пошла домой, где с Ванюткой Дуня оставалась. Взяв годовалого племянника на руки, она вернулась с ним в сельский совет и усадила мальчонку прямо на колени его матери.

А потом отправилась домой, собрала вещи и ушла из своего дома в избу Григория.

Обняв Степу и Машу, она прошептала им:

- Всё будет хорошо. Справедливость восстановится, папка ваш домой вернется. А покуда нет его, я вас не дам в обиду.

- Тётя Глаша сказала, что в детский дом нас отвезут, это правда? - спросила испуганная Маша.

- Никто вас не отвезет. Никому я вас не отдам. А ежели и правда такое может случиться, так сама лично отправлю вас к вашей тетке в Соловьевку.

Но никто детей не трогал, хотя Катя старалась и писала бумаги об определении их в приют. Дело в том, что в районе был всего один детоприемник, и тот забит до отказа. Начальство в селе видело, что Степан и Маша сытые, что чистые ходят, Полина к ним по-доброму, вот и оставили их в покое.

Но в то же время Полина не собиралась просто так сдаваться и опускать руки. И тем более, спускать всё сестре. Перво-наперво она велела Катерине выметаться из её дома.

- Чего вдруг? Ты живешь в доме Григория, вот там и оставайся. Или боишься, что после суда его заберут? - Катя не желала покидать дом Полины.

- Вот будет суд, тогда и посмотрим. Этот дом мой, от мужа мне достался. А ты иди к тетке в избу нашей бабушки. Тем более, дом Григория и правда могут забрать, тогда я Степана с Машей сюда приведу.

- Ты меня с ребенком выгоняешь? А как же Ванюшка, ты же его любишь, неужто вот так возьмешь, и на улицу дитя выставишь?

- Ты можешь Ваню со мной оставить, всё равно нет тебе до него дела. Или боишься осуждения? Да! Ты его боишься и будешь стараться вести себя образцово.. Ты же теперь у всех на виду. Ступай, Катерина, к тетке. А можешь к Дмитрию Петровичу своему. Приласкаешь, а там, глядишь, угол какой даст. Завтра чтобы тебя здесь не было!

Екатерина всё же наутро ушла и поселилась в избе сухонькой старушки Лукьяновны, забрав с собой сына.

И в то же время, несмотря на ссору с Полиной, Катя торжествовала - её хвалили за бдительность, ей поручали разные общественные работы. Но очень скоро она поняла цену своего успеха - в деревне её теперь ненавидели и боялись. За ней закрепилось прозвище "доносчица". С ней перестали разговаривать даже те, кто раньше сочувствовал. Вернее, говорили, но сухо, стараясь быстрее завершить разговор. Её не звали на посиделки, не сплетничали с ней, и ничем не делились. А Ванюшка, оставшись без ласки Полины и Григория, целыми днями плакал, что вызывало в ней только раздражение и злость.

***

Разбирательство тянулось почти полгода, хоть изначально и нашелся тот самый сосед, с которым вечером Григорий разговаривал, но совсем о другом - о мёде для детей. Он прибыл в уездную комиссию и поклялся, что никаких таких разговоров не было и быть не могло. Но Григория всё допрашивали и допрашивали, каждую неделю вызывали по одному свидетелю, и каждый из них говорил только доброе про мужика. А потом... Пошли от Катерины и другие доносы. Два подтвердились, три - нет. И соседи уверяли органы, что Катерина назло сестре и из зависти к ней ложный донос написала.

Тогда приехали за ней. В тот день Полина видела, как увозят её сестру, а рядом со двором стоит Лукьяновна, держа на своих немощных руках Ванюшку. Подойдя к ней, Полина забрала племянника из её рук.

- Увезли, горемычную. Неужто правда, ложные доносы строчила твоя сестра? Как же так может быть, Полина? Я ж её с малого возраста помню.

- Анна Лукьяновна, не знаю я ничего. Но там разберутся во всем.

- С Гришкой вот уж полгода разбираются...

- Всё будет хорошо.

- Хорошо, может, и будет. Только вот уж совсем трудно мне одной, а от Катьки хоть малая, да помощь мне была. Эх, снова одной куковать... - вздохнула старушка.

- Анна Лукьяновна, говорят, что у Федотовых сын женится, а некуда ему жену привести. Вы одиноки, пустили бы к себе молодых. Им крыша над головой, а вам уход и досмотр, - попросила Полина за соседей.

- А пусть приходят, пусть, - закивала радостно Лукьяновна. - Пашка Федотов хороший парень, и родители у него порядочные. У меня изба крепкая, хоть и малая, разместимся уж. А там помру и дом им останется...

Придя домой с Ванюшкой на руках, Полина пошла к соседям и сказала про то, что Катьку увезли в город, что Пашка их может жену в дом Анны Лукьяновны принести.

- А ежели Катька твоя вертается, что тогда? - спросила Дарья Федотова.

- Тогда пусть ищет себе другой угол, - ответила Поля.

- Да уж, Полинка... Как же так вышло, что две сестры от одних родителей столь отличны?

Полина ничего не ответила, развернулась и пошла в дом, где теперь её ждали аж четверо детей.

Вскоре, буквально через восемь дней она узнала, что Екатерина созналась в ложных доносах, в том числе и на Григория.

Его отпустили, как отпустили и кузнеца Иванова Максима, на которого тоже была кляуза составлена, и учительница Вера Васильевна вернулась в школу, на которую Катя так же донос писала.
Когда Григорий переступил порог своего дома и увидел Полину, слов не нашлось. Они просто бросились друг другу в объятия.

ЭПИЛОГ

Свадьбу сыграли тихо, без лишних людей. На ней не было Кати, и долгое время её еще не будет в селе. Она, уличенная во лжи, была осуждена и отправлена в лагеря за недостоверные показания - попросту говоря, доносы.

Полина вырастила не только детей Григория и свою Дуняшу, но и Ванюшку и еще двух сыновей Мишу и Васю, которых родила своему мужу.
Григорий не был призван на фронт, так как во время Великой Отечественной войны уже председательствовал в сельском совете, да и не годен был по службе - он повредил руку в тридцать восьмом году, и стрелок из него был бы никудышный.

Катя так и не вернулась в село после отбывания наказания. Видимо, чувства материнские у неё не проснулись, а может быть, посчитала, что Ване и с Полиной будет хорошо.
А Ваня и правда, знал только одну любящую мать - Полину. И отец с ним рядом был заботливый и внимательный.

Спасибо за прочтение. Другие рассказы можно прочитать по ссылкам ниже:

Так же, если вы любите читать рассказы на современную тематику, предлагаю вам к прочтению работы молодого автора. Канал След на душе. Семейные рассказы.