След на душе | Семейные рассказы

Звонок в дверь ударил в тишину, когда Светлана доедала гречку — одна, как последние восемь лет. — Мам, это я! Она отложила ложку. Олег никогда не заезжал просто так. Тем более в девять вечера, в декабре, когда от метро до её дома — пятнадцать минут по гололёду...

При гостях Анна Петровна сказала: «Серёжа, ты бы научил жену посуду мыть, а то от неё толку, как от кошки — только кормить». Соседка Валентина Ивановна хихикнула, Сергей уткнулся в телефон, а Катя почувствовала, как ногти впиваются в ладони под столом...

«Только, пожалуйста, не отменяйте в последний момент, как в прошлый раз. Очень неприятно готовиться и ждать». Алина перечитала сообщение трижды. В прошлый раз она лежала с температурой тридцать девять и семь...

Жёлтый цыплёнок смотрел на неё с обоев, которые она клеила три дня подряд. Непропорционально большие глаза, кривые лапки, а рядом — зелёным фломастером: «Мама, я тебя люблю». Галина стояла в дверях детской, чувствуя, как остывает чай в стакане...

Цветы лежали на кухонном столе, упакованные так, как упаковывают обязанность. Безупречно ровные стебли, глянцевая лента, пятнадцать алых роз. Ровно столько, сколько полагается жене после тридцати лет брака...

Счёт за коммуналку снова пришёл на её имя. Восемь тысяч двести. Любовь посмотрела на цифры и впервые подумала: а что, если не платить? Мысль была дикой, невозможной — за шестьдесят три года она ни разу не пропустила ни одного платежа...

Леонид позвонил в семь утра и сказал, что мать — жадная женщина, которая хочет содрать деньги с родного сына. Наталья Владимировна положила трубку и впервые за много лет не заплакала. Она сидела на кухне,...

Запись в трудовой книжке заняла три строчки, а обнулила пятнадцать лет. Анна смотрела на неё, пока кадровый работник собирала документы. Старший бухгалтер. Пятнадцать лет в «Стройинвесте». Сорок семь тысяч в месяц...

Максим купил ей тюльпаны — семь штук, как каждую пятницу. Всегда семь. Всегда тюльпаны. Анна поставила их в вазу и почувствовала ровно ничего. Она давно заметила: соседи смотрят друг на друга иначе. Украдкой, с голодом...

— Я ухожу, Таня. К Свете. Татьяна стояла у плиты, помешивая борщ. Деревянная ложка продолжала двигаться по кругу — три секунды, пять, десять — пока смысл слов не дошёл до сознания. — Что? Андрей сидел за столом, теребя край скатерти...

— Джордж с Виолеттой приедут тридцать первого. Как обычно. Татьяна не обернулась. Продолжала резать морковь — ровные оранжевые кружочки падали на доску. — Ты слышала? — Сергей подошёл ближе, положил руки ей на плечи...

Пятьдесят лет я хранила письмо, на которое так и не ответила. Галина Михайловна произнесла это вслух — и сама удивилась. Слова вырвались сами, без разрешения, когда Анна спросила: «Мам, а ты когда-нибудь жалела о чём-то по-настоящему?» Обычный декабрьский вечер. Чай остывал в чашках. Михаил ковырял ложкой варенье. И вдруг — тишина. — Какое письмо? — Анна отложила телефон. Галина Михайловна посмотрела на дочь — тридцать пять лет, серые глаза, упрямый подбородок. Точная копия. И тот же затравленный...