Вика ушла из-за приезда его матери, против которого он
— Викусь, можно мама у нас немного поживет? — Алексей произнес это бодро, отводя взгляд в сторону запотевшего от кипящего чайника окна их маленькой кухни. — У нее на работе эти... перестановки. А по кредиту еще платить и платить.
Они поженились три месяца назад и, как сотни других пар, рванули из тихого уральского городка покорять Москву. Столица встретила их прохладно, но не отказала: Леша устроился айти-разработчиком в небольшую фирму, Вика — копирайтером на удаленку.
Их новый мирок теперь умещался в тридцати квадратных метрах студии в панельной высотке на окраине. Комнатка с раскладным диваном, микрокухня, совмещенный санузел и балкон, заваленный коробками. Но это было их царство. Они жили скромно, но уже строили планы: летом, если получится собрать нужную сумму, к морю, а может быть даже и в Абхазию.
Со свекровью, Ларисой Дмитриевной, у Вики отношения были ровные, почти теплые. Лариса Дмитриевна отличалась деятельным энергичным характером. Женщина постоянно генерировала разные идеи и пыталась так или иначе воплотить их в жизнь.
Когда-то она держала маленький магазинчик тканей и товаров для рукоделия, но бизнес не пошел, остался долг. Работала потом, где получится, попутно выстраивая разные схемы дополнительного заработка. На последнем месте — администратором в частной клинике произошел конфликт из-за невыплаты премии, что стало последней каплей.
— Меня, с моим-то опытом, сынок, решили обмануть! — возмущалась она по телефону, жалуясь сыну. Подходящих вакансий в городе не оказалось, и Лариса Дмитриевна, с легкой руки своего нового гражданского мужа, решила: надо ехать в Москву, там можно быстро заработать хорошие деньги.
— Я поживу у вас всего две недели, Алешенька...Я мигом устроюсь!
Эта идея вообще не понравилась Вике и поселила в ней холодный, тяжелый комок неприязни. Две недели? В их скворечнике, где каждый сантиметр, можно сказать, на счету? Молода женщина работала дома, и ей просто необходима была тишина, сосредоточенность и возможность ходить в удобной одежде с элементом расхлябанности.
А Лариса Дмитриевна была человеком хоть добрым, но властным. Ее так называемое теплое отношение к невестке всегда было с нотами назидательности, словно она одобряла выбор сына, но с немалыми оговорками.
Вика ясно видела, как эти пару недель превратятся в месяц, как на крохотной кухне воцарятся ее порядки, как каждая покупка будет обсуждаться, а их планы на отпуск — подвергнутся трезвому анализу с выводом: "Да за эти деньги лучше ремонт сделать!"
— Леш, нет, — сказала Вика тихо, но твердо, отодвигая кружку. — Я понимаю, что это твоя мама. Но это наш дом. Начало нашей с тобой совместной жизни без посторонних людей. Даже месяц такого сосуществования— и мы сойдем с ума. Мы можем немного помочь деньгами на съем комнаты, может быть помочь с поисками... Но пустить ее сюда — это...это просто...
Алексей смотрел на нее с недоумением, будто она говорила на непонятном языке.
— Ты чего такая бездушная? Чужим помогаем, а родной матери крышу над головой на неделю отказать? Она ради меня горы сворачивала! — голос мужчины приобрел стальной оттенок. — Просто потерпи немного. Она не вовсе не монстр.
"Потерпи". Это слово просто взбесило Вику. Оно звучало как приговор, как обесценивание ее страхов, ее права на этот островок личного пространства в огромном, пороф таком беспощадном городе.
Молодая женщина не сдавалась и продолжала доказывать, сжимая край стола, о том, что их брак — это союз двух взрослых людей, а не расширенная семья, что они только выстраивают свои границы. Но Алексей лишь повторял, как мантру, про долг, про жертвы, про то, что "надо быть человеком".
Они спорили чуть ли не до хрипоты, пока Вика не почувствовала, что задыхается. От бессилия на глаза навернулись слезы от горького осознания тупика.
— Если она переступит этот порог, я уйду, — упрямо выдвинула последний аргумент молодая женщина, — я не смогу. Это мое последнее слово.
Испуг мелькнул в глазах Алексея. Он отступил, пробормотал — "ладно, ладно, не кипятись", обнял ее, слегка целуя в висок. Вика слегка и успокоилась, решив, что правда на ее стороне.
А через два дня, вернувшись с работы, Алексей сообщил, глядя в пол:
— Мама приезжает завтра. Все же поживет недельку. Я нашел ей вариант — сиделкой к старушке в Тушино, там и жить будет. Но ей перед этим нужно будет перекантоваться у нас все же, потому что у мамы есть еще кое-какие планы на это время в Москве. Вика...Я не мог отказать.
В тишине, которая воцарилась после этих слов, был слышен только гул магистрали за окном. Вика вдруг увидела перед собой не того Лешу, сильного статного парня, за которого она вышла замуж по взаимной симпатии, а послушного мальчика, который боится отказать слишком властной маме.
Как оказалось, ее доводы, ее слезы, ее ультиматум — все было просто шумом, помехой на пути выполнения его сыновьего долга. Молодая женщина ничего не ответила Алексею. И поджав губы, молча прошла в комнату, достала из-под кровати дорожную сумку-торбу и стала складывать туда вещи: ноутбук, зарядки, косметичку, пару футболок, джинсы. Делала она это методично, без суеты.
Алексей, не зная, что делать, застыл в дверном проеме, его лицо было бледным и растерянным.
— Что ты делаешь? Вика, давай поговорим!
— Мы уже говорили, — молодая женщина демонстративно спокойно застегнула молнию. — Ты все решил сам. Теперь живи с этим решением. И поживи с мамой. Пусть она тебя кормит борщом и рассказывает, как правильно жить. Возможно, я вернусь. А возможно, и нет. Решать это уже не тебе.
Вика натянула куртку, перекинула сумку через плечо и, не оглядываясь, вышла, притворив за собой дверь.
Алексей же остался стоять посреди их студии, которая в один момент перестала казаться уютным гнездышком. На столе остались стоялть две кружки с недопитым холодным чаем. На диване лежал скомканный плед, под которым они смотрели фильмы.
Мужчина подошел к окну, надеясь увидеть ее на автобусной остановке внизу, но увидел только мокрый асфальт и отражение своего потерянного лица в темном стекле.
В маленькой студии, всего полчаса назад бывшей милым уютным мирком, теперь царила оглушительная тишина, подсвечиваемая красным огоньком зарядного устройства рабочего ноутбука Вики забытого ею в поспешном решении доказать свою правоту и немедленно уйти.