Часть 1. Чужой запах в родных стенах
Ключ в замке повернулся с противным скрежетом, словно металл сопротивлялся тому, чтобы впустить меня в собственную квартиру. Этот звук всегда меня раздражал, но Юра, мой муж, каждый раз отмахивался: «Смажу потом, Лида, не зуди». Сегодня скрежет показался мне предсмертным хрипом нашей семейной жизни, хотя я этого ещё не знала.
Я вошла в прихожую и тут же замерла. Воздух был другим. Вместо привычного аромата моего лавандового диффузора и едва уловимого запаха сварочной робы, которую Юра часто бросал на пуфик, пахло чем-то приторно-сладким. Дешёвые духи с нотками пережаренной ванили и мускуса. Этот запах висел в воздухе плотной, удушающей пеленой.
— Юра? — позвала я, снимая промокшие от осеннего дождя сапоги.
Тишина была не пустой, а выжидающей. Я прошла в гостиную. На нашем диване, который мы выбирали три месяца, споря до хрипоты о цвете обивки, сидела незнакомая девушка. Совсем молодая, лет двадцати пяти, с ярко-рыжими волосами и наглым взглядом. Она держала в руках мою любимую керамическую кружку с ручной росписью и пила мой чай.
Юра стоял у окна, спиной к ней, но лицом ко мне. Он не выглядел испуганным или застигнутым врасплох. На его лице, широком, с грубыми чертами лица, которые я когда-то находила мужественными, читалось спокойствие человека, который давно всё решил.
— А вот и Лида, — произнёс он ровным тоном, словно объявлял следующую остановку в автобусе. — Знакомься, это Оксана.
— Что здесь происходит? — мой голос дрогнул, скатившись на шёпот. Сумка с методичками выпала из рук, глухо ударившись об пол.
Оксана демонстративно сделала глоток, оставив на краю кружки жирный след помады цвета фуксии.
— Мы живём теперь здесь, — ответил Юра, делая шаг вперёд, словно загораживая собой пространство. — Я долго думал, Лида. Так больше продолжаться не может. Мне нужна свежесть, энергия. Ты... ты стала скучной. Методист. Вечно в бумажках, вечно уставшая. А Оксана — это огонь.
Я смотрела на него и не узнавала. Семь лет брака. Я помнила, как он просил деньги на курсы повышения квалификации, как я оплачивала его долги за разбитую машину, как мы делали этот проклятый ремонт, где он, правда, варил трубы, но материалы покупала я. И теперь этот «Сварщик» стоял посреди моей гостиной и говорил мне о свежести.
— Ты привёл её в мой дом? — спросила я, осознавая, как к горлу подступает тошнота.
— В наш дом, — поправил он жёстко. — Я вложил сюда душу. Мои руки здесь в каждом уголке. Балкон кто стеклил? Я. Трубы кто менял? Я. Так что не надо тут якать.
Оксана хихикнула, по-хозяйски поджав ноги под себя.
— Юрчик сказал, что ты понятливая. Что мы сможем договориться. У вас же двушка. Ты можешь пока пожить в маленькой комнате, а мы займём спальню. Ну, пока ты не найдёшь себе что-то другое.
НАГЛОСТЬ этой фразы ударила меня сильнее, чем сам факт измены. Они не просто спали вместе. Они обсудили меня, распланировали мою жизнь, поделили мои квадратные метры, словно я была уже покойницей или мебелью.
Часть 2. Королевство кривых зеркал
— Пойдём на кухню, — сказал Юра, видя, что я начинаю задыхаться. Он взял меня за локоть, но я дёрнулась, как от ожога.
Мы прошли на кухню. Это было второе место действия нашей трагедии. Здесь всё было пропитано уютом, который я создавала годами. Салфетки, баночки со специями, занавески, которые я шила сама. Теперь всё это казалось декорацией к плохому спектаклю.
Юра сел на стул, широко расставив ноги, всем своим видом показывая: он здесь хозяин.
— Лида, давай без сцен, — начал он, барабаня пальцами по столу. — Это не интрижка. Это серьёзно. Оксана беременна.
Мир качнулся. Мы пытались завести детей три года. Врачи говорили, что здоровы оба, но ничего не получалось. И вот, эта рыжая девица, которая без спроса пьёт из моей кружки, носит его ребёнка.
— И что ты предлагаешь? — спросила я. Голос звучал чужим, механическим.
— Я же сказал. Ты переезжаешь в малую комнату. Временно. Я понимаю, квартира оформлена на тебя, это наследство твоей бабки. Но по закону супруги имеют право на жилплощадь, если вложены средства в улучшение. Я вложу иск в суд, докажу, что ремонт увеличил стоимость вдвое. Окна, проводка, сварка лоджии... Ты устанешь пыль глотать по судам.
Он блефовал. Или искренне верил в свою правоту. Юра всегда был жадным, но я принимала это за хозяйственность. Теперь его жадность обрела форму монстра.
— Ты хочешь, чтобы я жила с тобой и твоей беременной любовницей в одной квартире?
— Ну а что? Ты женщина интеллигентная, — ухмыльнулся он. — Поможешь Оксанке, она молодая, неопытная. Тебе всё равно заняться нечем по вечерам, кроме твоих планов уроков. И вообще, Лида, я мужик. Мне нужно продолжение рода. А ты... ты пустоцвет.
Слово «ПУСТОЦВЕТ» повисло в воздухе, тяжёлое, как булыжник. Он знал, куда бить. Он знал все мои болевые точки и нажимал на них с садистским удовольствием.
— Уходи, — тихо сказала я.
Юра рассмеялся. Громко, раскатисто.
— Щас, разбежался. Это мой дом. Я здесь прописан. И я никуда не пойду. А если тебе не нравится — дверь там. Вали к своей подружке Светке или к брату в общагу. Мне всё равно. Но Оксану я не выгоню.
Я посмотрела на стол. Там лежал кухонный нож. Моя рука дёрнулась к нему, но разум, холодный голос методиста, остановил меня. Нет. Не так.
Я встала. Ноги были ватными.
— Хорошо, — сказала я.
Юра торжествующе посмотрел на дверь гостиной, где, наверняка подслушивала Оксана.
— Вот и умница. Я знал, что ты слабая. Собирай вещички первой необходимости и освободи спальню к вечеру. Оксана хочет распаковать чемоданы.
Я вышла в прихожую, накинула плащ, схватила сумку и, не оглядываясь, выбежала на лестничную площадку.
Часть 3. Холодный асфальт реальности
Улица встретила меня ледяным дождём. Я шла, не разбирая дороги, наступая в глубокие лужи. Вода заливалась в сапоги, но я не чувствовала холода. Внутри меня бушевал пожар.
Я дошла до сквера через два квартала. Здесь, на этой самой скамейке, пять лет назад Юра клялся мне в любви, когда я продала дачу родителей, чтобы купить ему первую профессиональную сварочную установку. «Мы — команда, Лидуся, — говорил он тогда. — Мы горы свернём».
Я села на мокрую скамейку. Мимо пробегали люди, прячась под зонтами. Никому не было дела до женщины, которая сидела под ливнем и смотрела в одну точку.
Предательство. Оно имеет вкус железа во рту. Но страшнее предательства было унижение. Он не просто изменил. Он хотел отобрать у меня всё: дом, достоинство, память. Он рассчитывал на мою мягкость. «Лида неконфликтная», «Лида потерпит», «Лида интеллигентка».
Он думал, что я испугаюсь скандала, судов, грязи. Что я покорно ужмусь в уголок, пока он будет строить новую жизнь на моих костях.
Страх. Сначала был страх остаться одной. Страх потерять статус замужней женщины. Но сейчас, под ледяными струями дождя, страх исчезал, уступая место чему-то другому. Чему-то тёмному, тяжёлому и очень горячему.
Я вспомнила его ухмылку. Вспомнила помаду на моей любимой чашке. Вспомнила слово «пустоцвет».
— Нет, — прошептала я в темноту сквера. — НЕТ.
Я достала телефон. Руки дрожали, но я набрала номер Светы.
Часть 4. Чай с привкусом мести
Квартира Светы была полной противоположностью моей. Творческий беспорядок, яркие картины на стенах, запах кофе и корицы. Света, моя коллега и лучшая подруга, слушала меня молча, только иногда подливая коньяк в горячий чай.
Я не плакала. Слёзы высохли ещё в сквере. Я ходила по комнате, и с каждым шагом моя злоба росла.
— Он сказал, что отсудит долю за ремонт? — переспросила Света, прищурившись.
— Да. Сказал, что вставил окна и застеклил балкон.
— А чеки? Договоры?
— Всё на мне. Материалы оплачивала я со своей карты. Договор с оконной фирмой на моё имя. Он там только руками работал, да и то... половину переделывать пришлось, мастера вызывали.
— Значит, юридически он никто, — резюмировала Света. — Прописка не даёт права собственности. Ты можешь выписать его через суд как бывшего члена семьи. Но это долго.
— Я не хочу долго, — прорычала я. Во мне просыпалась истерика, но это была не та истерика, когда женщина бьётся в конвульсиях на полу. Это была «холодная истерика». Состояние аффекта, когда мозг работает с пугающей чёткостью, а эмоции служат топливом для действий.
— Я хочу сейчас. Сегодня. Он выгнал меня из моего дома. Он положил эту девку в мою постель.
Света посмотрела на меня с опаской.
— Лид, ты выглядишь страшно. Что ты задумала?
— Он спросил, заберу ли я чашки, — вдруг вспомнила я фразу, которую он бросил мне вслед, когда я уходила. Точнее, он крикнул это из кухни: «Эй, сервиз бабкин заберёшь или нам оставить?».
Во мне что-то щёлкнуло. Финальный предохранитель сгорел.
— Я заберу всё, Света. Я заберу каждый атом, который принадлежит мне.
Я вскочила. Гнев бурлил во мне, как лава. Я больше не была методистом Лидией. Я была фурией.
— Поехали, — сказала я.
— Куда?
— Домой. Мне нужна помощь. Звони братьям.
Светины братья, два огромных парня, работающих грузчиками, приехали через полчаса. Они не задавали лишних вопросов, увидев моё лицо.
Часть 5. Симфония разрушения
Дверь открылась своим ключом. Я ворвалась в квартиру как ураган. Следом за мной вошли Света и её братья — Антон и Виктор.
Юра и Оксана сидели в гостиной и смотрели телевизор. Мой телевизор. Они ели пиццу. Коробка стояла прямо на полированном столике, без подставки.
— Ты чего вернулась? — лениво спросил Юра, даже не повернув головы. — Вещи забыла?
Увидев за моей спиной двух амбалов, он напрягся и вскочил. Оксана взвизгнула и натянула плед до подбородка.
— Это кто такие? Лида, ты что, бандитов привела?
Я не ответила. Я подошла к серванту. Открыла дверцу и достала тот самый сервиз, о котором он спрашивал.
— Чашки тоже заберёшь? — передразнила я его интонацию. Голос мой сорвался на крик, от которого зазвенели стёкла. — ДА! Я ЗАБЕРУ ВСЁ!
С размаху я швырнула изящную фарфоровую чашку в стену, прямо над головой Юры. Осколки брызнули во все стороны. Оксана закричала.
— Ты больная?! — заорал Юра, отшатываясь. — Ты что творишь?!
— МОЙ ДОМ! МОИ ПРАВИЛА! — ревела я. Это была истерика, да. Я орала так, что в легких не хватало воздуха. Лицо горело, слёзы текли ручьём, но я действовала с хирургической точностью.
Я хватала вещи. Вазы, книги, статуэтки. Всё, что было дорого мне.
— Ребята, выносите диван! — скомандовала я Антону и Виктору.
— В смысле диван? Мы на нём сидим! — взвизгнула Оксана.
— ВСТАЛА И ПОШЛА ВОН! — рявкнула я на неё так, что она подпрыгнула. — Это мой диван! Я его купила! Чек есть! Вон!
Оксана, подхватив свои шмотки, забилась в угол спальни.
— Лида, прекрати! Вызови полицию, Юра! — верещала она.
— Вызывай! — захохотала я, швыряя на пол стопку Юриных дисков. — Пусть приезжают! Я хозяйка! Я делаю ремонт! Капитальный!
Я подлетела к Юре. Он стоял бледный, прижавшись к стене. Он ожидал слёз, мольбы, уговоров. Он не ожидал безумия. Он не ожидал, что «тихая баба» превратится в стихийное бедствие. Страх исказил его лицо. Такой животный страх перед неуправляемой яростью женщины.
— Ты говорил, ты тут всё сделал? — я схватила со стола тяжёлую вазу. — Окна твои?
БАМ! Ваза влетела в стеклопакет. Стекло пошло трещинами, но не высыпалось.
— ТЫ ЧТО ДЕЛАЕШЬ?! — заорал Юра, хватаясь за голову. — Это же денег стоит!
— МОИХ ДЕНЕГ! — надрывалась я. — Я платила! Я ломаю! УБИРАЙТЕСЬ! ОБА! СЕЙЧАС ЖЕ! ИЛИ Я СОЖГУ ЭТУ ХАТУ ВМЕСТЕ С ВАМИ!
Я выглядела абсолютно невменяемой. Растрёпанная, с красным лицом, с безумными глазами. Я схватила его сварочную маску, которую он держал как трофей на полке, и со всей дури ударила ей об пол. Пластик треснул.
— Мой аппарат! — взвыл Юра.
— Он в гараже! А гараж записан на папу! — орала я, хотя папа умер три года назад, но гараж и правда был не на Юре. Я блефовала на грани фола, смешивая правду и бред. — Я сейчас поеду туда и оболью всё бензином! Вон!
Антон и Виктор, ухмыляясь, подошли к Юре.
— Мужик, лучше уйди, — басом сказал Антон. — Видишь, у хозяйки нервный срыв. Не ровен час, прибьёт. А мы свидетели — самообороны. Ты ж ворвался.
— Я здесь живу! — попытался качать права Юра, но голос его дрожал.
— Паспорт покажи, — спокойно сказал Виктор. — Прописка есть? А право собственности? Нету? Тогда на выход. Женщина просит.
Я метнулась в спальню. Оксана уже оделась и лихорадочно запихивала вещи в сумку.
— Чтобы духу твоего здесь не было через минуту! Подстилка! — прошипела я ей в лицо. — Забирай своего производителя и вали!
Я начала срывать шторы. С треском рвалась ткань, летели карнизы. Я разрушала этот «уют», который стал тюрьмой.
Юра понял, что проиграл. Он не мог драться с двумя амбалами, а против моей истерики у него не было оружия. Его наглость сдулась, как проколотый шарик. Жадность сменилась ужасом за свою шкуру.
— Психичка, — буркнул он, хватая куртку. — Пошли, Оксан. Она ненормальная.
— Чашки не забудь! — крикнула я и швырнула ему под ноги остатки сервиза. Осколки впились в его ботинки.
Они выбежали на лестничную площадку.
Я выскочила следом. Юра пытался застегнуть куртку, Оксана ревела, размазывая тушь.
— Ключи! — потребовала я, протягивая руку. — Ключи от квартиры и от машины! Машина тоже в кредит на моё имя взята! Отдай!
— Ты не имеешь права... — заикнулся он.
— Я сейчас заявление об угоне напишу! Прямо сейчас! — я выхватила телефон. — Света, набирай 112!
— На, подавись! — он швырнул связку ключей на пол.
Я подняла их. Сердце колотилось где-то в горле. Адреналин зашкаливал.
— И чтобы я вас больше не видела. Никогда. Ни судов, ни звонков. Появишься — я тебе такую «методику» устрою, ты сварку свою забудешь как держать.
Я захлопнула дверь перед их носами. Грохот эхом разнёсся по подъезду. Я закрыла все замки. Щёлкнула задвижка.
Тишина.
В квартире царил хаос. Разбитая посуда, сорванные шторы, перевернутая мебель. Света и её братья стояли молча.
Я села на диван. Истерика отступала, оставляя после себя звенящую пустоту и... облегчение. Дикое, невероятное облегчение.
Я посмотрела на разбитую чашку у своих ног.
— Знаешь, Света, — сказала я, поднимая осколок с узором. — А ведь я никогда не любила этот сервиз. Его свекровь подарила, он не бабушкин.
Света улыбнулась и опустилась рядом.
— Мы тут приберем, Лида. А замки завтра Антон поменяет.
Я закрыла глаза. Юра был наказан. Он остался на улице, с беременной любовницей, без жилья, без машины и без моих денег. Им придется снимать жильё, а с его зарплатой и её запросами их «лямур» разобьется о быт через месяц.
Но это было уже не важно. Главное — я выстояла. Я не ушла. Я не склонила голову. В этой разрушенной квартире, среди осколков прошлой жизни, я почувствовала себя дома. У меня впереди была ночь, чтобы поплакать, и целая жизнь, чтобы купить новые чашки. Те, которые понравятся только мне.
Автор: Елена Стриж © Канал «Рассказы для души от Елены Стриж»