Прошёл год. Не просто пролетел — он был насыщен до краёв каждодневными маленькими подвигами, бессонными ночами, первыми улыбками, первым зубом, первым «агу»
Комната Светланы преобразилась. Она всё так же была маленькой, но теперь в ней царил не унылый хаос бедности, а уютный, осмысленный порядок. На стене висели яркие развивающие коврики, собранные Оксаной у знакомых. В углу стояла не коляска-колыбелька, а настоящая, подаренная всё той же Оксаной, хорошая коляска для прогулок. На полу лежало одеяло, на котором Андрюша учился ползать, а потом и ходить, держась за край дивана.
Светлана тоже изменилась. Усталость никуда не делась, она стала её постоянной спутницей, но теперь это была усталость воина-победителя. В её глазах, всегда таких мягких, появилась стальная глубина, а в уголках губ — лучики от частых, настоящих улыбок, которые дарил ей сын. Она похудела, лицо стало более резким, но от этого — только красивее. В ней появилась какая-то лёгкость, несмотря на груз ответственности.
Она нашла свою нишу. Пока Андрюша спал днём, она не просто выполняла скучную удалённую работу. Она открыла для себя мир заработка своими руками. Начала с простого — вязала пинетки, шапочки, игрушки-амигуруми. Потом, просматривая видеоуроки, научилась делать красивые, упаковывать в целлофан и перевязывать лентами наборы для новорождённых: пелёнка, шапочка и пинетки в одном стиле. Оксана, восторженная, разметила фотографии в соцсетях, среди своих многочисленных знакомых молодых мам. Пошли первые заказы. Сначала от подруг, потом от незнакомых людей. Денег было немного, но это снова были только ЕЁ деньги, заработанные тем, что приносило радость ей и пользу другим. Она чувствовала, как растут её крылья.
Алименты от Дмитрия приходили исправно, по решению суда. Она клала их на отдельный счёт. «На образование Андрюше», — говорила она себе. Пользоваться этими деньгами в быту ей было противно. Они были как грязные, хоть и законные. Её гордость, выстраданная и закалённая, не позволяла.
Про Дмитрия она не вспоминала. Совсем. Как будто он и правда умер в ту ночь. Изредка Оксана, щадя её, сообщала обрывки слухов от общих знакомых: спился совсем, работу потерял, квартиру забрал банк, он живёт в какой-то общаге, опустился. Светлана слушала молча и кивала. Ей было всё равно. Его падение было логичным финалом истории, в которой он сам выбрал роль подлеца и дурака. Никакого удовлетворения, никакой жалости. Просто факт.
Однажды солнечным майским днём она гуляла с Андрюшей в парке недалеко от дома. Он уже уверенно топа́л, держа её за руку, тыкая пальчиком на голубей и что-то радостно лопоча на своём детском языке. Она купила ему шоколадное мороженое в вафельном стаканчике, и он, весь перемазанный, сиял от счастья. Она смотрела на него, вытирая ему салфеткой щёки, и её сердце переполнялось таким тёплым, спокойным, абсолютным счастьем, что ей хотелось плакать от умиления. От благодарности. За то, что он есть. За то, что она справилась.
Именно в этот момент она увидела его.
Дмитрий сидел на дальней скамейке, у края парка, возле зарослей сирени. Она узнала его не сразу — так он изменился. Сильно похудевший, в грязной, помятой одежде, с пустым взглядом, устремлённым в никуда. В руках он держал открытую бутылку вина. Рядом с ним на скамейке сидел такой же как и он бомж, они о чём-то тихо разговаривали. Это был не просто упавший человек. Это была развалина. Тень.
Андрюша потянул её за руку, желая идти к качелям. Она машинально повела его в другую сторону, подальше от той скамейки. Не из страха. Из брезгливости. Чтобы это зрелище, это олицетворение распада и слабости, не запало даже краем глаза в сознание её сына.
Они прошли мимо вдалеке, и она почувствовала на себе его взгляд. возможно он узнал её. Его глаза, мутные и потухшие, на секунду оживились, в них мелькнуло что-то — стыд? боль? мольба? Он даже привстал было, но его собутыльник что-то сказал, дернул за рукав, и Дмитрий снова бессильно опустился на скамейку, уткнувшись в свою бутылку и отхлебнув из неё.
Светлана не обернулась. Не ускорила шаг. Она просто шла, держа за руку своего солнечного, липкого от мороженого мальчика, и чувствовала, как последний, невидимый груз спадает с её плеч. Она увидела финал его истории. И этот финал был так же закономерен и безрадостен, как её собственный — светел и полон жизни. Справедливость мира, в котором она перестала верить, вдруг проявилась в самой наглядной, почти жестокой форме. Тот, кто сеял боль и предательство, пожал пустоту и распад.
Вечером того же дня, уложив Андрюшу спать, она сидела за своим маленьким столом и завязывала бантик на очередном подарочном наборе. Включила тихую музыку. За окном темнело, в её окно светило одно-единственное яркое созвездие — окно Оксаны напротив. Она думала о том дне в парке. И поняла, что не чувствует ничего. Даже того мимолётного удовлетворения, которое, казалось бы, должно было быть. Было лишь лёгкое сожаление, как о сгнившем плоде, который когда-то казался сочным и желанным. И огромная, безмерная благодарность за то, что её путь лежал в другую сторону.
Она взяла со стола единственную оставшуюся вещь, связанную с прошлой жизнью — старую тонкую серебряную цепочку, которую она купила, в день знакомства с Дмитрием. Не его подарок, но память связанная с ним. Она подошла к окну, открыла форточку. Ночь была тёплой, пахло сиренью и свободой. Она разжала пальцы и выпустила цепочку в темноту. Услышала тихий звон о асфальт где-то внизу, во дворе. Не было в этом жеста отчаяния или протеста. Было ритуальное, тихое прощание. С последним амулетом той, старой Светланы. Той, которая верила в сказки и была готова ради них терпеть боль.
Теперь она была другой. Матерью. Творцом. Хозяйкой своей, маленькой, но непоколебимой вселенной.
Она закрыла форточку, вернулась к столу, закончила завязывать бантик. Завтра этот набор повезут новорождённой девочке. Он был нежно-розовым, с крошечной вязаной розой. В нём была частичка её тепла, её умения, её новой жизни.
Она выключила свет, подошла к кроватке. Андрюша спал, разметавшись, его пухлая щека прижата к любимой игрушке — плюшевому зайцу, которого связала она. Она поправила на нём одеялко, поцеловала в лобик. Он что-то промычал во сне и улыбнулся.
Светлана села на край своей кровати, обняла себя за плечи и смотрела в темноту, озарённую только светом уличного фонаря. Она думала о будущем. О том, что скоро Андрюша пойдёт в садик, и она сможет работать больше. Может, даже открыть свою маленькую онлайн-лавку на Озоне с вязаными вещами. Она думала о том, чтобы записаться на курсы, научиться чему-то новому. Она думала о простых радостях: поездке на море с сыном, когда он подрастёт, о совместных прогулках в парке, о чтении книг на ночь.
В её жизни не было мужчины. Не было громкой карьеры. Не было роскоши. Но было главное. Было чувство, что она стоит на своей земле. На земле, которую отвоевала сама, ценой слёз, боли и невероятного труда. Было тихое, глубокое достоинство. Была безусловная любовь, которая грела её изнутри, как маленькое, но никогда не угасающее солнце — любовь её сына.
Женщина легла, укрылась одеялом и закрыла глаза. Завтра будет новый день. Будет рано вставать, готовить кашу, гулять, работать, играть с Андрюшей, вязать. Будет трудно. Но будет счастливо. Потому что это будет её день. Её жизнь. Выбранная, выстраданная и заслуженная.
А где-то там, в холодном подъезде или на грязной скамейке, одинокий человек допивал свою бутылку, пытаясь забыть о том, что у него когда-то была жена и сын. И что он сам, своими руками, вычеркнул себя из их жизни. Навсегда.
Светлана уснула с лёгкой улыбкой на губах. Её сон был спокойным и безмятежным. Потому что она знала — самое страшное уже позади. А впереди, каким бы трудным ни был путь, её ждало только одно — жизнь. Её жизнь. Настоящая
Продолжение готово:
Понравился рассказ? Тогда жмите на черный баннер ниже, чтобы отблагодарить автора за труд ДОНАТОМ:
Первую часть вы всегда можете прочитать по ссылке, если пропустили:
Читайте и другие наши истории:
Это не трудно: оставьте хотя бы пару слов нашему автору в комментариях и нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы ничего не пропустить и дальше. Виктория будет вне себя от счастья и внимания!