— Ты меня конечно извини, но ты мне изменяла и обманывала. И обманываешь до сих пор. Не мой это ребёнок и точка!
Слова прозвучали негромко, но с такой ледяной, выверенной чёткостью, будто Дмитрий произносил вердикт, а не начинал разговор. Он не смотрел на неё, сидящую напротив за кухонным столом, где ещё не убрали тарелки от ужина, который она старалась приготовить особенно вкусно, потому что он в последнее время так много работал и уставал. Он смотрел куда-то в пространство над её головой, изучая узор на шторах.
Светлана замерла с чашкой травяного чая в руках. Чай был тёплым, с мятой, он должен был успокаивать. Теперь он обжёг пальцы.
— Что?.. Дима, о чём ты?
— О ребёнке, — он перевёл на неё взгляд. В его карих, обычно таких тёплых глазах, не было ни искорки тепла. Только плоская, отполированная до блеска сталь. — Мой ли он?
Воздух в уютной, пахнущей яблочным пирогом кухне вдруг стал густым и едким. Светлана поставила чашку, боясь разлить, боясь сделать лишнее движение. Её сердце, уже два месяца слышавшее тихий, неведомый ритм другой жизни внутри, забилось с такой силой, что в висках застучало.
— Ты… ты с ума сошёл? Конечно, твой! О чём это ты? Мы же с тобой… мы же хотели этого ребёнка.
— Хотели, — он кивнул, и это был кивок не согласия, а приговора. — Но факты, Света, вещь упрямая. Вспомни. Три месяца назад — эта ваша корпоративная вечеринка. Ты вернулась под утро. Потом моя командировка на неделю в Питер. И анализы… мои анализы, которые мы сдавали полгода назад, помнишь? Там были не самые радужные показатели. Врач говорил о моих анализах и проблемах.
Он говорил методично, как будто зачитывал обвинительное заключение, составленное кем-то другим. Каждое слово было гвоздём, вбиваемым в крышку гроба их семилетнего брака.
— Какие… анализы? Какой врач? Дима, мы же ходили вместе! Нам сказали, что всё в порядке, просто нужно время и не нервничать! — Голос её сорвался, в горле встал ком. — И на вечеринке я была с коллегами! Мы отмечали сделку! Я тебе всё рассказывала!
— Ты рассказывала, что вышла на балкон подышать. На полчаса. С Марком из отдела маркетинга, — муж назвал имя, и оно прозвучало как плевок. — А в Питер я уезжал, помнится, на день позже, чем планировал. И за этот день что могло случиться? Вопрос риторический.
Светлана вскочила. Её начало трясти, мелкой, неконтролируемой дрожью.
— Ты следил за мной? Ты проверял мои звонки? Сообщения? Да как ты смеешь! Я твоя жена! Я ношу твоего ребёнка!
— Не моего, — отрезал он, тоже поднимаясь. Он был выше её на голову, и сейчас эта разница в росте ощущалась как физическое давление. — И я не хочу растить чужого выродка. Не хочу кормить, одевать, тратить на него свои нервы и свои деньги. Понятно?
Слово «выродок» повисло в воздухе, отравляя всё вокруг. Светлана схватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Перед глазами поплыли тёмные круги.
— Ты… ты ненормальный… Я сделаю тест на отцовство! Сделаю, как только он родится! И ты узнаешь, как же ты ошибался! Ты унизил меня, ребёнка, понимаешь? Унизил!
— Тестов я делать не буду, — сказал он спокойно, доставая из кармана пиджака пачку сигарет. Он бросил курить, когда они начали планировать ребёнка. Теперь он снова закурил. Это было ещё одним маленьким, но страшным знаком. — Потому что признавать этого ребёнка я не собираюсь. Ни при каких обстоятельствах. И жить под одной крышей с тобой — тоже.
Он сделал глубокую затяжку, выпустил дым в её сторону.
— У тебя есть ночь. Чтобы собрать вещи и уехать. К родителям, к подруге, к своему Марку — мне всё равно.
Светлана смотрела на него, не веря своим ушам. Это был кошмар. Самый страшный сон, от которого нельзя проснуться.
— Ты выгоняешь меня? Беременную? В десять вечера?
— Я даю тебе время до утра, — поправил он. — И советую взять только самое необходимое. Всё остальное, что куплено на мои деньги, остаётся здесь.
— Твои деньги? — она засмеялась, и смех получился истеричным, рваным. — Я тоже работала, Дима! Пока ты строил карьеру, я оплачивала половину счетов! Эта квартира — наша общая!
— Юридически — моя, — холодно парировал он. — Ипотека оформлена на меня. Все чеки — на меня. Ты можешь попробовать что-то доказать через суд. Но, уверяю тебя, уйдут на это годы. А ребёнку, как я понимаю, жить где-то нужно будет уже через семь месяцев.
Он говорил так, как будто обсуждал условия невыгодного контракта. Без эмоций. Расчётливо. И в этот момент Светлана поняла — он всё продумал. Он не сорвался, не накричал в пылу ссоры. Он взвесил, просчитал и вынес решение. Её судьбу. Судьбу их нерождённого ребёнка.
— Почему? — прошептала она, и слёзы, наконец, хлынули из глаз, горячие и беспомощные. — За что? Я же ничего не сделала! Я люблю тебя!
Дима посмотрел на её слёзы, и в его глазах мелькнуло что-то — может быть, раздражение, может быть, досада. Но не жалость. Никогда ещё она не чувствовала себя такой униженной и одинокой.
— Любовь — понятие растяжимое. Ты, видимо, любила и Марка. Или кого-то ещё. А я… я устал от этой лжи.
Раздался звонок в дверь.
— И я нашёл того, кто не будет мне лгать. Как раз во время, сюрприз тебе напоследок
Он подошёл к двери и, открыв её, пригласил гостью:
— Катя, заходи дорогая.
В коридор, зашла девушка. Молодая, лет двадцати двух. Длинные светлые волосы, спортивные лосины, модный оверсайз-свитер. Она выглядела неловко, но в её глазах читалось торжество. Звериное, глупое торжество победительницы.
— Это Катя, — представил её Дмитрий, как будто показывал новый гаджет. — Мы встречаемся. И она переезжает ко мне. Завтра. Так что, как видишь, места для тебя здесь больше нет.
Катя робко улыбнулась, помахала пальчиками.
— Приветик.
Светлана посмотрела на неё, потом на Дмитрия. Всё внутри превратилось в лёд. Боль, шок, отчаяние — всё замерло, уступив место абсолютной, всепоглощающей пустоте. Она поняла. Это не подозрения. Это не ревность. Ему просто нужен был повод. Удобный, грязный повод, чтобы выкинуть её и привести в дом эту… девочку.
— Я всё поняла, — сказала она голосом, в котором не было ни одной ноты. Она вытерла слёзы тыльной стороной ладони, резким, почти грубым движением. — До утра. Хорошо.
Она развернулась и пошла в спальню. Ноги не слушались, были ватными. За спиной она слышала приглушённый шёпот:
— Димуль, может, я пока уйду? Как-то неловко…
— Ничего. Она всё равно уезжает. Привыкни, это теперь твой дом. Проходи в спальню, в нашу спальню.
Светлана закрылась в ванной и слезы потекли по её щекам. Она рыдала. Она стояла посреди комнаты, которая ещё вчера была их общим гнёздышком, и смотрела на большую кровать, на его прикроватную тумбочку с часами, на её тумбочку с книгой о беременности. На УЗИ-снимок, прикреплённый к зеркалу. Там было маленькое, тёмное пятнышко. Их пятнышко. Которое он назвал выродком.
Выйдя из ванной, Света подошла к шкафу, достала с верхней полки старую спортивную сумку. Начала механически складывать вещи. Нижнее бельё, носки, две пары джинсов, свитера. Косметичка. Документы — паспорт, медицинский полис, снилс, инн, обменная карта из консультации. Она положила руку на ещё плоский живот.
— Не бойся, — прошептала она. — Мы справимся. Я с тобой.
Она не брала ничего из подарков. Ни украшений, ни техники. Только самое необходимое. Из принципа. Чтобы ничего от него. Ни-че-го.
Сумка была не такой уж и тяжёлой. Вся её прежняя жизнь, уместившаяся в один спортивный рюкзак да в дорожную сумку. Она вышла в прихожую. Дмитрий и Катя сидели на диване в гостиной, смотрели телевизор. Девушка уже переоделась и сидела в короткой шелковом халатике. Он обнимал её за талию.
Светлана надела пальто, обулась. Повернулась к нему.
— Ключи, — сказала она.
— Что?
— От квартиры. Мои ключи. Я их оставлю. Чтобы даже мысли не было, что я могу вернуться.
Он, повернулся к ней, немного удивлённый. Света достала из кармана связку, сняла два ключа — от двери и от почтового ящика. Положила ему на ладонь. Он сжал их в кулаке, так крепко, что холодный металл впился в кожу. Муж, уже бывший ликовал.
— Когда родится твой сын, — сказала Света тихо, но так, чтобы он услышал каждое слово, — я даже не позвоню тебе. Ты для него умер, сегодня. Навсегда.
Она видела, как дрогнула его бровь. Но он ничего не ответил. Катя прижалась к нему крепче и что-то прошептала.
Светлана вышла на лестничную площадку. Дверь закрылась за её спиной с мягким, но окончательным щелчком. Она спустилась на первый этаж, вышла на улицу. Был ноябрь, дул пронизывающий влажный ветер, моросил дождь. Она стояла под этим дождём, с сумкой в руке, и не знала, куда идти.
Родители в другом городе. Звонить им ночью с такой новостью — с ума свести. Одна-единственная, по-настоящему близкая подруга — Оксана. Но у Оксаны двое детей и маленькая квартира. Нельзя вот так, посреди ночи…
Она достала телефон. Пальцы дрожали. Но она набрала номер.
Оксана сняла трубку после второго гудка, голос был сонный, но встревоженный:
— Света? Что случилось?
— Окся… он выгнал меня. — Голос сорвался, наконец, прорвалась истерика. — Выгнал… сказал, ребёнок не его… и у него там… девчонка…
— Где ты?! — голос Оксаны мгновенно стал жёстким и собранным.
— У подъезда…
— Сиди там. Не двигайся. Я выезжаю. Через пятнадцать минут буду.
Ожидание под ледяным дождём было самым долгим в её жизни. Она прижимала сумку к животу, пытаясь согреть хоть как-то то крошечное, беззащитное существо внутри. Её трясло. От холода, от шока, от унижения.
Когда подъехала знакомая машина и из неё выскочила Оксана в домашних тапочках и накинутой на пижаму куртке, Светлана снова разрыдалась. Подруга, не говоря ни слова, обняла её, забрала сумку, усадила в машину, включила печку на полную.
— Всё, молчи. Ничего не говори. Сначала доедем, согреемся, — командовала Оксана, лихо выруливая на пустую ночную улицу. — А потом ты мне всё расскажешь. Всё по порядку. А уж потом мы будем думать, как этого ублюдка живьём в землю закопать.
В тёплой, пахнущей детским порошком и печеньем квартире Оксаны, закутавшись в плед и сжимая в руках кружку с обжигающим сладким чаем, Светлана наконец смогла выдохнуть. И рассказать. Всё. От начала до этого страшного финала.
Оксана слушала, не перебивая, её лицо становилось всё мрачнее.
— Так, — сказала она, когда Светлана умолкла. — Значит, так. Завтра идём к юристу. Моя знакомая, хороший специалист. Узнаём, на что ты имеешь право. Потом ищешь жильё. Снимать. Здесь, рядом со мной. Я помогу. А потом… потом ты рожаешь здорового малыша. А этот чудак на букву М … он у меня ещё всплакнёт. Обещаю.
Светлана смотрела на подругу, и в её ледяной пустоте появилась первая, тоненькая трещинка. Сквозь неё пробивалось что-то тёплое. Не надежда ещё. Но ощущение, что она не одна. Что есть тыл. Что есть человек, который не даст ей пропасть.
— Окся… а если он прав? — прошептала она самое страшное. — Если вдруг… какие-то анализы…
— Заткнись! — строго оборвала её Оксана. — Ты мне двадцать лет известна как человек, который на улице кошелька не поднимет. Не то что на измену. Это он, паскутина, ищет оправдание своей подлости. И нашёл. Точка.
Светлана чуть замешкавшись кивнула, закусив губу. Да. Она вроде не изменяла. Целовалась с Марком в тот вечер, но не более, не помнит лишнего. Хотя... Нет. Напилась и задремала. Не помнит ничего такого. А теперь беременна. От мужа. Точно! Ребёнок — его. А он, её любимый муж, предпочёл поверить в чудовищную ложь. Или сделать вид, что верит. Чтобы избавиться от неё.
Она легла на раскладной диван в гостиной, под мерный храп Оксаниного мужа из спальни и тихое посапывание детей. Прижала ладони к животу.
— Всё будет хорошо, — повторила она, уже более уверенно. — Мы справимся. Я тебя защищу. От всего.
А в её бывшем доме, в её бывшей постели, Дмитрий обнимал молодое, податливое тело Кати и думал о том, как теперь будет легко и свободно. Без этих разговоров о пелёнках, без её вечных «давай обсудим», без ответственности. Он закрыл глаза, стараясь не видеть перед собой мокрое, полное невысказанной боли лицо жены. Он сделал выбор. И он был уверен, что выбрал правильную, светлую, лёгкую дорогу. Дорогу к новой, счастливой жизни
Продолжение уже готово:
Нравится рассказ? Тогда не забудьте поблагодарить автора за труд ДОНАТОМ! Жмите на черный баннер ниже:
Читайте и другие истории о жизни:
Если не затруднит, оставьте хотя бы пару слов нашему автору в комментариях и нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы ничего не пропустить и дальше. Виктория будет вне себя от счастья и внимания!