Шуршание папки с отчетами смешивалось со звуком капающей из крана воды. Ольга, ссутулившись, сидела за кухонным столом. Цифры в вечерних сумерках расплывались перед глазами. В голове гудело: квартальный отчет, премия, бесконечная усталость, въевшаяся в кости. Дверь с шумом открылась.
— Мам, продай дачу, я хотела на машину добавить.
Голос дочери прозвучал так буднично, словно она просила передать соль. Ольга медленно подняла голову. Катя стояла на пороге, в модных рваных джинсах, переминаясь с ноги на ногу, не глядя в глаза. В руке — новенький смартфон, подарок на прошлый день рождения.
— Ты… что? — Ольга слышала, как ее собственный голос прозвучал глухо, издалека.
— Ну дачу. Ту, под городом. Ты же там все равно почти не бываешь. А мне срочно нужно доплатить. Максим помог найти отличный вариант, почти даром, но там доплата…
— Ты с ума сошла?! — Ольга вскочила так резко, что стул грохнулся об пол. Гул в голове превратился в нарастающий звон. — Дача — это единственное, что у нас от бабушки осталось! Земля, дом, который отец своими руками… Это не просто шесть соток, Катя! Это память! Это наша отдушина!
Катя наконец посмотрела на нее. В ее глазах Ольга прочла не раскаяние, а раздражение. Как будто мать говорила на незнакомом языке.
— Какая отдушина, мам? Ты там была раз за лето! Трава по пояс, крыша течет. Это же мертвый груз. А мне машина нужна. Срочно. Я не могу на автобусах трястись, как какая-то школьница.
— Машина, машина! — Ольга с силой ударила ладонью по столу. Папка подпрыгнула. — Ты думаешь, я не знаю, зачем тебе срочно машина? Чтобы кататься с этим… с этим Максимом? Чтобы перед подружками выпендриваться? Дача — это наша подушка безопасности, ты вообще это понимаешь? Единственное, что у нас есть, кроме этой квартиры!
— Мне машина важнее твоей подушки! — Катя повысила голос, в ее тоне появились слезы злости. — Тебе вообще не важно, что мне нужно? Ты только о деньгах, о сохранности думаешь! А я жить хочу! Я хочу нормально в институт ездить, на природу, хочу свободы!
— Свободы? — Ольга фыркнула, и этот звук был полон такой горькой горечи, что Катя на мгновение смолкла. — Свобода, деточка, покупается потом и кровью. Не продажей последнего. И что значит «срочно»? Ты в долг влезла? Ты что натворила?
Это был риторический вопрос, вырвавшийся от бессилия. Но Ольга увидела, как лицо дочери изменилось. Раздражение сменилось паникой, а затем — вызовом. Катя выпрямилась, сжала телефон так, что пальцы побелели.
— Я не в долгах. Но деньги мне нужны. Очень.
— Почему? — настаивала Ольга, чувствуя, как по спине ползет холодный, липкий мурашек страха. Что-то было не так. Очень не так.
Катя молчала, глядя в пол. Щеки ее покрылись красными пятнами.
— Катя, я спрашиваю. Почему срочно? Что случилось? Этот Максим тебя в какую-то авантюру втянул?
— Причем тут Максим! — взорвалась Катя. — Это мое решение! Мне нужно… мне нужно решить один вопрос.
— Какой вопрос? — голос Ольги стал тише, но в этой тишине было больше угрозы, чем в крике.
Молчание затянулось. В нем было слышно, как на кухне тикают часы, доносится гул машин с улицы. Ольга видела, как у дочери дрожит подбородок.
— Я беременна.
Слова повисли в воздухе. Простые, страшные, разбивающие все на осколки. Ольга физически отшатнулась, будто от удара. Она не поняла сразу. Потом смысл догнал ее, вонзился в мозг, в сердце.
— Что?.. — прошептала она.
— Я жду ребенка. Четыре недели. — Катя говорила, глядя куда-то в сторону окна, быстро, словно боялась, что не выговорит. — И Максим… он говорит, что мы справимся. Но нам нужна своя машина. Потом с ребенком… Ну, ты понимаешь. Вот. Поэтому дачу надо продать.
Ольга стояла, не двигаясь. Весь мир — уставшая кухня, отчеты, планы на отпуск, который никогда не наступит, мечты о достойной жизни для дочери — все это с треском обрушилось, превратившись в одну чудовищную, абсурдную фразу: «Беременна. Продай дачу».
Сначала пришла пустота. Потом — волна такого белого, всепоглощающего гнева, какого она не знала за все сорок лет жизни. Это был гнев отчаяния, предательства, краха всех-всех надежд.
— Вон, — хрипло сказала Ольга.
— Что? — Катя недоуменно перевела на нее взгляд.
— Вон из моего дома! Сию секунду! — крик вырвался из самой глубины, срывая голос. — Ты… ты… Как ты могла?! В восемнадцать лет! Учись! Живи! А ты… «Продай дачу»! Чтобы на аборт, что ли, хватило? Или на памперсы твои? Чтобы мы все в этой дыре с ребенком твоим сидели?
— Мам! — Катя аж подпрыгнула, ее глаза округлились от ужаса. Она ждала скандала, упреков, но не этого. Не изгнания. — Я же не одна! Максим…
— А кто такой этот Максим?! — Ольга заходила по кухне, ее движения были резкими, как у раненой птицы. — Какой-то студентик, который даже за кофе в кафе заплатить не может? На чьей машине ты катаешься, а? Чьи деньги проедаете? Его папины! И его папины деньги он на твоего ребенка тратить не станет! Поняла? Он тебя кинет на первом же повороте! А ты останешься одна, с ребенком, без образования, без будущего! И без дачи!
— Ты ничего не понимаешь о нас! — закричала Катя, и по ее лицу потекли слезы. Слезы обиды и непонятости. — Мы любим друг друга! Он не такой! Он все уладит с родителями!
— Любовь! — Ольга истерически рассмеялась. — Ах, какая прекрасная, наивная дурочка! Милая моя, жизнь — не дурацкая мелодрама! Она жесткая и злая! И она тебя сейчас так треснет, что ты не опомнишься! Вон! Собирай свои вещи и марш к нему, к своему принцу! Посмотрим, как долго его «любовь» продлится, когда папочка узнает!
— Я не пойду! Это мой дом! — уперлась Катя, но в ее голосе уже слышалась паника.
— Твой дом был там, где о тебе заботились и думали о твоем будущем! А ты сама его растоптала! — Ольга подошла к двери в прихожую и распахнула ее. — Или ты сейчас же уходишь сама, или я тебя выталкиваю. Выбирай.
Они стояли, глядя друг на друга через всю кухню. Две женщины, разделенные пропастью возраста, опыта и боли. В глазах Кати бушевали ураган страха, ненависти и беспомощности. В глазах Ольги — лишь ледяная, непробиваемая ярость отчаяния.
Катя всхлипнула, резко вытерла кулаком слезы. Без слов, сгорбившись, она прошлепала босиком в свою комнату. Через пять минут она вышла, натянув на ходу куртку и набив рюкзак чем попало. Не глядя на мать, она прошла к выходу.
Хлопок входной двери прозвучал как выстрел.
Тишина, которая воцарилась после, была оглушительной. Ольга стояла у распахнутой двери в пустую прихожую, дрожа всем телом. Потом медленно сползла по косяку на пол. Гнев отступил так же внезапно, как и накатил, оставив после себя пустоту, холод и щемящую, невыносимую боль где-то под сердцем. Из ее глаз, широко открытых и сухих, не текли слезы. Она просто сидела и смотрела в темный квадрат двери, за которой только что исчезла вся ее прежняя жизнь.
***
Хлопок двери отозвался в тишине квартиры долгим, гулким эхом. Ольга сидела на полу в прихожей, прислонившись к стене. Дрожь в руках не утихала. В голове, всего минуту назад наполненной яростным ревом, теперь была лишь пустая, звенящая тишина, как после взрыва. «Я выгнала ее. Свою дочь. Ночью». Мысль возникла отдельно, холодным, констатирующим фактом, и от нее стало физически тошнить. Она вцепилась пальцами в линолеум, пытаясь поймать хоть какую-то опору в этом рушащемся мире. Из гостиной доносился тихий звук телевизора — забытая Андреем передача. Значит, он еще не вернулся из гаража. Слава Богу. Она не смогла бы сейчас смотреть ему в глаза.
***
Она вышла на мороз в одной тонкой куртке. Не успела еще подготовиться к холодам. Катя шла, не разбирая дороги, куда-то в сторону центра. Слезы душили горло, но она сжимала зубы, пытаясь их сдержать. «Вон из моего дома». Эти слова звенели в ушах, заглушая все остальное. Рюкзак, набитый кое-как, тяжело бил по спине. Она машинально достала телефон. Экран светился в темноте укоризненно. Одного взгляда на фотографию на заставке — их с Максимом, смеющихся, на фоне его машины — хватило, чтобы новая волна спазма подкатила к горлу. Он обещал быть опорой. Значит, сейчас он все исправит. Он поговорит с мамой, он все объяснит. Он же любит ее.
Она набрала его номер, прижимая трубку к уху так, будто это был спасательный круг. Долгие гудки. Пять. Шесть. Наконец, щелчок, и его голос, но не живой, а записанный, легкомысленный, беззаботный: «Максим занят, оставьте сообщение, постараюсь перезвонить». Она сбросила. Позвонила снова. Тот же результат. Позвонила в третий раз — уже набрасывая в голове текст панического сообщения, но связь оборвалась на третьем гудке. Он сбросил.
Катя остановилась посреди темного двора, охваченная внезапным, животным страхом. Холодный ветер пронизывал тонкую куртку. Куда идти? Она посмотрела на экран. Было почти десять. К Максиму домой? Она даже не знала точно адреса, только примерный район элитных коттеджей. Да и явиться туда в таком виде… Нет. Нельзя.
Пальцы сами нашли в списке контактов имя «Света». Подруга. Почти сестра. Они дружили с детсада.
Света ответила на втором гудке.
— Кать? Ты чего так тихо? Где ты?
— Свет… — голос Кати предательски сломался, и все, что она пыталась сдержать, вырвалось наружу в рыдании. — Меня… мама выгнала.
— Что?! Ольга Петровна? С ума сошла? Почему?!
— Я… я ей сказала… про ребенка. И про дачу.
На другом конце провода наступило короткое, красноречивое молчание.
— Да уж, — тихо выдохнула Света. — Ну ты даешь. Так, стой, не реви. Где ты сейчас?
— Не знаю… Какой-то двор. Холодно.
— Иди ко мне. Быстро. Родители в деревне, я одна. Адрес помнишь?
— Помню, — Катя кивнула, словно подруга могла ее видеть, и пошла, почти бегом, к знакомому пятиэтажному дому на соседней улице.
***
Квартира Светы пахло пиццей и лавандовым освежителем воздуха. Катя, скинув обувь, сидела на краю дивана, сжимая в руках кружку с остывшим чаем. Она уже все рассказала. Света ходила по комнате из угла в угол, закутанная в огромный домашний халат.
— Ну, блин, Кать… — начала она, наконец остановившись. — Честно? Ты немного… того. Надо было думать головой. И с презервативами знакомиться.
— Я знаю, — прошептала Катя, глядя в чашку. — Но мы же любим друг друга… Максим сказал…
— Максим сказал! — Света всплеснула руками. — Катя, он сыночек мамин и папин, у него карманные деньги больше, чем у нас зарплата! Он в розовых очках по жизни ходит! Ты думаешь, он готов к ребенку? К твоей маме, которая тебя на улицу выставила? Он просто играет во взрослую жизнь!
— Он не такой! — Катя вскинула голову, глаза снова блеснули слезами обиды. — Он меня понимает! Он сказал, что все уладит!
— Уладить — это прийти к твоей маме, в ноги поклониться, взять на себя ответственность! А не скидывать твои звонки! — Света села рядом, ее голос стал мягче. — Слушай. Я твоя подруга, и я тебе правду говорю. Самый простой и безболезненный выход — сделать аборт. Сейчас это не страшно. Собраться, сходить к врачу, решить вопрос. И жить дальше. Мама оттает. Максим… Ну, посмотрим, что за фрукт. Но связывать жизнь в восемнадцать с ребенком от парня, который даже трубку взять не может… Это самоубийство.
— Я не могу, — простонала Катя, закрывая лицо руками. — Я не могу его убить. Это же наш ребенок… наш с Максимом. Это часть его. Я чувствую.
— Ты чувствуешь гормональный взрыв, — безжалостно, но не зло констатировала Света. — Через месяц чувства остынут, а ребенок останется. Навсегда. И будешь ты одна с ним, без денег, без образования, с истерзанной психикой. Красиво?
Катя ничего не ответила. Она просто сидела и качалась из стороны в сторону. Подсказка Светы была логичной, четкой, взрослой. Но внутри все сжималось в тугой, болезненный узел при одной мысли об этом. Это было предательство. Предательство по отношению к Максиму, к этой маленькой, пока неосязаемой жизни внутри, к самой себе и своей вере в «долго и счастливо».
***
В это время ключ повернулся в замке квартиры Кати. В прихожую, пахнущую бензином и металлом, вошел Андрей. Он сразу почуял неладное. Тишина была неспокойной, гнетущей. В гостиной горел свет, телевизор бубнил себе под нос. На полу в прихожей, у стены, сидела Ольга. Она не плакала. Она просто сидела, уставясь в одну точку, и лицо ее было серым, будто пеплом присыпанным.
— Оля? Что случилось? — Андрей сбросил куртку, быстро подошел, присел рядом. — Ты на полу чего? Заболела?
Ольга медленно повернула к нему голову. В ее глазах Андрей увидел такую пропасть горя и злобы, что ему стало не по себе.
— Твоя дочь… — начала она хрипло. — Твоя дочь нас решила осчастливить.
— Катя? Что с Катей? Где она?
— Ушла. Я выгнала. Нафиг такая дочь не нужна.
Андрей встал, отшатнувшись, как от удара.
— Ты что несешь?! Выгнала? Куда? В десять вечера? Ольга, да ты с ума сошла!
— С ума сошла она, а не я! — Ольга внезапно вскочила, и в ней снова проснулась ярость, ища выход. — Знаешь, что натворила твоя принцесса? Беременна! В восемнадцать лет! От какого-то сопляка! И пришла ко мне с претензией — «продай дачу, мне на машину надо»! На машину, Андрей! Чтобы с этим козлом кататься! Дачу бабушкину!
Андрей слушал, и его лицо становилось все жестче, каменело. Он прошел на кухню, тяжело опустился на стул, который утром еще валялся на полу. Руки сами потянулись к пачке сигарет, хотя он бросал курить пять лет назад.
— Беременна, — повторил он глухо, делая первую затяжку и закашливаясь. — И ты ее выгнала.
— А что я должна была сделать? Целовать в макушку? «Молодец, доченька, продолжай»? — Ольга стояла в дверях кухни, вся напряженная, как струна. — Она жизнь себе сломала! И нам с тобой! Теперь будем нянчиться, деньги тянуть из себя… Дача — наше последнее! Я не позволю!
— Да пошла твоя дача к черту! — неожиданно рявкнул Андрей, ударив кулаком по столу. Ольга вздрогнула. Он редко повышал голос. — Дочь где? Дочь, Ольга! На улице ночь! Ты вообще думала, куда она пойдет? Что с ней может случиться?
— Пойдет к своему Максиму! Пусть у него и живет, коль такая умная!
— А ты уверена, что он ее пустит? — Андрей смотрел на жену пристально, тяжелым взглядом. — Ты знаешь этого мальчишку? Знаешь его семью? Нет. Ты только и знаешь, что он на дорогой машине. А человек он какой? Ответственный? Или просто балуется?
В глазах Ольги мелькнуло сомнение, но она тут же отогнала его.
— Это ее проблемы! Сама напросилась!
— Она наша дочь, — тихо, но очень четко сказал Андрей. Он потушил сигарету, встал. — Ее проблемы — это наши проблемы. Всегда. Даже если она совершила глупость. Особенно тогда. Я иду ее искать.
— Андрей, не смей! — бросилась ему вслед Ольга, хватая за рукав. — Пусть прочувствует, что натворила! Пусть вернется на коленях!
Он мягко, но твердо освободил рукав.
— Я вернусь с ней. Или без нее. Но я должен знать, что она в безопасности. А там… там будем думать.
Он вышел, хлопнув дверью негромко, но окончательно. Ольга осталась одна посреди ярко освещенной, но бесконечно пустой квартиры. Гнев снова начал отступать, оставляя после себя лишь леденящий ужас от содеянного и тихую, надрывающую ноту: «А что, если он прав?»
***
Андрей вышел на улицу и замер, глотнув холодного воздуха. Куда идти? Он достал телефон, набрал дочь. Абонент недоступен. «Выключила или села батарея». Сердце сжалось. Он стал обходить знакомые места: сквер возле школы, остановку у института, круглосуточный супермаркет — ее любимое пристанище в подростковости. Пусто. В голове крутилась одна мысль: «Где ты, зайка?» Он звал ее так с детства, даже когда она уже вымахала выше него.
Ноги сами понесли его к скамейке у главного корпуса политеха, где она, бывало, ждала его после пар. И там, под тусклым светом фонаря, свернувшись калачиком в тонкой куртке, сидела Катя. Она не плакала. Просто сидела, уставившись в темноту, и казалась такой маленькой и беспомощной, что у Андрея перехватило дыхание. Он подошел медленно, чтобы не спугнуть.
— Кать, — тихо позвал он.
Она вздрогнула и подняла на него заплаканное, опухшее лицо. В глазах — страх, ожидание новой порции гнева.
— Пап… я…
— Подвинься, — сказал он просто и сел рядом, положив тяжелую руку ей на плечи. Не обнял, а просто придержал, дал почувствовать опору. — Замерзла вся. Почему не в тепло где?
— Не знала куда, — прошептала она, и голос ее задрожал. — Я к Свете сходила… Но там… она не поняла.
— А что понимать-то? — спросил Андрей мягко, глядя куда-то вдаль, на темные окна института. — Расскажи. С начала.
И она рассказала. О Максиме. Об их встречах. О том, как он казался ей взрослым, серьезным, непохожим на других. О поездках за город, о его обещаниях, о том, как он сказал, что «все будет хорошо» и «родители — не проблема». О двух полосках на тесте. О своем страхе и одновременно смутной надежде. И о сегодняшнем вечере: о просьбе продать дачу, о срыве матери, о словах «вон из дома».
Андрей слушал молча, не перебивая, изредка только кивая. Когда она закончила, он долго молчал. Потом тяжело вздохнул.
— Мать… она очень испугалась за тебя. По-своему. Грубо, криво, жестоко — но испугалась. Видит твою жизнь, всю впереди, и вот — обвал. Ей страшно. И за себя тоже страшно. Мы небогатые люди, Катя. Дача и правда подушка. Последняя.
— Но она меня выгнала, пап! — голос Кати снова накрыла волна обиды. — Я же не просила на паперти подаяния! Я хотела решить вопрос! Максим поможет!
— Максим, — повторил Андрей, и в его голосе впервые прозвучала жесткая нота. — А Максим знает, что ты здесь, на холодной скамейке, сидишь?
Катя опустила глаза.
— Он не берет трубку.
— Вот как, — Андрей кивнул, будто чего-то ожидал. — А кто он такой, этот Максим? Фамилию его знаешь?
— Круглов, — тихо сказала Катя. — Максим Круглов.
Андрей замер. Даже в полутьме она увидела, как резко изменилось его лицо. Не было ни гнева, ни удивления. Появилось что-то другое — мгновенное, холодное понимание. Оценка.
— Владимир Николаевич Круглов. Директор «Металлопроката». Его сын.
— Ты знаешь его? — удивилась Катя.
— Город не Москва, все друг друга знают, — сухо ответил Андрей. Он выдохнул струю пара в холодный воздух. — Так. Сын директора. Интересно.
— Он хороший, пап! — запротестовала Катя, уловив какой-то неверный, скептический оттенок в его голосе. — Он меня любит!
— Любовь — она в горячих поцелуях измеряется или в делах? — спросил Андрей, глядя прямо на нее. — Любящий человек допустит, чтобы ты ночевала на улице? Зная, что ты в положении?
Катя не нашлась что ответить. Щеки горели.
— Вставай. Идем домой.
— Я не пойду! Она меня выгнала!
— Она — мать. Она сорвалась. Сейчас она там, наверное, места себе не находит. Идем. Будем разбираться вместе. Как семья.
Он встал, протянул ей руку. Катя, после секундного колебания, взяла ее. Рука отца была теплой, твердой и надежной.
Продолжение следует!
Понравился рассказ? Тогда обязательно поблагодарите автора ДОНАТОМ! Жмите на черный баннер ниже:
Читайте и другие наши истории:
Если не затруднит, оставьте хотя бы пару слов нашему автору в комментариях и нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы ничего не пропустить и дальше. Виктория будет вне себя от счастья и внимания!