— Ты удивлена, — констатировал Олег, наблюдая за моей реакцией. В его глазах мелькнуло что-то похожее на удовлетворение, словно моя растерянность была частью его плана. — Но подумай сама: это именно то, что нам нужно. Ты всегда хотела больше детей. А я наконец готов уделять семье больше времени.
Я выдавила из себя улыбку, чувствуя, как напрягаются щеки от усилия казаться нормальной: — Это... неожиданно. Ты никогда раньше не говорил о втором ребенке. Даже был против, когда я поднимала эту тему пару лет назад. — «А после того выкидыша, когда я рыдала ночами, ты уехал в командировку», — добавила я мысленно.
— Люди меняются, — муж пожал плечами с обезоруживающей улыбкой, от которой когда-то таяло мое сердце. — Я многое переосмыслил в последнее время. Понял, что семья — это главное.
«А как же Дарья?» — хотелось спросить мне. «Она знает о твоих планах укрепить семью? Или ты решил завести ребенка, чтобы удержать меня, пока развлекаешься с ней?» Но вместо этого я сказала: — Мне нужно подумать, Олег. Второй ребенок — это серьезное решение. Не только для нас, но и для Саши.
Его улыбка чуть поблекла, а в глазах промелькнуло что-то похожее на раздражение. Он отпустил мои руки и откинулся на спинку дивана: — О чем тут думать? Мы можем себе позволить еще десять детей, если захотим. У тебя будет помощь, няни, гувернантки. Тебе не придется отказываться от чего-то.
Я почувствовала, как внутри поднимается волна гнева — глухого, тяжелого, как грозовая туча. Он действительно думает, что всё сводится к деньгам? Что можно просто нанять персонал, и тогда рождение ребенка превращается в пустяковую формальность?
— Дело не в деньгах, — я осторожно высвободила руки из его хватки и встала, нуждаясь в пространстве, в воздухе. Подошла к окну, за которым виднелись огни соседних домов — уютные, теплые, обещающие стабильность, которой у меня, возможно, никогда не было. — Просто... я не уверена, что сейчас подходящее время.
— Почему? Что не так с «сейчас»? — Олег тотчас нахмурился, между бровями залегла вертикальная складка — признак начинающегося гнева, который я хорошо знала.
— Мы отдалились друг от друга, Олег. Ты сам это признал. Возможно, нам стоит сначала наладить наши отношения, а потом уже думать о расширении семьи.
— Именно поэтому я и предлагаю ребенка, — в его голосе появились нотки раздражения, как будто он объяснял очевидные вещи не слишком сообразительному ребенку. — Это поможет нам стать ближе. Вернет тебе цель, смысл. Ты расцветаешь, когда заботишься о ком-то.
От его слов внутри всё сжалось. Он видел меня только в роли заботливой матери? Человека, чье предназначение — служить другим? А где же я сама, мои мечты, мои амбиции?
— У меня есть цель и смысл, — возразила я, чувствуя, как дрожит голос. — Саша, мои интересы...
— Какие интересы? — перебил муж с насмешливой улыбкой, которая не затронула его глаз. Он встал и подошел ко мне, возвышаясь над моей фигурой. Я невольно отступила, пока не почувствовала спиной холодное стекло окна. — Ты не работаешь уже семь лет. Твои подруги — жены моих партнеров. Вся твоя жизнь вертится вокруг Саши и дома.
Его слова больно ранили, потому что были правдой. Я действительно потеряла себя за эти годы, растворилась в роли жены и матери, позволила затянуть себя в золотую клетку, которую сама же и помогала строить. И только сейчас, стоя перед лицом краха всех иллюзий, я начинала понимать, как много потеряла.
— Может быть, мне стоит вернуться к работе, — сказала я тихо, глядя не на него, а куда-то в сторону, где на стене висела наша свадебная фотография в серебряной рамке. Такие счастливые, такие юные. Кем были те люди? — Я могла бы снова заняться дизайном интерьеров. У меня были хорошие отзывы, меня ценили.
— После стольких лет перерыва? Кому ты нужна? Рынок переполнен молодыми девочками с современным образованием и связями. Они работают за идею, днем и ночью, не отвлекаясь на детей и семью. — Рассмеялся Олег, но в его смехе не было веселья, только холодное презрение.
Каждое его слово было как удар кинжала, точно в самые уязвимые места. Он бил наверняка, зная, где больнее всего.
— Я могла бы начать с малого, — настаивала я, чувствуя, как внутри разгорается огонь, который согревал и придавал сил. — Обновить портфолио, пройти курсы повышения квалификации. Технологии изменились, но принципы остались теми же. Я всегда была хорошим дизайнером.
— Алиса, — Олег взял меня за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза. Его пальцы сжимали мое лицо почти до боли, оставляя на коже невидимые отпечатки. — Ты моя жена. Мать моего сына. Твоя работа — наша семья. И я хочу еще одного ребенка. Сейчас.
От его прикосновения по спине пробежал холодок, а волоски на руках встали дыбом. Я узнала этот тон — властный, не терпящий возражений. В его глазах я увидела то, о чем предупреждала Дарья — холодную решимость человека, привыкшего получать все, что он хочет, независимо от цены, которую придется заплатить другим.
— Мне нужно время, — я отстранилась, сбрасывая его руку со своего лица. — Это не то решение, которое принимают за один вечер. Не то решение, которое принимает один человек за двоих.
— Время на что? На то, чтобы найти причины отказать мне? — голос Олега звучал обманчиво спокойно, но я знала этот тон — предвестник бури. — Ты моя жена, Алиса. Если я решил, что нам нужен еще один ребенок, значит, так и будет.
— Это мое тело, — напомнила я, чувствуя, как внутри растет гнев, раздуваемый каждым его словом. — Моя жизнь. Ты не можешь просто решить за меня.
— Не могу? — Резко обернулся муж, его глаза сузились, а голос стал опасно тихим, почти шипящим. — А кто оплачивает твою «жизнь»? Кто обеспечивает тебе возможность не работать, жить в этом доме, — он обвел рукой гостиную с дорогой мебелью и дизайнерскими аксессуарами, — ездить на дорогой машине? Кто дает Саше лучшее образование, лучшие возможности?
— Так вот в чем дело? Ты считаешь, что купил меня? Что я твоя собственность? — Воскликнула, чувствуя, как дрожат ноги, как подкашиваются ноги, но гордость не позволяла показать слабость.
— Не драматизируй, — отмахнулся муж, как от назойливой мухи. — Я говорю о реальности. О том, как устроен мир. У всего есть цена, Алиса. И за свою комфортную жизнь ты платишь тем, что выполняешь свои обязанности жены.
— Обязанности? — я почувствовала, как к горлу подступают горячие слезы, но сдержала их усилием воли. Нельзя плакать. Только не сейчас. — Включая рождение детей по твоему требованию?
— Именно, — муж кивнул, наливая себе еще виски. Янтарная жидкость заплескалась в хрустальном стакане, отбрасывая причудливые блики на стены. — Это часть нашего договора.
— Какого договора? — голос сорвался на крик, и я сама испугалась его звука, такого надломленного и отчаянного. — Мы никогда не договаривались о таком!
Олег подошел ближе, его лицо было совсем рядом. От него пахло виски и дорогим одеколоном. Он поставил стакан на журнальный столик и взял меня за плечи, сжимая их до боли:
— Договор был заключен в тот момент, когда ты согласилась стать моей женой. Когда приняла все привилегии, которые я тебе дал. Когда перестала работать и стала зависеть от меня, — его голос звучал почти ласково, но от этой ласки кровь стыла в жилах. — Я дал тебе всё. Абсолютно всё. И взамен прошу так мало.
В его словах была извращенная логика, от которой мне стало физически плохо — желудок сжался, к горлу подступила тошнота. Все эти годы я думала, что мы партнеры, что наши решения — общие, что наша семья — результат взаимной любви. А он видел во мне лишь красивое приложение к своей успешной жизни, инкубатор для его наследников, трофей, который нужно держать в идеальном состоянии, чтобы демонстрировать гостям.
— Ты изменяешь мне, — слова сорвались с губ прежде, чем я успела их остановить, вырвались как вопль измученной души, которая не могла больше молчать.
Олег замер. На его лице промелькнуло что-то, похожее на удивление, но он быстро справился с собой, и его черты снова стали непроницаемыми: — О чем ты говоришь?
Теперь пути назад не было. Маски сброшены, карты раскрыты. И я сделала глубокий вдох:
— О Дарье, — ответила, пристально смотрев ему в глаза, отказываясь отводить взгляд. — О твоей любовнице. О женщине, с которой ты проводишь вечера, пока я жду тебя дома.
Он отступил на шаг, его лицо стало непроницаемым, как восковая маска. Я видела, как напряглась жилка на его виске, как сузились зрачки, превращаясь в крошечные точки на радужке цвета темного янтаря. Его дыхание на мгновение сбилось, а затем выровнялось — слишком ровное, слишком контролируемое. Он всегда так дышал, когда был в ярости, но пытался это скрыть.
— Ты следишь за мной? — произнес он тихо, почти шепотом, но в этом шепоте было больше угрозы, чем в любом крике. Кончики его пальцев побелели от напряжения, когда он сжал ладони в кулаки.
Мое сердце колотилось так бешено, словно пыталось вырваться из грудной клетки. Во рту пересохло, язык казался чужим, неповоротливым. Страх обволакивал меня, как холодный туман, но одновременно внутри разгоралось пламя — отчаянная решимость женщины, которой нечего терять.
— Мне не нужно следить за тобой, чтобы знать правду, — ответила я, удивляясь, насколько спокойно прозвучал мой голос, когда внутри все кричало от ужаса и боли. — Ты слишком небрежен или слишком уверен в моей слепоте. Думаешь, я не замечаю запах ее духов на твоих рубашках? Не вижу следы помады, которые ты не до конца стер салфеткой? — с каждым словом мой голос становился тверже, наполняясь силой, о существовании которой я даже не подозревала. — Не замечаю, как ты прячешь телефон, когда я вхожу в комнату? Как выходишь на балкон для «важных» звонков?
На его лице промелькнула тень — смесь раздражения и... уважения? Он склонил голову набок, изучая меня, будто увидел впервые. Его губы изогнулись в странной улыбке — не злой, скорее заинтересованной, как у ученого, обнаружившего неожиданный результат эксперимента.
— И ты молчала все это время? — в его голосе звучало скорее любопытство, чем раскаяние. Он потер подбородок, где уже начала пробиваться вечерняя щетина. А по моей спине пробежал холодок. Ни слова извинения, ни попытки отрицать. Только этот изучающий взгляд, словно я была интересной головоломкой, которую он пытался разгадать.
— Я надеялась, что это временное помутнение, — пожала плечами, чувствуя, как внутри все сжимается от боли, как слезы подступают к глазам. Но я не позволю себе заплакать. Только не перед ним. — Что ты одумаешься, — горечь пропитала каждое мое слово, несмотря на попытки сохранить хладнокровие. — Что вспомнишь о своем сыне, о своей семье. О клятвах, которые давал.
Олег неожиданно рассмеялся — коротким, резким смехом, похожим на лающий звук, от которого мурашки побежали по коже. Он прошелся по комнате, его фигура отбрасывала длинную тень на кремовую стену. Остановившись у камина, он оперся рукой о мраморную полку, на которой стояли наши свадебные фотографии и снимки Саши в резных рамках.
— И поэтому ты решила отказать мне в ребенке? — он повернулся ко мне, и в его глазах плясали опасные огоньки. — Это твоя месть? Маленькая женская война?
От его тона, снисходительного и насмешливого, внутри поднялась волна гнева, застилая глаза красной пеленой. Как он смеет? Как он смеет превращать мою боль в мелкую обиду, в женский каприз?
— Это не месть, — покачала головой, чувствуя, как дрожит нижняя губа. — Я просто не хочу рожать ребенка мужчине, который меня не уважает и не ценит. Мужчине, который изменяет мне и считает своей собственностью. Мужчине, который думает, что может купить право распоряжаться моим телом и моей жизнью!
Последние слова прозвучали как вызов, брошенный в лицо всем тем годам, когда я молчала, уступала и жертвовала.
Его лицо исказилось от гнева, превращаясь в маску, которую я видела лишь несколько раз за все годы брака — в те редкие моменты, когда что-то шло не по его плану. Глаза потемнели, превращаясь в черные провалы, ноздри раздувались от ярости, а губы сжались в тонкую линию.
— Ты ничего не понимаешь, Алиса, — произнес он сквозь стиснутые зубы. — Абсолютно ничего. Я даю тебе шанс сохранить нашу семью, — он медленно приближался ко мне, и я невольно отступала, пока не уперлась спиной в стену, — а ты отвергаешь его из-за своих глупых обид. Из-за своих фантазий.
От него исходила почти физически ощутимая угроза. Передо мной был не тот Олег, которого я знала, — элегантный бизнесмен, заботливый, хоть и отстраненный отец, — а чужой, опасный человек. Я чувствовала запах его злости — горячий, металлический, смешанный с ароматом дорогого одеколона и виски.
— Ты мне изменяешь, а я должна рожать тебе детей? — я горько усмехнулась, чувствуя, как в груди разрастается что-то темное и тяжелое. — Это не семья, Олег. Это тюрьма. Золотая клетка, которую я сама себе помогла построить, — голос предательски дрогнул, выдавая бурю эмоций, бушующую внутри. — Но я больше не хочу в ней жить.
На мгновение в его глазах мелькнуло что-то похожее на настоящую боль, на шок — словно он только сейчас понял, что я действительно могу уйти. Но это длилось лишь долю секунды, а затем его взгляд снова заледенел.
Он подошел так близко, что я почувствовала его дыхание на своем лице — горячее, с запахом виски и мятной жвачки, которую он всегда жевал после встреч с ней. Его тело, когда-то такое родное и желанное, сейчас казалось источником опасности. И я невольно вжалась в стену, чувствуя, как колотится сердце.
— Тогда слушай внимательно, дорогая, — его голос был тихим, почти шепотом, каждое слово падало тяжело, как капля расплавленного металла. — У тебя есть выбор: либо ты соглашаешься на второго ребенка, и мы продолжаем нашу прекрасную семейную жизнь, — его пальцы скользнули по моей щеке в пародии на ласку, от которой внутри все сжалось, — либо...
— Либо что? — я не отступила ни на шаг, хотя внутри все дрожало. Я встретила его взгляд, в котором читалась угроза, и почувствовала, как моя собственная решимость крепнет. Восемь лет — достаточно долгий срок, чтобы разрушить себя, но, может быть, еще не поздно начать всё сначала?
— Либо ты не получишь ничего, — его голос был спокойным, почти деловым, но от этого еще более пугающим. Он отошел на шаг, и по его лицу скользнула тень триумфа, как будто он уже видел, как я сдаюсь. — Ни Сашу, ни деньги, ни этот дом. Ничего, — он взял с каминной полки фотографию нашего сына, нежно погладил стекло, защищающее улыбающееся лицо шестилетнего мальчика. — Я знаю хороших юристов, имею связи во всех нужных местах. Если я захочу, ты будешь признана неспособной матерью, — он поставил рамку на место с пугающей аккуратностью. — Подумай об этом.
Его слова ударили меня сильнее, чем любая физическая боль. Саша — мой свет, мое сердце, моя жизнь. Мысль о том, что меня могут разлучить с ним, была невыносимой. Я почувствовала, как кровь отливает от лица, как немеют пальцы, как комната начинает кружиться перед глазами.
Он знал, куда бить. Всегда знал.
Олег же окинул меня последним взглядом — холодным, оценивающим. На его лице появилась усмешка — безжалостная, уверенная. Усмешка человека, привыкшего выигрывать. Затем он отвернулся и вышел из комнаты, и каждый его шаг отдавался в тишине комнаты, как удар молота. Только когда хлопнула дверь его кабинета — массивная, дубовая, с бронзовой ручкой в виде льва, — я позволила себе опуститься на диван и разрыдаться.
Слезы текли горячими ручьями, смывая макияж, капая на шелковую блузку — ту самую, которую он подарил мне на прошлый день рождения. «Она подчеркивает цвет твоих глаз», — сказал он тогда. Интересно, Дарья тоже получала подарки с такими же словами? Носила ли она похожие блузки, выбранные с тем же безупречным вкусом?
Я плакала, пока не иссякли слезы, пока глаза не опухли и не покраснели, пока дыхание не стало прерывистым и болезненным. Плакала о любви, которая оказалась иллюзией, о годах, потраченных на человека, который никогда не видел во мне равную, о мечтах, которые рассыпались, как карточный домик.
Все карты были раскрыты. Маски сброшены. Теперь я знала наверняка: мой муж не просто изменял мне — он был готов разрушить мою жизнь, если я не подчинюсь его воле. Отнять у меня сына, уничтожить меня социально и финансово, превратить в пустое место. И он мог это сделать — со своими деньгами, связями, властью.
Последние сомнения исчезли. Выбора не было: я должна была бороться. Не ради себя — ради Саши, ради мальчика с доверчивыми карими глазами, который заслуживал мать, способную защитить и его, и себя.
Руки дрожали, когда я достала телефон из кармана джинсов — руки пианистки, как говорил когда-то Олег, тонкие и изящные, с длинными пальцами. Сейчас они казались хрупкими и беспомощными, дрожащими от страха и истощения. Я разблокировала экран, нашла номер Екатерины Максимовны в списке контактов, сохраненный под именем «Е.М. дизайн-проект», чтобы не вызвать подозрений, если Олег когда-нибудь просматривал мой телефон.
«Нам нужно встретиться как можно скорее. Все стало хуже», — набрала я негнущимися пальцами, чувствуя, как сердце колотится в груди. Каждое слово казалось весомым, окончательным, точкой невозврата.
Ответ пришел почти мгновенно, словно Екатерина Максимовна ждала его, сидя с телефоном в руках: «Завтра, 10 утра. Будьте осторожны».
«Будьте осторожны.» Эти слова эхом отдавались в моей голове, пока я стирала сообщения, тщательно удаляя все следы переписки. Я прислушалась — из кабинета доносился приглушенный голос Олега. Он с кем-то разговаривал по телефону, тихо, но отчетливо слышалась жесткая нотка в его голосе. С ней? С юристом? С кем-то, кто поможет ему выполнить угрозу?
Я спрятала телефон в карман, вытерла последние слезы тыльной стороной ладони. Губы пересохли и потрескались, в висках пульсировала боль, а в горле стоял горький комок невысказанных слов. Но внутри, среди всей этой боли и страха, начинал разгораться слабый огонек — крошечное пламя решимости, которое, я знала, с каждым днем будет становиться все сильнее.
Я поднялась с дивана, расправила плечи, глубоко вдохнула, наполняя легкие прохладным воздухом гостиной. Затем медленно выдохнула, выпуская с этим выдохом часть страха и неуверенности. Ноги были ватными, но я заставила себя идти — шаг за шагом, к лестнице, ведущей на второй этаж, в спальню, где мне предстояло провести ночь, притворяясь спящей, пока Олег будет лежать рядом, планируя, как заставить меня подчиниться.
Последний взгляд на гостиную — уютную, дорого обставленную, такую «идеальную» с виду — и я начала подниматься по ступеням, каждая из которых казалась Эверестом. Нужно было подготовиться к битве, которая только начиналась. И я не собиралась проигрывать. За эти годы я слишком многое потеряла — свою карьеру, свою независимость, часть своей души, — но Сашу я не отдам. Никогда.
Поднимаясь по лестнице, я думала о матери — сильной женщине, которая в одиночку вырастила меня после смерти отца, работая на двух работах, никогда не жалуясь. «Ты сильнее, чем думаешь,» — часто говорила она. Пришло время проверить, была ли она права.
Продолжение следует. Все части внизу 👇
***
Если вам понравилась история, рекомендую почитать книгу, написанную в похожем стиле и жанре:
"Развод. Осколки идеальной жизни", Лея Вестова ❤️
Я читала до утра! Всех Ц.
***
Что почитать еще:
***
Все части:
Часть 1 | Часть 2 | Часть 3 | Часть 4 | Часть 5 | Часть 6
Часть 7 - продолжение