— Дарья, — он произнес её имя с едва уловимой осторожностью, словно пробуя его на вкус в моем присутствии. — Зачем ты заговорила о ней?
Я видела, как его кадык дернулся, когда он сглотнул. Как сжалась челюсть. Как на мгновение напряглись пальцы на руле. Мелкие, почти незаметные детали, которые выдавали его нервозность. За восемь лет брака я научилась читать его тело, каждый его жест, каждое микровыражение. Может быть, именно поэтому особенно больно было осознавать, что все это время он тоже изучал меня — чтобы лучше обманывать.
Я пожала плечами, создавая впечатление легкомысленности, которой совершенно не ощущала:
— Сергей упомянул ее. Было бы странно промолчать, — объяснила я с рациональностью, которая, я знала, всегда действовала на Олега успокаивающе. — Она ведь важный сотрудник, верно? Ты сам говорил, что она прекрасный специалист.
Олег барабанил пальцами по рулю — быстрый, нервный ритм, признак нервозности, который я хорошо знала. В студенческие годы, когда мы только начали встречаться, он делал так перед каждым экзаменом. Потом — перед важными переговорами. Сейчас — в разговоре о своей любовнице с женой.
— Просто странно слышать, как ты говоришь о моих подчиненных, — сказал он после паузы, во время которой, казалось, перебирал все возможные ответы, выбирая самый безопасный. — Обычно тебя не интересуют такие вещи.
Его голос звучал почти непринужденно, но я уловила фальшивую ноту. «Обычно тебя не интересуют» — еще один миф, созданный им? Или я действительно настолько отстранилась от его жизни, что он воспринимал это как норму?
— Возможно, мне стоит больше интересоваться твоей работой, — ответила я спокойно, глядя на его профиль. Дождевые капли, стекающие по стеклу, отбрасывали причудливые тени на его лицо, делая его почти чужим. — В конце концов, я твоя жена.
Последнее слово прозвучало с едва уловимой горечью, которую я не смогла скрыть. Жена. Титул без содержания, роль в пьесе, которая превратилась в фарс.
Он бросил на меня быстрый взгляд, в его глазах мелькнуло что-то похожее на беспокойство. Подозрение? Страх?
— Что-то происходит, Алиса. Ты ведешь себя странно, — его пальцы сжались на руле так сильно, что побелели костяшки. — Это из-за идеи вернуться к работе? Мы ведь обсуждали это. Тебе не нужно работать, я обеспечиваю семью.
Вот оно. Отвлекающий маневр, перевод разговора в безопасное русло — наш извечный спор о моем желании вернуться к архитектуре, который никогда не приводил к определенному решению. Я почти улыбнулась его предсказуемости.
— Все нормально, — я протянула руку и положила её ему на колено, чувствуя, как напряглись мышцы под тонкой тканью брюк. Странное ощущение — прикасаться к нему сейчас, зная, что и где он делал всего несколько часов назад. — Просто осознала, что в последнее время мы отдалились друг от друга. Хочу это исправить.
Моя ладонь на его колене — жест интимности, к которому мы оба привыкли за годы брака. Но сейчас между нами словно проходил электрический ток, делая прикосновение почти болезненным. Его нога едва заметно напряглась под моей рукой, и я почувствовала внезапное отвращение — к ситуации, к нему, к себе. За то, что продолжаю играть в эту игру, притворяясь, что всё в порядке.
— Ты прав, — добавила я тихо, убирая руку и снова отворачиваясь к окну. — Я, наверное, просто устала. Столько всего навалилось в последнее время…
Мы, наконец, свернули на улицу, ведущую к нашему дому — тихий, престижный район с ухоженными палисадниками и высокими заборами, отгораживающими жителей от внешнего мира. Островок благополучия, в который мы переехали три года назад, когда дела Олега пошли в гору. Мой дом, ставший декорацией для жизни, которой у нас больше не было.
— Завтра утром я отвезу Сашу в детский сад, — неожиданно сказал Олег, заезжая на подъездную дорожку. — У меня встреча только в десять, успею.
Я знала, что это ложь. Завтра утром у него не было никакой встречи, иначе он не смог бы увидеться с Дарьей «в то же время». Но он пытался задобрить меня этим маленьким жестом — отвезти сына в детский сад, что-то, о чем я просила его уже много месяцев.
— Хорошо, — я кивнула, испытывая странное облегчение оттого, что скоро этот день закончится. Скоро я смогу снять маску, смыть макияж, позволить себе несколько часов тишины и одиночества. — Саша будет рад.
Машина остановилась, и Олег заглушил двигатель. В наступившей тишине было слышно только шум дождя и наше дыхание. Мы сидели рядом, два человека, связанные браком, общим ребенком, домом, историей — и разделенные пропастью лжи, которая становилась всё шире с каждым днем.
— Алиса, — заговорил муж, и его голос звучал неожиданно мягко, почти нежно, и от этой нежности защемило сердце. — Ты самое ценное, что у меня есть. Ты и Саша. Я хочу, чтобы ты это знала.
Я посмотрела на него, пытаясь увидеть в его глазах правду. Была ли эта фраза искренней? Или очередной отрепетированной репликой из арсенала обаятельного лжеца? И имело ли это значение сейчас, когда наш брак превратился в фальшивку?
— Я знаю, — прошептала, чувствуя, как горло сжимает невыплаканными слезами.
Он потянулся ко мне, словно хотел поцеловать, и на мгновение я представила, как отворачиваюсь, как говорю ему прямо сейчас всё, что знаю. Как швыряю в лицо всю правду о Дарье, о его лжи, о нашем разрушенном браке. Но вместо этого я позволила его губам коснуться своих — сухое, формальное прикосновение, в котором не было ни страсти, ни настоящей нежности.
— Пойдем, — коротко бросил муж, первым вышел из машины и открыл мне дверь, укрывая от дождя зонтом — идеальный джентльмен, заботливый муж. — Поздно уже.
В квартире царила та особенная тишина, которая бывает только глубокой ночью — почти осязаемая, нарушаемая лишь мерным тиканьем напольных часов в гостиной и шумом дождя за окном. Елена Петровна встретила нас в прихожей — пожилая женщина с добрыми морщинками вокруг глаз и седыми волосами, собранными в тугой пучок. Её присутствие всегда действовало успокаивающе — островок стабильности в моей рушащейся жизни.
— Саша был очень послушным, — сообщила она, застёгивая пуговицы на старомодном пальто. — Поужинал, почитали книжку про динозавров, уснул почти сразу. Не просыпался.
Няня говорила преимущественно со мной, лишь изредка бросая взгляды на Олега, который нетерпеливо проверял что-то в телефоне. Интересно, заметила ли она, что между нами что-то не так? Её глаза за старомодными очками казались слишком проницательными.
Олег поблагодарил её дежурной фразой, вызвал такси по приложению и, как только за няней закрылась дверь, сразу направился в свой кабинет, на ходу ослабляя галстук.
— Нужно проверить почту, — бросил он через плечо. — Утром важная встреча.
Еще одна ложь, произнесённая почти небрежно, как будто он настолько привык обманывать, что уже не замечал этого. Я смотрела, как за ним закрывается дверь кабинета — массивная, дубовая, отделяющая его личное пространство от остального дома. Сколько секретов хранилось за этой дверью?
Сбросив туфли, я прошла по мягкому ковру в детскую, где мирно спал Саша, обнимая своего любимого плюшевого тираннозавра — подарок от моего отца на пятый день рождения. В полумраке комнаты, освещённой лишь ночником в форме звезды, его лицо казалось беззащитным — длинные ресницы отбрасывали тени на щёки, темные волосы разметались по подушке, губы чуть приоткрыты.
Я присела на край кровати, стараясь не разбудить его, и осторожно погладила по шелковистым волосам. Мой мальчик. Моя единственная безоговорочная любовь.
— Что мне делать, малыш? — прошептала я, глядя на его безмятежное лицо, такое доверчивое и чистое. — Как нам быть?
Во рту снова пересохло, а к горлу подкатил комок. Ради этого крошечного человечка я могла вынести всё что угодно. Но что будет лучше для него самого? Жить в доме, где родители играют в счастливую семью? Или видеть мать, сломленную предательством, и отца, живущего двойной жизнью? Что оставит более глубокие шрамы в его душе?
Саша пошевелился во сне, что-то неразборчиво пробормотал и крепче прижал к себе динозавра, но не проснулся. А я продолжала сидеть рядом, чувствуя, как внутри нарастает не только боль, но и решимость. Странная, холодная решимость, похожая на стальной стержень, который постепенно заменял мой позвоночник, не давая сломаться под тяжестью происходящего.
У меня было два пути. Я могла продолжать играть роль идеальной жены, улыбаться на публике, закрывать глаза на измену. Возможно, даже принять её как часть нашего брака, как делали многие женщины в нашем кругу. «Муж бегает налево? Смирись и благодари, что возвращается домой», — так говорила мать Олега, которая тридцать лет терпела похождения своего мужа. Многие женщины так и поступали, превращая свою жизнь в долгое, мучительное ожидание — возвращения мужа, его внимания, любви, которая давно остыла.
Или я могла найти способ защитить себя и сына, создать для нас новую жизнь. Неизвестную, пугающую, но настоящую. Жизнь, в которой не будет лжи, фальшивых улыбок и притворства. В которой я снова стану собой — Алисой Воронцовой, талантливым архитектором, а не только «женой успешного бизнесмена».
Я наклонилась и легко поцеловала Сашу в лоб, вдыхая родной запах детского шампуня и чего-то неуловимо его собственного, каким пахнут только маленькие дети.
— Я защищу тебя, — прошептала я, чувствуя, как по щеке скатывается горячая слеза. — Клянусь.
Выйдя из детской, я прошла по коридору, застеленному дорогим персидским ковром — одним из многих символов благополучия, которыми Олег наполнял наш дом. Белые стены украшали черно-белые фотографии нашей семьи, сделанные профессиональным фотографом — идеальные образы идеальной семьи. Саша на качелях. Мы с Олегом на фоне Эйфелевой башни. Втроем в парке, с безупречными улыбками. Красивая ложь, запечатлённая для потомков.
Проходя мимо кабинета Олега, я увидела свет, пробивающийся из-под двери. Он был еще там и говорил по телефону, тихо, почти шепотом — голос, который я бы не услышала, если бы не остановилась у двери. Мягкий, интимный тон, который когда-то предназначался только мне. Я подошла ближе, не решаясь прислушаться, но уже зная, с кем он разговаривает. Часть меня хотела ворваться внутрь, устроить сцену, выкрикнуть в лицо все, что я знала. Но это была бы реакция жертвы, а я решила больше ею не быть.
Внезапно дверь открылась, и я отпрянула, делая вид, что проходила мимо. Олег замер на пороге, его лицо на мгновение исказилось от удивления, а затем приняло выражение лёгкого раздражения. На щеках играл едва заметный румянец, глаза блестели. Он выглядел... оживлённым. Таким я не видела его дома уже давно.
— Что-то нужно? — спросил он с едва скрываемым нетерпением человека, которого прервали на середине важного разговора.
— Хотела узнать, принести ли тебе чаю, — соврала я, удивляясь, как легко теперь ложь слетала с моих губ. Раньше я всегда была ужасной лгуньей. Олег часто подшучивал над тем, как краснели мои щёки при малейшей попытке исказить правду. Но сейчас я стояла перед ним, безмятежная и непроницаемая, как идеально спокойное море.
Он смягчился, возможно, почувствовав укол совести:
— Нет, не нужно, — с мягкой улыбкой ответил муж и вышел в коридор, плотно закрыв за собой дверь кабинета жестом собственника, охраняющего свою территорию. — Я скоро лягу. Сейчас только закончу с документами.
Документы. В половине первого ночи. Я смотрела на его красивое, уверенное лицо и думала, сколько таких маленьких, повседневных обманов составляли теперь нашу жизнь. Они накапливались, как микроскопические трещины в фундаменте, пока однажды всё здание не рухнет.
— Конечно, — кивнула, отводя взгляд, чтобы он не прочёл в нём всё, что я знала. — Я буду ждать.
Но мы оба знали, что я не дождусь. Он придет в спальню, когда я уже буду спать (или притворяться спящей), ляжет на свою половину кровати, повернувшись спиной, сохраняя безопасное расстояние между нами. Такое стало происходить всё чаще. С тех пор как я рассказала ему, что хочу вернуться к работе? Или с рождения Саши? Или ещё раньше, когда первая волна страсти схлынула, обнажив двух чужих людей, связанных обещаниями и социальными обязательствами?
— Спокойной ночи, — произнесла, развернулась и пошла в спальню, чувствуя его взгляд на своей спине. Облегчение? Подозрение? Безразличие? Я больше не могла читать его так легко, как раньше.
В спальне я методично разделась, аккуратно повесила бордовое платье в шкаф, полный дизайнерских вещей, многие из которых я надевала лишь единожды. «Жена успешного человека» должна выглядеть соответственно. Сколько таких женщин было до меня? Красивых, стильных, безупречных с виду и сломленных внутри? Сколько будет после?
Мысль о «после» уже не вызывала приступ удушающей боли. Скорее какое-то странное онемение, словно новокаин, введённый перед болезненной операцией.
Я прошла в ванную комнату, залитую холодным светом встроенных ламп, и начала методично смывать макияж, наблюдая, как под слоем ватного диска, пропитанного мицеллярной водой, исчезает идеальный образ. Тени, тональный крем, помада — всё это стиралось, обнажая настоящее лицо. Уставшее, с тенями под глазами и едва заметными морщинками в уголках глаз. Но это было моё лицо. Настоящее.
Закончив с вечерними процедурами, я вернулась в спальню. Мой взгляд упал на фотографию в серебряной рамке, стоящую на прикроватной тумбочке — мы с Олегом на побережье Амальфи, загорелые, смеющиеся, он обнимает меня за плечи, а я прижимаюсь щекой к его груди. Счастливые, влюбленные. Снимок сделан семь лет назад. До рождения Саши. До повышения Олега. До Дарьи.
Было ли оно — то счастье, запечатлённое на фотографии? Или просто удачный кадр, поймавший момент, который уже тогда был редкостью? Я помнила ту поездку — Олег получил неожиданную премию, и мы спонтанно купили билеты в Италию. Четыре дня абсолютного счастья, безудержной страсти и смеха, который, казалось, никогда не закончится. А потом мы вернулись, и реальность поглотила нас снова — его работа, мои проекты, семейные обязательства, бытовые проблемы. Постепенно день за днём, капля за каплей, мы отдалялись друг от друга.
В шкафу я нашла старую футболку Олега, в которой обычно спала — привычка, от которой не смогла избавиться даже теперь. Его запах, впитавшийся в ткань, всё ещё приносил странное утешение. Надев её, я села на кровать и открыла ноутбук, стоявший на тумбочке…
Я создала новую папку с безобидным названием «Рецепты» — что-то, на что Олег никогда не обратит внимания. Затем начала методично собирать и сохранять информацию: скриншоты из социальных сетей компании и деловых партнёров, где Дарья часто появлялась рядом с Олегом; записи в его ежедневнике, оставленном однажды на кухонном столе, с пометками о встречах и звонках; расписание «командировок» за последние полгода, многие из которых, я теперь подозревала, были фиктивными; выписки со счетов с подозрительными тратами в ресторанах и магазинах, куда мы никогда не ходили вместе.
Я складывала кусочки мозаики, создавая картину предательства, которую больше не могла игнорировать. Каждый новый фрагмент информации был как удар ножа, но странным образом делал меня сильнее. Знание давало власть. Я больше не была слепой, доверчивой, наивной Алисой, которую можно обманывать бесконечно.
Со стороны мои действия могли показаться расчётливыми, даже мстительными. Но внутри я ощущала только усталость и странное спокойствие человека, который, наконец, признал очевидное — то, что давно знал подсознательно. Моя жизнь была построена на фундаменте лжи, и пришло время строить новую — на более прочном основании.
Я сохранила всё собранное в облачное хранилище, защищённое паролем, который Олег никогда не смог бы угадать — датой выкидыша, случившегося за год до рождения Саши. Событие, о котором мы никогда не говорили, но которое оставило незаживающую рану в моей душе. А тогда я оплакивала нашего нерожденного ребёнка в одиночестве, пока Олег «работал допоздна», вероятно, уже тогда находя утешение в чужих объятиях…
Когда Олег, наконец, пришел в спальню, было уже за полночь. Я лежала в постели с закрытыми глазами, притворяясь спящей. Слышала, как он двигается по комнате — осторожно, стараясь не шуметь. Шорох снимаемой одежды, звук воды в ванной, потом тихие шаги по ковру. Матрас прогнулся под его весом, когда он лег рядом, сохраняя привычную дистанцию.
В темноте я слышала, как он проверяет телефон — последнее сообщение любовнице перед сном? Обещание встретиться завтра «в то же время»? — затем выключает ночник, погружая комнату в полную темноту.
— Спокойной ночи, Алиса, — сказал он тихо, и на мгновение в его голосе мне послышалась та нежность, которая когда-то заставляла моё сердце биться чаще.
Я не ответила, продолжая ровно дышать, изображая глубокий сон. Но внутри меня росло твёрдое, несгибаемое понимание: эта игра в идеальную жену скоро закончится. Завтра я начну действовать.
Я не знала точно, что будет дальше — конфронтация? Развод? Попытка спасти то, что, возможно, спасти уже нельзя? Но одно я знала наверняка — я больше не хотела жить во лжи. Ни одного дня.
И это решение, каким бы болезненным ни был путь к нему, принесло неожиданное облегчение. Впервые за долгие месяцы я почувствовала, что могу свободно дышать.
Продолжение следует. Все части внизу 👇
***
Если вам понравилась история, рекомендую почитать книгу, написанную в похожем стиле и жанре:
"Развод. Осколки идеальной жизни", Лея Вестова ❤️
Я читала до утра! Всех Ц.
***
Что почитать еще:
***
Все части:
Часть 4 - продолжение