Найти в Дзене
Экономим вместе

Супруг год не мог починить капающий кран. Я вызвала "Мужа на час", что привело к неожиданным последствиям - 2

Дни стали похожи на мутное стекло: сквозь них проступали лишь очертания событий, а смысл ускользал. Анна жила на автомате: работа, магазин, дом. Но теперь в этом автоматизме появилась трещина. Мысль о визитке в шкатулке, о двух коротких встречах, о фразе «можно и привыкнуть решать чужие проблемы вместо своих» — жгла сознание, как клеймо. Однажды вечером, когда Дмитрий снова засел в гараже с Сергеем «копались» в машине, Анна позвонила Светлане. Подруга сразу почувствовала неладное. — Что случилось? Голос какой-то безжизненный. — Да ничего особенного, — Анна смотрела в темнеющее окно. — Просто думаю. — О чем? О том, как замечательно жить с человеком, который общается с тобой только на тему того, что сломалось и кто это должен починить? Анна тихо засмеялась, но в этом смехе не было веселья. — Примерно. Свет, а ты… ты когда вызывала того мастера, у тебя не было… неловкости? Светлана фыркнула в трубку. — Какая неловкость? Я плачу деньги, он делает работу. Все честно. А то, что мой крендель

Дни стали похожи на мутное стекло: сквозь них проступали лишь очертания событий, а смысл ускользал. Анна жила на автомате: работа, магазин, дом. Но теперь в этом автоматизме появилась трещина. Мысль о визитке в шкатулке, о двух коротких встречах, о фразе «можно и привыкнуть решать чужие проблемы вместо своих» — жгла сознание, как клеймо.

Однажды вечером, когда Дмитрий снова засел в гараже с Сергеем «копались» в машине, Анна позвонила Светлане. Подруга сразу почувствовала неладное.

— Что случилось? Голос какой-то безжизненный.

— Да ничего особенного, — Анна смотрела в темнеющее окно. — Просто думаю.

— О чем? О том, как замечательно жить с человеком, который общается с тобой только на тему того, что сломалось и кто это должен починить?

Анна тихо засмеялась, но в этом смехе не было веселья.

— Примерно. Свет, а ты… ты когда вызывала того мастера, у тебя не было… неловкости?

Светлана фыркнула в трубку.

— Какая неловкость? Я плачу деньги, он делает работу. Все честно. А то, что мой крендель даже гвоздь в стенку вбить не может без того, чтобы не загнуть его и не покалечить себя — это его проблемы. Я устала ныть и ждать. Я решила. И что? — в ее голосе послышалась настороженность. — А у тебя что, неловкость была? Он что-то не то сказал?

— Нет, нет! — поспешно ответила Анна. — Все очень корректно. Просто… Он такой… компетентный. И от этого еще обиднее.

— О, понимаю, — Светлана вздохнула. — Контраст, да? Рядом — твое родное болото, а тут приходит человек, который одним движением руки наводит порядок в твоем хаосе. Заманчиво. Опасненько.

— Что опасного? — защищаясь, спросила Анна.

— В том, чтобы начать думать, что так — правильно. А все, что у тебя есть — неправильно. И что этот человек с разводным ключом может починить не только кран, — Светлана сделала паузу. — Будь осторожна, Ань. Ты не клиническая идиотка, ты просто очень устала. Усталость — плохой советчик.

После этого разговора стало только хуже. Анна ловила себя на том, что ищет повод. Повод позвонить. Небольшая трещинка в плитке в ванной? Шуруповерт Дмитрия, который «вот-вот» купит уже полгода? Она боролась с этим чувством, как с тягой к запретному. Но напряжение в квартире росло. Дмитрий, хоть и не говорил ничего прямо, стал раздражительнее. Его молчаливые упреки витали в воздухе.

Перелом наступил в субботу. Дмитрий, наконец, привез из гаража старый системный блок, который обещал «проапгрейдить» еще зимой.

— Надо будет пыль выдуть, термопасту на процессор нанести, — сказал он, водружая громоздкий ящик в центре гостиной. — Заодно тебе на ноуте вирусы почищу.

Анна кивнула без энтузиазма. Его инициативы обычно заканчивались тем, что разобранная техника месяцами лежала в углу, покрываясь пылью. В этот раз, видимо, должно было быть иначе. Он вооружился отвертками, уселся на пол и принялся выкручивать винты. Через полчаса он позвал:

— Ань, подержи-ка тут плату, а то я не могу шлейф отсоединить.

Анна, протирая пыль в спальне, вздохнула и вышла. Она встала на колени рядом с ним, пальцами прижимая хрупкую материнскую плату. От компьютера пахло пылью и старым пластиком. Дмитрий копошился, сопел, что-то бормотал себе под нос. Потом резко потянул.

Раздался тихий, но отчетливый щелчок. Не от шлейфа. От платы. И тонкая, зигзагообразная трещина побежала по зеленой текстолите рядом с местом, где ее держали пальцы Анны.

Дмитрий замер. Потом медленно поднял голову. Его лицо покраснело.

— Ты что делаешь?! Я же сказал — держи, а не ломай!

— Я держала! — возразила Анна, отнимая руку, будто обожглась. — Это ты дернул!

— Я дернул, потому что ты ее криво держала, она зацепилась! — он вскочил на ноги, размахивая отверткой. — Ну что за руки-крюки! Тебе же самое простое поручить нельзя! Вечно все испортишь!

Это была последняя капля. Та самая, со дна давно переполненной чаши. Анна тоже поднялась. В ушах гудела кровь.

— Я все порчу? — ее голос прозвучал непривычно громко и резко. — Я? Это ты полгода не можешь собрать компьютер! Это ты год кран не чинил! Это у тебя машина в гараже гниет! А я виновата, что у тебя кривые руки и ты не рассчитал силу? Идиот!

Она никогда не называла его так. Никогда. Дмитрий остолбенел. Его глаза округлились от неверия, потом налились злобой.

— Что ты сказала? Повтори!

— Идиот! — выкрикнула она, отступая к коридору. Вся обида, вся унизительная годами молчаливая покорность вырвалась наружу. — Беспомощный, ленивый идиот, который только и может, что орать на жену за свою же тупость! Я ненавижу этот дом! Ненавижу эти вечные полурабочие штуки! Ненавижу тебя!

Она повернулась и бросилась в спальню, захлопнув дверь. За дверью наступила гробовая тишина. Потом раздался оглушительный удар — Дмитрий, видимо, пнул системный блок. Потом еще один. Потом скрипнула входная дверь, и хлопнула так, что задребезжали стекла в серванте. Он ушел.

Анна сидела на кровати, трясясь как в лихорадке. Слез не было. Была пустота и леденящий ужас от содеянного. Она перешла черту. Ту самую, за которой нет возврата к прежнему, привычному, пусть и убогому спокойствию.

Ее взгляд упал на комод. На шкатулку. Руки сами потянулись к ней. Она открыла ее, достала визитку. Телефон. Просто телефон. Спасательный круг в бушующем море ее паники.

Она набрала номер, едва дыша. Трубку взяли на третьем гудке.

— Алло. Илья.

— Это… Анна, — ее голос срывался. — Извините, что беспокою… У меня… авария.

— Что случилось? — его тон мгновенно сменился с нейтрального на настороженно-деловой. — Затопление? Заливаете соседей?

— Нет, не затопление… — она сглотнула комок, пытаясь взять себя в руки. — Просто… мне нужна помощь. Не сантехническая. Не электрическая. Я… я не знаю, к кому обратиться.

На той стороне провода наступила пауза. Длинная. Она уже собиралась положить трубку, сгорая от стыда, но он заговорил. Спокойно, без осуждения.

— Где вы находитесь? Дома? Одни?

— Да. Он… ушел.

— Я понял. Ситуация опасная? Он может вернуться? — в голосе Ильи не было ни любопытства, ни смущения. Была холодная констатация фактов, как при диагностике поломки.

— Не знаю. Наверное, да. Но он не агрессивный… в плане физическом. Просто накричал и ушел.

— Хорошо. У вас есть куда пойти на пару часов? К подруге, к родственникам?

— Нет, — честно призналась Анна. — То есть, есть подруга, но я не хочу… ей видеться в таком состоянии.

— Понял, — еще одна пауза. Потом он сказал: — Я сейчас освобождаюсь. Через сорок минут могу быть рядом. Если хотите, мы можем встретиться в нейтральном месте. В кафе, например. И просто поговорить. Иногда сторонний взгляд помогает.

Анна закрыла глаза. Это было безумием. Встречаться с незнакомым мужчиной, мастером по вызову, чтобы жаловаться на мужа. Но альтернатива — сидеть в этой давящей тишине разгромленной квартиры и ждать возвращения Дмитрия — казалась невыносимой.

— Хорошо, — прошептала она. — Только, пожалуйста, не где-то в центре. Где-нибудь… тихо.

Он назвал адрес небольшого кофейни недалеко от ее дома. Она согласилась.

Перед выходом она посмотрела на себя в зеркало. Бледное лицо, заплаканные глаза. Она умылась, нанесла немного тонального крема, пытаясь скрыть следы срыва. Надела простые джинсы и свитер. Выглядела обычно. Только внутри все было перевернуто с ног на голову.

Она пришла в кафе первой. Это было небольшое, уютное место с низкими диванами и приглушенным светом. Запах свежемолотого кофе и корицы немного успокоил нервы. Она выбрала столик в углу, у окна, и заказала капучино.

Илья пришел ровно в назначенное время. Он был без униформы, в темных джинсах и простой серой водолазке. Выглядел… обычным. Не мастером, не спасателем. Просто человеком. Он заметил ее, кивнул и подошел.

— Здравствуйте, Анна. Все в порядке? — он сел напротив, отодвинув стул.

— Здравствуйте. Спасибо, что пришли, — она смущенно потупила взгляд. — Извините за эту… истерику.

— Не извиняйтесь. Иногда ломаются не только трубы, — он сделал паузу, дожидаясь, когда официант принесет ему меню. Заказал эспрессо. Когда официант ушел, он сложил руки на столе. — Хотите рассказать, что произошло? Без технических подробностей.

И она рассказала. Сначала сбивчиво, потом все более связно. О кране. О свете. О системном блоке. О годах ожидания, о своей роли «держателя», о беспомощном гневе Дмитрия и о своем собственном, вырвавшемся наконец наружу. Она говорила, и ей становилось легче. Как будто она вытаскивала из себя занозы, которые сидели там годами.

Илья слушал. Молча, внимательно. Не перебивая. Не давая советов. Просто слушал.

— И вот теперь я сижу здесь, с вами, и мне одновременно стыдно и… легко, — закончила она, отпивая остывший кофе. — Я нарушила все правила. Вызвала мастера, чтобы пожаловаться на жизнь. Это же ненормально.

— Ненормально — жить в состоянии постоянного раздражения из-за быта, который можно наладить, — спокойно сказал Илья. — Ненормально — срываться на близкого человека из-за сломанного компьютера. А искать помощи, когда не справляешься — нормально. Просто вы искали не там и не у тех.

— У тех? — переспросила Анна.

— У того, кто должен был быть вашей опорой, а стал… источником проблемы. Или, как вы сказали, «грузом». Это тяжело. Особенно когда ты пытаешься тянуть лодку в одиночку, а второй не просто не гребет, а дырявит днище.

Он говорил метафорами, но они были удивительно точны. Она почувствовала, что ее понимают. Не как несчастную жертву, а как человека, попавшего в сложную, тупиковую ситуацию.

— Что мне делать? — спросила она, уже не ожидая готового ответа, просто чтобы высказать вопрос вслух.

— Не знаю, — честно признался Илья. — Я не психолог и не семейный консультант. Я чиню вещи. Людей — нет. Но я знаю одно: если механизм постоянно ломается в одном и том же узле, нужно либо менять узел, либо менять условия эксплуатации. Или смириться с поломками. Третий путь — самый разрушительный.

— А как… поменять условия эксплуатации? — с горькой улыбкой спросила Анна.

— Это вам решать. Может, перестать быть «держателем». Переложить ответственность обратно. Или… найти другую среду, где вас не будут воспринимать как функциональный придаток к дому.

Он допил эспрессо и взглянул на часы.

— Мне пора. У меня еще дела. Анна, — он посмотрел на нее прямо, и в его глазах не было ни жалости, ни снисхождения. Было уважение. К ее боли, к ее растерянности. — Не корите себя за сегодняшний срыв. Это был не срыв. Это был сигнал. Организм подал сигнал, что больше не может. Прислушайтесь к нему. А не к голосу, который говорит «терпи, это же твой муж, все так живут».

Он расплатился за свой кофе, встал.

— Если будет нужно — позвоните. Но, повторюсь, лучше, если это будет про сантехнику. Со всем остальным… вам нужен другой специалист.

Он ушел, оставив ее одну за столиком. Она сидела еще долго, смотря в темное окно, где отражалась теплая, уютная атмосфера кафе и ее собственное, задумчивое лицо. Впервые за много лет она думала не о том, как уладить конфликт, угодить, вернуть все как было. Она думала о себе. О своем праве на спокойствие. На уважение. На жизнь без вечного звука капель в ушах.

Она достала телефон. Было несколько пропущенных звонков от Дмитрия и одно сообщение: «Где ты?». Она не стала отвечать. Она вышла на улицу. Вечерний воздух был прохладен и свеж. Она глубоко вдохнула.

Сигнал. Он был прав. Сегодня прозвучал сигнал. И игнорировать его было уже нельзя. Вопрос был только в том, что она будет делать с этой информацией. Но решать это нужно было ей. Только ей.

А дома, в пустой квартире, на полу рядом с треснувшей материнской платой лежал телефон Дмитрия. Он сидел в гараже, слушая гулкое эхо своих мыслей, и впервые за долгое время чувствовал не злость, а щемящую, непривычную тревогу. Что-то сломалось. Не компьютер. Что-то другое. И он с ужасом понимал, что понятия не имеет, как это починить. И есть подозрение, что его разводной ключ для этого не подойдет.

***

Неделя, прошедшая после скандала и встречи в кафе, была похожа на жизнь в подвешенном состоянии. Анна и Дмитрий существовали рядом, но словно в параллельных реальностях, разделенных тонкой, невидимой, но прочной перегородкой. Разговоры сводились к необходимому минимуму: «Передай соль», «Кто-то звонил», «Завтра отключат горячую воду». И та тяжелая, невысказанная фраза «Я ненавижу тебя» висела в воздухе, как ядовитый газ, отравляя все вокруг.

Дмитрий вел себя не как обычно после ссор — не отмалчивался агрессивно, не пытался делать вид, что ничего не было. Он был настороже. Словно почуял, что земля под ногами перестала быть монолитной, и теперь каждый шаг нужно делать осторожно. Он даже попытался «загладить»: один раз вынес мусор без напоминания, другой — купил хлеб. Но эти жесты были такими неловкими, такими чуждыми их привычному укладу, что лишь подчеркивали пропасть. Это были действия человека, который пытается на ощупь починить сложный механизм, не имея ни схемы, ни инструментов.

Анна, в свою очередь, жила с внутренним заревом, которое то разгоралось, то тлело. Слова Ильи о «сигнале» звучали в голове навязчивым эхом. Она чувствовала себя одновременно слабой и страшно сильной. Слабый, потому что ей было до слез жаль эту рухнувшую иллюзию семьи. Сильный, потому что впервые за долгие годы она позволила себе злость. Не тихую, съедающую изнутри обиду, а яростный, очищающий гнев.

Однажды вечером, когда Дмитрий, уставившись в телевизор, жевал бутерброд, его телефон завибрировал на столе. Он взглянул на экран и странно замер. Потом украдкой посмотрел на Анну, которая мыла посуду на кухне. Быстрым движением он отклонил звонок и сунул аппарат в карман.

— Кто это? — спросила Анна, не оборачиваясь. Ее голос прозвучал ровно, почти безразлично.

— Да так… Сергей. Про машину, — буркнул Дмитрий, но в его тоне была фальшивая нота. Он слишком быстро ответил.

Анна ничего не сказала. Но внутри что-то насторожилось. Это был не Сергей. Со своим закадычным другом он говорил громко, с матом, не стесняясь ее присутствия. А тут — тайком, украдкой. Как будто стыдно.

Этот звонок повторился на следующий день. И снова Дмитрий отклонил его с тем же странным, виноватым выражением лица. На третий раз Анна не выдержала. Они сидели за ужином. Телефон завибрировал. Дмитрий потянулся к нему, но Анна была быстрее. Она не стала хватать его, просто положила свою ладонь рядом, перекрывая доступ.

— Кто звонит, Дима? — спросила она, глядя ему прямо в глаза. — Третий день подряд. Не Сергей же.

Он откинулся на спинку стула, и его лицо исказила гримаса раздражения, смешанного со смущением.

— Да отстань ты! Не твое дело! Дела, понял? Личные дела!

— Какие личные дела могут быть у тебя, что ты от меня их прячешь? — ее голос оставался спокойным, но в нем зазвенела сталь. — Долги? Или, может, уже не только машиной с Сергеем занимаетесь?

— Ты что, совсем? — он вскочил, и стул с грохотом упал назад. — Шпионить за мной вздумала?

— Я не шпионю. Я живу с тобой в одной квартире. И мне неприятно, когда мой муж шепчется в телефон по углам, как мальчишка, скрывающий двойку в дневнике. Кто звонит?

Они стояли друг напротив друга через стол, как два дуэлянта. В глазах Дмитрия металась злоба, но за ней Анна вдруг увидела что-то новое — страх. Он боялся. Не ее скандала, а чего-то другого.

— Ладно! — выкрикнул он, сдаваясь под ее пристальным, неотрывным взглядом. — Хочешь знать? Это тот твой мастер! Илья! Доволен?

Анна почувствовала, как пол уходит из-под ног. Все внутри оборвалось.

— Что? Почему? Зачем он тебе звонит?

— А ты как думаешь? — Дмитрий усмехнулся криво, с торжеством человека, заставшего другого на месте преступления. — Я ему позвонил. Чтобы выяснить, что это за херня у вас была в кафе. И сколько ты ему заплатила за «психотерапию».

Анна онемела. Она не ожидала такого подвоха. Глупого, примитивного, но такого разрушительного.

— Ты… ты следил за мной? — выдавила она.

— Не следил. Угадал. После нашей ссоры ты куда-то слиняла. Вернулась поздно. С видом… другим. Я не идиот. Позвонил в его контору, узнал его личный номер. И позвонил ему. Прямо спросил: что вы с моей женой обсуждали?

— И что он сказал? — голос Анны стал тихим, почти шепотом.

— Сказал, что вы встретились как клиент и специалист по бытовым вопросам, — Дмитрий выпалил это с ядовитой иронией. — Что вы расстроены из-за поломок в доме, и он дал вам несколько советов по поддержанию бытовой техники. Официально, блядь, и сухо. Как робот. Но я-то не дурак! Я чувствую, когда врут!

— Он не врал, — холодно сказала Анна. — Мы действительно говорили о бытовых проблемах. О том, что в доме ничего не работает. И о том, почему так происходит.

— Ага, конечно! И он, такой весь из себя правильный, наверное, сказал, что я козел и лентяй? — Дмитрий наклонился над столом, его лицо было близко к ее. — И что тебе надо от меня сваливать? Он тебе это нашептал?

— Нет, — честно ответила Анна. — Он сказал, что мне нужно прислушаться к себе. И решить, что для меня важно. И это — самое страшное, что я от него услышала. Потому что ответ мне уже не нравится.

Дмитрий отпрянул, будто его ударили. Его агрессия на миг сменилась растерянностью.

— Что… что это значит?

— Это значит, что я устала, Дима. Не от тебя даже. От всего этого. От вечного ожидания. От ощущения, что я живу в аварийном доме, который вот-вот рухнет. И что я одна в этом доме. А хозяин где-то гуляет.

— Так я же… я пытаюсь! — в его голосе прорвалась нота, похожая на отчаяние. — Машину чиню! Компьютер хотел…

— Не пытаешься! — перебила его Анна. Впервые она не боялась перебить. — Ты имитируешь деятельность. Чтобы от тебя отстали. Чтобы я замолчала. А Илья… — она произнесла это имя, и оно прозвучало как щелчок выключателя, — он не имитирует. Он приходит и чинит. И он не боится назвать вещи своими именами. «Грустно», сказал он. И он прав. Здесь грустно. Мне с тобой грустно.

Она повернулась и пошла в спальню. На этот раз не захлопывая дверь. Просто закрыла ее тихо, с чувством глубочайшей усталости. За дверью долго стояла тишина. Потом раздались шаги, скрип дивана, и включился телевизор. На максимальной громкости.

Анна легла на кровать, уставившись в потолок. В голове крутился один вопрос: зачем Илья так ответил Дмитрию? Почему не сказал прямо: «Ваша жена в отчаянии, помогите ей»? Потому что он профессионал? Или потому что понял, что Дмитрию нельзя говорить правду? Что он ее не услышит? Или… потому что у него были свои причины не углубляться в их семейную драму?

Она взяла телефон. Набрала сообщение. Сначала одно, потом стерла. Потом другое. В конце концов, отправила коротко и сухо: «Извините за звонок моего мужа. Спасибо, что были тактичны».

Ответ пришел почти мгновенно: «Не за что. Как ваше состояние?»

Она удивилась. Он спросил не «Как дела?», не «Все в порядке?». Он спросил «Как ваше состояние?». Как будто речь шла о пациенте после операции.

«Стабильное. Грустное», — ответила она, неожиданно для себя используя его же слово.

«Понимаю. Если нужна будет помощь с «техникой» — знаете, где меня найти.»

Она положила телефон. Он снова отгородился профессиональной дистанцией. «С техникой». Это был код. Ясный и одновременно двусмысленный. Он предлагал руку, но только в определенных границах. Почему? Из-за Дмитрия? Или в его жизни были правила, которые он не нарушал?

На следующее утро Дмитрия не было дома. Он ушел рано, хлопнув дверью. Анна взяла выходной. Она не могла сосредоточиться на работе. Она бродила по квартире, прикасаясь к вещам. К починенному крану. К ровно горящему свету. К треснувшей материнской плате, которую Дмитрий, в конце концов, выбросил в мусорный бак, так и не доведя начатое до конца. Символично.

Около полудня в дверь позвонили. Анна вздрогнула. Не ждала никого. Посмотрела в глазок. На площадке стоял Илья. В гражданском, с небольшим бумажным пакетом в руке. Она открыла, не раздумывая.

— Здравствуйте, — сказал он. — Я в этом районе по вызову был. Решил заехать. Если, конечно, не помешаю.

— Нет, не помешаете, — Анна отступила, пропуская его. — Проходите.

Он вошел, но остался в прихожей, не снимая куртку.

— Это вам, — он протянул пакет. — Там книги. По дизайну интерьеров и смежные темы. Я помню, вы говорили, что работаете в этой сфере. У меня… они остались от одного проекта. Может, пригодятся.

Анна взяла пакет, пораженная. Это был невероятно тонкий, внимательный жест. И совершенно непрофессиональный.

— Спасибо, — пробормотала она. — Очень неожиданно.

— Да, прошу прощения, если это переходит какие-то границы, — он сказал это серьезно, глядя ей в глаза. — После вчерашнего разговора с вашим мужем я подумал… что вам, возможно, нужно что-то, что напоминало бы о том, что вы — не только хранительница этого дома. Что у вас есть своя профессия. Свои интересы.

Он все понял. Все до единой детали. И эта его проницательность была одновременно пугающей и бесконечно притягательной.

— Заходите, чайку попьете? — предложила она, чувствуя, как сердце бешено колотится.

Он покачал головой.

— Нет, спасибо. Мне нельзя. Я уже и так зашел слишком далеко. Я просто хотел передать книги и… спросить. Вы уверены, что хотите продолжать жить вот в этом? — он не стал указывать вокруг, но его взгляд, скользнувший по стенам, по атмосфере тихого отчаяния, витавшей в воздухе, был красноречивее любых слов.

— А что мне делать? — спросила она снова, как в кафе. Но теперь в ее голосе была не паника, а усталая решимость.

— Я не могу давать таких советов, Анна. Но я могу сказать, что иногда самый сложный ремонт — это не замена трубы, а демонтаж. Чтобы потом можно было построить что-то новое. На надежном фундаменте.

Он помолчал.

— Ваш муж… он не плохой человек. Он просто… сломан. И не хочет чиниться. А вы рядом. И тянете на себе его поломку. Это тяжело.

— Почему вы мне это все говорите? — вдруг спросила Анна. — Вы ведь мастер. Ваше дело — чинить, а не разбирать чужие жизни.

Он глубоко вздохнул и впервые за все время их знакомства отвел взгляд. Смотрел куда-то мимо нее, в пустоту прихожей.

— Потому что я уже однажды видел, как человек живет в доме, который медленно разрушается. И ничего не делает, чтобы это остановить. И в итоге разрушается сам. И рушит все вокруг. — Его голос стал тише, жестче. — Мне не хотелось бы видеть это снова. Особенно в вас.

Он посмотрел на нее, и в его глазах она увидела ту самую глубокую, давнюю грусть, о которой он говорил. Но теперь она поняла: это была не абстрактная философия. Это был личный опыт. Собственная боль.

— Я должен идти, — сказал он, берясь за ручку двери. — Берегите себя, Анна. И помните про книги.

Он ушел. Анна осталась стоять с пакетом в руках. Она подошла к окну и увидела, как он садится в чистый, немаркий белый фургончик с логотипом «Умелые руки». Он завел двигатель и медленно тронулся, скрывшись за поворотом.

Она вернулась в гостиную, села на диван и вынула книги из пакета. Они были новыми, пахли типографской краской. Она открыла одну на случайной странице. Там были изображения светлых, просторных интерьеров, наполненных воздухом и светом. Совершенная противоположность тому, что окружало ее.

И вдруг она все поняла. Поняла его странную сдержанность, его профессиональную дистанцию, смешанную с этими прорывами непозволительной заботы. Он видел в ней не клиентку. И не потенциальную любовницу. Он видел отражение. Отражение чьей-то другой боли, чьей-то другой сломанной жизни. Может, своей. Может, кого-то очень близкого.

И эта догадка не отпугнула ее. Наоборот. Она сделала его… человечным. Таким же уязвимым, как она сама. Не спасителем с разводным ключом, а таким же пассажиром в лодке, попавшей в бурю. Только его лодка, видимо, уже разбилась когда-то вдребезги. И теперь он помогал другим латать свои, боясь, что они повторят его ошибку.

Она прижала книгу к груди и закрыла глаза. Вопрос «что делать?» больше не висел в воздухе тяжелым туманом. Он кристаллизовался в четкую, пугающую, но неизбежную форму. Демонтаж. Начало демонтажа той жизни, которая давно превратилась в руины. И первый шаг нужно было сделать ей. Только ей. Даже если за этим шагом не последует немедленная помощь или спасение. Даже если за ним будет только пустота и неизвестность.

А по другую сторону города Илья, остановившись на светофоре, сжал руль так, что костяшки пальцев побелели. Он перешел черту. Ту самую, которую дал себе зарок не переступать. Он принес ей книги. Сказал слишком много. Потому что в ее глазах, в ее тихом отчаянии он увидел не просто клиентку. Он увидел ту самую трещину, которая когда-то прошла через его собственную жизнь и разрушила все. И теперь он, как завороженный, тянулся к этой трещине, пытаясь ее заделать. Хотя знал, что чужие трещины не заделать своими руками. Можно лишь показать, где лежит раствор. А замешивать его должен тот, чей дом треснул.

Продолжение следует!

Первая часть здесь:

Нравится рассказ? Тогда можете поблагодарить автора ДОНАТОМ за ее труд, если есть такая возможность. Жмите на черный баннер ниже:

Экономим вместе | Дзен

Читайте и другие истории о жизни:

Если не затруднит, оставьте хотя бы пару слов нашему автору в комментариях и нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы ничего не пропустить и дальше. Виктория будет вне себя от счастья и внимания!

Можете скинуть ДОНАТ, нажав на кнопку ПОДДЕРЖАТЬ - это ей для вдохновения. Благодарим, желаем приятного дня или вечера, крепкого здоровья и счастья, наши друзья!)