Часть 1. Патина благополучия
В гостиной пахло не сдобой и не банальным кофе, а пчелиным воском, старой бумагой и немного — терпким можжевельником. Елизавета, архитектор ландшафтных пространств и специалист по японским садам камней, ценила в доме прежде всего воздух. Он должен был быть прозрачным, как в горах, и наполненным смыслом, а не суетой. Именно поэтому ее наследственная квартира — просторная «сталинка» с лепниной, которую она восстанавливала скальпелем и зубной щеткой полгода, — напоминала музей, в котором, однако, было удобно жить.
За массивным дубовым столом собралась пестрая компания. Семён, муж Елизаветы, сегодня сиял. Он, оценщик антикварных часовых механизмов, чувствовал себя в этой обстановке как рыба в воде. Его профессия требовала усидчивости и педантизма, но дома эти качества трансформировались в занудство и скрытую тиранию.
— Попробуйте гуся, — настаивал Семён, накладывая гостю огромный кусок, хотя тот вежливо отказывался. — Антон, ты вечно стесняешься. Ешь, жена старалась. Хотя маринад, откровенно говоря, я бы сделал острее.
Елизавета лишь чуть сузила глаза. Она привыкла к этим мелким уколам, словно комариным укусам. Семён любил публично поправить её, указать на недочет, словно она была неровно уложенным бордюром, а он — главным инспектором.
За столом сидели Антон — реставратор икон, его жена Вера — дирижер хора, и двоюродный брат Семёна — Илья, занимающийся разведением редких пород аквариумных рыб. Разговор тек лениво, касаясь искусства, цен на материалы и грядущего отпуска.
Семён подлил себе вина, откинулся на спинку стула, который жалобно скрипнул под его весом, и обвел присутствующих взглядом хозяина жизни. Ему казалось, что он достиг пика: у него есть статус, есть эта великолепная квартира (о том, что она принадлежит жене, он предпочитал не вспоминать), есть круг общения.
— Кстати, о планах, — громко произнес Семён, перебивая Веру, рассказывавшую о гастролях. — Мы тут с мамой посовещались и приняли решение. Глобальное.
Елизавета отложила вилку. Словосочетание «мы с мамой» всегда предвещало бурю, но обычно масштаб бедствия ограничивался покупкой ненужной дачи или сменой штор.
— Какое решение? — спросила она ровным голосом, чувствуя, как внутри натягивается невидимая струна.
— Тамара Игнатьевна переезжает к нам, — заявил Семён, накалывая на вилку маринованный огурец. — Завтра.
В комнате стало тихо. Не той кинематографической тишиной, а вязкой, тяжелой, когда людям стыдно за того, кто говорит. Антон закашлялся, Вера опустила глаза в тарелку.
— И куда именно она переезжает? — уточнила Елизавета. Голос её не дрогнул, но стал холоднее гранитной крошки, которую она использовала в проектах.
— Как куда? Сюда. — Семён обвел рукой пространство. — — Моя мать будет жить в твоей квартире, которую ты получила по наследству.
— Ты меня спрашиваешь или ставишь перед фактом? — Елизавета смотрела прямо в переносицу мужу.
— Я тебя информирую, Лиза, — усмехнулся Семён, явно наслаждаясь моментом власти при свидетелях. — Маме тяжело одной в «двушке», там район шумный, экология ни к черту. А у нас три комнаты. Твой кабинет все равно простаивает, чертишь ты свои сады редко. Освободишь его. Вещи мама уже упаковала, завтра грузчики.
Илья, брат Семёна, попытался разрядить обстановку:
— Сём, может, не стоило так резко? С бухты-барахты… Лиза все-таки хозяйка.
— Хозяйка на кухне, — отмахнулся Семён, и это было его фатальной ошибкой. — А глобальные вопросы решаю я. Семья должна быть вместе. Мама продаст свою квартиру, деньги пустим в оборот, я давно присмотрел один лот на аукционе в Вене. А жить она будет здесь. Это не обсуждается.
Часть 2. Право сюзерена
Елизавета медленно встала. Она была высокой женщиной, и сейчас, выпрямившись, казалась выше Семёна на голову, хотя тот сидел. В её характере, закаленном работой с капризными заказчиками и непредсказуемой природой, не было места истерикам. Она знала: сорняк нужно вырывать с корнем, пока он не задушил культурные посадки.
— Антон, Вера, Илья, — произнесла она спокойно. — Прошу меня извинить. Вечер окончен. Вам лучше уйти. Прямо сейчас.
Гости, чувствуя, что воздух в комнате наэлектризовался до предела, засуетились. Антон начал торопливо искать под столом выпавшую салфетку, Вера дернула мужа за рукав.
— Лиза, ну зачем ты устраиваешь сцену? — поморщился Семён, не вставая. — Люди еще десерт не ели. Сядь и успокойся. Мама приедет завтра в десять утра. Будь любезна встретить и помочь разобрать коробки.
Елизавета подождала, пока за гостями захлопнется входная дверь. Щелчок замка прозвучал как выстрел стартового пистолета. Она вернулась в гостиную.
— Ты, кажется, перепутал эпохи, Семён, — сказала она, глядя на него как на заплесневелый пень, портящий вид сада. — Ты решил, что моё наследство — это твоя собственность? Что ты можешь распоряжаться моими метрами, моим кабинетом и моим покоем ради своих хотелок?
— Не начинай, — Семён налил себе еще вина. — Это рациональное решение. Деньги от маминой квартиры пойдут на благо семьи. Я куплю ту коллекцию напольных часов, о которой мечтал, отреставрирую, продам втридорога. Мы разбогатеем. А мама… она тихая, ты её и не заметишь.
— Ты продаешь жилье матери, чтобы купить часы? — в голосе Елизаветы проскользнуло не удивление, а брезгливость. — А меня ты используешь как бесплатную жилплощадь для передержки своей родительницы?
— Ты обязана уважать мою мать! — рявкнул Семён, теряя терпение. — И моё слово в этом доме — закон. Я мужчина.
— Ты не мужчина, Семён. Ты — паразит, — отчеканила Елизавета. — Который присосался к комфорту, созданному не им. Ты забыл, кто платил за ремонт? Кто оплачивает счета? Ты все свои заработки тратишь на свои «механизмы» и имидж, а живешь за мой счет. И теперь ты решил притащить сюда свою мать, которая, к слову, ни разу не поздравила меня с днём рождения за пять лет брака, считая меня «недостойной партией»?
— Закрой рот! — Семён вскочил, опрокинув бокал. Красное пятно стало расползаться по скатерти. — Завтра она въедет. И если тебе что-то не нравится — можешь валить сама.
Елизавета усмехнулась. Это была не добрая улыбка, а оскал хищника, увидевшего добычу.
— Валить? Из собственной квартиры? Ты настолько зарвался, что потерял связь с реальностью.
Часть 3. Архитектоника разлома
Она не стала плакать. Не побежала в ванную, чтобы умыться холодной водой. Злость, холодная и расчетливая, затопила её сознание, вытесняя остатки привязанности. Елизавета действовала так, как действовала при проектировании: жестко отсекала лишнее.
Она подошла к комоду, достала большой черный мусорный мешок.
— Что ты делаешь? — насторожился Семён.
— Провожу санитарную обрезку, — ответила она.
Елизавета прошла в спальню, открыла шкаф Семёна и начала методично сгребать его вещи в мешок. Костюмы, рубашки, дорогие галстуки — все летело в кучу.
— Ты спятила?! — Семён позеленел. Он подбежал к ней, пытаясь вырвать вешалку. — Положи на место! Это итальянская шерсть!
— А это — моя квартира, — Елизавета с силой оттолкнула его. Годы работы с землей и камнем дали ей неожиданную физическую силу. Семён отлетел к стене. — Ты сказал, что завтра твоя мать въедет. Так вот, места для двоих нахлебников у меня нет. Если въезжает она — выметаешься ты. Но поскольку я не давала согласия на её проживание, выметаешься ты один. Прямо сейчас.
— Ты не имеешь права! Мы в браке!
— Квартира получена мной в наследство до брака, — напомнила Елизавета, запихивая его ботинки в другой пакет. — Юридически ты здесь — никто. Просто гость, который засиделся и начал хамить.
Она выволокла мешки в коридор. Семён бегал вокруг неё, то пытаясь угрожать, то переходя на визгливые ноты.
— Лиза, прекрати! Ты разрушаешь семью из-за глупости! Подумай, что скажут люди!
— Люди скажут, что я наконец-то прозрела, — она открыла входную дверь и пинком выставила первый мешок на лестничную площадку. — Вон.
— Я никуда не пойду ночь глядя!
— Тогда я вызываю наряд. Скажу, что посторонний гражданин угрожает мне расправой и портит имущество. А скатерть с пятном вина, которую ты испортил, будет доказательством буйства. Ты же знаешь, участковый меня уважает, я ему сад на даче проектировала. Кому поверят?
Семён замер. Он знал, что Елизавета не блефует. В её глазах не было ни капли сомнения, только презрение и ледяная решимость. Он впервые испугался. Его уютный мир, построенный на её горбу, рушился.
— Ты пожалеешь, Лиза, — прошипел он, хватая куртку. — Ты приползешь, когда поймешь, что одинока и никому не нужна со своими камнями.
— Ключи, — потребовала она, протянув руку.
Он швырнул связку на пол.
— Забирай! Подавись своей квартирой! Завтра приедет мама, и мы… мы на тебя в суд подадим! На алименты! На содержание!
— Вон, — тихо повторила она.
Когда дверь за ним захлопнулась, Елизавета не сползла по стене. Она пошла на кухню, взяла ножницы и хладнокровно разрезала испорченную скатерть на тряпки. Затем позвонила в слесарную службу: «Мне нужно срочно сменить личинку замка. Да, прямо сейчас. Я плачу тройной тариф».
Часть 4. Чемоданный тупик
Утро выдалось пасмурным. Ровно в девять утра в дверь настойчиво позвонили. Елизавета, успевшая выпить чашку зеленого чая и сделать утреннюю гимнастику, открыла дверь. На пороге стояла Тамара Игнатьевна — грузная женщина с лицом, на котором застыло выражение вечного недовольства, и двое хмурых грузчиков с коробками. Семёна рядом не было.
— Ну наконец-то, — вместо приветствия буркнула свекровь, пытаясь протиснуться внутрь. — Почему Сенечка трубку не берет? Я звоню битый час. Грузчики поминутную оплату требуют. Где мне вещи ставить? Семён сказал, в кабинете?
Елизавета перегородила проход рукой.
— Здравствуйте, Тамара Игнатьевна. Семён здесь больше не живет. И вы здесь жить не будете.
Свекровь застыла, её глаза округлились, напоминая две пуговицы на старом пальто.
— Что ты несешь? Какая муха тебя укусила? У нас договоренность! Я свою квартиру уже риелтору на ключи сдала для показов, мне съезжать надо!
— Договоренность у вас была с сыном. Со мной никто ничего не обсуждал. Врать не буду, мне ваше присутствие здесь не нужно.
— Да ты… ты хамка! — взвизгнула Тамара Игнатьевна. — Это квартира моего сына! Он муж, он глава! Пусти немедленно! Ребята, заносите!
Грузчик сделал шаг вперед, но Елизавета достала из кармана перцовый баллончик. Спокойно, демонстративно.
— Частная собственность, — произнесла она железным тоном. — Еще шаг — и я расценю это как вторжение. Документы на квартиру на моё имя. Вы здесь не прописаны. Семён здесь не прописан. До свидания.
Она захлопнула дверь перед носом опешившей троицы. Через минуту в дверь начали колотить ногами и сыпать проклятиями. Елизавета надела наушники, включила аудиокнигу про историю японского средневековья и занялась полировкой листьев фикуса.
Через час телефон начал разрываться. Звонил Семён. Елизавета заблокировала номер. Звонил Илья. Заблокировала. Звонила неизвестная тетка из Саратова, дальняя родня мужа. В черный список.
К обеду пришло сообщение от Семёна с чужого номера: «Ты творишь беспредел! Маме некуда идти! Мы у подъезда!»
Елизавета выглянула в окно. На скамейке, среди коробок, сидела Тамара Игнатьевна, похожая на раздувшуюся жабу, а рядом бегал Семён, размахивая телефоном. Он выглядел жалко: в мятом пиджаке, который с вечера валялся в мешке, взъерошенный и потный.
Елизавета набрала сообщение: «Адрес кризисного центра скинуть? Или сами найдете? В мою квартиру вход закрыт. Навсегда».
Часть 5. Бой без правил и стрелок
Прошло два месяца. Развод оформили быстро — детей не было, имущественных споров по квартире тоже, так как наследство не делится. Семён пытался претендовать на машину, но Елизавета предоставила выписки со счетов, доказав, что кредит платила она одна. Судья, уставшая женщина с проницательным взглядом, быстро раскусила Семёна и его патетические речи о «вкладе в духовное развитие семьи».
Елизавета закончила крупный проект — сад для частной клиники. Гонорар позволил ей наконец купить редкие виды карельского мха и обновить оборудование. Она дышала полной грудью. В квартире царил идеальный порядок, никто не критиковал её стряпню и не требовал подать чистые носки.
Однажды она встретила Илью, брата бывшего мужа. Тот, увидев её, смутился, но подошел.
— Привет, Лиз. Выглядишь… потрясающе.
— Привет, Илья. Как там твои рыбки?
— Нормально. Слушай… ты, конечно, жестко с ними тогда.
— Справедливо, — поправила она.
— Ну да… В общем, дела у Сеньки плохи. Оказалось, он не просто маму хотел перевезти. Он влез в долги. Занял у каких-то серьезных людей под расписку, чтобы купить тот часовой механизм на аукционе. Рассчитывал продать мамину квартиру, перекрыть долг и навариться. А тут ты…
— И что теперь?
— Мамину квартиру пришлось срочно продавать, но за бесценок, за срочность скинули тридцать процентов. Долг он закрыл, но на руках остались копейки. Часы те оказались с дефектом, он в спешке не разглядел — реставрация там стоит больше, чем сам механизм. В итоге они купили убитую «однушку» в полуподвале где-то за окружной.
Илья криво усмехнулся.
— Живут теперь вдвоем на тридцати метрах. Тамара Игнатьевна его пилит с утра до ночи, что он её «дворца» лишил. Семён пьет. С работы его попросили — он там на клиента сорвался, грубить начал. Теперь, слышал, сторожем на автостоянке подрабатывает.
Елизавета слушала это без злорадства, но и без жалости. Это была просто информация, как сводка погоды. Где-то идут дожди, где-то град побил посевы.
— Каждый сам выбирает свой ландшафт, Илья, — сказала она. — Кто-то строит сад, а кто-то — выгребную яму.
— Это точно, — вздохнул он. — Знаешь, а Сенька ведь всем говорит, что ты его обокрала. Что ты — ведьма.
— Пусть говорит. У сторожей много свободного времени для баек.
Елизавета попрощалась и пошла к своей машине. В багажнике лежали отборные камни для нового проекта. Тяжелые, угловатые, настоящие. Она знала, куда положить каждый из них, чтобы создать гармонию. А хаос, который пытался внести в её жизнь чужой человек, остался за периметром её сада. Навсегда.
Семён в этот момент сидел в сырой кухне с обшарпанными стенами. На столе стояла дешевая водка и банка кильки. В соседней комнате, за тонкой фанерной перегородкой, громко и нудно причитала Тамара Игнатьевна, вспоминая свою светлую квартиру и проклиная «бестолкового сына», который профукал всё. Семён смотрел на свои руки — руки, которые привыкли касаться золотых шестеренок Breguet, теперь были грязными и дрожащими. Перед ним лежал сломанный будильник — дешевая китайская подделка. Он пытался его починить, но отвертка срывалась. Он хотел стать королем жизни, унижая жену, но в итоге сам превратился в шута, у которого отобрали даже колпак. Злость на Елизавету уже перегорела, остался липкий, животный страх перед будущим, которое сужалось до размеров этой вонючей кухни.
Автор: Елена Стриж ©
Рекомендуем Канал «Семейный омут | Истории, о которых молчат»