Часть 1. Диссонанс
Запах старого лака и канифоли в квартире Петра всегда соперничал с тонкими, едва уловимыми ароматами бергамота и ириса, которые приносила на одежде Нина. Пётр, реставратор струнных инструментов, ценил тишину и точность. Нина, создательница нишевой парфюмерии, жила в мире эфирных масел и интуиции. Эти два мира существовали в гармонии ровно до тех пор, пока на пороге не появлялась Инга Павловна.
Тёща вошла в прихожую не как гость, а как инспектор, прибывший с внезапной проверкой на аварийный объект. Она не хлопала дверью, не топала — она втекала в пространство, заполняя собой каждый кубический сантиметр воздуха, вытесняя кислород.
— Петенька, у тебя опять пахнет, как в гробовой мастерской, — заметила она вместо приветствия, проводя пальцем по идеально чистой поверхности консоли. — А ты, Ниночка, выглядишь так, словно всю ночь разгружала вагоны, а не смешивала свои водички.
Пётр оторвался от деки виолончели восемнадцатого века, которую он склеивал уже вторую неделю. В его работе спешка означала смерть инструмента. В общении с Ингой Павловной спешка означала поражение.
— Здравствуйте, Инга Павловна, — ровно произнёс он, не вставая из-за верстака, оборудованного прямо в гостиной, отгороженной стеллажами. — Это запах истории. А Нина устала потому, что у неё срочный заказ для выставки.
— История должна пахнуть величием, а не старьём, — парировала тёща, проходя в кухню и по-хозяйски открывая холодильник. — Я привезла вам нормальной еды. Ваши эти доставки — путь к гастриту.
Нина, сидевшая на диване с ноутбуком, виновато улыбнулась.
— Мам, не надо, мы сами...
Книги автора на ЛитРес
— Если бы вы «сами», у вас бы были румяные щеки, а не цвет лица узников подземелья, — отрезала Инга Павловна, выставляя на стол контейнеры с чем-то жирным и жареным. — Кстати, я договорилась с бригадой. Они придут в понедельник менять окна.
Пётр замер. Стамеска в его руке осталась неподвижной.
— Какие окна, Инга Павловна? Мы не планировали ремонт. Эти рамы — дубовые, отреставрированные мной лично. Они держат климат, необходимый для инструментов.
— Они пропускают сквозняк, Пётр. А Нине рожать в будущем. Или ты хочешь заморозить наследников ради своих деревяшек?
— Мы не обсуждали детей, — тихо сказала Нина, но тут же осеклась под тяжелым взглядом матери.
— Вы не обсуждали, а я думаю наперед. Окна будут пластиковые, тройной стеклопакет. Я уже внесла задаток. Это мой подарок.
Пётр медленно отложил инструмент. Он чувствовал, как внутри натягивается струна, готовая лопнуть и хлестнуть острым концом. Но он был мастером выдержки. Он знал, что дерево трескается от резких перепадов.
— Заберите задаток, — спокойно сказал он. — В этом доме окна меняться не будут.
— Нина! — Инга Павловна повернулась к дочери, игнорируя зятя. — Объясни своему мужу, что такое забота о семье. Или ты тоже хочешь жить в склепе?
Нина сжалась. Она посмотрела на Петра, потом на мать. В её глазах читался детский страх перед наказанием за непослушание.
— Петь, ну может... Будет теплее... — промямлила она.
Пётр вернулся к работе, включив настольную лампу поярче. Свет отрезал его от остальной комнаты.
— Нет, — коротко бросил он.
Инга Павловна усмехнулась. Это была не улыбка, а гримаса превосходства опытного полководца, который проиграл стычку, но уверен в исходе войны.
Часть 2. Чужая партитура
Через неделю в гости приехала Лариса, старшая сестра Нины. Она работала ландшафтным дизайнером, создавала сады на крышах и обладала характером, похожим на дикий кустарник — колючим и неудобным.
Она сидела на кухне, наблюдая, как Пётр варит кофе в турке.
— Она тебя сожрет, — без предисловий сказала Лариса.
Пётр не обернулся, следя за поднимающейся пенкой.
— Ты про кофе?
— Я про нашу маменьку. Инга Павловна — это не женщина, это явление природы. Как саранча.
— Я справляюсь, — ответил Пётр, разливая напиток по чашкам.
— Мой муж тоже так думал, — Лариса взяла чашку, не добавляя сахара. — Знаешь, как это было? Сначала она просто советовала, где поставить диван. Потом она решала, куда мы поедем в отпуск. Потом она начала проверять его телефоны, пока он спал, и докладывать мне о «подозрительных» смс от коллег. А когда я попыталась выставить её за дверь, Олег встал на её сторону. Сказал, что она «желает добра». Через месяц он ушел. Не ко мне, не к другой. Просто в никуда. Сказал, что хочет тишины.
Лариса посмотрела на гостиную, где сестра разговаривала по телефону с матерью.
— Нина слабая. Мать лепила её как пластилин. Я сбежала рано, огрызалась, кусалась. А Нина... она впитала это чувство вины с молоком. Смотри, сейчас она положит трубку и придет к тебе с какой-нибудь дикой идеей.
Как по расписанию, Нина вошла в кухню. Вид у неё был решительный, но какой-то механический, словно её завели ключиком.
— Петь, мама нашла отличный вариант дачи. В поселке «Озерный». Ей одной тяжело тянуть стройку, она предлагает нам вложиться. Оформим на неё, конечно, чтобы с налогами проще, но жить будем мы.
Пётр медленно поставил чашку на блюдце. Керамика звякнула.
— Нет.
— Почему ты сразу отказываешься? — голос Нины задрожал, но не от обиды, а от заученного текста. — Это вложения. Свежий воздух. Мама говорит...
— Нина, — перебила её Лариса. — Ты себя слышишь? «Оформим на неё». Ты хоть понимаешь, что ты предлагаешь мужу построить дом чужой тете?
— Мама не чужая! — воскликнула Нина. — Лара, ты всегда её ненавидела! Ты просто завидуешь, что у нас с мамой есть контакт, а ты одна!
— Я одна, потому что не позволила ей спать в моей постели между мной и мужем, — жестко сказала Лариса. — Петь, беги. Пока не поздно.
— Я не побегу, — Пётр посмотрел на жену тяжелым, изучающим взглядом. — Но и дачу строить не буду. У нас свои планы. Были.
Нина вспыхнула.
— Ты эгоист! Мама всю жизнь мне отдала! А ты жалеешь деньги!
— Я не жалею деньги, Нина. Я не инвестирую в террористов, — спокойно ответил Пётр.
Нина выбежала из кухни. Лариса грустно усмехнулась.
— Началось. Теперь будет бойкот, молчание и холодный суп. А потом приедет тяжелая артиллерия.
Часть 3. Оккупация
Тактика изменилась. Инга Павловна перестала атаковать в лоб. Она заболела. Не смертельно, но достаточно картинно, чтобы требовать ухода. Давление, мигрени, «сердце колет». Она переехала к ним «на пару дней», чтобы быть под присмотром дочери.
Квартира превратилась в штаб военных действий. Виолончель Петра была накрыта старой простыней, «чтобы пыль не летела маме в дыхательные пути». Его инструменты сдвинули в угол. На рабочем столе появились тонометры, таблетки и стопки медицинских карт.
Пётр возвращался из мастерской (которую пришлось арендовать, так как дома работать стало невозможно) и видел одну и ту же картину: Нина бегает вокруг лежащей на диване матери, а та слабым голосом раздает указания.
— Ниночка, это масло пахнет слишком резко, убери, у меня спазмы, — стонала Инга Павловна. — И скажи Петру, чтобы он не шуршал пакетами.
Пётр зашел в комнату. Инга Павловна выглядела вполне цветущей для умирающей.
— Инга Павловна, — начал он, не снимая куртки. — Я нашел вам отличную сиделку. Профессионал. Она переедет к вам домой завтра.
Тёща резко села, забыв про «головокружение».
— Ты меня выгоняешь? Из дома собственной дочери?
— Это мой дом, — поправил Пётр. — И дом Нины. А у вас есть свой. Сиделка оплачена на месяц вперед.
— Нина! — взвизгнула Инга Павловна. — Ты слышишь? Он хочет моей смерти! Он хочет сплавить меня чужой бабе!
Нина вышла из ванной с мокрым полотенцем. Она выглядела изможденной. Круги под глазами стали темнее, чем лак на скрипках Петра.
— Петь, ну как ты можешь? Маме плохо...
— Маме отлично, Нина. Мама играет спектакль. И антракт затянулся.
— Как ты смеешь так говорить! — Нина вдруг швырнула полотенце на пол. — Ты бесчувственный сухарь! Мама права, ты никогда меня не любил. Тебе нужны только твой покой и твои деревяшки!
Пётр посмотрел на жену. Он видел не любимую женщину, а марионетку, нити от которой тянулись к дивану, где с торжествующим видом возлежала Инга Павловна.
— Ты выбираешь не меня, Нина. Ты каждый раз выбираешь её.
— Я выбираю семью! — крикнула Нина.
— Вот именно, — тихо сказал Пётр. — Только в твоем понятии семья — это ты и она. А я — обслуживающий персонал и кошелек для её прихотей.
— Убирайся! — выпалила Инга Павловна, почувствовав момент. — Оставь мою девочку в покое! Мы и без тебя проживем!
Пётр перевел взгляд на тёщу. В его глазах не было злости, только ледяная ясность хирурга, решившего ампутировать гангренозную конечность.
— Хорошо.
Часть 4. Холодный расчет
Он не стал собирать вещи сразу. Пётр прошел в свой угол, снял простыню с виолончели, аккуратно уложил её в кофр. Собрал самые ценные инструменты — резцы, рубанки, лаки. Все это заняло около часа.
Нина сидела на кухне с матерью, которая громко пила чай, демонстративно стуча ложкой. Они ждали, что Пётр придет извиняться. Что он пошумел и успокоится. Так всегда было у отца Нины, так должно было быть и сейчас.
Пётр вышел в прихожую с чемоданом и кофром.
— Я заблокировал твои дополнительные карты, Нина, — сказал он ровным голосом, проверяя застежку на куртке. — Деньги на общем счете поделил пополам. Аренду за следующий месяц я платить не буду, так что у вас есть две недели, чтобы решить вопрос с хозяином квартиры или съехать.
На кухне повисла тишина, плотная и вязкая. Нина выбежала в коридор.
— Ты... ты бросаешь меня? Из-за мамы?
— Я бросаю тебя из-за тебя, — ответил Пётр. — Твоя мать — это просто диагноз. А ты — носитель вируса. Я не хочу болеть.
— Ты пожалеешь! Ты приползешь! — закричала Инга Павловна, появляясь в дверях. — Ничтожество! Да кому ты нужен со своими стамесками!
Пётр достал телефон, набрал номер и включил громкую связь.
— Алло, Сергей Викторович? Это Пётр. Да. По поводу дачи в поселке «Озерный». Да, я отказываюсь от подряда. Предоплату за материалы верните на карту заказчика. Ах, заказчик — Инга Павловна, но платил я? Нет, верните мне. Да, работы заморозить. Всего доброго.
Он сбросил вызов под ошеломленный взгляд тёщи.
— Это были мои деньги, Инга Павловна. Вы же оформили участок на себя? Поздравляю. Теперь у вас есть кусок земли с котлованом и долг перед бригадой за простой, если не заплатите сами.
— Вор! — выдохнула тёща, хватаясь за сердце, на этот раз, кажется, по-настоящему.
— Это урок финансовой грамотности, — Пётр открыл дверь. — Нина, на развод я подам сам. С вещами разберемся через адвоката.
Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Щелчок замка прозвучал как выстрел с глушителем.
Часть 5. Наследство царицы
Прошло полгода.
Зима выдалась суровой. Пётр сидел в своей новой, светлой мастерской. Панорамное стекло (без пластиковых рам, а с качественным деревянным профилем) открывало вид на заснеженный парк. Он покрывал лаком скрипку работы итальянского мастера. Слой за слоем, медленно, медитативно. Его жизнь приобрела ту самую чистоту и структуру, о которой он мечтал.
Телефон завибрировал. Лариса.
«Она ушла от неё. Едет к тебе. Я не дала ей твой адрес, но она нашла через знакомых. Будь готов».
Через час в дверь мастерской постучали.
Нина выглядела плохо. Дорогое пальто висело на ней мешком, лицо осунулось, приобрело землистый оттенок. От неё больше не пахло ирисом, от неё пахло лекарствами и тоской.
Пётр не предложил ей войти, оставив стоять на пороге.
— Петя... — начала она, пытаясь поймать его взгляд.
— Привет, Нина.
— Я не могу так больше. Мама... она сошла с ума. После того как ты ушел, она сделала мою жизнь адом. Она контролировала каждый мой шаг. Она требовала денег за то, что «воспитала меня». Мы продали мамину квартиру, чтобы закрыть долги по той проклятой даче, и жили в съемной однушке. Она винила меня во всем. Я сбежала.
Нина заплакала. Слезы текли по грязным дорожкам дешевого тонального крема.
— Я была дурой, Петь. Прости меня. Сестра была права. Ты был прав. Давай начнем все сначала? Я теперь все поняла. Я больше никогда не пущу её в нашу жизнь.
Пётр смотрел на женщину, которую когда-то любил. Но внутри было пусто. Как в резонаторе разбитой скрипки, где больше не живет звук.
Он вспомнил те месяцы спокойствия без истерик, без чужого запаха в доме, без ощущения, что он — лишь функция. Он представил, как впускает Нину обратно, а за ней, незримой тенью, все равно потянется шлейф её прошлого, её сломанной психики, её неизбежного чувства вины перед матерью-монстром.
— Нина, — он говорил тихо, но каждое слово падало весомо. — Человека можно вытащить из болота. Но нельзя вытащить болото из человека, если он в нем родился и вырос.
— Но я сбежала!
— Ты сбежала, потому что тебе стало больно, а не потому что ты повзрослела. Если я тебя приму, ты через месяц начнешь звонить ей и спрашивать, как у неё здоровье. Потому что тебе нужна жертва, чтобы чувствовать себя хорошей. А я больше не хочу быть зрителем в этом театре.
— Мне некуда идти, — прошептала она.
— У тебя есть сестра. У тебя есть профессия. Ты взрослая женщина, Нина. Справься сама. Это будет лучшим уроком.
Он начал закрывать дверь.
— Ты не можешь быть таким жестоким! — крикнула она, хватаясь за косяк.
— Злость — это тоже топливо, Нина. Используй её, чтобы построить свою жизнь, а не чтобы разрушить мою.
Дверь закрылась. Пётр повернул замок на два оборота. Вернулся к столу, взял кисть. Рука его не дрожала. Лак лег идеально ровно.
Где-то на другом конце города, в полупустой съемной квартире, сидела Инга Павловна. Перед ней лежал телефон, который молчал уже третьи сутки. Она перебирала старые фотографии, где маленькая Нина смотрела на нее с обожанием. Рядом стояла чашка с остывшим чаем. Царица осталась одна в своем королевстве из руин, и подданных больше не было. Жадность и власть сожрали самое главное — любовь, оставив после себя лишь голые стены и тишину, от которой закладывало уши.
Автор: Вика Трель © Самые читаемые рассказы на КАНАЛЕ