Часть 1. Опилки и винил
Визг бензопилы перекрывал городской гул, врезаясь в уши плотной, хищной вибрацией. Надежда висела на страховочном тросе в шести метрах над землей, упираясь шипами «гаффов» в шершавую кору старого, больного ясеня. Внизу, в облаке древесной пыли, суетились оранжевые каски — её бригада.
— Надежда Павловна, принимай перехват! — гаркнул снизу Борис, крепкий мужик с лицом, дубленым ветрами и летящей стружкой.
Она ловко поймала конец каната, закрепила спил. Мышцы под плотной спецовкой натянулись, привычно принимая нагрузку. Она любила эту работу. Арбористика — удаление и лечение сложных деревьев — не терпела слабых рук и истерик. Здесь всё было честно: либо ты держишь ствол, либо летишь вниз.
К вечеру, когда она стягивала тяжелые ботинки в прихожей, тело приятно гудело. Пахло от неё специфически: смесью бензина, масла для смазки цепи и сырого, терпкого дерева.
— Опять этот запах, — голос мужа прозвучал из гостиной, сухой и скрипучий, как игла проигрывателя, соскочившая с дорожки.
Олег сидел в своем кресле, напоминающем трон из дешевого бархата, и протирал антистатической кистью коллекционную виниловую пластинку. Его мир был стерилен. Он занимался перепродажей винтажной аудиотехники — занятие благородное, с его слов, и совершенно убыточное, как показывала практика последних пяти лет.
Надежда прошла в комнату, не стесняясь своего рабочего вида. Опилки сыпались с волос на дорогой ламинат.
— Привет, — она устало потянулась. — Есть что поесть? Я быка бы съела.
Книги автора на ЛитРес
Олег поморщился, словно она предложила ему отведать тухлятины.
— Я заказывал суши, но уже всё съел. Ты же не предупредила, во сколько вернешься. Опять с этими своими... лесорубами?
— С арбористами, Олег. И да, мы закончили сложный объект на Патриарших. За это хорошо заплатят.
Муж аккуратно убрал пластинку в конверт, встал и подошел к ней. Он был ниже её на полголовы, но всегда старался выпрямиться так, чтобы смотреть сверху вниз.
— Ты женщина, Надя. А пахнешь как тракторист. Мне стыдно перед соседями. Когда ты идешь по подъезду, за тобой тянется шлейф какой-то гаражной гадости. И эти мужики... Борис, да? Он тебе пишет по ночам.
— Борис — бригадир. Он пишет отчеты.
— Отчеты, — хмыкнул Олег. Его лицо перекосило презрение. — Знаю я эти отчеты. Ты постоянно среди потных, грубых самцов. Что общего у тебя может быть с ними? А потом приходишь сюда, в наш храм чистого звука, и несешь эту грязь.
Надежда молча прошла на кухню. В холодильнике было пусто, если не считать банки с корнишонами и его элитного сыра, который трогать запрещалось. Злость начала подниматься где-то в районе диафрагмы — горячая, густая.
— Я оплачиваю этот «храм», Олег, — громко сказала она, доставая яйца. — Твои ламповые усилители, этот сыр и даже аренду твоего склада, забитого хламом, который никто не покупает.
Олег возник в дверях кухни. Его глаза сузились.
— Это временно. Ты же знаешь, рынок винтажа сейчас на спаде. Но скоро я закрою сделку с японцами. А ты... ты просто унижаешь меня своими деньгами. Ты делаешь это специально. Чтобы я чувствовал себя ничтожеством, пока ты лазишь по деревьям с этими бабуинами.
— Я не унижаю тебя, я обеспечиваю нам жизнь.
— Ты разрушаешь нашу семью своей доступностью! — выплюнул он. — Думаешь, я не вижу, как ты смотришь на них? Как тебе нравится эта грубая сила?
Надежда разбила яйцо о край сковороды так сильно, что желток брызнул на плиту.
Часть 2. Тени сомнений
Через неделю Олег явился к ней на объект. Это было настолько абсурдно, что бригада побросала инструменты. Он стоял у оградительной ленты — в бежевом пальто, узких брюках и замшевых лоферах, совершенно неуместных среди грязи и сучьев.
Надежда как раз спустилась на землю, отстегивая карабин. Борис помогал ей снять тяжелую обвязку. Его рука на секунду задержалась на её плече — дружеский жест, страховка.
— Убери от неё лапы! — фальцет Олега разрезал воздух.
Борис замер, медленно повернул массивную голову.
— Чего?
Олег нырнул под ленту, перешагивая через ветки с брезгливостью кота, ступившего в лужу.
— Я сказал, не трогай мою жену, дровосек.
— Олег, ты спятил? — Надежда шагнула навстречу, стягивая перчатки. Её лицо горело от стыда и злости. — Иди домой.
— Домой? Чтобы ты тут с ними кувыркалась в кустах? — Олег говорил громко, наслаждаясь сценой. — Я вижу, как вы тут «работаете». Все эти веревки, узлы... Сплошная порнография.
Рабочие начали посмеиваться. Кто-то отпустил едкую шутку про «павлина в опилках».
Олег покраснел пятнами. Наглость, с которой на него смотрели эти люди, выводила его из себя.
— Ты увольняешься. Немедленно, — он ткнул пальцем в сторону Надежды. — Мы едем домой, и ты пишешь заявление. Я запрещаю тебе здесь находиться. Хватит позорить меня.
— А жить мы на что будем? На твои пластинки «Beatles» с царапинами? — в голосе Надежды зазвенело презрение. Она не оправдывалась, не опускала глаз. Она смотрела на него как на сухостой, который нужно спилить, чтобы не рухнул на крышу.
— Я найду деньги! Я мужчина! А ты должна сидеть дома, создавать уют, а не болтаться на веревках перед мужиками. Ты превратилась в мужика в юбке... точнее, в штанах. Смотреть противно.
Он попытался схватить её за локоть, чтобы увести. Хватка была слабой, пальцы влажными. Надежда лишь слегка повела плечом, и он отлетел на шаг, споткнувшись о корень.
— Не трогай меня, — тихо, но страшно произнесла она. — Езжай домой. Вечером поговорим. И только попробуй устроить сцену еще раз.
Олег отряхнул пальто, пытаясь сохранить остатки достоинства.
— Ты пожалеешь, Надя. Ты выбираешь их, а не меня. Это предательство.
Он удалился, гордо задрав подбородок, но спина его выглядела жалкой. Борис сплюнул в сторону.
— Тяжелый случай, Пална. Ты бы это... поосторожнее с ним. Гнилой он внутри.
Часть 3. Суд Линча с гарниром
Вечер субботы должен был стать трибуналом. Олег подготовился основательно: пригласил свою мать, Людмилу Ивановну. Расчет был прост: мама, женщина старой закалки, хранительница очага, пристыдит нерадивую невестку и заставит её одуматься.
Стол был накрыт идеально — стараниями Надежды, которая, несмотря на усталость после рабочей недели, запекла утку.
Олег разлил вино, долго взбалтывая его в бокале и вынюхивая нотки пробки, словно ищейка.
— Мама, — начал он торжественно, — я хотел обсудить с тобой поведение Надежды. Ситуация стала критической.
Людмила Ивановна, женщина крупная, с прямым взглядом серых глаз и короткой стрижкой «под ежик», отложила вилку. Она всю жизнь проработала главным технологом на мясном заводе и людей видела насквозь, как рентген туши.
— И что же стряслось? Надя запила? Завела любовника?
— Почти! — воскликнул Олег. — Она работает в среде, которая пропитана развратом. Мужчины, физическая работа, постоянные поездки на объекты... Я требую, чтобы она ушла. Она не уважает меня, мама. Она ставит меня в ничтожное положение.
Надежда молчала, разрезая мясо на тарелке. Нож скрежетал по фарфору.
— Я сказал ей уволиться, — продолжал Олег, чувствуя поддержку родных стен. — Я возьму всё на себя.
Людмила Ивановна медленно прожевала кусок утки, вытерла губы салфеткой и посмотрела на сына долгим, тяжелым взглядом.
— На себя возьмешь? — переспросила она. — А на какие шиши, сынок? На те три тысячи, что ты занял у меня месяц назад и «забыл» вернуть?
Олег поперхнулся вином.
— Мама, это были инвестиции...
— Инвестиции в твою лень, — отрезала свекровь. — Надя, деточка, положи мне еще картошки.
Надежда, удивленно приподняв бровь, выполнила просьбу. Олег сидел, раскрыв рот. Его сценарий рушился.
— Ты, Олег, совсем берега попутал, — спокойно продолжила Людмила Ивановна. — Ты живешь в квартире, которую Надя выплачивает. Ездишь на машине, которую она заправляет. Ты даже зубы свои белоснежные вставил на её премию, я же помню. И ты смеешь рот открывать? Ревность у него... Жадность это и страх, а не ревность. Боишься, что она умнее тебя окажется, успешнее. Так она уже успешнее.
— Мама! Ты должна быть на моей стороне! — взвизгнул Олег.
— Я на стороне здравого смысла. А ты ведешь себя как паразит. Присосался и еще условия диктуешь. Уволится она — ты же первый с голоду взвоешь через неделю.
— Вы сговорились! — Олег вскочил, опрокинув бокал. Красное пятно расплылось по скатерти, как кровь. — Змеи! Обе! Я здесь хозяин!
— Хозяин тот, кто за стол платит, — припечатала Людмила Ивановна. — Сядь и не позорься.
Олег стоял, тяжело дыша. Унижение жгло его изнутри. Его предали. Самый близкий человек встал на сторону «этой».
— Хорошо, — процедил он. — Раз вы так. Надя, или ты завтра пишешь заявление, или я... я не отвечаю за себя. Я не позволю вытирать о себя ноги.
— И что ты сделаешь? — Надежда наконец подняла на него глаза. В них не было ни страха, ни любви. Только холодное любопытство исследователя, рассматривающего насекомое.
— Увидишь.
Часть 4. Сталь и стекло
Неделя прошла в тягостном молчании. Олег спал в гостиной, демонстративно не разговаривал, но исправно опустошал холодильник. Надежда работала с удвоенной силой, словно вымещая злость на древесине.
Развязка наступила в пятницу. Надежда вернулась раньше обычного. Дверь в квартиру была не заперта.
Войдя, она замерла. Посреди гостиной валялись её вещи. Рабочая форма была изрезана в лоскуты. Дорогие японские пилы, её гордость и инструмент заработка, лежали на полу с разбитыми ручками. Но самое страшное — её ноутбук с базой клиентов и проектами плавал в наполненной водой ванной.
Олег сидел на кухне, допивая бутылку коньяка. Его глаза были мутными, лицо распухло. Рядом сидел какой-то тип маргинального вида — видимо, «слушатель» для душевных излияний.
— А, явилась, — ухмыльнулся Олег. Язык его заплетался. — Нравится сюрприз? Я навел порядок. Избавил тебя от искушения. Теперь тебе нечем работать. Придется сидеть дома.
Внутри Надежды что-то оборвалось. Не жалость, не обида. Лопнул трос терпения, который держал эту конструкцию годами.
Она прошла на кухню. Незнакомец сально ухмыльнулся:
— Симпатичная бабенка, Олежек. Зря ты так.
— Вон, — сказала Надежда. Голос её звучал тихо, но так, что собутыльник икнул и перестал улыбаться.
— Э, ты чего командуешь? — начал Олег, пытаясь встать, но ноги его не слушались. — Я показал тебе, кто здесь главный. Я муж! Я имею право!
Надежда шагнула к нему. В ней проснулась та сила, которая позволяла ей валить аварийные тополя весом в несколько тонн. Она схватила Олега за грудки его модной рубашки и рывком подняла со стула. Ткань затрещала.
— Ты не муж, — прошипела она ему в лицо. — Ты гниль. Трухлявый пень.
— Пусти, дура! — Олег замахнулся, пытаясь ударить её по лицу.
Она перехватила его руку в воздухе. Жестко, профессионально. Выкрутила так, что он взвыл и согнулся пополам.
— Я терпела твое нытье. Я терпела твою лень. Но трогать мой инструмент? Мою работу? Дрянь!
Она толкнула его к выходу. Олег врезался плечом в косяк.
— Убирайся. Сейчас же.
— Это мой дом! — заорал он.
— Твой здесь только запах перегара. Документы на квартиру на меня оформлены, дарственная от отца. Ты здесь никто. Прописка временная.
Олег попытался схватить со стола кухонный нож, но Надежда ударила его ногой в колено. Не женский удар, а жесткий, выверенный пинок ботинком с металлическим носком (она не успела переобуться).
Кость хрустнула. Олег рухнул на пол, воя от боли.
— Вставай и вали, — сказала она, набирая номер на телефоне. — Борис? Привет. Да, срочно. Нужно вынести строительный мусор. Много мусора. Да, живого веса килограмм восемьдесят и еще куча коробок с хламом.
Маргинальный друг испарился еще на моменте хруста колена.
— Ты не посмеешь... — скулил Олег, держась за ногу. — Зима на дворе... Куда я пойду?
— К матери. Если пустит.
Часть 5. Ледяной ветер перемен
Через час подъехали ребята из бригады. Они работали молча, споро, как при демонтаже аварийного объекта. Коробки с винилом, усилители, одежда Олега — всё было аккуратно, но безжалостно выставлено на лестничную клетку. Самого Олега, хромающего и проклинающего всё на свете, Борис деликатно выпроводил за порог.
— Ключи, — потребовала Надежда, стоя в дверях.
Олег дрожащими руками выудил связку. Злоба в его глазах мешалась с животным ужасом осознания.
— Ты сдохнешь без меня! — выкрикнул он. — Ты никому не нужна, кроме меня, мужеподобная баба! Ты приползешь!
— Замок сменю завтра, — сказала Надежда Борису, не глядя на бывшего мужа, и захлопнула дверь.
***
Прошло полгода.
Зима выдалась снежной. Олег стоял у витрины ломбарда, кутаясь в тонкое пальтишко. Нога зажила плохо, он теперь заметно прихрамывал — денег на хорошую реабилитацию не было. Людмила Ивановна пустила его пожить, но жизнь эта напоминала казарму: подъем по расписанию, никаких капризов, а за еду приходилось отчитываться помощью по дому.
Его «бизнес» рухнул окончательно. Оказалось, что большинство клиентов приходили по рекомендациям знакомых Надежды, а аренду склада он не потянул уже на второй месяц. Коллекция винила была распродана за бесценок ради погашения микрозаймов, которые он набрал в попытке пустить пыль в глаза новой пассии (которая исчезла, как только деньги кончились).
Он увидел её случайно. Надежда выходила из кафе на противоположной стороне улицы. Она изменилась. Короткая стрижка ей шла, движения стали еще увереннее. Она смеялась, о чем-то разговаривая с высоким мужчиной в хорошем пальто. Это не был Борис. Это был кто-то другой, равный ей.
Она села за руль нового, большого пикапа — машины её мечты, которую Олег всегда называл «грузовиком для навоза».
Олег дернулся было шагнуть через дорогу, окликнуть, может быть, попробовать надавить на жалость или напомнить о «лучших годах», но тут же замер.
Надежда повернула голову. Их взгляды пересеклись. Олег ожидал увидеть торжество, злорадство или хотя бы гнев.
Но в её глазах было пусто. Полное, абсолютное равнодушие. Так смотрят на столб или на урну, проходя мимо. Она просто скользнула взглядом и отвернулась, продолжая разговор со спутником.
Мотор зарычал, и машина плавно влилась в поток.
Олег остался стоять на ветру. Ледяной порыв бросил ему в лицо горсть колючего снега. В кармане вибрировал телефон — звонила мать, требуя купить хлеба и лекарств. Денег на карте не было, и ему предстояло идти пешком три остановки, чтобы занять у бывшего одноклассника пятьсот рублей.
Он понял, что история закончилась. И в этой истории он был не главным героем, а всего лишь сухой веткой, которую вовремя отсекли, чтобы дерево могло расти дальше.
Автор: Вика Трель © Самые читаемые рассказы на КАНАЛЕ