— Ты вообще понимаешь, что сейчас произошло? — его шёпот был резким и обжигающим, как удар током.
— Она всего лишь хотела поесть... — голос горничной дрожал, а взгляд метнулся к замершей у дивана маленькой фигурке.
— В моём доме! Пока нас не было! — женщина выдохнула так, словно воздух в роскошной гостиной вдруг стал ядовитым. Её пальцы сжали дорогой свитер, который сейчас надела бомжиха. — И это... это на ней кофта моей дочери.
— Я всё объясню...
— Объяснишь. Сейчас. А потом вызываю полицию. И не уверена, кого заберут первым — её или тебя.
***
— Ты вообще понимаешь, где сейчас находишься? — прошипела Алиса, сама не веря собственным ушам.
— В раю? — шестилетняя Маша сжала в руке крошечную вилку для улиток, ее взгляд блуждал по сияющей хрустальной люстре гостиной. — Или в замке? Только принца нет.
— Принцы тут со свистом носятся, только не те, о которых ты в сказках читала, — Алиса провела рукой по лбу, смахивая несуществующую пыль с мраморной столешницы. — Ладно, слушай сюда, Клоповна. Первое правило: не прикасаться ни к чему блестящему. Второе: не оставлять следов. Третье...
— А кто такой Клоповна? — перебила девочка, уставившись на свои потрескавшиеся башмаки, оставлявшие на идеальном паркете едва заметные дорожки.
— Это твое новое имя на время нашего... эксперимента. Потому что мы тут с тобой как клопы на белой простыне. Нас никто не ждал, а если увидят — травят без разговоров.
Алиса Степанова, двадцатипятилетняя горничная в доме Сомовых, с ужасом озирала свое королевство, которое ей доверили хранить. Роскошный пентхаус на двадцатом этаже с панорамными окнами, открывающими вид на кипящую жизнью Москву, сегодня казался ей камерой смертников. И все из-за этого крошечного, испуганного существа, которого она неделю подкармливала у мусорных контейнеров и в порыве безумия, привела наверх.
Мысли путались, сердце колотилось где-то в горле.
Ну вот, Алиса, поздравим. Сначала диплом педагога на полке пылится, теперь карьера преступницы началась. Похищение человека, только наоборот. Незаконное проникновение бомжихи в элитное жилище. Статья найдется.
— А можно я потрогаю того медведа? — Маша указала на огромного плюшевого медведя, сидевшего в кресле в углу гостиной. Дорогая игрушка, купленная Сомовыми для интерьера, а не для игр.
— Медведя! И нет, нельзя. Он кусается. Искусственная челюсть, — отрезала Алиса, хватая девочку за капюшон потрепанной куртки, когда та потянулась к игрушке. — Ты у меня тут по всем правилам военно-полевой хирургии помоешься, а потом сразу на выход. Договорились?
— Договорились, — кивнула Маша, но ее глаза уже прилипли к огромному телевизору с изогнутым экраном, занимавшему всю стену. — А он говорит?
— Говорит, и еще как. Только голос у него такой... бархатный, с презрением. Включается пультом за сто тысяч. У нас с тобой таких нет.
Алиса вздохнула и повела свою подопечную в сторону гостевой ванной. По дороге Маша замерла перед огромной фреской.
— Ой, смотри, дядя и тетя без одежды! — восторженно прошептала она.
— Это не дядя и тетя, это Аполлон и Дафна, и они не без одежды, они... облачены в искусство! — попыталась найти объяснение Алиса, оттягивая девочку от сомнительного с точки зрения воспитания шедевра. — Иди уж лучше медведя потрогай. Только смотри, не разорви.
Они добрались до ванной комнаты. Зеркала в пол, позолота, встроенная подсветка. Маша застыла на пороге, словно перед порталом в другое измерение.
— Заходить? — с опаской спросила она.
— Не заходить, а входить. Как королева. Только наша королева пахнет, прости господи, котлетами и подвалом, — Алиса включила воду, которая с тихим шипением полилась из хромированного смесителя. — Раздевайся.
Процесс раздевания напоминал разминирование. Сначала сняли куртку, под ней — три кофты разной степени застиранности. Потом джинсы, которые стояли колом.
— Ну что, Клоповна, сейчас мы тебя отмоем до скрипа, — заявила Алиса, закатывая рукава. — Хозяева вернутся только к семи. У нас еще уйма времени.
Она помнила, как впервые увидела Машу. Неделю назад, холодным мартовским вечером, девочка копошилась у мусорных баков, пытаясь достать половинку засохшего пирога. Алиса как раз выносила пакет с объедками от ужина Сомовых — стейк с трюфелями, который Елена Петровна сочла «пережаренным». Их взгляды встретились. Испуганный, взрослый взгляд шестилетнего ребенка. И Алиса не смогла пройти мимо. Сначала приносила бутерброды, потом суп в контейнере. А сегодня... сегодня что-то щелкнуло.
«И чего ты везешь?» — спрашивал ее внутренний голос, звучавший точь-в-отчет как голос ее отца. — «Одной проблемой меньше стало? Работу хорошую нашла, квартиру снимаешь, а теперь в благотворительность ударилась? В детдоме мест нет, что ли?»
Но Алиса гнала эти мысли прочь. Она сама выросла без матери, знала цену одиночеству. Правда, ее одиночество скрашивал любящий отец-инженер, а не помойка.
— А мы шампунем будем пользоваться? — прервала ее размышления Маша, уже сидя в пене по самую макушку. Ее тощее тельце казалось еще меньше в огромной раковине джакузи.
— Будем. Вот этим, — Алиса протянула ей матовую черную бутылку. — «Шампунь глубокого очищения с икрой и золотом». Чтоб ты знала, каково это — мыть голову за пять тысяч рублей.
— А он вкусный? — серьезно поинтересовалась Маша, потянувшись носом к бутылке.
— Дорогой, а не вкусный! Не ешь его, ради бога. Хотя... попробуй. Может, за пять тысяч он и правда на трюфель смахивает.
Они мылись, и Алиса понемногу отпускала.
— Вот видишь, а ты боялась. Вода мокрая, мыло мылится. Все как у людей.
— А я разве не человек? — спросила Маша, выплевывая пену.
— Человек, человек. Просто... немного потертый. Как тот медведь в зале.
После ванны началась операция «Одевание». Алиса принесла из своей сумки запасную футболку и штаны, которые на Маше висели как на вешалке. Пришлось идти на риск.
— Сиди тут, не двигайся, — приказала она, усадив девочку на стул в гардеробной. — Сейчас я принесу кое-что из хозяйского... хлама.
Она имела в виду вещи их дочери-подростка, Карины, которая училась в Швейцарии и дома бывала раз в год. Алиса знала, где Елена Петровна хранила вещи, «из которых Карина выросла». Нашла розовые легинсы и кофту с единорогом. На Маше это смотрелось комично и трогательно одновременно.
— Теперь ты почти леди, — констатировала Алиса, закатывая ей рукава. — Только не пачкай. Иначе Елена Петровна по запаху определит, что тут посторонний ребенок был. У нее нюх как у ищейки на незаконную радость.
— А она злая? — спросила Маша, крутясь перед зеркалом.
— Не злая. Она... эффективная. Как компьютер. У нее все по расписанию: в восемь — смузи, в девять — йога, в десять — ненависть к горничной за разводы на стеклах.
Они вышли на кухню. Алиса понимала, что главная цель визита — не гигиена, а горячая еда. Она разогрела куриный суп, оставшийся с ее вчерашнего ужина.
— Садись, кормилец, — она поставила перед Машей тарелку. — Только, чур, не чавкать. В этих стенах чавканье приравнивается к теракту.
Маша ела так, словно боялась, что еду сейчас отнимут. Быстро, почти не жуя, заглатывая ложку за ложкой. Алиса смотрела на нее и чувствовала, как в горле сжимается комок.
— Ты хоть жуй, Клоповна. Не торопись. Никто у тебя не отнимет.
— А ты не отдашь меня в детдом? — вдруг спросила Маша, поднимая на нее свои огромные, после ванны казавшиеся еще больше, глаза.
Вопрос повис в воздухе. Прямой, детский, не терпящий лжи.
— Не... не отдам, — с трудом выдавила Алиса. — Но и тут ты не останешься. Поняла? Это временный лагерь для беженцев. Отоспались, отъелись — и на фронт. То есть, на улицу. Договорились?
— Договорились, — кивнула Маша, но в ее глазах затеплилась надежда, которая пугала Алису куда больше, чем ее вши.
После еды Маша начала клевать носом. Алиса отвела ее в самую дальнюю комнату — гостевая спальня, куда хозяева заглядывали раз в полгода. Уложила на красивом, но жестком покрывале.
— Спи. Я потом разбужу. Только храпеть не смей. Храп здесь разрешен только Виктору Сергеевичу после третьего коньяка.
— Алиса... — сонно прошептала Маша.
— А?
— Спасибо, что не боишься меня.
Алиса замерла у двери. Эти простые слова тронули ее куда больше, чем любые благодарности от Сомовых.
— Да я тебя, Клоповна, как банный лист боюсь. Спи уже.
Она прикрыла дверь и прислонилась к косяку, закрыв глаза. Что она делает? Одна в доме, где каждая вещь стоит больше ее годовой зарплаты, с бездомным ребенком. Безумие. Чистейшей воды безумие.
Она вернулась на кухню и принялась за свою обычную работу, но мысли были далеко. Она вспоминала, как пахло в их старой квартире, где папа варил суп на неделю вперед. Вспоминала, как он говорил: «Лисенок, главное в жизни — оставаться человеком. Даже когда трудно. Особенно когда трудно».
«Остаюсь, пап, остаюсь», — мысленно ответила она. — «Только кем я буду после того, как меня здесь поймают, даже не знаю».
Примерно через час тишину разорвал звук — негромкий, но от этого еще более пугающий. Звонок домофона.
Алиса застыла с тряпкой в руках. Сердце ушло в пятки. Это не курьер, у них свой график. Не почта. Это... Хозяева. Они вернулись. Рано.
Она бросилась в гостевую спальню. Маша спала, беззащитная и крошечная в центре огромной кровати.
Звонок повторился, на этот раз более настойчивый.
Голос в трубке домофона прозвучал как приговор:
— Алиса, это Елена Петровна. Откройте, я ключ забыла.
Мир сузился до точки. До этого звонка. До спящего ребенка в соседней комнате. До немого вопроса: «Что делать?»
***
Мысль пронеслась со скоростью света: «Сказать, что меня нет? Изобразить ограбление? Выпрыгнуть в окно? Двадцатый этаж... Не вариант».
— Алиса, вы там есть? — голос Елены Петровны в домофоне стал резче. — Я слышу ваше дыхание.
— Так... так точно, Елена Петровна! Минуточку! — выдавила Алиса, нажимая кнопку разблокировки подъездной двери.
У нее было максимум две минуты, пока хозяин дома поднимется на лифте. Она влетела в спальню. Маша сладко посапывала, прижав к щеке подушку.
— Клоповна! Тревога! Подъем! — шикнула она, тряся девочку за плечо.
Маша лишь мотнула головой и глубже уткнулась в подушку. Детский сон, крепкий как смерть, особенно после первой за долгое время сытной еды и теплой ванны.
— Господи, да проснись же! — Алиса с отчаянием оглянулась. Спальня была проходной, спрятать здесь было негде. Шкаф? Полный дорогой одежды. Балкон? Холодно и заметно.
Она схватила сонную Машу на руки — та была удивительно легкой — и рванула в свою единственную надежду: гардеробную. Это была не просто комната, а целый лабиринт с несколькими зонами, заставленными шкафами-купе.
— Слушай сюда, — Алиса, задыхаясь, усадила девочку на пол в самом дальнем углу, за коробками с зимней обувью. — Сиди тут тише воды, ниже травы. Ни чихать, ни кашлять, ни дышать, в идеале. Как мышь под полом. Поняла?
Маша, наконец проснувшись и напуганная паникой Алисы, лишь кивнула, ее глаза стали огромными от страха.
— А если...
— Никаких «если»! — отрезала Алиса и захлопнула дверцу шкафа.
Она выскочила из гардеробной, поправила фартук, вдохнула поглубже и попыталась придать лицу выражение «прилежной горничной, усердно трудившейся в ваше отсутствие». Дверь в квартиру уже щелкала ключом.
На пороге стояла Елена Петровна Сомова. Женщина лет сорока пяти, подтянутая, с идеальной стрижкой, в элегантном пальто, которое, как знала Алиса, стоило как ее три зарплаты. Ее взгляд, холодный и оценивающий, сразу же принялся сканировать прихожую.
— Почему так долго? — она протянула Алисе пальто.
— Мыла... пол на кухне, Елена Петровна. Не услышала сразу, — соврала Алиса, замечая, как у нее дрожат руки. Она приняла пальто, и ее нос уловил едва уловимый, но знакомый запах — детский шампунь с икрой и золотом. «Он на мне!»
— Виктор Сергеевич приедет позже, у него совещание, — сообщила Елена Петровна, проходя в гостиную. Ее каблуки отчетливо стучали по паркету. — Вы уже убрались здесь?
— Да, конечно, — голос Алисы прозвучал чуть выше обычного. Она молилась, чтобы из гардеробной не донеслось ни звука.
Елена Петровна скользнула взглядом по поверхностям, подошла к полке с книгами и провела пальцем по корешку.
— Пыль.
— Сейчас вытру! — Алиса бросилась к шкафчику с чистящими средствами, чувствуя себя белкой в колесе, которое вот-вот сорвется с оси.
Елена Петровна тем временем направилась в сторону спальни. Прямо к той самой гардеробной.
— Я... я там еще не все убрала, Елена Петровна! — почти взвизгнула Алиса. — Хотела закончить на кухне и...
— Ничего страшного, — женщина отмахнулась. — Мне нужно сменить одежду. Эта кофточка ужасно мозолит шею.
Она вошла в гардеробную. Алиса застыла у порога, сердце готово было выпрыгнуть из груди. Она слышала, как скрипнула дверца шкафа, где пряталась Маша.
«Всё. Конец. Прощай, работа. Здравствуй, полиция».
— Алиса, а вы не видели мою серую блузку? Ту, от «Chanel»? — раздался голос Елены Петровны.
— В... в левой секции, вешалка с шелком, — выдавила Алиса.
Наступила пауза. Алиса прислушивалась к каждому шороху. Ни звука из-за коробок. «Молодец, Клоповна, держись».
Елена Петровна вышла из гардеробной, уже в домашней одежде.
— Кстати, на кухне пахнет... супом. Каким-то дешевым супом.
— Это я себе варила, Елена Петровна, — быстро нашлась Алиса. — На обед. Простите, может, проветрить?
— Проветрите. И смените освежитель в санузле. Тот, что с жасмином, надоел. Поставьте с сандаловым деревом.
— Сейчас сделаю.
Алиса ринулась выполнять приказы, пытаясь всеми силами отвлечь хозяйку от рокового угла квартиры. Она проветривала, меняла освежители, протирала пыль, которую только что нашла Елена Петровна. Та устроилась в гостиной с планшетом, но время от времени ее взгляд блуждал по комнате, будто что-то было не так.
— Странно, — произнесла она вдруг.
Алиса замерла с пульверизатором в руке.
— Что именно, Елена Петровна?
— Кажется, мой медведь сдвинут с места.
— Я... я его пылесосила, могла задеть, — соврала Алиса, вспомнив, как Маша таки дотянулась до игрушки.
— А, — Елена Петровна снова уткнулась в планшет.
Прошел час. Самый долгий час в жизни Алисы. Она уже начала надеяться, что худшее позади. Осталось дождаться, когда Елена Петровна уйдет в кабинет или спальню, и можно будет под каким-нибудь предлогом вывести Машу. Но судьба готовила новый сюрприз.
Раздался звонок в дверь. Не из домофона, а прямо в дверь квартиры. Резкий, настойчивый.
— Кто это? — нахмурилась Елена Петровна. — Я никого не ждала.
Алиса, бледная как полотно, пошла открывать. В прихожей она замерла, глядя в глазок. Сердце ее упало и разбилось вдребезги. На пороге стоял Виктор Сергеевич Сомов. А рядом с ним... высокая, худая женщина с пронзительным взглядом — Маргарита Павловна, их семейный психолог, периодически навещавшая пару для «сеансов гармонизации пространства личных отношений».
— Открывайте, Алиса, это я, — раздался спокойный баритон хозяина.
Она открыла. Виктор Сергеевич вошел первым, скидывая дорогие часы на полку.
— Лена, Рита зашла на минутку. Обсудить кое-что.
Маргарита Павловна прошла за ним, окинув Алису оценивающим взглядом.
— Здравствуйте, Алиса. Вы сегодня какая-то... взволнованная. Энергетика скачет.
— Здравствуйте, — пробормотала Алиса, чувствуя, как по спине бегут мурашки. «Психолог! Она всё раскусит! Она почувствует присутствие чужой детской ауры!»
Елена Петровна вышла из гостиной.
— Рита? Как неожиданно. Что случилось?
— Ничего экстраординарного, — улыбнулась Маргарита Павловна. — Просто почувствовала во время медитации, что в вашем пространстве сегодня скопилось напряжение. Решила заглянуть, провести экспресс-сеанс.
— В моем пространстве напряжено всё, особенно после того, как я забыла ключи, — сухо заметила Елена Петровна, но в гостиную их все равно пригласили.
Алиса, воспользовавшись моментом, метнулась на кухню, чтобы перевести дух. Теперь в квартире было трое взрослых, один из которых — профессиональный чувствительный прибор для обнаружения проблем. И одна шестилетняя бомжиха в шкафу.
— Алиса, приготовьте, пожалуйста, чай. Зеленый. И фруктовую тарелку, — донесся голос Виктора Сергеевича.
— Сейчас, Виктор Сергеевич!
Она начала судорожно резать яблоки и апельсины, когда ее взгляд упал на тарелку с недоеденным супом Маши. Она забыла ее убрать! В панике Алиса схватила тарелку и сунула в посудомойку. Потом принялась накрывать на стол, ее руки дрожали.
Внезапно из гостиной донесся голос Маргариты Павловны:
— Подождите. Закройте глаза. Чувствуете?
Алиса застыла с подносом в руках. «Чувствую. Чувствую, что мне конец».
— Чувствую, что вы хотите продать мне очередной сеанс ароматерапии, — парировала Елена Петровна.
— Нет. Здесь присутствует... чужая энергия. Очень тихая, робкая. Женская. Детская.
В гостиной воцарилась тишина. Алиса чуть не выронила поднос.
— Детская? — переспросил Виктор Сергеевич. — У нас гостей с детьми не было несколько месяцев.
— Возможно, фантом, — загадочно сказала психолог. — След прошлого визита. Или... предвестник.
— Предвестник чего? — уже с нескрываемым раздражением спросила Елена Петровна. — Рита, не начинайте с этих ваших эзотерических игр.
— Я лишь фиксирую то, что чувствую. Энергия исходит... оттуда, — голос Маргариты Павловны стал драматическим, и Алиса мысленно дорисовала, как она указывает пальцем прямиком на гардеробную.
В этот самый момент раздался звук. Негромкий, но абсолютно отчетливый в натянутой тишине квартиры. Детский, сонный всхлип. Прямо из спальни.
Алиса почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног. Елена Петровна медленно поднялась с кресла. Виктор Сергеевич нахмурился.
— Что это было? — тихо спросила Елена Петровна.
— Кот! — отчаянно выпалила Алиса из-за угла. — Соседский кот! Я... я открывала балкон проветривать, он, наверное, забежал!
— У нас двадцатый этаж, Алиса, — холодно заметил Виктор Сергеевич. — Коты сюда не забредают. Разве что с альпинистской подготовкой.
Он поднялся и твердыми шагами направился к спальне. Елена Петровна последовала за ним. Маргарита Павловна сидела с видом оракула, чье предсказание только что сбылось.
Алиса, обреченная, поплелась за ними. Дальше отступать было некуда.
Виктор Сергеевич распахнул дверь в спальню. Никого. Он прошел к гардеробной и замер на пороге. Алиса сжалась, ожидая крика, гнева, ужаса.
Но он просто стоял и молча смотрел вглубь гардеробной. Потом медленно обернулся. На его лице было не гнев, а самое настоящее, неподдельное изумление.
— Лена, — сказал он тихо. — Иди сюда. Посмотри, кто у нас тут живет.
Елена Петровна, сжав губы, подошла к мужу и заглянула в гардеробную. Ее лицо, всегда такое собранное и холодное, исказилось гримасой шока. Она отшатнулась.
— Что... что это? Кто это?
Алиса, собрав последние силы, подошла и заглянула им через плечо.
В дальнем углу гардеробной, за коробкой с зимними сапогами Елены Петровны, сидела Маша. Она не плакала. Она просто сидела, обхватив колени руками, и смотрела на них огромными, полными ужаса и слез глазами. На ней все еще были те самые розовые легинсы и кофта с единорогом.
Наступила мертвая тишина, которую нарушил только тихий, прерывивый вздох Маши.
Первой пришла в себя Елена Петровна. Ее шок мгновенно сменился ледяным гневом. Она повернулась к Алисе, и ее взгляд мог бы испепелить.
— Алиса, — ее голос был тихим и острым, как лезвие. — Объясните. Немедленно. Что это за ребенок и что он делает в моем гардеробе?
***
Тишина в гардеробной стала густой, тягучей и звенящей, как натянутая струна. Даже Маргарита Павловна, подкравшись к дверям, замерла с выражением человека, который не просто предсказал погоду, а угадал торнадо с коровой в придачу.
Алиса стояла, чувствуя, как ее лицо заливается краской стыда, а потом мгновенно становится мелово-белым от страха. Мысли путались, в голове звенело.
— Я... это... — начала она, но слова застряли в горле.
— Я жду, Алиса, — голос Елены Петровны не повышался, но от этого становился только страшнее. Каждое слово было как удар бича. — И пока я жду, этот... субъект в моих вещах оставляет следы. Встань!
Последние слова были обращены к Маше, которая съежилась еще сильнее, словно пытаясь провалиться сквозь пол. Она беспомощно посмотрела на Алису.
— Встань, говорю тебе! — повторила Елена Петровна, делая шаг вперед.
— Постой, Лена, — неожиданно вмешался Виктор Сергеевич. Он все еще смотрел на Машу с тем же изумлением, но в его глазах появилась тень чего-то похожего на жалость. — Девочка, вылезай оттуда. Никто тебя не тронет.
Маша медленно, как робот, поднялась на ноги. Легинсы на ней сползли, кофта перекосилась. Она стояла, опустив голову, мелко дрожа.
— Господи, да на ней кофта Карины! — ахнула Елена Петровна, узнав вещь. — Алиса, вы не только привели в мой дом бомжиху, вы еще и воровать изволите?!
— Я не воровала! — вырвалось наконец у Алисы, найдя точку для защиты. — Это вещи, из которых Карина выросла! Вы сами сказали, что их можно отдать!
— Отдать — не значит наряжать в них уличный сброд! — вспыхнула Елена Петровна. — Виктор, ты видишь это? Ты вообще понимаешь, что происходит?
— Пытаюсь понять, — медленно проговорил Виктор Сергеевич, не отрывая взгляда от Маши. — Девочка, как тебя зовут?
Маша молчала, уставившись в пол.
— Она не говорит, — прошептала Алиса. — Она... боится.
— Еще бы не бояться, после такого вторжения! — Елена Петровна повернулась к Алисе, ее глаза горели. — Немедленно все объясняйте. Кто она? Откуда? И какого черта вы привели ее сюда?
Алиса глубоко вдохнула, собираясь с мыслями. Отступать было некуда.
— Ее зовут Маша. Я... я нашла ее у мусорных баков. Она голодала. Я просто... накормила ее. А сегодня... сегодня привела помыться и поесть горячего. Я знаю, что виновата. Но она всего лишь ребенок!
— Ребенок! — фыркнула Елена Петровна. — А знаете, сколько болезней переносят такие «дети»? Чесотка, педикулез, гепатит! Вы думали о нас? О нашей безопасности? Вы думали вообще?
— Я ее вымыла! С вашим шампунем! С икрой! — отчаянно парировала Алиса, чувствуя, как спор скатывается в абсурд.
— Не смешите меня. И что вы планировали дальше? Усыновить? Сделать ее нашей юной наследницей?
— Я планировала просто помочь! На час! Вы должны были вернуться к семи!
— Планы меняются, Алиса! — крикнула наконец Елена Петровна, теряя самообладание. — Мир не вертится вокруг ваших благотворительных порывов!
В этот момент в разговор вступила Маргарита Павловна, до этого наблюдающая как ясновидящая на сеансе.
— Позвольте... Энергетика... Она чистая. Испуганная, но чистая. Это не воровка. Это... душа, ищущая приюта.
— Рита, помолчите, ради бога! — отрезала Елена Петровна. — Мы не на вашем сеансе. Виктор, скажи же что-нибудь!
Виктор Сергеевич, наконец, перевел взгляд с Маши на Алису.
— Вы совсем спятили, девушка? — спросил он с непонятной интонацией — в ней было и осуждение, и какое-то странное любопытство. — Привести бездомного ребенка в чужой дом... Это даже не безрассудство, это... социальное самоубийство.
— Я не думала, что вы вернетесь раньше! — снова повторила Алиса, понимая, насколько слабым звучит этот аргумент.
— О, значит, это наша вина? — подхватила Елена Петровна. — Мы помешали вашему тайному приюту для обездоленных?
— Нет! Но... посмотрите на нее! — Алиса указала на Машу, у которой по щеке медленно покатилась слеза. — Она же совсем одна! У нее никого нет!
— И что? В мире миллионы одиноких! Вы всех их приведете в мой гардероб? Сделаете из пентхауса филиал детдома?
— Лена, — снова попытался вставить слово Виктор Сергеевич, но та была неумолима.
— Нет, Виктор! Я не могу это терпеть! Это мой дом! Мое священное пространство! И оно осквернено! — она выхватила телефон. — Я сейчас же звонку в полицию. И куда только можно!
Услышав слово «полиция», Маша вдруг подняла голову. Ее глаза, полные слез, расширились от ужаса.
— Нет... — прошептала она так тихо, что это было почти неслышно. — Только не милиция...
Все замолчали, пораженные детским голоском.
— Ага, заговорила, — ехидно заметила Елена Петровна, не опуская телефон. — Боится полиции? Неудивительно.
— Подожди, Лена, — Виктор Сергеевич положил руку на ее запястье. — Давай сначала разберемся.
— Что тут разбираться? Нарушение частной собственности, проникновение, кража вещей...
— Я не воровала! — снова взвизгнула Маша, и в ее голосе послышались истерические нотки. — Тетя Алиса дала! Она добрая!
— Добрая? — Елена Петровна горько рассмеялась. — Она безответственная! Из-за ее «доброты» мы все теперь под угрозой!
— Какая угроза? — не выдержала Алиса. — От шестилетнего ребенка?
— Вы не знаете, кто ее родители! Алкоголики? Наркоманы? Преступники? Они могут прийти сюда по ее следу! Вы подставили не только себя, но и нас!
— Ее родителей нет! — крикнула Алиса, сама того не желая, выдав информацию, которую Маша доверила ей шепотом в ванной.
Воцарилась короткая пауза.
— Что значит «нет»? — спросил Виктор Сергеевич, его взгляд снова прилип к Маше.
— Мама... — голос Маши снова стал тихим и прерывивым. — Мама ушла и не вернулась. Говорила, за хлебом... А папы у меня никогда не было.
Елена Петровна опустила телефон. Ее лицо выражало уже не только гнев, но и брезгливость, смешанную с неким холодным любопытством.
— Брошенка. Еще хуже.
— Не бросайте меня, — вдруг простонала Маша, и из ее глаз хлынули слезы. — Пожалуйста... Я буду хорошей... Я буду тихой... Я умею мыть полы...
Эти слова, сказанные шестилетней девочкой, повисли в воздухе, обжигая своей беззащитностью. Даже Елена Петровна на мгновение онемела.
Маргарита Павловна воспользовалась паузой.
— Видите? Ранимая душа. Заброшенный цветок. Ей нужна не полиция, ей нужна помощь. Возможно, сама судьба привела ее в этот дом, чтобы...
— Рита, замолчите, или я сейчас же расторгну контракт на ваши сеансы гармонизации! — рявкнула Елена Петровна, но уже без прежней уверенности. Она смотрела на Машу, и в ее глазах шла внутренняя борьба.
Виктор Сергеевич тяжело вздохнул.
— Так. Все успокоились. Алиса, выведите девочку на кухню. Дайте ей... ну, я не знаю, воды. Или сока. — Он повернулся к жене. — Лена, пройдем в кабинет. Надо обсудить.
— Обсуждать тут нечего! — попыталась возразить Елена Петровна, но Виктор Сергеевич уже вел ее за локоть из спальни.
Алиса, почувствовав слабый проблеск надежды, кивнула и осторожно подошла к Маше.
— Пошли, Клоповна.
— Меня сейчас заберут? — всхлипнула та, не двигаясь с места.
— Не знаю, — честно ответила Алиса. — Но пока идем на кухню. Там, может, печенье найдется. Только, смотри, не чавкай.
Она увела дрожащую Машу, оставив Маргариту Павловну одну в спальне с многозначительным взглядом, говорящим: «Я же говорила».
На кухне Алиса посадила Машу на стул, налила ей яблочного сока в дорогой хрустальный стакан и нашла пачку итальянского печенья. Маша взяла стакан обеими руками и принялась жадно пить.
— Тихо, тихо, — сказала Алиса, садясь напротив. — Пей медленно.
— Они злые? — прошептала Маша, ставя стакан.
— Не злые. Они... другие. Они живут в своем мире, где нет места беспорядку и неожиданностям. А мы с тобой — самая большая неожиданность в их жизни.
— А что будет?
— Не знаю, — снова честно призналась Алиса. — Но сейчас они решают. А нам остается только ждать.
Из кабинета доносились приглушенные, но напряженные голоса. Алиса не могла разобрать слов, но тон Елены Петровны был резким, а Виктора Сергеевича — настойчивым.
— Я не хочу в детдом, — снова заплакала Маша. — Там большие девочки бьют маленьких. И каша всегда с комками.
— Никто тебя никуда не отправит, — сказала Алиса с уверенностью, которой не чувствовала. — Я не позволю.
— А ты кто? Ты же просто тетя Алиса.
Этот простой и жестокий вопрос заставил Алису вздрогнуть. Да, кто она такая? Горничная. Наемный работник. Человек, у которого нет никаких прав в этом доме. Она не могла ничего обещать.
— Я тетя Алиса, которая тащила тебя из-под завалов мусорных баков. И которая засунула тебя в гардероб к сорока парам туфель. Так что мои полномочия, считай, безграничны.
Маша слабо улыбнулась сквозь слезы.
В этот момент дверь кабинета открылась. Первой вышла Елена Петровна. Ее лицо было каменным. За ней последовал Виктор Сергеевич, выглядевший уставшим.
Они прошли на кухню и остановились перед столом, глядя на Алису и Машу.
— Итак, — начала Елена Петровна, и в ее голосе не было ни капли тепла. — Решение принято.
***
— Итак, — голос Елены Петровны был холодным и ровным, как поверхность гранитной столешницы. — Решение принято.
Алиса инстинктивно встала, заслоняя собой Машу. Сердце бешено колотилось, в ушах шумело. Она готовилась к худшему: к звонку в полицию, к увольнению, к публичному позору.
— Во-первых, — продолжила Елена Петровна, ее взгляд скользнул по Маше, сидевшей, затаив дыхание, — этот... ребенок остается здесь до выяснения обстоятельств.
Алиса не поверила своим ушам.
— То есть...
— То есть никакого «то есть»! — отрезала хозяйка. — Это не приглашение на ПМЖ. Это вынужденная мера, чтобы избежать скандала и провести все цивилизованно. Вы поняли, что вы сделали? Вы подбросили нам проблему, от которой мы теперь будем вынуждены избавляться по правилам.
— Но... — попыталась вставить слово Алиса.
— Я не закончила! — Елена Петровна подняла руку. — Во-вторых, вы, Алиса, остаетесь здесь вместе с ней. Вы — ее полная ответственность. Ее поведение, ее... гигиена, ее питание — все на вас. Вы лично будете отмывать каждый сантиметр, которого она коснется. И да, ваша зарплата за этот месяц уходит на химчистку всех вещей в гардеробной и на покупку нового шампуня.
— С икрой? — несмело поинтересовалась Маша.
Все посмотрели на нее. Елена Петровна сжала губы.
— С самым дешевым детским. Из супермаркета.
— Ура! — прошептала Маша. — А то тот вонял рыбой.
Виктор Сергеевич фыркнул, но тут же сделал вид, что поперхнулся.
— В-третьих, — Елена Петровна говорила, словно зачитывала приговор, — никаких контактов с внешним миром. Никаких рассказов соседям, никаких выходов из квартиры. Пока мы не решим, что делать дальше, вы обе — заключенные в этом помещении. Условно говоря.
— А телевизор смотреть можно? — снова вставила Маша, уже осмелев. — Тот, что на всю стену? Он же говорит?
— Телевизор... — Елена Петровна закатила глаза. — Можно. Но только образовательные каналы. Никаких мультиков с этим... ужасным гоблином.
— С Машей? — переспросила Алиса, все еще не веря в происходящее.
— С кем? Нет, с этим синим монстром, который вечно ноет! — уточнила Елена Петровна. — И чтобы тихо! Виктор Сергеевич работает дома сегодня.
— Я буду тише мыши, — пообещала Маша, делая серьезное лицо. — Тише пылинки на вашей полке.
Елена Петровна смерила ее взглядом, но ничего не сказала. Она повернулась к Алисе.
— Вы понимаете степень своего проступка и условия нашего... временного перемирия?
Алиса кивнула, словно заводная кукла. Голова шла кругом. Их не вышвырнули на улицу. Не вызвали полицию. Это был шанс.
— Да, Елена Петровна. Я все понимаю. Спасибо вам.
— Не благодарите. Я действую исключительно в интересах репутации нашей семьи и из чувства... брезгливой жалости, — она бросила последний взгляд на Машу. — И смените ей одежду. Вид у нее как у беспризорницы из плохого кино.
С этими словами она развернулась и ушла в сторону кабинета, оставив на кухне напряженную тишину.
Виктор Сергеевич покашлял.
— Ну... что ж, — он неуверенно улыбнулся. — Работать, значит, буду здесь. Вам, девочка... Маша, да? Территория — гостиная и кухня. Спальни и кабинет — табу. Понятно?
— Табу, — кивнула Маша, с важным видом повторяя новое слово.
— И... Алиса, — он понизил голос. — Умоляю, держите ситуацию под контролем. Лена и так на взводе.
— Я сделаю все, что смогу, Виктор Сергеевич.
Он кивнул и удалился вслед за женой.
Алиса медленно выдохнула, прислонившись к столешнице. Ноги ее подкашивались.
— Ну, Клоповна, пронесло. На время.
— Значит, мы остаемся? — глаза Маши сияли надеждой.
— Мы остаемся, как заложники в золотой клетке. Но это лучше, чем подвал. Так, — Алиса хлопнула в ладоши, переходя в режим действия. — Первым делом — эвакуация с кухни. Пока они не передумали.
Она увела Машу в гостиную. Та сразу же устремилась к плюшевому медведю.
— Можно его обнять? Теперь можно? — умоляюще смотрела она на Алису.
— Можно, можно. Только не оторви ему лапу. Он, наверное, застрахован.
Продолжение уже готово, читайте и наслаждайтесь:
Читайте и другие наши жизненные рассказы:
Нравится рассказ? Тогда поддержите автора ДОНАТОМ, нажав на черный баннер ниже
Очень просим, оставьте хотя бы пару слов нашему автору в комментариях и нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы ничего не пропустить и дальше. Виктория будет вне себя от счастья и внимания! Можете скинуть ДОНАТ, нажав на кнопку ПОДДЕРЖАТЬ - это ей для вдохновения. Благодарим, желаем приятного дня или вечера, крепкого здоровья и счастья, наши друзья!)