Часть 1. Оккупация
Духота в квартире стояла такая, что ломило виски. Кондиционер, установленный Эдуардом ещё в мае, теперь молчал: Агата Павловна заявила, что её продувает, и пульт спрятала где-то в недрах своего бездонного баула. Эдуард сидел на краю ванны, глядя на кафель, и считал до ста. За тонкой дверью слышался топот маленьких ног и звонкий визг, от которого, казалось, осыпается штукатурка.
Это продолжалось второй год, но последний месяц превратился в изощрённую пытку. Сначала приехала Агата Павловна. Скромно, «всего на пару дней, зубы полечить». Эти «пару дней» растянулись на сезоны. Она заняла гостевую комнату, затем методично колонизировала кухню, переставив банки так, как удобно ей (Эдуард неделю искал кофе), а теперь её присутствие ощущалось даже в супружеской спальне, куда она имела привычку входить без стука, чтобы «полить цветы» или «протереть пыль, которой вы дышите».
Но настоящая катастрофа разразилась три дня назад. В дверях появилась Лариса, старшая дочь Агаты, волоча за собой огромный чемодан и ребёнка трёх лет.
— У нас там трубы меняют, воды нет, да и Максимка по тётке соскучился, — заявила она с порога, даже не поздоровавшись с хозяином дома.
Теперь трёхкомнатная квартира, купленная Эдуардом с таким трудом, напоминала переполненный вокзальный зал ожидания. В одной комнате царила Агата Павловна. В гостиной на диване расползлась Лариса с сыном. Эдуард и Ксения ютились в спальне, чувствуя себя партизанами в собственном тылу.
Эдуард вышел из ванной. В коридоре он споткнулся об игрушечный грузовик.
— Смотреть под ноги надо! — крикнула с кухни Лариса, не отрываясь от поедания бутерброда. Хлеб и колбасу, разумеется, купил Эдуард.
Книги автора на ЛитРес
Он промолчал. Зашёл в спальню. Ксения сидела на кровати, обхватив колени. Она выглядела измученной. Тени под глазами стали глубже, плечи опустились. Она любила мать, но эта любовь сейчас перемалывала её кости.
— Они съели твой йогурт, — тихо сказала Ксения. — Тот, что ты на завтрак оставил.
— Пусть подавятся, — буркнул Эдуард, садясь рядом. Он чувствовал, как внутри натягивается струна. Не та, что звенит мелодично, а та, что лопается, рассекая плоть. — Ксюш, мы так больше не можем. Я домой иду как на каторгу.
— Я знаю, Эдик. Я пыталась с мамой поговорить. Она обижается. Говорит, что я черствая, что семью забыла. А Лариса... ты же знаешь Лариску. Ей всегда все должны.
Из гостиной донёсся грохот и плач Максима. Следом визгливый голос Агаты Павловны:
— Ксюша! Иди убери, твой племянник вазу уронил! И вообще, почему у тебя вазы на нижних полках стоят? Думать надо головой!
Эдуард дернулся, но Ксения положила ладонь ему на руку. Её пальцы были холодными.
— Я схожу.
— Нет. Стой.
Эдуард посмотрел на жену. В его голове созревала мысль, отчаянная и злая. Ему надоело быть вежливым. Вежливость воспринималась этими людьми как слабость.
— Мы уедем, — сказал он твердо.
— Куда? — Ксения моргнула.
— В отпуск. На море. Прямо послезавтра. Я сейчас куплю билеты. У меня есть отгулы, у тебя отпускные дни остались.
— А они? — Ксения кивнула на дверь.
— А они поймут, что лавочка закрыта. Мы уедем, ключи заберем, оставим один комплект, чтобы они могли вещи собрать и уйти. Скажем, что квартира встаёт на сигнализацию или обработку от тараканов. Что угодно.
— Мама не поймёт. Она решит, что мы их бросаем.
— Мы их не бросаем, Ксюша. Мы спасаем наш брак. Или они, или мы.
Ксения минуту смотрела на стену, за которой Агата Павловна отчитывала невидимого врага. Потом её лицо ожесточилось.
— Хорошо. Покупай. Скажем сейчас за ужином.
Часть 2. Семейный ужин
Ужин напоминал собрание акционеров, где контрольный пакет акций принадлежал захватчикам. Тёща восседала во главе стола (место Эдуарда), Лариса кормила Максима прямо со своей тарелки, роняя крошки на пол.
— Суп пересолен, Ксения, — заметила мать, отодвигая тарелку. — Я же учила: соль в конце. И морковку ты крупно режешь. Неэстетично.
— Эдик, ты бы хоть машину свою переставил, — вступила Лариса, жуя кусок мяса. — Мне коляску неудобно к подъезду катить. Весь двор заставили своими корытами.
Эдуард ждал сигнала от жены.
Ксения положила вилку. Звук металла о фарфор вышел неожиданно громким. Разговоры стихли. Все посмотрели на неё.
— Мы с Эдиком послезавтра улетаем, — сказала она ровным тоном, глядя поверх головы матери.
— Куда это? — Агата Павловна замерла с куском хлеба в руке.
— На море. В Турцию. Нам нужно отдохнуть. Вдвоём.
Повисла пауза. Та самая, перед артиллерийским обстрелом. Лариса первой нарушила её, издав звук, похожий на фырканье рассерженной лошади.
— В Турцию? Вдвоём? А мы?
— А вы остаётесь, — ответила Ксения, стараясь, чтобы голос не давал петуха. — Точнее, вам тоже пора домой. Лариса, у тебя муж волнуется, наверное. Мама, ты собиралась на дачу еще в мае.
— Что значит "пора домой"? — Агата Павловна медленно поднялась. Она казалась огромной в своем цветочном халате. — Ты выгоняешь мать?
Вот оно. Началось. Название этой части драмы Эдуард знал наизусть: «Манипуляция чувством вины».
— Я не выгоняю, мама. Но мы уезжаем. Квартира будет пустой. Мы хотим побыть одни.
— ОТДОХНУТЬ РЕШИЛА? МЫ В ТЯГОСТЬ? — голос матери дрогнул, переходя в тот самый регистр, от которого к Ксении в детстве прилетало полотенцем. — Родная мать приехала, внука привезли, а она — на курорты!
— Ксюша, ты охренела? — Лариса перестала жевать. — У меня ребенка на море вывезти денег нет, а ты жируешь? Мы тут ютимся, спим на диване скрипучем, а они в пятизвездочные отели!
— Это наша квартира, Лариса, — тихо сказал Эдуард.
— Твоя квартира?! — взвизгнула свояченица. — Ты вообще молчи, примак! Если бы не наша порода, жил бы в общаге! Ксюша, ты посмотри на него! Он нас ненавидит! Он тебя против семьи настраивает!
Агата Павловна схватилась за сердце. Жест был отработан годами.
— Я тебя растила... Ночей не спала... А теперь «мы в тягость»? Теперь «идите вон»? Боже, за что мне такое наказание? Дочь — эгоистка! Предательница!
Ксения вжалась в стул. Её лицо пошло красными пятнами. Две женщины, самые близкие по крови, сейчас рвали её на куски, уничтожая, вдавливая в грязь.
— Вы не понимаете... — прошептала она.
— Мы всё понимаем! — орала Лариса. — Ты зажралась! Тебе деньги глаза застили! Родную сестру с племянником на улицу вышвыриваешь ради того, чтобы пузо на пляже греть! Тварь ты, Ксюшка!
Эдуард видел, как дрожат губы жены. Ещё минута, и она сломается. Она начнет извиняться, отменит поездку, и ад станет вечным.
Часть 3. Мартини как стратегия
Эдуард резко встал. Стул с грохотом отлетел назад. Женщины на секунду замолчали, удивленные резким движением.
Он посмотрел на жену. В его взгляде не было жадности или страха, только холодный расчёт полководца, готового сжечь мосты.
— Ксюша, — сказал он голосом, не допускающим возражений. — Сходи в магазин.
— Что? — она растерянно подняла на него мокрые глаза.
— В магазин. Купи вино. Мартини. То самое, ягодное, которое ты любишь. И сыр.
— Эдик, какой магазин? Ты видишь, что происходит?
— Иди. Сейчас же. Нам нужно отметить отпуск. И... успокоиться.
Агата Павловна победно хмыкнула. Она истолковала это по-своему. Зять испугался. Зять хочет загладить вину алкоголем. Сейчас будет примирение, а поездка, конечно, отменится. Или они возьмут с собой маму и сестру.
— Иди, дочь, — величественно разрешила Агата. — Купи. Посидим, поговорим как люди, а не как собаки. Может, у мужа твоего совесть проснулась.
Ксения медленно встала, взяла сумочку. Она не понимала, что происходит, но привычка доверять Эдуарду пересилила хаос. Она вышла в прихожую. Хлопнула входная дверь.
В квартире воцарилась тишина, но не мирная, а плотная, душная.
— Ну, садись, Эдик, — Лариса по-хозяйски разлила остатки компота. — Обсудим, как компенсировать нам моральный ущерб. Думаю, вы могли бы оплатить Лазурный берег хотя бы маме, раз уж сами сваливаете.
Эдуард стоял посреди кухни. Он смотрел на этих женщин и видел не родственников. Он видел паразитов. Наглых, жирных пиявок, присосавшихся к его жизни. Внутри него, где-то в районе солнечного сплетения, начал разгораться шар. Горячий, колючий. Он рос, заполняя лёгкие, вытесняя воздух.
Это была не ярость воина. Это была истерика человека, загнанного в угол, который понял, что терять больше нечего.
— Компенсировать? — переспросил он. Голос его завибрировал, срываясь на фальцет. — КОМПЕНСИРОВАТЬ?!
Часть 4. Бунт на корабле
Агата Павловна нахмурилась. Тон зятя ей не понравился.
— Ты чего орешь? Ребенка испугаешь.
— РЕБЕНКА?! — Эдуард схватил со стола тарелку с недоеденным мясом и со всей силы швырнул её в раковину. Фарфор разлетелся вдребезги, осколки брызнули во все стороны. — ВЫ!!! ВЫ В МОЕМ ДОМЕ!!! ЖРЕТЕ МОЮ ЕДУ! СПИТЕ НА МОИХ ПРОСТЫНЯХ! И ТРЕБУЕТЕ КОМПЕНСАЦИЮ?!
Он начал трястись. Лицо его пошло красными пятнами.
— Да вы ополоумели совсем?! Вы кто такие?! КТО ВЫ ТАКИЕ ЗДЕСЬ?!
— Ты больной? — Лариса вскочила, прикрывая собой сына. — Мама, он псих!
— Я псих? Я ПСИХ?! — Эдуард захохотал, и этот смех был страшнее крика. Он подбежал к окну, сорвал штору вместе с карнизом. Пластик хрустнул, ткань рухнула на пол. — ДА, Я ПСИХ! И СЕЙЧАС ПСИХ БУДЕТ ЧИСТИТЬ СВОЮ ТЕРРИТОРИЮ!
Он ходил по кухне, хватая полотенца, кружки (не мамины, свои!), швыряя их на пол. Это было не буйство пьяного, это был выплеск накопившегося яда. Он не был покорным. Он был опасен своей непредсказуемостью.
— УБИРАЙТЕСЬ! — заорал он, тыча пальцем в лицо теще. — НЕМЕДЛЕННО! СЕЙЧАС ЖЕ!
— Да как ты смеешь... — начала Агата Павловна, вставая.
— ЗАТКНИСЬ! — крикнул Эдуард так, что у неё лязгнули зубы. — Вы думаете, я не знаю? Думаете, я слепой? Лариса! А где твой муж? Где Олег? А я скажу где! Он дома, работает, деньги тебе шлёт! А ты? Ты здесь, в моей квартире, переписываешься со своим «Зайчиком» из соседнего подъезда!
Лариса побледнела. Краска мгновенно отлила от её щек, оставив две уродливые серые ямы.
— Ты врешь...
— Я ВРУ? — Эдуард выхватил из кармана телефон. — Я видел, как ты вчера забыла экран заблокировать! «Зайчик, жду встречи, этот лопух ничего не знает». Какой лопух, Лариса? Олег? Или может я? А может, мне прямо сейчас Олегу позвонить? А? ДАВАЙ ПОЗВОНИМ ОЛЕГУ!
Он начал тыкать пальцами в экран с остервенением маньяка.
— Нет! Не смей! — Лариса взвизгнула, бросилась к нему, пытаясь выбить телефон.
— ПОШЛА ПРОЧЬ! — Эдуард оттолкнул её. Не сильно, но достаточно, чтобы она отлетела к холодильнику. — У тебя десять минут! Если через десять минут духу твоего здесь не будет, Олег получит все скриншоты! И фото, где ты куришь на балконе, пока твой ребенок мультики смотрит! ВОН!
Лариса, всхлипывая, схватила ребенка под мышку и бросилась в коридор. Она поняла — он сделает это. Этот безумный, трясущийся, брызжущий слюной мужик разрушит её жизнь щелчком пальца.
— Лариса! — крикнула Агата Павловна. — Ты куда? Оставь его, он не в себе!
— Он Олегу расскажет! Мама, собирайся! — донеслось из коридора, сопровождаемое грохотом чемодана.
Агата Павловна осталась одна перед Эдуардом. Она попробовала включить «генерала».
— Ты пожалеешь, щенок. Ты на коленях приползешь. Я Ксении такое про тебя расскажу...
— Что ты расскажешь старая корга? — Эдуард вдруг перестал кричать. Он наклонился к ней, близко-близко. Его глаза были сумасшедшими. — Что я твою дочь люблю? Что я её от тебя, вампирши старой, спасаю? ТЫ ЖРАТЬ ЕЁ ПРИЕХАЛА! Жрать её молодость, её силы!
Он метнулся в коридор, ворвался в комнату тещи (бывшую свою). Схватил её баулы, коробки, пакеты. Он не складывал вещи — он просто сгребал всё в кучу.
— ЭТО МОЙ ДОМ! — орал он, выбрасывая её пальто на лестничную площадку. Дверь в квартиру была распахнута настежь. — МОЙ! И КСЕНИИ! А ТЕБЯ ЗДЕСЬ НЕТ! ТЫ НИКТО! ЗАБУДЬ ЭТОТ АДРЕС! ХВАТИТ!
Лариса уже убежала, даже не дождавшись лифта, таща ребенка и чемодан по лестнице. Ей было плевать на мать, ей было страшно за свою шкуру.
Агата Павловна, видя летящие в коридор свои платья, свои драгоценные баночки с кремами, поняла, что власть кончилась. Зять не шутил. Он был в состоянии аффекта. Он мог и ударить. Страх, липкий и холодный, наконец-то пробил её броню наглости.
Она схватила сумку, прижала к груди.
— Прокляну... — прошипела она, пятясь к выходу.
— ДА КАТИСЬ ТЫ! — гаркнул Эдуард и швырнул ей под ноги её же сапоги. — Дверь закрой с той стороны!
Хлопок двери прозвучал как выстрел, ставящий точку в войне.
Часть 5. Пустота и стук колёс
Ксения стояла перед дверью квартиры, сжимая пакет с мартини и сыром. Она боялась заходить. Что там? Мать в истерике? Эдуард собирает вещи? Или они его добили?
Она вставила ключ, но дверь была не заперта.
В квартире было тихо. Странно тихо. Не работал телевизор. Не орал Максим. Не слышно было шарканья материнских шлепанцев.
На полу в коридоре валялся сломанный карниз и куча какой-то одежды, но чужой одежды не было.
Ксения прошла на кухню. Эдуард сидел на полу среди осколков разбитой тарелки. Он тяжело дышал, волосы были взлохмачены, рубашка расстегнута.
— Эдик? — тихо позвала она. — Где... все?
Он поднял голову. Взгляд прояснился, безумие ушло, осталась только огромная, вселенская усталость.
— Ушли, — хрипло сказал он. — Внеплановая эвакуация.
— Как ушли? Сами?
— Я их... убедил.
Ксения огляделась. Нет сумок. Нет игрушек. Воздух в квартире словно стал другим. Чистым. Свободным.
Она не стала спрашивать подробностей. Она видела сломанный карниз. Она видела состояние мужа. Она понимала, какую цену он сейчас заплатил за этот покой. Он взял грех на себя, чтобы она осталась чистой.
— Ты купила мартини? — спросил он, улыбаясь кривой, вымученной улыбкой.
— Да.
— Давай сюда. Штопора нет, я его... кажется, выкинул вместе с вещами. Откроем вилкой.
Они сидели на полу, пили тёплое вино из кружек (бокалы тоже пострадали), и Ксения впервые за два года чувствовала, что дом принадлежит им. Страх перед матерью исчез. Осталась только благодарность к этому взлохмаченному мужчине, который ради неё превратился в берсерка.
***
Поезд "Москва — Н-ск" мерно постукивал колесами в ночи. В плацкартном вагоне пахло вареными яйцами и потом. Агата Павловна лежала на боковой полке, укрывшись колючим казенным одеялом.
Она ехала одна. Лариса, выскочив из подъезда, наорала на мать, обвинив её во всем: и в том, что приехали, и в том, что Эдуард узнал про любовника, и умчалась на такси в аэропорт, даже не предложив матери переждать у мужа. Ларисе нужно было срочно мириться с Олегом, заметать следы. Мать стала обузой.
Агата Павловна смотрела в темное окно, где иногда мелькали редкие огоньки деревень. Гнев прошел. Осталась пустота.
Она возвращалась в свою «однушку» маленького серого города. Там никто не ждал. Кот умер полгода назад, а нового она не завела, собираясь жить у дочери. Денег на карте почти не было — она привыкла тратить деньги зятя, откладывая свои пенсию на «черный день», но на вокзале в суматохе потеряла кошелек. Или украли.
У неё было две дочери. Одна теперь ненавидит её за предательство и трусость. Вторая — за то, что мать стала причиной краха её удобного мира, и теперь Лариса будет трястись за свой брак, вычеркнув мать из жизни как опасного свидетеля.
Зять, которого она считала тюфяком и банкоматом, оказался страшным человеком. Он не просто выгнал её, он раздавил её авторитет, как таракана.
Впереди была только однокомнатная квартира, пыль и тишина. Абсолютная, звенящая тишина одиночества.
Агата Павловна всхлипнула и отвернулась к стене.
— ОТДОХНУТЬ РЕШИЛА? — прошептала она сама себе с горечью. — Ну вот. Отдыхай.
Автор: Вика Трель © Самые читаемые рассказы на КАНАЛЕ