Субботнее утро начиналось так, как и должно начинаться у нормальных людей, отпахавших пятидневку в офисе: с тишины, запаха кофе и блаженного осознания того, что будильник сегодня не зазвонит. Я лежала в кровати, разглядывая солнечный луч, ползущий по обоям, и строила грандиозные планы. Планы эти были просты и прекрасны: завтрак в пижаме, пара серий любимого сериала, может быть, неспешная прогулка в парк. Никакой готовки, никакой уборки — мы с Игорем, моим мужем, договорились заказать пиццу и устроить день лентяя.
Но у судьбы, а точнее, у моей свекрови Галины Сергеевны, были свои виды на нашу субботу.
Телефон Игоря, лежавший на тумбочке, завибрировал. Муж, еще толком не проснувшийся, пошарил рукой, нашел трубку и хриплым голосом ответил. Через секунду его глаза распахнулись так широко, будто он увидел привидение, а расслабленная поза сменилась на стойку смирно, даже лежа под одеялом.
— Да, мама. Доброе утро. Что? Уже выехала? Через сорок минут? Да... конечно. Ждем.
Он положил телефон и посмотрел на меня взглядом человека, которому только что сообщили о неизбежности конца света.
— Маша, вставай. Мама едет.
Я застонала, натягивая одеяло на голову.
— Игорь, ну какая мама? Мы же договаривались! Я устала, я хочу отдыхать. Почему она не предупредила вчера?
— Она сказала, что это сюрприз. Решила проверить, как мы обустроились после того мелкого ремонта в прихожей. И, цитирую, «посмотреть, не заросли ли мы грязью без ее чуткого руководства».
Последняя фраза подействовала на меня как ведро ледяной воды. Галина Сергеевна была женщиной старой закалки, из той породы людей, для которых стерильная чистота в доме важнее душевного спокойствия жильцов. Ее визиты всегда проходили по одному сценарию: она входила, морщила нос, проводила пальцем по самым недоступным поверхностям и начинала лекцию о том, что "в наше время женщины успевали и в поле работать, и рубашки крахмалить, а у тебя, Машенька, пыль на плинтусе".
— Сорок минут! — Игорь уже вскочил и начал натягивать штаны. — Маша, давай быстро приберемся. Убери чашки с компьютерного стола, я пылесос достану. Если она увидит крошки на ковре, она нам мозг чайной ложечкой выест.
Я встала, чувствуя, как внутри закипает глухое раздражение. Почему? Почему в свои тридцать лет, в своей собственной квартире, за которую мы платим ипотеку, я должна бегать с тряпкой, как нашкодившая школьница перед приходом завуча?
— Я не буду бегать, — сказала я, надевая халат. — У нас чисто. Мы убирались в среду.
— Для мамы «убирались в среду» — это значит, что мы живем в свинарнике, — Игорь уже гремел пылесосом в кладовке. — Ну пожалуйста, Маш. Ты же знаешь, у нее давление, ей нельзя волноваться. Давай просто быстренько наведем марафет, чтобы не слушать нотации.
Я посмотрела на мужа. Он был хорошим человеком, добрым, заботливым, но перед матерью превращался в безвольного мальчика, готового на все, лишь бы избежать конфликта. И я, как любящая жена, обычно поддерживала эту игру. Обычно. Но не сегодня.
Сегодня во мне что-то надломилось. Может, накопилась усталость за квартальный отчет, может, просто надоело быть вечно «недостаточно хорошей хозяйкой» для женщины, которая живет на другом конце города.
Я пошла на кухню, нажала кнопку кофемашины и решила: будь что будет. Я не стану прятать немытую с вечера тарелку. Я не буду судорожно протирать зеркала. Я буду пить кофе.
Звонок в дверь раздался ровно через сорок пять минут. Галина Сергеевна отличалась пунктуальностью снайпера.
Игорь, взмыленный после экспресс-уборки в гостиной, побежал открывать. Я осталась на кухне, делая вид, что увлеченно мажу тост маслом.
— Здравствуй, сынок! Ох, ну и духота у вас в подъезде, лифт опять скрипит, безобразие, — голос свекрови заполнил собой все пространство прихожей. — А где Мария? Спит еще? В полдень?
— Я здесь, Галина Сергеевна, — отозвалась я, выходя в коридор с чашкой в руке. — Доброе утро. Чай, кофе?
Свекровь стояла посреди прихожей, как монумент. В руках у нее была объемная сумка, на ногах — бахилы. Да-да, она принесла с собой бахилы. Взгляд ее сканировал пространство, как рентген.
— Здравствуй, Маша. Кофе мне нельзя, сердце. Чай только если зеленый, и чашку кипятком обдай хорошенько. А то знаю я, как молодежь посуду моет — раз-два и готово, а микробы остаются.
Она сняла пальто, вручила его Игорю, не глядя на сына, и прошла в комнату. Я поплелась следом, чувствуя, как внутри сжимается пружина.
— Ну, показывайте, как живете, — сказала она, проводя ладонью по спинке дивана. — Пыльно. Игорь, ты когда последний раз пыль вытирал?
— Мам, мы убирались... — начал Игорь.
— Плохо убирались, — отрезала она. — Воздух тяжелый. Окна, небось, не мыли с осени?
— Галина Сергеевна, на улице ноябрь, грязь и дожди, — не выдержала я. — Какой смысл мыть окна, если через час они будут такими же?
Она повернулась ко мне, и в ее взгляде читалось искреннее сочувствие моей глупости.
— Смысл, милочка, в самоуважении. Хозяйка — это лицо дома. Если окна грязные, значит, и в душе грязь. Я вот свои мою каждые две недели, невзирая на погоду.
Она двинулась дальше, на кухню. Это была ее любимая зона для инспекции. Я напряглась. Там, в раковине, лежала та самая тарелка, которую я принципиально не стала мыть утром.
Галина Сергеевна подошла к раковине, увидела тарелку и замерла, как охотничья собака, почуявшая дичь.
— Это что? — спросила она трагическим шепотом.
— Тарелка, — ответила я. — Из-под бутерброда.
— Я вижу, что не хрустальная ваза. Почему она грязная? У вас тараканов нет? С таким отношением к гигиене скоро появятся. Игорь, ты посмотри! Остатки еды гниют, бактерии размножаются!
— Мам, ну мы только позавтракали, не успели еще... — попытался защитить меня муж.
— Не успели? А что вы делали? В телефоны свои смотрели? — она покачала головой, открыла шкафчик с крупами и провела пальцем по полке. Потом посмотрела на палец. Там, к ее великой радости, было немного муки — пакет прохудился.
— Так я и знала, — торжествующе произнесла она. — Антисанитария. Маша, ты же женщина! Твое предназначение — создавать уют, очаг хранить. А у тебя тут... Мамай прошел. Плита в жиру, на вытяжке пыль вековая. Как мой сын тут живет? Он же дышит этим! У него аллергия может начаться!
Я стояла, прислонившись к дверному косяку, и слушала этот поток сознания. Раньше я бы начала оправдываться, краснеть, хватать тряпку, извиняться. Я бы чувствовала себя никчемной. Но сегодня я смотрела на нее и видела не грозную судью, а просто несчастную женщину, которая заполняет свою пустоту тем, что портит жизнь другим.
— А ну-ка, — она открыла духовку. — О господи! Игорь, неси "Шуманит"! Это же ужас! Тут нагар в палец толщиной! Нет, я не могу на это смотреть. Я сейчас сама все отмою, раз у твоей жены руки не из того места растут.
Она решительно закатала рукава своей блузки, которая стоила, наверное, как половина моей зарплаты.
— Несите перчатки и ведро! Я покажу вам, что такое настоящая чистота. Стыдоба! Прийти к сыну и увидеть такой свинарник!
Игорь метнулся в ванную за ведром. Я стояла неподвижно. В голове прояснилось.
Когда муж вернулся с ведром, тряпками и целым арсеналом чистящих средств, Галина Сергеевна уже выкладывала содержимое кухонных шкафов на стол, приговаривая: "Все перемыть, все банки протереть, крупу перебрать..."
Она посмотрела на меня с ожиданием. Мол, ну что стоишь, надевай фартук, становись рядом, учись у мастера.
Я подошла к ней. Взяла из кучи бытовой химии самую большую тряпку из микрофибры. Яркую, оранжевую.
— Держите, Галина Сергеевна, — спокойно сказала я, протягивая ей тряпку.
Она удивленно взяла ее.
— Что? Ты мне помогать собралась? Давно пора.
— Нет, — я улыбнулась. — Я не буду вам мешать. Вы ведь профессионал. Вы лучше знаете, как надо. А я, как вы справедливо заметили, неумеха. Руки не из того места. Зачем же я буду портить ваш мастер-класс своим присутствием?
— В смысле? — она нахмурилась, не понимая подвоха.
— В прямом. Вы так хотели навести порядок. Вы проехали через весь город, чтобы спасти сына от грязи. Я не имею морального права лишать вас этого удовольствия. Убирайтесь. Наводите блеск. Чтобы комар носа не подточил.
Я повернулась к мужу, который застыл с "Доместосом" в руках, открыв рот.
— Игорь, маме нужно пространство для творчества. Не мешай ей. А я пошла.
— Куда? — хором спросили они.
— В кино, — ответила я, глядя на часы. — Там как раз сеанс новой комедии через полчаса. Говорят, очень смешная. Мне сейчас не помешает посмеяться.
— Ты... ты бросишь мать одну убираться в твоем доме? — Галина Сергеевна начала хватать воздух ртом, ее лицо пошло красными пятнами. — Это неслыханно! Это хамство! Игорь, ты слышишь?
— Слышу, мам, — пробормотал Игорь, глядя на меня с ужасом и... кажется, с капелькой восхищения.
— Это не хамство, Галина Сергеевна, — я пошла в прихожую. — Это делегирование полномочий. Вы же сами сказали: я не справляюсь. Вы — эксперт. Вот и действуйте. Ключи запасные есть у Игоря, захлопнете, когда закончите.
Я быстро оделась. Джинсы, свитер, кроссовки. Схватила сумочку.
Свекровь выбежала в коридор, все еще сжимая оранжевую тряпку.
— Если ты сейчас уйдешь, ноги моей здесь больше не будет! — взвизгнула она. — Я для них стараюсь, душу вкладываю, а она... Вернись немедленно! Возьми тряпку и мой пол!
— Хорошего дня, Галина Сергеевна! — крикнула я уже с лестничной площадки. — И не забудьте про плинтуса за диваном, там, кажется, пыль вековая!
Дверь лифта закрылась, отрезая меня от воплей свекрови и растерянного молчания мужа.
Когда я вышла на улицу, меня трясло. Адреналин бурлил в крови. Я никогда, никогда в жизни не позволяла себе такого. Я была воспитанной девочкой, которая всегда уступает старшим. Но сейчас, вдыхая прохладный осенний воздух, я чувствовала себя не хамкой, а птицей, которую выпустили из клетки.
Я дошла до торгового центра пешком, специально выбирая длинный путь через парк. Телефон в кармане вибрировал не переставая. Сначала звонил Игорь, потом Галина Сергеевна, потом снова Игорь. Я достала аппарат и, не глядя, перевела его в беззвучный режим. Сегодня мой день. День лентяя, как и планировалось. Только без пиццы дома, зато с попкорном в кинозале.
В кинотеатре я купила самое большое ведро соленого попкорна и билет на первый попавшийся фильм. Это оказалась какая-то глупая романтическая мелодрама, но мне было все равно. Я сидела в темном зале, жевала кукурузу и наслаждалась тем, что никто не указывает мне, как жить. Никто не тыкает носом в грязную тарелку. Никто не обесценивает мой труд.
В середине сеанса я поймала себя на мысли: а что меня ждет дома? Скандал? Развод? Инфаркт свекрови?
Странно, но мне было не страшно. Я поняла одну простую вещь: если я сейчас прогнусь, если вернусь и начну извиняться, это не кончится никогда. Она будет приходить каждые выходные. Она будет рыться в моем белье, критиковать мою еду, воспитывать моих будущих детей. Я стану тенью в собственном доме.
Нет. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
Фильм закончился. Я вышла из торгового центра, зашла в кофейню, выпила капучино с пирожным. Время близилось к пяти вечера. Пора было возвращаться.
Я шла домой медленно. В окнах нашей квартиры горел свет. Значит, они еще там. Или Игорь там один.
Подходя к двери, я приготовилась к обороне. Достала ключи, открыла замок.
В квартире было тихо. И пахло... хлоркой и лимоном. Тем самым запахом чистоты, который так любила Галина Сергеевна.
Я прошла в гостиную. Все блестело. Зеркала сияли, на ковре ни пылинки, шторы, кажется, даже перевесили ровнее.
На диване сидел Игорь. Один. Он смотрел в выключенный телевизор.
— Привет, — сказала я, останавливаясь в дверях.
Он медленно повернул голову. Вид у него был измотанный, как будто он разгрузил вагон угля.
— Привет.
— Мама ушла?
— Ушла. Час назад.
— И как... уборка?
Игорь криво усмехнулся.
— Идеально. Она вымыла все. Даже за холодильником. Даже вентиляционную решетку в ванной открутила и помыла.
— А чего так тихо? Я думала, меня ждет расстрельная команда.
Игорь вздохнул и похлопал по дивану рядом с собой. Я села, не снимая куртки.
— Знаешь, Маш... Она, конечно, орала. Сначала. Кричала, что ты невоспитанная, что я подкаблучник, что она нас проклянет. А потом... потом она начала мыть. Зло так, яростно. Я пытался помочь, она меня оттолкнула. Сказала: "Не мешай, раз жену не смог воспитать, хоть мать за вами грязь уберет". И она мыла, мыла, мыла. Три часа без перерыва. Я сидел на кухне и слушал, как она гремит ведрами.
— И что потом?
— Потом она закончила. Села на стул, вся красная, уставшая. Попросила воды. Я дал. Она выпила и сказала: "Тяжело это. Спина болит". И заплакала.
Я почувствовала укол совести. Все-таки она пожилой человек.
— Мне жаль, — тихо сказала я.
— Не жалей, — Игорь взял меня за руку. — Она сказала еще кое-что. Она сказала: "Характер у твоей Машки есть. Стервозный, но есть. Не ожидала. Думала, она размазня".
Я удивленно подняла брови. Это что, был комплимент?
— И знаешь, что я подумал, пока она там драила духовку? — продолжил муж. — Я подумал, что ты права. Это наш дом. И мы имеем право на грязную тарелку. И на пыль за диваном. И я идиот, что позволял ей устраивать эти проверки.
— Ты не идиот, Игорь. Ты просто любишь маму.
— Люблю. Но жить мне с тобой. И я не хочу, чтобы ты сбегала из дома в кино, лишь бы не видеть мою родню.
Он обнял меня и уткнулся носом мне в плечо.
— Она сказала, что больше не придет убираться. Сказала: "Раз такие гордые, живите в грязи, я умываю руки".
— Обещала? — с надеждой спросила я.
— Поклялась.
Мы рассмеялись. Нервное напряжение отпускало.
— Слушай, — сказал Игорь, глядя на сияющий пол. — А ведь чисто реально.
— Чисто, — согласилась я. — Но какой ценой.
— Да уж. Слушай, а фильм-то как? Интересный?
— Полная ерунда, — честно призналась я. — Но попкорн был вкусный.
— А я пиццу так и не заказал. Мама бы меня убила, если бы курьер пришел во время ее "священной войны" с микробами. Есть хочешь?
— Зверски.
— Тогда заказываем? Две большие?
— Три, — сказала я. — И колу. И пусть крошки падают на ковер.
Галина Сергеевна не звонила нам две недели. Дулась. Потом позвонила, как ни в чем не бывало, спросила, как дела, и пожаловалась на соседку. Про чистоту не спросила ни слова.
К нам она теперь приезжает редко. И только по приглашению. Сидит в гостиной, пьет чай (из чашки, которую я демонстративно не обдаю кипятком при ней) и иногда косится на плинтус. Я вижу, как у нее дергается глаз, когда она замечает там пылинку. Но она молчит.
А я держу наготове оранжевую тряпку. На всякий случай. Она лежит в шкафчике в прихожей, как символ моей свободы и напоминание о том, что иногда лучший способ победить в войне — это просто отказаться в ней участвовать и уйти в кино.
🔔 Уважаемые читатели, чтобы не пропустить новые рассказы, просто подпишитесь на канал 💖
Читайте также