Глава 1. Фарфоровая идиллия
Моя жизнь была похожа на сервиз дорогого фарфора: безупречная, красивая и такая хрупкая, что дух захватывало. Антон, мой муж, был тем самым шкафом из благородного дерева, на котором этот сервиз гордо стоял. Мы вместе десять лет, из них восемь в браке. Два мазка краски на нашей картине под названием «семья» — сын Егор, шести лет, с глазами, как у отца, серыми и бездонными.
Мы завтракали. Солнце резалось в столешницу из светлого дуба.
— Пап, а ты сегодня на тренировку приедешь? — Егор ковырял ложкой в мюслях, вылавливая изюм.
— Обязательно. Кто же будет защищать ворота команды «Молния»? — Антон улыбнулся, его взгляд скользнул по мне. Теплый, привычный. Он потрепал сына по волосам. — Съешь все, богатырь.
Я наблюдала за ними и чувствовала, как в груди распускается знакомое, сладкое чувство удовлетворения. Мы построили это. Тишину по утрам, смех по вечерам, общие планы на выходные. Антон работал финансовым аналитиком, я вела блог об интерьерах. У нас был уютный дом, ипотека почти закрыта, машина в гараже. Мы не целовались страстно в лифте, как в кино, но наши пальцы находили друг друга под столом, и этого было достаточно.
Первый звонок прозвенел тихо, почти неслышно. За месяц до «того» дня.
Антон стал задерживаться. Не каждый день, но раз-два в неделю. «Проект горит, Лен. Извини, сам не рад». Он говорил это, глядя мне в глаза, и я верила. Потом он начал «терять» сигнал, когда звонил с работы. Говорил: «В подвале с архивом, связь плохая». Я кивала, помешивая суп.
Потом он перестал оставлять телефон на тумбочке. Раньше он бросал его, как ключи, а теперь носил с собой даже в душ. Однажды, когда он мылся, экран загорелся уведомлением: «Завтра в 19:00? Тот же адрес». Имя отправителя — «Коллега Сергей». У меня кольнуло под лопаткой. Не знаю почему. Может, потому что Антон никогда не говорил о Сергее. Или потому что сообщение было безликим, как пароль.
— Кто такой Сергей? — спросила я, вытирая волосы полотенцем.
Он вздрогнул, едва заметно. Потом усмехнулся: «Новый аналитик. Скучный, как пробка. Но начальство велело подтянуть его по проекту».
Я хотела спросить: «Какой проект? Почему в семь вечера? Почему не в офисе?» Но голос застрял в горле. Не хотелось быть той самой женой. Подозрительной, истеричной. Я была Леной, хранительницей фарфоровой идиллии. Я промолчала.
Глава 2. Запах чужих духов
«Тот» день был солнечным и колючим. Антон ушел, сказав, что едет на корпоратив в спортивный бар. «Покажем Сергею, как отдыхают настоящие мужчины», — пошутил он, целуя меня в щеку. Его губы были сухими.
Вечером Егорка уснул, я листала ленту. Наткнулась на фото из того самого бара. Выложил кто-то из знакомых Антона. Групповое селфи, улыбки, пиво. Антон был в толстовке, которую я подарила ему на прошлый день рождения. И рядом… Рядом была она. Я знала ее. Ольга. Работала с Антоном лет пять назад, потом ушла в декрет. Высокая, стройная блондинка с насмешливым взглядом. Она стояла так близко к Антону, что ее светлые волосы почти касались его плеча. А он смотрел не в камеру, а куда-то в сторону, и выражение лица у него было… отстраненное. Виноватое.
Мир сузился до размеров экрана. Сердце забилось где-то в висках, громко и глухо. «Корпоратив. Сергей. Спортивный бар». Врал. Врал прямо в глаза.
Я действовала, как робот. Поднялась, налила стакан воды, выпила. Руки не дрожали. В голове был только холодный, острый скрежет. Я пошла в его кабинет. Он запрещал туда лазить, говорил, что там бардак и важные документы. Я никогда не нарушала запрет. Теперь дверь открылась беззвучно.
Я искала ничего и все одновременно. В ящиках стола — пачки бумаг, паспорта на технику, старые блокноты. Ничего. И вдруг… на верхней полке шкафа, за стопкой экономических журналов, лежала коробка от нового айфона. Пустая. У нас с ним были телефоны одной модели, купленные одновременно полгода назад. Зачем коробка от нового?
Я опустилась на его кресло. Пахло его одеколоном, деревом и… чем-то чужим. Сладковатым, цветочным ароматом. Духами, которых я не носила. Запах исходил от свитера, небрежно брошенного на спинку кресла. Он был здесь. В моем доме. В нашем святилище. И принес на себе следы другой женщины.
Тошнота подкатила комком к горлу. Я зарылась лицом в этот свитер, вдыхая предательство. Оно пахло дешевой ванилью и ложью. И тогда я увидела. Из внутреннего кармана свитера торчал уголок квитанции. Сбербанк. Перевод. Сумма в 150 000 рублей. Назначение: «За лечение». Получатель: Ольга В.
Все сложилось. Как пазл из осколков моего фарфора. Задержки, секреты, новый телефон для тайных звонков, деньги. Он содержал ее. Любовницу. Возможно, даже ребенка от нее. Декрет же. Мир рухнул беззвучно, словно под водой. Я не плакала. Я сидела в темноте его кабинета, сжимая в руке звенящую от ярости и боли квитанцию, и планировала месть.
Глава 3. Ловушка и неожиданная правда
Я стала идеальной актрисой. Улыбалась за завтраком, спрашивала о работе, гладила его рубашки. Внутри же клокотала лава. Я наняла частного детектива. Деньги, которые копила на поездку с Егоркой, ушли на слежку.
Через три дня у меня на столе лежал отчет и фото. Антон и Ольга. Они встречались не в отелях, а в маленькой скромной квартире на окраине. Входили порознь. Фотограф поймал момент, когда они выходили вместе. Ольга плакала. Антон обнял ее за плечи, его лицо было искажено не любовью, а… мукой. Страданием. Это не было похоже на свидание любовников. Это было похоже на похороны.
И еще один факт. В ту самую квартиру Антон иногда заезжал с… Егоркой. Мой сын. Мой ребенок.
Тогда во мне что-то надломилось. Не только измена. Он втягивал в это нашего сына? Показывал ему эту женщину? Это было уже за гранью.
Я не выдержала. В пятницу, когда Антон, по данным детектива, должен был снова быть «на работе», я отвезла Егорку к маме. Сказала, что у меня срочный выезд к заказчику. А сама поехала в ту самую квартиру.
Сердце билось так, будто хотело вырваться. Я поднялась на пятый этаж, пахло котлетами и старостью. И перед самой дверью я услышала голос. Его голос. Сломанный, незнакомый.
— ...все будет хорошо, Оль. Держись. Последний платеж через месяц. Договорились.
Я нажала на звонок. Внутри затихли. Потом шаги. Дверь открылась. На пороге стоял Антон. Увидев меня, он побледнел, словно увидел призрак. За его спиной мелькнуло испуганное лицо Ольги.
— Лена… — его голос сорвался. — Что ты…
Я не дала ему договорить. Я швырнула ему в лицо распечатку с переводом.
— «За лечение»? — прошипела я, и голос мой был чужим, низким от ненависти. — Лечение чего? Ее совести? Или твоей импотенции? Ты… ты сюда моего сына привозил?!
Ольга ахнула. Антон схватил меня за руку, затащил в квартиру и захлопнул дверь. Обстановка была убогой. Игрушки валялись в углу. Детские. И не одни.
— Говори! — крикнула я, и наконец хлынули слезы. — Кто она тебе? И кто этот ребенок?!
Антон смотрел на меня, и в его глазах было столько отчаяния, что мой гнев на миг споткнулся.
— Она мне никто, Лен. Никто.
— Врешь! — я замахнулась, чтобы ударить его, но он поймал мою руку.
Тогда заговорила Ольга. Тихо, без выражения:
— Он не врет. Я его любовница. Бывшая. Пять лет назад. Три месяца. Потом я ушла, потому что поняла, что он никогда не оставит тебя.
Я застыла. Пять лет назад. Как раз перед рождением Егорки. Мир закачался.
— А ребенок? — прошептала я.
Антон опустил голову. Плечи его ссутулились.
— Мой, — выдавил он. — Сын. Максим. Ему четыре года.
Воздух вылетел из моих легких. Я оперлась о стенку.
— Как… Почему?..
— Я узнал о нем, когда Максу был год. Ольга написала мне. Он… у него редкое генетическое заболевание. Нужны дорогие лекарства, терапия, операция за границей. У нее денег нет. Родители не помогают. Она одна.
Он поднял на меня глаза, полные слез.
— Я виноват. Перед тобой. Перед ней. Перед этим мальчиком. Я должен был помочь. Это мой сын. Я не мог позволить… Я откладывал с наших общих денег понемногу, брал подработки. Эти 150 тысяч — последний взнос за операцию. Она уже запланирована.
— А Егор? — спросила я, и мой голос прозвучал как эхо из глубокого колодца. — Зачем ты приводил сюда Егора?
— Он… он хотел братика, ты же помнишь, все спрашивал. А Максим… он такой одинокий. Я думал… Я хотел, чтобы они познакомились. Чтобы Егорка, если что… — он не договорил. — Это была глупость. Чудовищная глупость. Я не знал, как еще…
Я смотрела на этого человека, моего мужа, и не узнавала его. Предательство было. Глубокое и страшное. Но это была не измена плоти. Это было предательство доверия, нашего единства. Он семь лет хранил эту тайну. Строил параллельную жизнь. Отдавал наши общие деньги на спасение своего внебрачного сына. И скрывал. Лгал каждый день. Водил к нему моего ребенка, не спросив меня.
— Почему не сказал мне тогда? В самом начале? — спросила я, уже почти беззвучно.
— Боялся потерять тебя. Боялся, что уйдешь. А потом… потом было уже поздно. Ложь обросла новой ложью. Я запутался.
Ольга тихо плакала в комнате. Антон стоял передо мной, сломленный. А я чувствовала, как рушится последняя опора. Он не изменял мне сейчас. Он предал меня гораздо страшнее — своей тиранией молчания, своей игрой в благородного спасителя, в которую я даже не была посвящена. Я была зрителем в своем же браке.
Глава 4. Не фарфор, а стекло
Я ушла тогда из той квартиры. Не помню как. Очнулась уже дома, в нашей с ним спальне. Он вернулся под утро. Стоял на пороге.
— Лена… — начал он.
Я подняла руку.
— Молчи. Ни слова.
Я не кричала. Не устраивала сцен. Я просто сказала:
— Ты предал меня. Не тогда, пять лет назад. А все эти годы тишины. Ты решил все сам. Взял на себя роль судьи и спасителя, а мне отвел роль дурочки, которая радуется жизни в красивом домике. Ты отдавал наши деньги — деньги Егора, мои деньги, наши общие планы — на спасение твоей совести. И даже в этом ты солгал, назвав перевод «лечением». Ты не смог написать «сыну». Ты стыдился его до конца.
Он плакал. Умолял. Говорил, что любит только меня и Егорку, что Максим — это долг, ошибка, крест. Что он заслуживает шанса жить.
— Он заслуживает, — холодно согласилась я. — И ты должен ему помочь. Но больше ты мне не муж.
Развод был тихим и страшным. Мы делили не столько имущество, сколько осколки той хрупкой вещи, что когда-то называлась доверием. Он уехал в съемную квартиру. Я осталась в доме, где каждый угол напоминал о лжи.
Прошел год. Операция Максиму прошла успешно. Антон помогает им, я это знаю. Он приходит к Егорке, они ходят в парк. Однажды Егорка спросил: «Папа говорит, у меня есть братик Максим, он больной, но теперь ему лучше. Мы можем с ним поиграть?»
Я смотрела в его светлые, доверчивые глаза, глаза своего сына, и понимала, что выбор за мной. Могу ожесточиться, построить стену, отравить их детство своим горьким опытом. А могу… попробовать принять этот неидеальный, перекошенный пазл.
Я не простила Антона. Простить такое — значит согласиться, что это может повториться. Но я перестала кипеть ненавистью. Его предательство не убило меня. Оно разбило мой фарфоровый мир, но оказалось, что я сделана не из фарфора. Я сделана из стекла — более простого, менее благородного, но куда более прочного. Его можно поцарапать, даже разбить, но осколки будут острыми, и из них можно что-то собрать заново. Возможно, не сервиз для идеальной картинки, а просто полезную, честную вещь. Для себя. Для сына.
Антон теперь не муж, а человек из прошлого, с которым у меня навсегда связан мой ребенок. И еще один ребенок, которого я не рожала, но который теперь, как призрак, есть в истории моей семьи. Иногда я смотрю на небо и думаю, что где-то там есть мальчик, который выжил благодаря деньгам из моего семейного бюджета. И от этой мысли нет ни злости, ни тепла. Есть только тихая, ледяная пустота. И понимание, что наша идиллия была сказкой. А жизнь, как оказалось, писала совсем другой жанр. Роман с предательством в середине и неизвестным финалом. И мне еще предстоит его дописать.