— Ты вообще понимаешь, что натворил?
— Я?! Это ты в своем уме? Ты посмотри вокруг! На весь этот кошмар!
— Именно что смотрю! И вижу лишь последствия. Твоих решений. Твоего равнодушия.
— Какое равнодушие? Я всё для тебя! Всё!
— Нет, дорогой. Всё — это было для тебя самого. А мне не доставалось даже крох твоего внимания
Часть 1: Идеальный порядок, превратившийся в хаос
Ключ застревал в замке, как всегда, когда он торопился. Артем с силой нажал на него, с раздражением почувствовав, как металл скрежещет о металл.
— Ну давай же, черт возьми, — проворчал он себе под нос, представляя, как сейчас завалится на диван, снимет давящие туфли и минут пятнадцать будет просто лежать в тишине, глядя в потолок.
Дверь наконец поддалась, и он переступил порог, мысленно уже отправляя Марине сообщение, что дома. Но слова так и остались не написанными.
Его обоняние, отвыкшее за день от домашних запахов, уловило что-то чужеродное. Не запах ужина, не ее духов, а пыльный, затхлый аромат беспорядка. Артем замер, все еще держась за ручку двери, и медленно провел рукой по выключателю.
Свет холодной люстры-паука обрушился на прихожую, и его мозг, привыкший к строгим алгоритмам и бинарному коду, на секунду отказался обрабатывать визуальную информацию. Это было несоответствие. Грубый, вопиющий баг в реальности.
Его взгляд скользнул по знакомому пространству, выхватывая абсурдные детали. Дверца шкафа-купе в прихожей была распахнута настежь, и из нее, словно внутренности, вываливались пустые вешалки и бесформенная темная груда — его зимняя куртка, которую он не надевал с марта. На паркете, рядом с аккуратно поставленными его ботинками, лежал перевернутый цветочный горшок, и комья черной земли, смешанные с осколками керамики, образовывали на светлом дереве грязное, кощунственное пятно.
— Марина? — его голос прозвучал глухо и неуверенно, словно в бронированной комнате.
Ответом была лишь гулкая тишина. Не спокойная, сонная тишина пустого дома, а тяжелая, зловещая, наполненная незримым присутствием чего-то непоправимого.
Он шагнул в гостиную, и его нога с хрустом наступила на что-то мелкое. Артем посмотрел вниз: это были осколки хрустальной вазочки, которую Марина купила на блошином рынке и так любила. Вокруг нее веером лежали фотографии, выпавшие из разбитой рамки. Их совместное фото в Питере, улыбки, подернутые теперь паутиной трещин.
Комната была разгромлена. Подушки с дивана сброшены на пол, ящик журнального столика выдвинут, его содержимое — старые пульты, блокноты, карандаши — было рассыпано по ковру. Но это не было хаотичным разорением. Это был целенаправленный, методичный обыск. Кто-то явно что-то искал.
Мысли понеслись вихрем, пытаясь найти логичное объяснение. Ограбление. Да, конечно, ограбление. Надо звонить в полицию. Сейчас. Немедленно.
Он рванулся в спальню, сердце колотилось где-то в горле, затрудняя дыхание. Дверь в спальню была приоткрыта. Артем резко толкнул ее.
И тут его мир рухнул окончательно.
Его взгляд упал на ее гардероб. Дверцы были распахнуты, и внутри зияла пустота. Полки, где аккуратными стопками лежали ее свитера, платья, блузки, были голы. Исчезли ящики с ее нижним бельем. С тумбочки с ее стороны кровати пропали книга, которую она читала, ее крем для рук, зарядное устройство.
Но самое страшное ждало его в ванной. Полка в душевой кабине, заставленная ее шампунями, скрабами, гелями с запахом персика и жасмина — была пуста. Стояли только его, мужские, средства. Одиноко и сиротливо. На раковине не было ни ее зубной щетки, ни стаканчика, ни баночек с кремами. Только его щетка в подстаканнике. Словно здесь все эти годы жил один он.
Он отступил, прислонился спиной к косяку, чувствуя, как подкашиваются ноги. В голове зазвучал оглушительный, пронзительный звон. Это не ограбление. Воры не забирают зубные щетки. Воры не забирают половину одежды, оставляя дорогой телевизор и его ноутбук на видном месте.
Он почти бегом вернулся в гостиную, к своему рабочему столу. Дрожащими пальцами он включил свой компьютер. Пока система загружалась, он нашел в ящике стола папку с важными документами. Он лихорадочно перебирал их: его паспорт, свидетельство на квартиру, договора… Все на месте. Он открыл приложение их банка. Ввел пароль.
Экран замер, а затем отобразил баланс их общего сберегательного счета.
Ноль.
Словно кто-то гигантским ластиком стер все их общие накопления, все «на черный день», все «на будущее». На будущее, которого теперь не будет.
Артем откинулся на спинку кресла, и по его лицу, невыносимо горячему, покатились слезы. Он не рыдал, он просто сидел и плакал, беззвучно, чувствуя, как внутри него образуется огромная, ледяная пустота.
— За что? — прошептал он в тишину. — Марина… что случилось? Что я сделал не так?
Он сидел так, может, минуту, может, час. Потом его взгляд упал на разбросанные фотографии. На одну, где они смеются, обнявшись, на фоне какого-то моря. Он был так молод, так уверен в своем счастье. И она смотрела на него с обожанием.
И тут его пронзила новая, отвратительная догадка. Любовник. Конечно. Она встретила кого-то. Моложе, интереснее, внимательнее. И они все спланировали. Дождались, пока он уйдет на работу, обчистили счет, собрали ее вещи и сбежали. На его же деньги.
Гнев, горячий и слепой, вскипел в нем, вытесняя отчаяние. Он вскочил, смахнул со стола стопку бумаг и с силой швырнул тяжелую стеклянную пепельницу в стену. Та с грохотом разлетелась на тысячу осколков.
— Тварь! — закричал он в пустоту квартиры. — Я все для тебя! Дом, деньги, стабильность! Я пахал как лошадь! Чего еще тебе не хватало?!
Его крик повис в воздухе и растаял, не получив ответа. Лишь хаос вокруг, молчаливый и безразличный, был ему ответом. Он остался один. Совершенно один. Посреди руин своей прежней жизни.
Часть 2: Гнев в тишине: в чём её обвинял опустевший дом
Глухой удар кулака по стене отозвался пронзительной болью в костяшках. Но физическая боль была желанным отвлечением от того, что творилось внутри — леденящего хаоса из непонимания, предательства и ярости. Он сжал окровавленные пальцы в кулак, чувствуя, как адреналин пульсирует в висках.
— Не может быть, — прошептал он, глядя на пустоту гардероба. — Этого просто не может быть.
Его мозг, отточенный для решения сложнейших задач, отчаянно искал логику, алгоритм, который можно было бы применить к этому абсурду. Ограбление? Отбрасываем. Измена? Да, это единственное, что хоть как-то укладывалось в картину. Но даже здесь были дыры, баги в реальности. Почему так тихо? Почему не было ни ссор, ни слез, ни предупреждений? Она просто... испарилась.
Он рванулся к телефону, валявшемуся на полу среди хлама. Первым номером в избранном всегда была «Мариша». Он нажал на вызов.
— «Абонент временно недоступен»... — проговорил механический женский голос, такой же бездушный, как и эта пустота вокруг.
Паника, холодная и липкая, подступила к горлу. Он начал набирать номера наугад, его пальцы дрожали.
— Маша? Это Артем. Ты не видела Марину?.. Что? Нет, ничего страшного, просто не могу дозвониться. Спасибо.
— Игорь, привет. Жена не выходила на связь?.. Ладно... нет, все в порядке.
Каждый звонок был одинаковым. Вежливое недоумение, легкое беспокойство в голосах друзей, но ни одной зацепки. Никто ничего не знал. Она растворилась бесследно, словно ее и не было.
Он позвонил ее родителям в Воронеж. Телефон взяла теща.
— Артемушка, здравствуй! — ее голос был теплым и сонным. — Что так поздно?
— Лидия Петровна, вы Марину не видели? С ней все в порядке? — он пытался скрыть дрожь в голосе, но это удавалось плохо.
— Марину? Нет, а что? В воскресенье звонила, все было хорошо. Что случилось?
— Ничего, — он выдавил из себя, чувствуя, как по спине бегут мурашки. — Просто телефон не отвечает. Наверное, сел. Не беспокойтесь.
Он бросил трубку, не дослушав ее встревоженных расспросов. Они не в сговоре. Они правда не знают. Значит, она и им ничего не сказала. Это был спланированный, холодный уход.
Мысль об этом снова вызвала прилив ярости. Он подошел к ее туалетному столику — некогда священному месту, где царил ее маленький, ароматный хаос. Теперь на полированной поверхности лежала только одна вещь — его подарок, дорогие серебряные часики, которые она так хотела. Она их оставила. Бросила ему в лицо.
С криком он смахнул их на пол. Часики со звоном ударились о паркет, и стекло треснуло.
— Я все для тебя! — кричал он, обращаясь к призраку, витавшему в комнате. — Дом, машина, дурацкие твои поездки! Я пахал как damned лошадь, чтобы у нас все было! А тебе чего не хватало? Цветов? Романтики? Какого-то подкаблучника, который будет тебе стихи читать?!
Он схватил со стола первую попавшуюся под руку рамку — их свадебное фото. Они смотрят друг на друга, он — с гордым, немного глупым выражением лица, она — с таким обожанием, что, кажется, вот-вот расплавится объектив. Ложь. Все это была ложь. Он с силой швырнул фотографию в стену. Стекло разлетелось звездой, и их улыбки теперь были испещрены паутиной трещин.
Он тяжело дышал, опершись руками о стол. Гнев начал отступать, оставляя после себя страшную, всепоглощающую усталость. Он медленно обернулся, окидывая взглядом последствия своего погрома. Он лишь усугубил тот хаос, что устроила она. Две ярости, мужская и женская, встретились в этой комнате, оставив после себя лишь битые осколки их общей жизни.
Он прошел на кухню, на автомате налил себе стакан воды. Рука все еще дрожала. Его взгляд упал на холодильник, на магнит с Эйфелевой башней — сувенир из их медового месяца. И тут его осенило.
Он рванулся обратно в спальню, к ее тумбочке. Он выдвинул ящик. Пусто. Тогда он опустился на колени и заглянул в щель между тумбой и кроватью. Там лежала одинокая, смятая салфетка. И больше ничего.
— Так не бывает, — прошептал он, уже без гнева, с отчаянием. — Человек не может просто взять и исчезнуть. Должна была остаться записка. Слово. Объяснение. Хотя бы «Прости».
Он снова начал обыскивать комнату, уже не с яростью, а с лихорадочной, отчаянной целеустремленностью. Он проверял карманы ее оставшихся плащей, заглядывал в книги на полке, тряс старую сумку. Ничего.
В отчаянии он подошел к своему рабочему столу, к тому самому ящику, где лежали папки с его старыми, уже не актуальными проектами. Может, она что-то засунула туда, в его территорию, куда она редко заглядывала? Он с силой дернул ящик. Он заедал. Артем дернул еще раз, и ящик с скрежетом выдвинулся, вывалив на пол часть своего содержимого — папки, блокноты, пачку скрепок.
И среди этого канцелярского хлама, на темном паркете, лежал невзрачный, маленький предмет. Прямоугольник из темно-серого пластика.
Артем наклонился, не веря своим глазам. Это был его старый, «заводной» телефон Nokia. Тот самый, который она подарила ему на их первую годовщину, с улыбкой сказав: «На всякий пожарный. Чтобы всегда быть на связи, если сядет смартфон».
Он поднял его. Корпус был холодным и неожиданно тяжелым в руке. Зачем он здесь? Он же давно им не пользовался. Он должен был валяться где-то на антресолях.
С почти ритуальным чувством, смешанным со страхом и последней надеждой, он нашел маленькую кнопку включения и нажал на нее.
Экран медленно, лениво подсветился. Батарея, вопреки всем законам физики, еще была жива. Телефон пропищал, приветствуя его, и через мгновение на экране загорелся значок — полная сеть.
А потом он увидел его. Единственный контакт в списке избранных. Не «Мама», не «Работа». Всего один номер, подписанный не ее именем, а странной, ласково-ироничной кличкой, которую он слышал от нее лишь пару раз, когда она говорила о своей сестре.
«Ангел-хранитель».
Часть 3: След, оставленный в прошлом
Артем сидел на полу, прислонившись спиной к своему рабочему столу, и смотрел на телефон. Эта дурацкая, допотопная «звонилка» в его руке казалась единственной твердой и реальной вещью в этом внезапно поплывшем мире. Все остальное — разгромленная квартира, пустой гардероб, обнуленный счет — было кошмарным сном. А этот холодный кусок пластика с монохромным экраном был билетом обратно в реальность. Или в следующую главу кошмара.
«Ангел-хранитель». Алиса.
Сестра Марины. Та самая, что с первого дня их знакомства смотрела на него с холодной, неодобрительной вежливостью. Та, что в ответ на его рассказ о выгодной покупке квартиры в ипотеку язвительно заметила: «Какая практичность. Поздравляю, вы приобрели не просто жилье, а каменный мешок на двадцать пять лет». Они всегда существовали в режиме легкого, завуалированного конфликта. Марина служила буфером, сглаживая углы, переводила ее колкости в шутку. Теперь буфера не было.
Он сгреб в охапку разбросанные бумаги, сунул их обратно в ящик и с силой задвинул его. Телефон Nokia он зажал в кулаке так крепко, что пластик затрещал. Что это? Насмешка? Подсказка? Ловушка?
Он поднялся на ноги, чувствуя, как отступает оцепенение и ярость, сменяясь новой, странной энергией — энергией охотника, нашедшего след. Он не будет больше метаться и крушить все вокруг. Теперь у него была цель. Зацепка.
Он прошел на кухню, поставил на плиту чайник — автоматическое движение, попытка вернуть хоть каплю рутины в этот безумный вечер. Пока вода грелась, он убрал осколки вазы в прихожей, поднял с пола перевернутый горшок. Его движения были резкими, механическими. Он не наводил порядок. Он проводил обыск. Осматривал территорию, пытаясь понять логику противника.
Он заварил чай, не чувствуя ни вкуса, ни запаха, и сел за кухонный стол, положив телефон перед собой. Экран все еще светился тусклым, но стойким зеленоватым светом. Он достал свой смартфон и набрал номер Алисы. Тот, что был у него в контактах.
— Абонент недоступен.
Он не удивился. Она, конечно, ждала его звонка. И, конечно, подготовилась. Выключила телефон. Или просто занесла его номер в черный список. Они с Мариной все продумали. Это был не импульсивный побег. Это была спецоперация.
Он взял в руки Nokia. Один контакт. Один шанс. Его палец замер над клавишей вызова. Что он скажет? «Где моя жена, сволочь?» Или «Алиса, прошу, я не понимаю, что происходит?»
Он представил ее лицо — узкое, с умными, насмешливыми глазами, которые всегда казались знающими о нем какую-то неприятную правду. Она не станет с ним церемониться. Она выложит все, что думает. И он боялся этого больше, чем молчания.
Но выбора не было. Это был единственный маяк в кромешной тьме. Он глубоко вздохнул и нажал кнопку.
Трубку взяли почти мгновенно, после первого же гудка. Словно ждали.
— Ну, нашел таки свой страховой полис? — раздался в трубке ее голос. Спокойный, ровный, без единой нотки удивления.
Его смутила эта фраза. Он ожидал чего угодно — крика, упреков, холодного отчуждения, но не язвительного сарказма.
— Что? — выдавил он.
— Страховой полис. Так она его называла. Этот древний кирпич. Говорила: «Если с Артемом что-то случится, если он пропадет, у меня всегда есть этот номер». Выходит, пропала она. Иронично.
Артем почувствовал, как по спине пробежал холодок. Марина думала о том, что он может пропасть. Она готовилась к его исчезновению. Эта мысль была пугающей и совершенно новой.
— Алиса, где она? — проговорил он, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Я имею право знать. Я ее муж.
— Бывший, по факту, — парировала она. — А где она, тебе не скажу. Она не хочет тебя видеть. И я ее понимаю.
— Что я ей сделал? — в голосе Артема снова зазвучали нотки отчаяния, которые он так хотел скрыть. — В чем я провинился? Я не пил, не бил, не гулял! Я обеспечивал ее! У нас была хорошая жизнь!
— Хорошая жизнь, — она произнесла это так, словно пробовала на вкус что-то горькое. — Да, Артем. У вас была очень... правильная жизнь. Как у тебя в компьютерных программах. Без багов.
— Не вижу в этом преступления!
— В этом и есть твое главное преступление, — ее голос внезапно утратил насмешливый оттенок и стал твердым и холодным, как сталь. — Ты не видишь. Ты никогда не видел ее. Только свою версию нее. Удобную версию.
Он стиснул телефон так, что тот снова затрещал.
— Отвези меня к ней. Пожалуйста. Я должен с ней поговорить.
— Нет.
— Алиса, я... я с ума сойду. Ты не представляешь, что тут творится! Все разбросано, вещи ее пропали... деньги...
— Деньги она заработала сама, если ты не в курсе, — резко оборвала она. — Половина из тех сумм, что ты так гордо откладывал, — это ее зарплата. Она просто забрала свое. И свои вещи. А бардак... — она сделала небольшую паузу, — это, наверное, мое небольшое творчество. Мне захотелось, чтобы ты почувствовал, как это — когда твой идеальный мирок внезапно летит к чертям.
Он закрыл глаза. Так вот чьих это рук дело. Эта театральная, жестокая постановка с разбросанными вещами и разбитой вазой. Чтобы усилить эффект. Чтобы добить его.
— Ладно, — прошептал он. — Хорошо. Я все понял. Ты отомстила. Поздравляю. Теперь просто скажи, она в безопасности? С ней все хорошо?
— С ней сейчас лучше, чем было последние пять лет, — ответила Алиса, и в ее голосе снова послышались знакомые нотки презрения. — Выспись, Артем. Приходи в себя. А завтра... если найдешь в себе силы не ломиться в закрытую дверь, а просто поговорить, позвони. Но только не раньше двух дня. Я на работе.
Щелчок. Она положила трубку.
Он медленно опустил руку с телефоном на стол. В кухне было тихо, слышно лишь тиканье часов. Его гнев иссяк, выгорел, оставив после себя лишь тяжелое, давящее чувство вины, в которой он не мог себе признаться, и полное недоумение.
«Ты никогда не видел ее».
Что это значит? Он видел ее каждый день. Он знал, что она любит на завтрак, какой сериал смотреть, какую краску для волен предпочитает. Он знал ее тело, ее смех, ее привычки.
Или это было знание пользователя о своем гаджете? Он знал ее интерфейс, но не видел исходный код.
Он поднял голову и взглянул в темное окно, в котором отражалось его собственное изможденное лицо. Завтра. Он должен был дождаться завтра. А потом... потом он должен был найти в себе силы не для скандала, а для разговора. Самого страшного разговора в его жизни.
Часть 4: Правда, которую он боялся услышать
Ночь была долгой и разорванной на куски, как сон в лихорадке. Артем ворочался на своей половине кровати, которая теперь казалась неестественно огромной. Он вставал, бродил по квартире, пил воду прямо из бутылки, смотрел в темные углы, где притаились призраки их прежней жизни. В пять утра он сдался, включил свет в гостиной и начал наводить порядок. Не яростный, а медленный, почти ритуальный. Он подбирал осколки, складывал вещи, пытаясь физическим действием загнать обратно в бутылку джинна хаоса, выпущенного вчера. К восьми утра квартира приобрела видимость порядка, но стерильная, пустынная чистота лишь подчеркивала ее опустошенность.
Он попытался работать удаленно, ответил на пару срочных писем, но мысли путались. В голове звучал голос Алисы: «Ты никогда не видел ее». Он отложил ноутбук и снова начал ходить по комнатам, но теперь уже не как безумец, а как исследователь, изучающий место преступления.
Он зашел в ее кабинет — маленькую комнату, которую они с насмешкой называли «будуаром». Здесь стоял ее стол с мощным монитором, где она делала свои дизайнерские проекты. Стол был пуст. Компьютер она, разумеется, забрала. Но на полке остались книги по искусству, альбомы. Он взял один — «Современный русский плакат». На титульном листе был ее почерк: «Мечтаю сделать что-то столь же яркое и говорящее. Когда-нибудь». Он отложил книгу, чувствуя укол. Она говорила об этом? Он не помнил.
Он заглянул в шкаф еще раз. Среди его рубашек и костюмов висело одно-единственное ее платье — длинное, цвета увядшей розы, которое она надевала на какую-то их годовщину. Она его не взяла. Почему? Слишком памятное? Или просто не влезло в сумку?
Он подошел к холодильнику. Среди его йогуртов и колбасы завалялась ее баночка с каперсами и банка дорогого соуса песто. Продукты, которые покупала только она. Он стоял и смотрел на них, и вдруг его осенило. Он рванулся к мусорному ведру. Вчера, в приступе ярости, он его не опустошал.
Ведро было почти полным. Он вытряхнул содержимое на пол и, преодолевая брезгливость, начал разгребать его руками. Очистки, упаковки, чайные пакетики. И тут он нашел. Скомканный лист бумаги, исписанный ее стремительным, размашистым почерком. Черновик. Списки.
Он сгладил лист на полу. Это не было прощальное письмо. Это был план. Список вещей, которые нужно взять: «Документы», «Ноут», «Графический планшет», «Косметичка», «Синий чемодан», «Кроссовки», «Джинсы Levis». Рядом — финансовые расчеты. Суммы, даты. Она выводила деньги постепенно, небольшими переводами, чтобы не привлекать внимания. И в самом низу, обведенное в кружок, как главная задача: «Встреча с агентом по недвижимости. Сдать студию».
Студию? Какая студия? У них не было никакой студии.
Артем сел на корточки, чувствуя, как почва уходит из-под ног. Она не просто сбежала. Она готовила себе новое жилье. Новую жизнь. Отдельную от него. И делала это методично, хладнокровно, неделями, а может, и месяцами. Пока он был на работе, пока он думал, что у них «хорошая жизнь», она составляла списки и переводила деньги.
Он посмотрел на часы. Без пятнадцати два. Его свидание с Алисой приближалось. Теперь он боялся его еще больше. Потому что теперь он понимал — он не знал свою жену вовсе. И сейчас ему предстояло узнать о ней то, о чем он, возможно, не хотел знать.
Ровно в два он взял в руки Nokia. Его ладони были влажными. Он набрал номер.
Алиса сняла трубку сразу, как и в прошлый раз.
— Ну что, провел продуктивное утро? — спросила она. В ее голосе не было насмешки, скорее усталое любопытство.
— Она сняла студию, — выпалил Артем, не в силах сдержаться. — Я нашел список. Она все спланировала.
На той стороне провода воцарилась тишина.
— Да, — наконец сказала Алиса. — Сняла. Месяц назад.
— Почему? — его голос сорвался. — Зачем ей отдельная квартира? Мы... у нас есть эта.
— Потому что эта квартира — твоя, Артем! — в голосе Алисы впервые прорвалось раздражение. — Твоя ипотека, твой дизайн, твои порядки! Здесь нет ни одного угла, который бы она чувствовала своим! Здесь все пронизано тобой! Она задыхалась здесь!
— Но она же никогда... она не говорила...
— Говорила! — резко оборвала она. — Она тысячу раз говорила! Просила переставить мебель, перевесить шторы, купить другое кресло, поклеить другие обои! А ты что ей отвечал? «Зачем? И так все нормально». «Это непрактично». «Я устал, давай как-нибудь в другой раз». Ты не слышал ее. Ты ее просто не слушал.
Он молчал, прижимая телефон к уху, и в памяти всплывали обрывочные сцены. Ее робкие предложения что-то изменить. Его отмашки. Он думал, это просто женские капризы. Ему и вправду было нормально. Удобно. Практично.
— Я... я не знал, что это так важно, — глухо проговорил он.
— Вот именно, что не знал, — ее голос снова стал ровным и холодным. — Ты не пытался узнать. Тебя устраивало, как есть. А ее — нет. Она умирала от тоски в этой твоей «нормальной» жизни. Она хотела детей, Артем.
Он вздрогнул, словно от удара током.
— Детей? Но мы же... мы не обсуждали это серьезно.
— Она обсуждала! С тобой! Ты отшучивался. Говорил «потом», «когда встанем на ноги», «когда будет больше денег». Денег у тебя всегда было достаточно. Просто ребенок не входил в твои планы. В твой идеальный, выверенный график жизни.
Он закрыл глаза. Еще один удар. Еще один пласт его неведения. Да, она заговаривала об этом. Мечтательно, как бы между прочим. «Вот было бы здорово, чтобы тут бегал маленький...» А он отмалчивался или переводил тему на работу. Он думал, у них еще куча времени.
— Алиса, — его голос стал тихим, почти детским. — Скажи мне правду. Она ушла к другому?
Он услышал, как она на другом конце провода коротко и безрадостно усмехнулась.
— Нет, Артем. Не ушла. Она ушла от тебя. От твоего равнодушия. От твоего молчания. От твоего комфорта, который для нее был клеткой. Здесь нет никакого другого мужчины. Здесь есть только она и ее отчаянная попытка начать жить, пока не стало слишком поздно.
От этих слов стало одновременно невыносимо больно и... легко. Не было никого. Не было предательства в классическом смысле. Было другое, возможно, более страшное. Он был не жертвой коварной изменницы, а... палачом, сам того не ведая. Он годами медленно, день за днем, душил ее своим невниманием.
— Я... я понял, — прошептал он. — Скажи ей... скажи, что я...
— Я ничего ей передавать не буду, — жестко оборвала Алиса. — Ты все, что хотел, должен был сказать ей раньше. Сейчас уже поздно для слов. Есть кое-что другое.
— Что?
— Письмо. Она оставила тебе письмо. Не черновик, а настоящее. Я могу тебе его отдать. При двух условиях.
— Каких? — он стиснул телефон.
— Первое: ты приходишь один. Без истерик, без сцен. Второе: ты читаешь его не здесь, а у себя дома. И после этого ты оставляешь ее в покое. Ты принимаешь ее решение. Каким бы оно ни было.
Артем замер. Письмо. Объяснение. Тот самый ответ, которого он так жаждал. Но теперь он боялся его больше всего на свете. Потому что теперь он знал — в этом письме не будет оправданий для него. Там будет приговор.
— Хорошо, — с трудом выдавил он. — Я согласен.
— Жди моего сообщения с адресом, — сказала Алиса. — Сегодня. Вечером.
Она положила трубку.
Артем опустил руку. Он подошел к окну и смотрел на серый город, на людей, спешащих по своим делам. Он стоял в центре своей просторной, чистой, бездушной квартиры и чувствовал себя самым одиноким человеком на земле. Скоро он получит письмо. И тогда, возможно, его одиночество станет окончательным и бесповоротным.
Часть 5: Последние слова в конверте молчания
Смс от Алисы пришло в шесть вечера. Короткий адрес в центре города и код домофона. Никаких лишних слов. Артем машинально собрался: надел чистое, почти новое, пальто, поправил в прихожей зеркале воротник рубашки. Выглядел он, как актер, готовящийся к выходу на сцену для исполнения самой трудной роли в жизни. Роли человека, который держится.
Он ехал в такси, глядя на мелькающие огни. Город жил своей жизнью, и эта обыденность казалась ему теперь чужой и недосягаемой. Он вышел на тихой, ухоженной улице в районе старинной застройки. Поднялся по скрипучей, но чистой деревянной лестнице на третий этаж. Дверь была окрашена в темно-синий цвет. Он набрал код. Домофон щелкнул.
Алиса открыла ему сразу, словно стояла за дверью. Она была в простых домашних штанах и большой мягкой кофте, в руках — чашка с чаем. Ее лицо было уставшим, но спокойным.
— Заходи, — она отступила, пропуская его.
Квартира была небольшой, но уютной и наполненной жизнью. Пахло кофе, книгами и печеньем. Запах настоящего дома. На стенах висели постеры с выставок, на полках стояли причудливые керамические фигурки и завалены стопками книги. Это было полной противоположностью его стерильному жилищу.
— Раздевайся, проходи, — бросила Алиса, направляясь на кухню.
Он снял пальто, повесил его на вешалку и медленно последовал за ней. Он чувствовал себя незваным гостем, нарушителем границ этого маленького, защищенного мира.
— Садись, — она кивнула на стол.
Он сел. Алиса поставила перед ним вторую чашку с чаем и села напротив. Между ними на столе лежал простой белый конверт, не заклеенный. Его имя на конверте было написано знакомым почерком. Таким ровным и красивым, каким Марина заполняла официальные документы.
— Вот, — сказала Алиса. — Читать будешь дома. Как договаривались.
Он молча кивнул, не в силах оторвать глаз от конверта. Его пальцы сами потянулись к нему, но он сдержался, сжал руки в кулаки на коленях.
— Как она? — тихо спросил он.
— Жива, — ответила Алиса, делая глоток чая. — Здорова. Впервые за долгое время спит больше шести часов. Не просыпается посреди ночи, чтобы проверить, не пришли ли тебе рабочие письма, которые нельзя пропустить.
Он вздрогнул. Он не знал, что она это делала.
— Я... я не просил ее этого делать.
— Ты и не просил ее дышать, — парировала Алиса. — Но она дышала тобой. Твоим расписанием, твоими дедлайнами, твоим настроением. А ты даже не замечал, что у нее бывает свое.
Он опустил голову. Атака шла не яростными обвинениями, а холодными, неоспоримыми фактами. И от этого было еще больнее.
— Почему ты мне все это говоришь? — поднял он на нее глаза. — Почему вообще согласилась со мной встретиться? Ты же меня ненавидишь.
Алиса внимательно посмотрела на него, и в ее взгляде на мгновение мелькнуло что-то похожее на жалость.
— Я тебя не ненавижу, Артем. Я презираю твое слепое высокомерие. Но я люблю свою сестру. И она, как ни странно, до сих пор испытывает к тебе какие-то чувства. Не думаю, что это любовь. Скорее... сожаление. И боль. Огромная боль от того, что человек, которого она выбрала, оказался не тем, кем она его считала. Я согласилась встретиться, потому что ты имеешь право знать, почему твой брак рассыпался в пыль. Чтобы ты не строил иллюзий, что ее кто-то увел. Ты ее просто... вытолкнул.
Он слушал, и каждое слово впивалось в него, как игла. Он хотел спорить, кричать, что это неправда, что он хороший муж, что он обеспечивал ее. Но все эти аргументы, еще вчера казавшиеся ему железобетонными, сегодня рассыпались в прах. Они ничего не стоили в сравнении с ее бессонными ночами и тихим отчаянием.
— Что мне теперь делать? — этот вопрос вырвался у него сам, голосом потерянного ребенка.
Алиса вздохнула.
— Прочитать письмо. Подумать. Попытаться понять. А потом... оставить ее в покое. Дать ей возможность начать все заново. Это самое честное, что ты можешь для нее сделать сейчас.
Она допила чай и встала.
— Я не буду тебя провожать.
Это был сигнал. Свидание окончено. Он медленно поднялся, взял со стола конверт. Бумага была прохладной и невесомой, но в его руке она казалась свинцовой гирей.
— Спасибо, — прошептал он, не глядя на нее.
— Не за что, — так же тихо ответила Алиса.
Он вышел на лестничную клетку, и дверь за ним мягко закрылась. Щелчок замка прозвучал как приговор. Он стоял несколько секунд в полумраке, прижимая конверт к груди, затем медленно пошел вниз.
Он не поехал домой сразу. Он прошелся по холодным вечерним улицам, засунув руки в карманы пальто, сжимая в одной из них тот самый конверт. Он дошел до набережной и остановился у парапета, глядя на черную, отражающую огни города воду. Он боялся идти домой. Боялся той тишины, в которой ему предстояло прочитать эти строки.
В его памяти всплыло лицо Марины. Не то, застывшее на фотографиях, а живое. Как она смотрела на него иногда, когда он, уткнувшись в телефон, что-то бормотал в ответ на ее вопрос. В ее глазах тогда было что-то угасшее. Он видел это, но не придавал значения. Списывал на усталость.
«Ты никогда не видел ее».
Теперь он начинал видеть. И этот образ был невыносимо болезненным.
Он развернулся и пошел к дому. Медленно, как на эшафот. Ему предстояло прочитать письмо. И после этого ничего уже не будет прежним.
Часть 6: Выбор, определённый пустотой
Артем запер дверь квартиры, повесил пальто и, не включая света, прошел в гостиную. Лунный свет серебрил края мебели, отбрасывая длинные, искаженные тени. Мужчина сел в свое кресло, то самое, в котором проводил вечера за ноутбуком, и поставил на стол перед собой нетронутый стакан воды. Ритуал подготовки к тяжелому разговору. Только разговаривать ему предстояло с листом бумаги.
Он вынул письмо из конверта. Несколько листов, исписанных ее ровным, красивым почерком. Артем глубоко вздохнул, ощущая, как сердце колотится где-то в горле, и начал читать.
«Дорогой Артем. Если ты читаешь это, значит, все случилось так, как я и предполагала. И значит, Алиса сочла, что ты способен это выслушать. Вернее, прочитать. Прости за беспорядок. Это была моя маленькая, недостойная месть — позволить тебе хоть на мгновение ощутить тот хаос, что царил все эти годы у меня в душе».
Артем отложил лист, провел рукой по лицу. Она все продумала. До последней детали. Даже этот бардак был частью ее послания.
«Я ухожу не потому, что разлюбила. К моему великому сожалению, чувства не исчезают по волшебству. Я ухожу, потому что больше не могу. Не могу жить в твоей тени. Не могу быть «женой успешного Артема», довеском к твоей биографии. Ты никогда не спрашивал, чего хочу я. А если и спрашивал, то тут же забывал мой ответ, потому что он не совпадал с твоими планами».
Мужчина читал, и перед его глазами, словно кадры из чужого кино, начали всплывать эпизоды. Ее попытка поговорить о том, чтобы сменить работу, его ответ: «Зачем? У тебя же хорошая зарплата, и график удобный». Ее мечты о путешествии в Грузию, его отговорки: «Это несезон, давай лучше в Турцию, все включено». Ее тихий вопрос, заданный ночью: «А помнишь, как мы в студенчестве на кухне до утра разговаривали?» Его сонное бурчание: «Ммм, потом, дорогая, завтра рано вставать».
«Ты построил красивую, надежную крепость. С толстыми стенами, с полными закромами. И поселил меня в ней, как принцессу. Но ты забыл сделать окна. Мне нечем было дышать, Артем. Я медленно угасала от тоски в этом золотом заточении. Ты дарил мне дорогие подарки, но никогда — свое время. Твое внимание. Ты был рядом, но ты никогда не был со мной».
Инженер сжал руку в кулак, чувствуя, как по щеке скатывается предательская слеза. Он всегда считал, что главное — обеспечить, создать стабильность. Оказалось, главного было недостаточно.
«Я просила у тебя самого малого — услышать меня. Увидеть во мне не часть своего комфортного быта, а живого человека. Со своими страхами, мечтами, сомнениями. Но ты был слишком занят. Строительством нашей «светлой будущности». А я тем временем оставалась в настоящем, которое с каждым днем становилось все более серым и безрадостным».
Артем дочитал до конца. Она не обвиняла его в черствости. Не называла подлецом. Она просто, с леденящей душу точностью, описала их брак как долгое, медленное угасание. Ее уход был не бегством, а актом отчаяния и, как ни парадоксально, надежды. Надежды на то, что она еще сможет ожить.
В письме не было ни одного упрека, который он не мог бы признать справедливым. Каждое слово било точно в цель, потому что было правдой. Той правдой, которую он годами отказывался видеть.
Артем сидел в тишине, и эта тишина наконец заговорила с ним. Она шептала ему об упущенных возможностях, о несказанных словах, о неуслышанных просьбах. Он смотрел на пустоту across the room, на то место на диване, где она обычно сидела, укрывшись пледом, и ему казалось, что он видит призрак — призрак той женщины, которой она могла бы стать, если бы он был другим.
Артем поднялся и подошел к окну. Город спал. Где-то там, в одной из тысяч таких же квартир, спала она. И, возможно, впервые за долгие годы, ее сон был спокоен.
Что ему теперь делать? Гнаться за ней? Умолять вернуться? Клясться, что он изменится? Но эти клятвы теперь будут звучать фальшиво. И для нее, и для него самого. Она дала ему последний шанс — шанс понять. И он, наконец, понял.
Артем вернулся к креслу, взял в руки последний лист. В самом низу, после всех объяснений, стояла короткая фраза, написанная чуть дрогнувшей рукой:
«Прости. И прощай».
Мужчина аккуратно сложил листы, вложил их обратно в конверт и поставил на стол. Потом взял со стола стакан с водой и сделал большой глоток. Вода была холодной и безвкусной.
Артем остался один. Совершенно один. Не с гневом, не с обидой, а с тяжелым, ясным и безжалостным знанием. Знанием собственной вины. Знанием того, что он разрушил самое ценное, что у него было, своим равнодушием.
Артем подошел к своему рабочему столу и посмотрел на монитор. На заставке все еще была их общая фотография с отдыха. Он медленно протянул руку, нашел шнур питания и выдернул его из розетки. Экран погас, и в комнате окончательно воцарилась тьма, нарушаемая лишь бледным светом луны.
Артем стоял посреди этой темноты, и перед ним лежала пропасть. Пропасть одиночества и осознания. Шагнуть ли ему в нее, чтобы попытаться выкарабкаться с другой стороны, изменившимся? Или так и остаться стоять на краю, глядя в прошлое, которое уже никогда не вернуть?
Ответа не было. Был только тихий шепот ночи и холодное прикосновение одиночества. И мучительный, невыносимый вопрос, на который ему предстояло искать ответ до конца своих дней
Читайте и другие наши истории по ссылкам:
У нас к вам, дорогие наши читатели, есть небольшая просьба: оставьте несколько слов автору в комментариях и нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы быть в курсе последних новостей. Виктория будет вне себя от счастья и внимания!
Можете скинуть небольшой ДОНАТ, нажав на кнопку внизу ПОДДЕРЖАТЬ - это ей для вдохновения. Благодарим, желаем приятного дня или вечера!