— Ты в своем уме?! В нашем доме? Прямо при мне? — Марина услышала свой собственный голос, будто со стороны — визгливый, перекошенный от злобы, срывающийся на фальцет. Она стояла в дверях гостиной, сжимая в ледяных пальцах складку своего старого, потертого халата, того самого, розового, с выцветшими котиками, который Артём всегда ненавидел
Её муж, Артём, стоял посреди зала, сняв пальто, но не снимая того напряженно-вызывающего выражения, что застыло на его обычно таком гладком, ухоженном лице. А чуть позади, робко жмусь к косяку двери, стояла Она. Молодая. Черноволосая. С огромными, наполнеными неподдельным испугом глазами и нежным, уже заметным округлением под тонкой тканью летнего платья. Этот живот резанул Марину по глазам больнее, чем всё остальное.
— Марина, тише. Давай не будем устраивать истерик, — голос Артёма был плоским, лишенным всяких эмоций, кроме усталого раздражения. Эта его «взрослая» снисходительность сводила её с ума всегда, а сейчас и вовсе взбесила. — Позволь всё объяснить.
— Объяснить?! — она захохотала, и этот смех прозвучал истерично и уродливо. — Ты что, собрался мне прочитать лекцию о полигамности приматов, пока твоя… твоя беременнось тут у нас в прихожей корни пускает?! Кто это, Артём?!
Девушка вздрогнула и прошептала, глядя в пол:
— Меня зовут Лиза.
— А меня, представляешь, зовут Марина! — выкрикнула она. — Жена! Та самая, с которой ты прожил двадцать лет! Помнишь такую? Или память от счастья отшибло?
— Марина, хватит! — наконец-то в его голосе вспыхнули искры настоящего гнева. — Лиза будет жить здесь. Какое-то время. В гостевой комнате.
В комнате повисла гробовая тишина. Марина слышала, как с улицы доносится смех детей, и подумала с безумной ясностью: «Вот там, за окном, нормальная жизнь. А здесь — сумасшедший дом. Мой личный сумасшедший дом».
— Ты… привёл… свою беременную любовницу… в наш дом… чтобы она тут жила? — она произносила слова медленно, с расстановкой, будто пробуя на вкус всю чудовищную абсурдность этой фразы. Её взгляд скользнул по знакомой обстановке — диван, на котором они вместе смотрели фильмы, полка с его дорогими книгами, их общая свадебная фотография в серебряной рамке. Всё это вдруг стало чужим, опоганенным.
— Я не собираюсь бросать своего ребёнка, — заявил Артём, скрестив руки на груди. — Ты не захотела дать мне детей. Ты сказала, что карьера, что не время, что не готова. Что ты боишься после… после того, что случилось. Я понял. Я ждал. Но я больше не могу ждать. Лиза ждёт моего ребёнка. И я буду рядом.
«После того, что случилось». Выкидыш на пятом месяце. Тёмная комната, пустота внутри и его молчаливая, отстранённая поддержка, которая ощущалась как упрёк. «Держись, всё наладится». Не наладилось. Она закрылась. Он ушёл в работу. Они стали соседями по жизни.
— А я? — её голос сорвался на шёпот. — Я что, мебель? Ты посмотрел на меня, на этот халат, на мои морщины и решил, что пора менять старую кровать на новую, с приданым в виде живота?
— Я прошу тебя отнестись к этому с пониманием, — он снова говорил тем же тоном, что и на деловых переговорах. Холодно, расчётливо. — Это мой дом тоже. И моё решение.
Лиза смотрела на неё с какой-то жалостью, и это было последней каплей. Жалость этой девчонки, этой дуры, разрушившей её жизнь.
Понимание, холодное и острое, как лезвие ножа, пронзило её. Он не спросил. Он объявил. Он поставил её перед фактом, унизил, растоптал. И он ждал, что она смирится. Цивилизованно. Как взрослая женщина.
И она внезапно поняла, что будет делать.
— Хорошо, — тихо сказала Марина. Она выпрямилась, отбросив со лба прядь волос. — Хорошо, Артём. Ты прав. Взрослые люди. Цивилизованный подход. Ты привёл в наш дом свою любовницу. Логично и справедливо, если я приведу своего любовника.
Она развернулась и пошла наверх, в спальню, чувствуя, как у них за спиной повисло ошеломлённое молчание. Сердце колотилось где-то в горле. В спальне она захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, чтобы дать дрожащим ногам хоть какую-то опору.
Её пальцы сами нашли в памяти телефона нужный номер. Не тот, что был сохранён под глупым псевдонимом. А тот, что был выжжен в подкорке. Номер, который она набирала в юности тайком от родителей, потом — из окна новой квартиры, пока Артём был в командировках, и совсем редко — в последние годы, отчаявшись и нуждаясь в хоть капле настоящего, грубого чувства.
Трубку взяли почти сразу.
— Алё? — голос на том конце был низким, хриплым, простуженным жизнью, водкой и бессонными ночами. Он будил в ней что-то древнее, тёмное и безумно притягательное.
— Серёг, — выдохнула она, закрывая глаза. — Это я. Маришка.
— Маришка? — в его голосе послышалось удивление, но не недовольство. — Чего случилось-то? Давно не звонила. Снова хочешь большой и чистой любви?
— Конечно, дорогой! Приезжай. Сейчас. Срочно. — она говорила отрывисто, боясь, что голос подведёт. — Ночуешь у меня сегодня.
Он коротко усмехнулся:
— Муж-то твой, слиток золотой, не против будет?
— А мне плевать, что он будет. Приезжай. Слышишь? Я тебя жду.
Она положила трубку, не слушая ответа. Глубоко вдохнула, выдохнула. В зеркале над комодом на неё смотрела незнакомая женщина с горящими глазами и двумя яркими пятнами румянца на бледных щеках. Женщина, которую загнали в угол.
Когда она спустилась вниз, Артём пытался успокоить Лизу, которая тихо плакала, уткнувшись лицом ему в грудь.
— Ну что, обсудили план по обустройству гнезда? — бросила Марина, останавливаясь на последней ступеньке.
— Марина, прекрати этот цирк, — устало сказал Артём. — Кому ты звонила?
— А разве это важно? Ты же не спрашивал моё разрешение, когда приводил её. Я тоже не буду спрашивать твоего. Мой… друг будет здесь через двадцать минут.
Она нарочно сделала паузу перед словом «друг», наслаждаясь зарождающимся беспокойством на его лице.
— Какой ещё друг? Я не позволю…
— Сергей Клыков, — чётко выговорила Марина.
Эффект был мгновенным. Артём замер, его лицо вытянулось и побледнело. Он знал это имя. Он помнил этого человека — её первую, дикую, неистовую любовь из криминального района, того, кого он, Артём, в своё время боялся до дрожи в коленках. Боялся его грубой силы, его презрения к любым правилам, его мёртвых, ничего не боящихся глаз.
— Ты… связалась с этим… этим уголовником? — прошипел он, и в его голосе Марина с радостью уловила тот самый, давно забытый страх.
— Уголовник? — она подняла бровь. — Он просто человек, который не прячет свою жизнь за ширмой приличий. В отличие от некоторых. И он был со мной всё это время, Артём. Все эти двадцать лет. Пока ты строил карьеру, он был моим настоящим мужчиной. Просто ты был слишком слеп, чтобы это заметить.
— Ты обезумела! — крикнул Артём. — Я вышвырну его отсюда!
— Попробуй, — усмехнулась Марина. — Только учти, у него связи покруче твоих бизнес-партнёров. И методы… убеждения попроще.
Она прошла на кухню, оставив их в состоянии шока. Лиза смотрела на Артёма с недоумением и страхом.
— Артём, кто это? — тихо спросила она.
— Никто, — отрезал он, но напряжение в его плечах выдавало его.
Сергей приехал быстрее, чем она ожидала. Он вошёл без стука, распахнув дверь так, что та с грохотом ударилась о стену. Он стоял на пороге — высокий, мощный, в потрёпанной кожанке на голое тело, несмотря на прохладный вечер. Его бритую голову пересекал шрам, ещё один красовался на щеке. Руки от кистей до локтей были синими от татуировок. Он окинул комнату медленным, тяжёлым взглядом, остановив его на Артёме, и губы его тронула узнаваемая, кривая усмешка.
— Вечер в хату, хозяева, — просипел он. — А у вас, я смотрю, музей семейного счастья. Только экспонаты есть какие-то лишние.
Он шагнул вперёд, и Артём инстинктивно отпрянул, наткнувшись на спинку дивана. Все его деньги, его статус, его умение вести переговоры — всё это рассыпалось в прах перед этой грубой, животной силой.
— Серёж, — кивнула Марина, выходя из кухни. — Спальня наверху.
— Маринка, — он кивнул в ответ, подходя к ней и целуя её в губы — долго, властно, демонстративно, на глазах у ошеломлённого мужа. — Соскучился по тебе, зайка.
— Клыков, убирайся отсюда к чёрту! — выкрикнул Артём, но голос его дрожал, выдавая беззащитность.
Сергей медленно, с наслаждением повернулся к нему.
— Артёмка… Не узнаю тебя в гриме. Напуганный какой-то. Ты там себя кем почуял? Попутал немного? Алименты боишься платить? Или просто забыл, как со мной разговаривать? — он сделал шаг вперёд. — Напомнить?
Он подошёл так близко, что Артём почувствовал запах табака и виски.
— Я… я вызову полицию! — попытался взять себя в руки Артём.
— Вызывай, — равнодушно бросил Сергей. — Мои ребята с участка звонок передадут кому надо. И приедут… ну, сами понимаете, кто. Им скучно, развлекутся. Особенно с твоей… невестой. — он кивнул на перепуганную Лизу.
Та ахнула и спряталась за Артёма.
— Не трогай её, — прохрипел Артём, но это прозвучало как жалкая мольба.
— А я и не трогаю, — Сергей развернулся и пошёл к лестнице. — Я вообще-то по делу. К Маринке. А вы тут сами разбирайтесь со своим… приплодом. Только тихо. А то спать нам помешаете.
Он поднялся наверх, и через секунду Марина услышала, как захлопнулась дверь их спальни. Их спальни. Та самая дверь, за которой она и Артём когда-то мечтали о будущем.
Она осталась внизу, глядя на побелевшее лицо мужа.
— Ну что, дорогой? — тихо спросила она. — Всё ещё хочешь обсудить всё цивилизованно?
Артём не ответил. Он молча опустился на диван и уронил голову на руки. Лиза села рядом, робко положив руку ему на плечо, но он отстранился.
Вечер превратился в нескончаемую пытку. Они сидели в гостиной — все втроём, прислушиваясь к доносящимся сверху звукам — тяжёлым шагам, глухому мужскому смеху, скрипу кровати. Марина налила себе виски. Рука не дрожала.
— Значит… всё это время… — сквозь зубы проговорил Артём, не глядя на неё. — Все эти твои поездки к «подруге» в Нижний… Все эти ночные «прогулки»…
— А ты думал, куда я пропадаю? — она отхлебнула виски. Жгучая жидкость придала ей уверенности. — К нему. Всегда к нему. Пока он сидел, я ему передачки носила. Письма писала. А когда вышел… Он стал для меня настоящим мужем. Тем, кем ты никогда не был.
— Он же мразь! Отброс общества! — Артём поднял на неё воспалённый взгляд.
— А ты кто? — её голос зазвенел. — Ты, что привёл беременную девчонку в дом к жене? Чем ты лучше? Тем, что у тебя дорогой костюм? Он никогда не предавал меня! Никогда! В отличие от тебя!
— Я пытался достучаться до тебя! — вскочил Артём. — После того как ты потеряла ребёнка, ты умерла! Ты перестала быть женщиной! Ты стала тенью! Я жил с тенью!
— А ты стал подлецом! — закричала она в ответ, вскакивая. — Ты мог бы уйти! Честно! Но нет, ты решил остаться в своём уютном гнёздышке и завести себе молоденькую дуру на стороне! И ещё привести её сюда! Чтобы тыкать мне в лицо моей несостоятельностью!
— Я хотел ребёнка! — его крик слился с её криком. — Я имею на это право!
— А я имею право на уважение! — она швырнула бокал об пол. Хрусталь разлетелся с оглушительным треском. Лиза вскрикнула. — Но ты его мне не дал! Ни капли!
Она тяжело дышала, глядя на него. Слёзы, наконец, вырвались наружу, горячие, горькие, бессильные.
— Я ненавижу тебя, — прошептала она. — Я ненавижу тебя за то, что ты сделал с нами. С этим домом. С нашей жизнью.
Артём смотрел на неё, и в его глазах что-то дрогнуло. Может быть, стыд. Может быть, понимание. А может, просто усталость.
— И я тебя ненавижу, — тихо ответил он. — За то, что ты позволила этому… этому животному переступить порог нашего дома.
Ночь прошла в тяжёлых, прерывистых разговорах, переходящих в ругань и снова в гнетущее молчание. Они не спали. Никто из них. Под утро Сергей спустился первый. Свежевыбритый, с сигаретой в зубах. Он выглядел так, будто провёл прекрасную ночь.
— Ну что, папаша, — обратился он к Артёму, который, осунувшийся и постаревший, сидел в кресле. — Протрезвел от счастья? Давай, собирай свои пожитки и пожитки своей бабы. К обеду, чтобы вас тут не было.
— Это мой дом, — беззвучно прошептал Артём, даже не глядя на него.
— Был твоим, — поправил Сергей. — А теперь это дом Маринки. Чисто её. И я буду за этим следить. Понятно? Чтобы ты, твой ребёнок и его мамаша даже близко не подходили. А то… — он многозначительно хрустнул костяшками пальцев. — Неудобно получится. Для всех. Особенно для ребёночка.
Угроза повисла в воздухе, тяжёлая и неоспоримая. Артём молча кивнул, опустив голову. Унижение было полным.
Марина наблюдала с верхней площадки, как они, не глядя друг на друга, молча и поспешно кидают вещи в дорогие чемоданы. Лиза плакала беззвучно, её плечи тряслись. Артём двигался как автомат, его лицо было каменной маской.
Когда они вышли к машине, Сергей стоял на крыльце, заложив руки за спину, словно часовой. Марина спустилась вниз и остановилась в дверях.
Он погрузил последний чемодан, открыл пассажирскую дверь для Лизы и, уже садясь за руль, на секунду встретился с Мариной взглядом. В его глазах не было ни ненависти, ни любви. Была пустота. Пустота двадцати лет, прожитых врозь и вместе.
Машина тронулась и медленно скрылась за поворотом.
Сергей повернулся к ней.
— Ну, всё, Маринка. Разрулил.
— Спасибо, Серёжа, — тихо сказала она.
— Да не за что. — он потушил о подошву ботинка окурок. — Звони, если этот сынок ещё хоть раз нос сунет. Разберёмся.
— Ты… останешься?
Он покачал головой.
— Не, мне надо. Дела. Ты же знаешь. — он подошёл, грубо, по-свойски, потрепал её по щеке. — Ты держись. Крепкая ты. Всё переживёшь.
Он развернулся и пошёл по улице, не оглядываясь. Его мощная фигура скоро растворилась в утреннем тумане.
Марина осталась одна на пороге своего большого, тихого, пустого дома. Дома, который только что был полон криков, слёз, ненависти и боли. А теперь в нём была только тишина.
Она медленно закрыла дверь, повернула ключ. Закрылась от всего мира. Спиной прислонилась к прохладной деревянной поверхности и закрыла глаза.
Они уехали. Подбирать себе новое жильё. Начинать с чистого листа, испачканного их общим предательством.
А она осталась. Среди руин. Свободная. Совершенно одна. И это было так же страшно, как и та война, что только что закончилась. Война, в которой не было победителей. Были только выжившие
У нас к вам, дорогие наши читатели, есть небольшая просьба: оставьте несколько слов автору в комментариях и нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы быть в курсе последних новостей. Виктория будет вне себя от счастья и внимания!
Можете скинуть небольшой ДОНАТ, нажав на кнопку внизу ПОДДЕРЖАТЬ - это ей для вдохновения. Благодарим, желаем приятного дня или вечера!)