С уходом Кальки благополучие семьи, качнувшись, обрело видимость равновесия. Христя, твердо дав себе зарок — не тратить ни копейки на иные нужды, кроме коровы, слова своего твердо держалась. А хотелось приодеть ребят, нашить всем по новой рубахе. А Тасе с Дашуткой скроить юбки или сарафанишко. Девки рубашки украсили бы вышивкой, да выкатились в праздник на улицу — радости было бы сколь!
Но корова — важнее! Корова будет, и голод уйдет. Хочешь, не хочешь, а надо коровенку! С ценами на скот Христя совсем запуталась. После четырнадцатого года все подорожало, все взлетело до небес!
Еремей жаловался: хотел лошаденку свежую прикупить, накопил деньжат. На базаре хороший конь пятьдесят рублей стоил. А если поторговаться, так и за сорок пять сойтись в цене можно! Да хорошо сойтись — вместе с коньком и справу лошадиную взять. А теперь за мерина надо семьдесят отвалить, копейка к копейке. И то — следи, чтобы не объегорили!
— А что же с коровой, Еремеюшка? — Христя робко притулилась на завалинке. В дом не решилась заходить.
Пришла не просто так. Для делового разговору. Марья мужика своего охотно позвала — уважение соседке оценила. Не навязывается вдова, на чужое не зарится, терпеливо несет свой крест. Не то, что остальные, прочие. Совсем совесть потеряли. Оно, понятно, на войну мужиков и парней позабирали, дак откуда бабам радости взять? Вешаются на всех подряд, почем зря. Христя же греха боится. Отчего бы не позвать мужа, коли разговор деловой? Такую можно и в горницу пригласить, как милую соседку.
Марийка и пригласила Христю:
— Что ты, как не родная. Зайди. Самовар вскипел.
В горнице у Марийки просторно и светло. Хороший дом у Еремея, просторный пятистенок. Нижние венцы — все из лиственницы. Такой дом долго простоит, не сгниет. В передней печка на половину избы, хлебом из кутного угла пахнет — хозяйка опару затворила. Стены беленые, и потолки крашеные. Оттого и просторно кажется. В горнице на окнах занавески кружевные, даже цветки в горшках, как в барских домах. Полати, залавок, столбушка у печи голубой краской изукрашены, да еще и цветочки красненьки по голубому пущены, как в богатых избах заречного села.
Стол под скатертью, а у стола — лавка широкая с резной спинкой, под купеческие зады сделанная, не иначе. Вся утварь у хозяйки под ситчик спрятана, чтобы не пылиться. Хорошо у Марийки, век бы сидела, да любовалась. Христе завидно — у нее темно и тесно. Не успел Лука новую избу поставить. А так бы и у нее красно в углу, да светло в горнице было. И так же из кута пахло хлебной опарой. Но… Не судьба. Даже тараканы, и те от Христи убежали с голодухи.
Еремей гостью к столу пригласил. Гладкий он стал с годами, сытый. Выслушал думки Христи. Крякнул. Про цены все обстоятельно обсказал. И выяснилось, что хорошую, дойную корову за тридцать рублей Христе нипочем не купить. Хорошая корова нынче под шестьдесят рубликов ей обойдется. Он может и в долг ей ссудить, да только чем вдова отдаст? Не дело — с голым задом в долги забираться. Надо бы потерпеть, выкормить телочку, да ее и пользовать. Он, так и быть, свою Зорянку продаст за двадцать пять. И сена впридачу, чай, не чужое, Христины ребята косили.
На том и сошлись.
Оставшиеся пять рублей ушли на муку, на штуку ситца, да на помин души бабки Евросиньи. Отмучилась бабушка. Освободилась от тягостной ноши и семью освободила.
У Таси и Дашутки, и у самой Христи появились обновки: ситцевые «парочки», нарядные, модные — хоть в пир, хоть в мир, хоть в добрые люди! У парней — новые рубахи. Хоть и хлопотно теперь им всем было, но на престольный праздник в Кордюково явились в полном составе. И не стыдились в кои веки своего вида.
Тасе новая одежа шибко к лицу пришлась. Во время обедни ее и приметили. Позже пришли Тасю сватать из Белой Глины. Большая деревня. При ней и школа даже своя имелась.
Семейство скромное, но кусок свой имели, по миру не ходили и работали старательно. Хоть и жалко было с такой помощницей расставаться, а никуда не денешься — надо девку отпускать. Вот уж где наплакалась Христя. Вот как судьба распоряжается — много детей — тяжко. А как начинают разлетаться детишки, так и тоска берет.
А потом и парняги, один за другим, стали покидать родное гнездо. Ни один при матери не остался. Рукастые стали, самостоятельные. Сами отстроились. И все в Белую Глину подались. Будто им там медом намазано! Будто около матери горемычной не остаться с женами?
Но она им теперь не советчица. Дашутка при ней зато. Дашутка, Зарянка, да курочки в хозяйстве. Чем не жизнь? Христя украдкой в осколочек зеркальный смотрится — молодая еще, красивая. Одну войну отбедовала. Не скоро помирать…
А тем временем и до Соколовки дошли слухи, что власть сменилась. Царя прогнали. Бабы местные в ужасе крестились — как без царя-то жить? Мужики, что поумнее, толковали:
— Новая власть величается красной. Советской. Говорят, теперь бедному люду вольно будет. Землю дадут, сколь хошь!
Народ и верит и не верит. Когда это было, чтобы землю просто так раздавали?
Еремей головой качает: бесплатный сыр только в мышеловке. Бесплатно только кошки родят.
— Но ведь люди говорят, — пытается спорить Христя.
А тот заладил:
— Бесплатно только в раю места. И то, сперва отмучиться надо. Не верю я!
Христя, однако, притихла. Хуже, чем было, уже не будет. Как-нибудь, перебьются с Дашуткой.
Новая власть — новые порядки. Как-то явился в Соколовку городской ученый человек. Перепись решил делать. А как сделал перепись, так собрание объявил. В то время этих собраний было — не счесть. Новая страна создавалась на обломках старой. Говорильни много, так и дел — до верха.
До Христи все доходило, как до утки — на третьи сутки! Но и она приспособилась: стала являться на собрания. Интересно же! Вместо старосты выбрали председателя, того самого ученого человека. Звали его Званцевым Петром Сергеевичем. Родом он был из Верхотурска, свой, считай, земляк, только одет чище, по-городскому, и разговаривает умно. Христя слушала его с огромным вниманием. У нее аж дыхание сбивалось: надо же, со стороны подумать — сказки какие-то рассказывает Званцев. Что все заводы на-ци-о-на-ли-зи-ро-ва-ны государством. Что всякой частной собственности объявлена жестокая война. Что теперь все общее! И теперь у них в деревне будет строится коммуна!
И самое главное: земли будут принадлежать коммуне! Вот уж вздохнули мужики. Они-то надеялись на другое. Власть обещала те земли раздать. А на самом деле — нет. Теперь сиди и дрожи, как бы свои собственные наделы не отобрали. Еремей только бородой качнул: а я говорил. Ушлая властишка. Жди беды!
А Христе невдомек… Христя немножко влюбилась в председателя. Бывают же люди такие… Речь, как реченька журчит. И все толково, и все гладко!
— Гладко было на бумаге, да забыли про овраги! — Марийка, теперь единственная закадычная подруга, обрезает все мечтания Христи на корню. — Не облизывайся, девка, на сладкие речи! Омманет! Да и жена у него в Верхотурске, такая же коммунистка ярая, как и он сам! Они там, бабы, вовсе бессовестные. В прошлом месяце с Еремеем ездили туда за хомутами, так насмотрелись.
Юбки у всех обрезаны до сюда! — Марийка показывает ладошкой на место, чуть ниже груди. — Ага, ага, вот те крест. Красные косынки налепили. И ходят, и ходят, каблуками выстукивают, нахалки, тьфу! Недалеко и до свального греха. Держи себя, Христя, в узде! Не слушай вранья, этот Званцев еще наделает делов, попомни мое слово!
Дашка в школе учится. Новая учительница, Ирина Ивановна, родом из самого Екатеринбурга! При школе — общежитие. Дашка в нем ночует. Ирина Ивановна распорядилась давать учащимся горячие обеды. А на ужин — чай и хлеб с маслом. Дашутке еды не хватает. Но она привыкла к недоеду. Мамка устроилась в коммуну. Там с харчами получше. За мамку нечего переживать — как-нибудь устроится.
Иногда в общежитие прибегает Тася. Она частенько приносит горшочек каши или теплых пирожков. К себе домой не приглашает. Даша не обижается — в общежитии ее никто не обижает и все давно знакомы. А кто там у Таси, еще бабушка надвое сказала — вдруг у нее муж драчливый?
Ирина Ивановна Дашу жалеет, тоже иногда подкармливает. То картошек даст, то сухарей, то на чай пригласит.
— Когда пролетарии всех стран соединятся, и мы победим буржуя, нашего злейшего врага, такая жизнь в стране настанет прекрасная! Надо только в это очень верить! — говорит Ирина Ивановна.
Она маленькая и худенькая, чуть больше Даши, но голос у нее громкий, звучный, густой. Если не смотреть на Ирину Ивановну, то кажется — большая и толстая тетка говорит. Это Даше смешно, и она часто прыскает в ладошку.
— А как верить? Как в Бога? — спрашивает Даша у Ирины Ивановны.
— Бога нет, Соколова! Прошу это учесть! — строго отвечает учительница.
Анна Лебедева
---
Уважаемые читатели! Напоминаем, что обе книги романа уже полностью опубликованы на Бусти, так что если хотите избежать ежедневного ожидания каждой новой главы здесь на Дзене, милости просим на Бусти. Вот ссылка на начало романа. Чтобы полностью читать все главы, вам надо подписаться по этой ссылке. Отписаться можно в любой момент.