Откроем вам небольшой секрет. Тексты этого цикла "Орда в Коломне. Приход Большой беды", "Как Коломна стала московским владением", "Куда вели дороги из Коломны" и "Торговое движение денег на Руси" исполнили роль предисловия. Своего рода интеллектуальной «артподготовки», без которой было бы сложно разобраться в реалиях русского средневековья. Ведь нам предстоит перейти на личности. То есть обратиться к рассмотрению деяний конкретных людей, без которых пейзаж исторического повествования выглядит так же скучно и безжизненно, как хорошо декорированная сцена театра без актеров. Даже если выставить в этих декорациях самые искусно сделанные манекены и читать из-за кулис чрезвычайно увлекательные пьесы с лихо закрученными сюжетами, зрителям-слушателям будет неинтересно и странно.
Разбираясь по мере сил в истории Коломны, чтобы оживить наше повествование, мы прибегнем к попытке проникновения в семейные тайны одного знатного семейства, сыгравшего далеко не последние роли в судьбах не только коломенского края и всей Московии, но и оставившего след и в наших с вами судьбах. Да-да, таковы были последствия тех давних событий.
Предметом нашего исследования станет семейство бояр Вельяминовых, владевших в наших краях огромными земельными угодьями, образовывавшими Большой Микулин стан, территорию, занимавшую треть прежнего Коломенского уезда – от ближайшей окрестности города до реки Нерской, то есть верст на 50 в северо-западном направлении от Коломны.
***
Как и многие другие русские боярские роды, Вельяминовы происходили от иноземцев, прибывших на Русь искать лучшей доли. Согласно родословию, шведский витязь Георг, сын варяжского конунга Симона Африкана, в 1027 году изгнанный из Швеции его дядей, принцем Якобом, почел за лучшее уйти в Киев, к князю Ярославу Мудрому, женатому на его тетке, принцессе Ингигерде, законной дочери Олафа I Скоeтконунга, короля Швеции с 994 по 1022 годы. Приняв православие, шведка Ингигерда стала русской Ириной.
С собой в Киев Георг, на русский лад именовавший Юрием Симоновичем, привел дружину в три тысячи воинов, что и определяло его статус при дворе киевского князя. В Киеве Юрий и его люди совсем не чувствовали себя чужаками. Первой женой князя Ярослава была норвежка, вторая шведка. Старшая дочь князя, Елизавета, выйдя замуж за Харольда Сурового, стала норвежской королевой. За венгерского короля Андраша отдали Анастасию, а Анну просватали за французского короля Генриха. На службу к князю Ярославу переходили многие варяги из Швеции, Норвегии и Дании. Скандинавские дружины составляли ударную силу войска киевского князя, которому приходилось немало воевать, утверждая свою власть.
Среди владений Ярослава Мудрого особо надо выделить Ростовское княжество – оно отошло его младшему сыну Всеволоду, от которого перешло внуку Ярослава, Владимиру Мономаху. Так потомки шведского выходца Юрия Симоновича оказались ростовскими боярами, подданными великих князей владимирских. Позже они перешли с потомками владимирских князей в отделившееся удельное княжество Московское, которое в начале XIV века отвоевало город Коломну со всею округой у рязанцев. Подробно об этом рассказано в материалах «Как Коломна стала московским владением».
Из Владимира в Москву за сыном Александра Невского, князем Даниилом Александровичем, последовал боярин Протасий Фёдорович, потомок шведского выходца, прибывшего со своей дружиной на службу киевскому князю. Он стал верным соратником московского государя и принял самое активное участие во всех делах, связанных с его завоеваниями прежних рязанских уделов, расширивших Московию, почитай что вдвое, против того, что было получено в наследство.
По смерти князя Даниила Александровича, Протасий Фёдорович подвязался при дворе его сына, московского князя Юрия Даниловича, ходившего войной на Рязань «закрепляя за собой Коломну». После гибели князя Юрия – его в Орде зарубил тверской князь, мстя за отца, погубленного Юрием – московское княжение перешло Ивану Даниловичу, по прозвищу «Калита». Маститый уже боярин Протасий Фёдорович стал служить и ему, занимая пост тысяцкого, предводителя городского ополчения и распорядителя городских дел. Он ведал городским судом, контролировал московскую торговлю и собирал налоги. Во время отлучек великого князя тысяцкий оставался в Москве вместо него, всем распоряжаясь. Словом – фигура! О деловых качествах боярина Протасия можно судить потому, что митрополит Киевский и всея Руси Петр, первый из русских митрополитов, сделавших столицей митрополии Москву, умирая, призвал именно тысяцкого, сделав его своим душеприказчиком. Он наказывал ему заботу о княжеском доме и семье, а также передал Протасию Фёдоровичу распоряжение частью митрополичьей казны, поручая ему довести до конца затеянное им строительство каменного Успенского собора в московском Кремле.
***
Велика роль Протасия Фёдоровича в судьбе семейства ростовских бояр, из которого вышел великий святой земли русской Сергий Радонежский чудотворец. Он распоряжался устройством семей переселенцев, выводившихся из ростовских земель в Радонеж, удельное владение сына московского великого князя Андрея Ивановича Серпуховского. Туда «вышли» боярин Кирилл с женой Марией и младшим сыном Варфоломеем.
Причина ухода проста – разорение. Ловкими интригами против тверских князей Иван Данилович Калита получил от ордынского хана Узбека ярлык на великое княжение. Причиной такого благоволения не в последнюю очередь было увеличение выдачи дани, поднесения подарков, исполнение пожеланий Орды в свой счет. Тяготу бремени оплаты ордынских потребностей московский князь возложил на подчиненные ему небольшие княжества, прежние уделы владимиро-суздальских князей.
Добывая деньги, князь не останавливался перед грубым насилием. Направленные им в Ростов воеводы Мина и Василий Кочев устроили настоящий погром. Этот неприкрытый грабеж, неурожаи, набеги татар, прикончили благосостояние многих. Родителей Варфоломея в том числе. Они решили уйти в Радонеж, где ростовским переселенцам сулили льготы.
По малолетству князя Андрея Ивановича, его уделом управлял наместник Терентий Ртища, а делами переселенцев управлял московский тысяцкий Протасий Фёдорович, который и сам был выходец из ростовских бояр. Аристократы маленького княжества были знакомы друг с другом. Не исключено даже, что состояли в родстве. В родословии игумена Сергия помянуто, что род их велся от дружинника-варяга. Выходит, что предок московского тысяцкого был предводителем дружины, в которой состоял предок святого старца. Это помнили.
Как бы то ни было, брат боярина Кирилла, Анисим, придя в Радонеж, просил Протасия Фёдоровича помочь бедствующим землякам, и тот, через наместника Ртища, «льготу людем многу дарова, и ослабу обащася тако же велику дати».
Этим связь семьи тысяцкого с семейством Сергия Радонежского не прекращается. Тысяцкий Протасий Фёдорович продолжил начатое князем Иваном Калитой строительство каменного собора в Богоявленском монастыре за московским торжищем. После смерти князя тысяцкий достроил храм и помогал обители, в которой принял постриг Елеферий Бяконт, боярский сын, в монашестве инок Алексей, много лет спустя ставший митрополитом киевским и всея Руси.
Туда же, в Богоявленский монастырь, пришел Стефан, старший брат Варфоломея, ставшего иноком Сергием и избравшего удел пустынножительства. Пожив в лесу с Сергием, Стефан предпочел вернуться к людям. Он подружился с Алексеем, с которым пел на клиросе и нес все полагавшиеся им монастырские послушания.
***
По смерти князя Ивана Калиты его сыну Симеону Ивановичу «Гордому» досталось непростое наследие. Русские князья из Углича, Ростова, Дмитрова, Галича, Белозерского княжества, поддержанные Нижним Новгородом, Тверью и Великим Новгородом, прибыв в новую столицу Золотой Орды, город Сарай-Берке, просили хана Узбека передать ярлык на великое княжение суздальскому князю Константину Васильевичу. Московскому князю пришлось ехать в Орду, отстаивать свои интересы.
Тем временем в самой Москве назрела опасная распря среди бояр-верховников, оспаривавших право на должность тысяцкого. Достигший преклонных лет Протасий Фёдорович оставил земную юдоль либо чуть прежде князя Ивана Даниловича, либо немного времени спустя после его кончины. По феодальным правилам тысяцким должен был стать сын умершего Василий Протасьевич, но в Москве сложилась боярская партия, желавшая продвинуть на место тысяцкого боярина Алексея Петровича Хвост-Бесоволкова. Это был потомок того рязанского боярина, который своей изменой рязанскому князю Константину способствовал поражению в войне с московским князем Даниилом Александровичем и захвату князя в плен. Напомним вам, что именно после того Коломна отошла во владение московских князей. Преданный своими боярами, князь Константин погиб в плену, а его погубитель стал московским боярином, потомки которого возжелали ещё большего.
Через несколько месяцев раздумий хан выдал ярлык Симеону, по которому «вси князи Русскии под руце его даны». Симеон заключил с братьями договор «бысть им за один до живота и безобидно владеть каждому своим». В указанной грамоте Симеон Гордый величается великим князем всея Руси. Он венчался шапкой Мономаха во владимирском Успенском соборе на великое княжение. По возвращении в Москву на боярской думе прошёл суд между Василием Вельяминовым и Алексеем Босоволковым. Тысяцким стал Василий Вельяминов. Также Симеон заключил первые известные внутримосковские договоры со своими братьями о разделе владений, и одним из свидетелей-«послухов», подписавших договор, был московский тысяцкий.
Соперник Вельяминова, боярин Алексей Хвост-Босоволков, сделал свою политическую ставку на брата князя Семеона Ивановича, князя звенигородского Ивана Ивановича, которого он возмечтал сделать князем московским. Но интрига оказалась разгаданной. Великий князь Симеон сумел сговориться с братьями, а интригана Хвоста-Бесоволка постигла опала. Он был объявлен крамольником, лишен имущества и права служить всем князьям московского княжеского дома.
То, чего не мог добиться боярин Алексей Петрович Хвост, сделала эпидемия чумы. Черная смерть погубила двух сыновей великого князя Симеона, а потом заболел и он сам. После его смерти Коломна и Можайск оставались во владении княжеской вдовы Марии Александровны, урожденной княжны тверской. И завиток интриги заключается в том, что этот брак был устроен в свое время при участии Алексея Хвоста, ездившего в Тверь договариваться. Точно неизвестно, почему именно, но вдовствующая великая княгиня отказалась от своего владения в пользу князя Ивана Ивановича, и удалилась в монастырь, приняв постриг с именем Фотинья. Её же уделы – Коломна и Можайск – отошли великому князю.
***
Чумная эпидемия, выкосившая семейство московского государя, унесла и многих его бояр. В числе прочих помер и тысяцкий Симеона Гордого, наследник отчих дел тысяцкий Василий Протасьевич, звавшийся Вельяминовым. Фамилия эта произошла от искаженного произношения «Вениаминов». Вениамин, было одним из имен Василия Протасьевича, звавшегося «Взломень». Тогда принято было менять имена, отчества и прозвища, с изменениями обстоятельств. Таков уж был обычай, о котором стоит говорить отдельно. Нам же важно то, что после смерти князя Симеона Гордого для потомков тысяцкого наступили непростые времена.
У нового князя были свои взгляды на политику княжества и свой круг приближенных, сложившийся ещё во времена его удельного княжения в Звенигороде. Сказалось это в том, что боярин Василий Васильевич при князе Иване Ивановиче тысяцким не стал. Править эту должность князь поручил боярину Алексею Петровичу Хвосту, пострадавшему, отстаивая интересы князя в те дни, когда правил ещё его старший брат.
Для части московского боярства такое назначение было опасно тем, что фактически означало перемену расклада сил. Смена элит всегда чревата переменой положений и отношений. Неизбежно чьи-то интересы страдали, кто-то терял слишком многое, а кому-то пришлось отказаться от привычного. Не имея иной возможности, соперники партии Алексея Хвоста решили попросту его убрать. Время для удара было выбрано удачно – в понедельник 30 января началась Сплошная седьмица, время пиров и гуляний перед началом Великого поста. Особый размах праздники набрали ко 2 февраля, когда праздновали Сретение. К вечеру по такому случаю весь город был пьян да весел, всюду пили, пели и плясали, рядились кто во что горазд, надевали маски, в таком виде ходили по улицам целые пьяные процессии. Носились нарядные санки, убранные коврами и медвежьими, волчьими и лисьими полстями. Гулял люд православный! Мало кто отчетливо понимал, что происходит рядом. Кроме тех, кто был вовлечен в заговор. Они то свое дело делали, мысля хладнокровно и трезво. Кто и где выследил боярина Алексея Петровича, останется тайной. Как смогли его захватить и каким образом убили тоже неясно. Тело тысяцкого нашли на Соборной площади Кремля, подле церкви Иоанна Лествичника 3 февраля 1357 года в тот ранний час, когда на колокольнях стали звонить, сзывая людей к заутрене. Убийство произошло где-то. На площади тело просто бросили. Нарочито. Напоказ. Способ убийства не указан: «убиение его дивно некако и незнаемо, аки ни от кого же, никем же, токмо обретеся на площади лежа». Удавили? Отравили? Утопили? Как бы с ним не расправились, но искать убийц надо было в Кремле, где у тысяцкого был свой двор. Место действий очень ограничено. Кремль – это крепость. Ворота охраняются днем и запираются на ночь. По стенам и у ворот стража. Проникнуть внутрь незамеченному невозможно. Так же как и выйти постороннему. Не мог знатный боярин, фактически глава города и городских служб просто попасть в руки ночных татей, как обычный горожанин. Значит, убивали боярина Алексея какие-то «кремлевские».
Любое следствие задалось бы вопросом – где был перед смертью боярин? Откуда он шел? Что делала его свита? Ведь появляться на людях в одиночку человеку его положения было «не по чину». Обязательно кто-то сопровождал. Да не один, свита. Шел на тайное свидание, а потому свиту отослал и попал в ловушку? Тогда стоило узнать, кто его и когда позвал. Кто последний из слуг его видел? Что он сказал, отсылая, и где это произошло? Подгулял на пиру, и с пьяных глаз ушел один, куда-то? Такое бывает. Но вот откуда же все-таки он вышел? Проследить его маршрут не так и сложно. Кремль тогда был гораздо компактнее нынешнего и плотно заселен. Население крепости невелико. Размером с большое село. Глаза и уши повсюду – сторожа, объездчики, стражники. Конечно, разгул и на них сказался, но все же…. Вопросы эти задал бы любой, кому поручили бы раскрыть это дело «по горячим следам». И такие люди в княжестве были, уверяю вас. Более того, они находились в подчинении покойного тысяцкого, главного судьи. Называлось это расследование «вести гон следа». Только вот штука в том, что «гон» начинался с «заклича», то есть официального и публичного объявления о начале следствия. А этого сделано не было, потому что в этом случае «заклич» должен был произойти от князя или лица замещающего его во время отсутствия. Им и был покойный, а князь-то как раз и отсутствовал. Заговорщики очень точно брали этот момент, для устранения лидера противоборствующей партии.
Расчеты показывают, что, скорее всего, князь Иван Иванович отъехал в Орду, и причины у него были на то весьма веские. В 1357 г. в Москву из Орды приезжает посол Иткар «про запрос ко всем князем русским». Посол оповестил о смерти хана Джанибека и перемене правления в Орде. Новый хан Бердибек призывал подданных ему государей к себе. Уклониться от зова было невозможно. Поговаривали, что новый хан крут нравом. Он привел в Сарай большое войско из завоеванного им Азербайджана, и истребил 12 потомков Бату-хана, могших оспаривать его право на власть. Причем, как поговаривали, не побрезговал и сам обагрить руки кровью родственников. К такому попробуй не явись на зов!
***
В Москве убийство тысяцкого Алексея Петровича Хвоста вызвало народное возмущение. Штука в том, что Хвост сумел снискать расположение подвластной ему городской «черной сотни» - ремесленников, торговцев и прочих людей, записанных в тягло, т е. платящих подати и не имеющих льгот. Мил он стал московскому «черному люду» тем, что выступал против повышения сборов, для выплат «ордынского выхода», как называли этот вид дани. При прежнем тысяцком, Василии Протасьевиче, денежные запросы Орды удовлетворялись в полной мере, за счет поборов с тяглового населения. Кому же это понравится, если для того приходилось увеличивать размер податей, вводить новые сборы?! Правда, эта расточительность оберегала от войны. Хан Джанибек с русскими князьями предпочитал жить в мире, больше опасаясь Литвы и интриг генуэзцев в Крыму, а войны вел с персами, отвоевывая у них западное побережье Каспия. За все время правления Джанибека состоялся лишь один набег на русские земли, что по сравнению с прежними напастями такого рода, можно было и вовсе не считать бедой. Надо думать, хан умел считать деньги и не хотел разбивать свою «московскую кубышку» понапрасну.
Князь Иван Иванович, в ту пору, когда правил брат Симеон Гордый, ещё управитель Звенигородского удела, расходился во взглядах на размеры выплат ордынской дани с великим князем. Оно и понятно – брали с него, чтобы отдать другим. Кому понравится!? Находил он сочувствие и у других удельных князей, так же несших на себе все тяготы «ордынского выхода». Когда Иван Иванович сам стал править, то поставил тысяцким Алексея Хвоста, попавшего под опалу прежнего правителя в немалой степени из-за солидарности со взглядами своего патрона Ивана Ивановича Звенигородского. И тот установил новые порядки, которые всем «черным людям» так понравились спервоначалу. Но эти установления, как оказалось, нравились далеко не всем.
В убийстве тысяцкого Хвоста-Босоволкова заподозрили московских бояр-верховников, а прежде всего Вельяминовых, утративших положение, после того как тысяцким стал Хвост-Босоволков, а не старший сын умершего Василия Протасьевтича. Опасаясь бунта и расправы, подозреваемые решили отъехать из Москвы в Рязань, к князю Олегу Рязанскому на службу. Но почему-то задержались в городе на два месяца и в Рязань уехали «по последним зимним путям», то есть в конце марта, когда снег начинал таять и дороги должны были вот-вот раскиснуть, а реки разлиться половодьем. Странно? Вовсе нет. Дело в том, что они действительно могли уехать на службу куда угодно. Закон это дозволял. Но прежде им нужно было получить «отпуск» от своего сюзерена – князя московского – дававший гарантии неприкосновенности и сохранности за ними их имуществ в княжестве. То есть их вотчины остаются за ними, а они переходят служить в Рязань. Уехать просто так, означало бежать, и следствием такого побега было косвенное признание вины и лишение вотчин. Но если князя нет в Москве, то кто же может отпустить? Вот и ждали.
Что показывает расчет? Гонец, отправленный с известием о смерти тысяцкого, передвигаясь от яма к яму, мог преодолеть расстояние от Москвы до Сарая по зимнему пути примерно за три недели. Узнав о событиях в Москве, князь Иван должен был вернуться. Он в Орде, тысяцкий, замещавший его, мертв, нет никого, кто может отдать прямой приказ. Нужно было получить «отпуск» у хана и собраться. Путь-то предстоял поспешный и не близкий. Не мешкая, можно было управиться никак не быстрее чем за неделю-полторы. Две-три недели заняла обратная дорога. В итоге князь Иван вернулся в Москву где-то в середине марта. Рассмотрев дело, он, не найдя прямых улик против кого бы то ни было, что выглядит весьма странно, разрешил желающим уехать в Рязань покинуть княжество, подтвердив их права на московские вотчины. Подготовка к отъезду заняла у бояр тоже какое-то время. Уезжали не только те, кто переходил на службу. Они забирали с собой семьи, жен, детей, слуг, часть имущества. Вот и получается, что, в точном соответствии с летописным известием, «по последнему зимнему пути», от Москвы к Рязани подались внушительные санные обозы, сопровождаемые целыми отрядами верховых всадников.
***
Этот массовый отъезд, являлся своеобразным политическим демаршем. Ехали от Москвы к потенциальному врагу великого князя Ивана Ивановича рязанскому князю Олегу, который в 1353 году отвоевал у москвичей волость Лопасну (ныне район города Чехов в Тульской области), с городом и всей окрестностью, захватил княжеского наместника в плен, мучил его и всячески унижал, а потом отдал за выкуп. Апелляция к хану не дала результата – из Орды прибыл посол, который признал законное владение Лопасненской волостью за рязанским князем и принял участие в межевании границы. В Рязани бояр, против которых возмущался московский люд, рассерженных гибелью «доброго боярина Алексея», достать не могли ни мятежники из «черной сотни», ни их враги из конкурирующей в борьбе за влияние на великого князя боярской партии.
Но и в Рязани отъехавшие из Москвы не засиделись. Оттуда Василий Васильевич Вельяминов и его тесть боярин Михаил Александрович отправились в Орду, где и пробыли довольно долго. Семья Вельяминовых была известна в Сарае, где и их, сторонников сотрудничества, принимали как друзей.
Князь Иван Иванович Красный поехал туда же, чтобы довершить прерванные внезапным отъездом дела, и когда в ханской столице повстречал обретавшихся там недавних своих подданных, ничем пенять им не стал. Став полновластным государем, князь Иван получил несколько наглядных примеров, насколько его власть и сама жизнь зависят от размеров «ордынского выхода». Накопившиеся недоимки «популиста» Хвоста Босоволкова предстояло оплачивать ему. А коли не выплатит, так ханский баскак, представитель хана, следивший за сбором «выхода» и исполнением повелений хана в подведомственной ему территории, сам взыщет, с процентами. И тогда беда. Вот когда выгребут все, что можно и что нельзя. С тех, с кого взять нечего, уведут и продадут в рабство, вырученными деньгами компенсируя недосдачу.
О чем говорили князь и бывшие москвичи, отъехавшие к Рязани, мы конечно не знаем. Дело то давнее и дальнее. Но только вот в Москву из Орды они вернулись вместе. Как сказано в летописях: «Прииде князь велики Иван Иванович из Орды и перезва к себе паки дву бояринов своих, иже отъехали были от него на Резань, Михайло и зять его Василей Васильевич». Вскоре после того Вельяминов стал тысяцким. Это могло бы показаться странным, но только если не знать некоторых нюансов.
Кроме политических и экономических причин, столь странной покладистости великого князя Ивана, простившего подозреваемых в организации убийства ближайшего к нему человека, есть в его действиях и личный мотив. Ларчик просто открывался – они с Василием Васильевичем состояли в родстве. Князь был зятем тысяцкого. Княгиня, Александра Ивановна, была дочерью прежнего тысяцкого Василия Протасьевича Вломня, и доводилась Василию Васильевичу родной сестрицей. До сватовства князя она была «Васильевной», это уже потом ей поменяли отчество. Как уже говорилось, таков был обычай. Брак был счастливым – княгиня Александра подарила супругу двух сыновей и двух дочерей. Одному из этих племянников Василия Васильевича – княжичу Дмитрию Ивановичу – на роду было написано быть великим князем московским. И произошло это очень вскоре после того, как помирился князь Иван с Василием Вельяминовым. Едва минул год, после их возвращения из Орды, как великий князь Иван Красный захворал и в ноябре 1359 года помер.
Ещё прежде того, в августе того же года, сложил буйну голову хан Бердибек, убитый заговорщиками, приведшими к власти Кульпу, самозванца, объявившего себя братом покойного хана Джанибека. Недолгое правление Бердибека было отмечено несколькими важными для нашего повествования событиями. Именно при Бердибеке темник Мамай (темник - командир тумена, корпуса в 10 тыс. воинов) стал беклярбеком. Беклярбек - специфическая административная должность, совмещавшая несколько важных государственных функций. Это своего рода ордынский тысяцкий, только в разы и разы превосходящий русских коллег по своим возможностям. Мамай был другом детства Бердтибека, взял в жены его сестру. Власти Кульпы он не признал. Со смертью Бердибека в Орде пресеклась династия Батуидов, потомков Бату-хана. С того момент начинается то, что в российской историографии принято называть «великой замятней».