Внимательно изучив в нашей прошлой статье Куда и как вели дороги из Коломны маршрут путешествия архимандрита Пимена, мы теперь обратимся к коммерческим интересам и проследуем теми же путями, но с иными намерениями.
Начнем же мы с того, что рассмотрим реки, как источник извлечения доходов. В самом прямом смысле. То, что люди, путешествуя по рекам, торгуя и перевозя товары, получали выгоды, не требует доказательств. Иначе, зачем по тем рекам плавать, в трудах и опасностях, проводя порой не месяцы, а годы? Но всякая коммерческая трасса сама по себе своего рода «золотая жила», пространство с большим коммерческим потенциалом.
Берега реки, они же не сами по себе, они - собственность. Ими владели крестьянские общины, церковные приходы, монастыри, помещики. Было такое понятие «бечевник». Так называли пространство земли, отведенное по берегам рек и других водных сообщений для бечевой тяги судов и плотов и для других надобностей судоходства. Прибрежные владельцы бечевников допускали проход и проезд людям, занимающимся подъемом речных судов, позволяли баркам и другим судам останавливаться у берегов, причаливать к ним, выгружать свои товары и вообще не препятствовать законному пользованию бечевником. В состав бечевника входит как пространство берега от уреза воды до гребня оного, так и полоса земли десятисаженной ширины далее от гребня оного. Пространство остается неизменным, какое бы направление не принял судовой фарватер через изменение русла реки, а потому если вода отмыла часть берега, то бечевник и после этого должен иметь десятисаженную от гребня ширину, подаваясь внутрь земли настолько же, сколько отмыто от берега. Так утверждал закон.
То есть, власти гарантировали свободу прохода по рекам, через чьи бы владения они не текли. Но у владельцев прибережных земель имелись свои выгоды. Поставка лошадей для тяги судов против течения запряжками. Обслуживание стоянок. Скупка товаров, по ценам ниже тех, которые будут, когда с них возьмут пошлины. Ремонт судов. Перегрузка и свалка товаров на зимовку. Кроме того, право ловить рыбу в реке законом дозволялось только владельцам побережья. Рыбная ловля в реках тогда была одним из выгоднейших занятий. Не будем забывать, что у православных до половины годичного цикла приходилось на разного рода посты, когда рыба являлась основой питания. Владельцы рыбных ловель держали специальных речных сторожей, которые смотрели за «своей рекой» очень зорко, не дозволяя не то что сетью, но и острогой и удой ловить рыбу. Только если за плату.
До самого 18-го века в русских реках добывали речной жемчуг, который даже вывозили на продажу заграницу. Привозной морской жемчуг был редок и стоил очень дорого, а мелкий, как перловая крупа, речной жемчуг шел на украшения одежды и головных уборов даже у крестьян и крестьянок. Им расшивали оклады икон. Из него делали украшения. Ходовой товар. Места на реках, известные своими колониями раковин-жемчужниц, стерегли ещё пуще рыбных ловель.
Очень выгодно было содержать на реке или озере перевоз. Тот, кто владел берегами, между которыми была отмель, позволявшая переправляться вброд, или берега сходились так, что можно было пускать паром, перевозя на лодках людей и повозки с грузами, извлекал огромные и стабильные прибыли.
За стирку белья в реке – содержание мостков, с которых стирали, - за бани, воду в которые брали из реки, надо было платить. Даже проруби во льду зимой устраивались не просто так – за право ими пользоваться платили. Правом на получение такого рода прибылей награждали отличившихся. Их отдавали на откуп, взимая налоги. Поистине «золотое дно»!
Ну, и наконец, волоки. В тех местах, где суда из одной водной системы требовалось переправить в другую, возникал целый промысел, кормивший всю округу. Там, на месте, строили колесные платформы под корабли, на которых их перекатывали посуху, от воды к воде. Снаряжались гужевые обозы для перевозки клади. Велся торг всем необходимым для перехода. Оказывались услуги по охране и сопровождению к месту назначения. Речные перевозки – это целый мир, живущий своими законами.
***
Главными фигурами этого мира были «гости», купеческая корпорация, наделенная от властей разных государств определенными привилегиями. Это не было сословием. В «гости» можно было, как попасть, развивая большие торговые обороты, так и потерять этот статус, разорившись. Крупные оптовые торговцы и судовладельцы, «гости» держали в руках товарный и денежный обмен между разными государствами. Долго время лидерами крупной торговли в разных местах Руси были так называемые «сурожские гости». Выходцы из крымских городов Кафы (Феодосии) и Сурожа (Судака), тесно связанные с Генуэзской республикой и Золотой Ордой, что давало им немалые преимущества, которыми они умело пользовались. Их клиентами были знатнейшие витязи княжеских дружин, чиновники-дьяки. Они являлись официальными поставщиками церкви – привозимое ими красное виноградное вино, ладан и смирна были необходимы при богослужении. Многие сурожане были лично представлены великим князьям - через этих коммерсантов совершались многие дипломатические и финансовые дела. Несмотря на неоднократную смену политических ситуаций в Крыму, сохранялись старые связи тамошних купцов с генуэзскими банкирами, политиками и финансистами Венеции, торговыми партнерами в ордынской столице, Милане и Флоренции, в Каире и Дамаске, Константинополе, Багдаде и других местах.
В центре столицы московского княжества, от самых стен Кремля, тянулся большой квартал, застроенный домами, лавками и складами принадлежавших «сурожским гостям». Национальность не играла роли. Среди «сурожан» были греки, евреи, армяне и итальянцы разных государств Аппенинского полуострова, с преобладанием всё же генуэзцев. Для них Москва была тем центром, из которого расходился их товар в самые разные края. Привозили они на продажу шелковые ткани, золотые и серебряные изделия, драгоценные камни. Предлагали стальные клинки и надежные боевые доспехи. Монополизировали торговлю благовониями, ароматами, «зельями», как тогда называли наркотики. Опиум тогда был основой многих лекарств. Это было и верное обезболивающее, и вернейшее средство при «болезнях брюха», что при тогдашней антисанитарии ценилось чрезвычайно. Бойко продавались привозимые ими краски, которыми окрашивали ткани. Торговали «сурожане» виноградными винами, редкими фруктами, изюмом, курагой, восточными сладостями. Они же впервые привезли на продажу винный спирт, которые покупали у арабов. Так же как опий, спирт изначально был основой лекарственных средств, это уже потом, его распробовали в ином качестве.
Из русской земли сурожские гости вывозили мед, воск – эти товары были востребованы во всем мире. Скупали выделанные кожи, льняные и посконные, штапельные, т.е. из конопляных волокон, ткани. Пеньку – ту же переработанную коноплю, шедшую на канаты и веревки. Но главным товаром русского экспорта были меха. Именно они определяли направление движения сурожан по русской земле.
***
Торговые пути, связывавшие Италию, Константинополь, Крым и Русь, подробно разобраны были при описании «хождения Пимена» и рассмотрены в подробностях. Вкратце напомним: от Москвы, через Коломну, по Москве-реке выходили в Оку, далее к Рязани, оттуда по степным притокам Оки вверх до водораздела с донской водной системой, а после волоков по Дону, до Азова, далее морем.
Но интересы «гостей» влекли их не только на юг, но на восток и север тоже. Даже неизвестно, где у них было больше выгоды. Идя Окой до Нижнего Новгорода, караваны гостей выходили в Волгу, а вот там пути-дороги расходись. Теоритически, можно было, спускаясь к низовьям великой реки, выйти в Каспийское море и пройдя его, достигнуть берегов Персии. Пойти с караванами по Великому шелковому пути в Китай, или пересечь всю страну, выйти Персидскому заливу, нанять корабли и через Ормуздский пролив пойти к Индийскому океану, чтобы попасть на полуостров Индостан, где было несколько древних государств, богатых товарами, которых в Европе днем с огнем было не сыскать.
Так собственно и поступил тверской купец Афанасий Никитин, но его же пример демонстрирует все риски подобного рода путешествий. «Хождением» Никитина, по сути, был разведывательный рейд – тверские князья хотели узнать «как там да что», можно ли? И убедились в том, что «овчинка выделки не стоит».
Да и не было никакой нужды идти «за море». Персидские и индийские товары привозили армянские купцы, крепко державшие эту торговлю в своих руках. У них были мощные общины в Персии и представительства в индийских княжествах. С ними вели дела армянские купчины сурожской корпорации. Зачем было плыть к Каспию, коли все можно было найти на берегах Волги, в безопасном и удобном городе Сарае, где правили ордынские ханы?! Поэтому ввязывать в опасные «хождения за Хвалынское море (так тогда называли Каспий)» нужды не было.
Зато, идя вверх по Волге, можно было добраться и до Северной Европы, вернее до товаров, привозимых оттуда. Для этого надо было направляться не вниз, к устью, а вверх, в Тверское княжество, к волжским истокам. Возле Твери выходили в речку Тверец, и шли до Николо-Столбенской пристани. Там товары выгружали и ждали снега, чтобы в санях по зимнему пути, везти грузы к пристани Вышний Волочек на реке Цна, по ней весной шли до реки Мсты, а по Мсте до озера Ильмень, из которого вытекает река Волхов. Сухопутный «зимник» был более удобен – многочисленные речки, болота и озера подмерзали, не нужно было переправляться. И лошадям тащить сани по скользкому снегу было легче, а, стало быть, и груза на сани можно было навалить больше чем в телегу. По Волхову добирались до Великого Новгорода, шли далее в Ладожское озеро, а из него Невой в Балтийское море, и пожалуйста, плывите до любого города Ганзейского союза или в Швецию. Но опять - зачем же самим-то плыть? Ганзейские купцы, зайдя из Балтики в Неву, шли к Ладожскому озеру, оттуда по Волхову в Великий Новгород. Там и происходила встреча Запада и Востока. Вернее двух товарных потоков. И что важнее всего, именно там производился главный торг мехами и серебром.
***
Новгородцы взимали дань с северных народов, добывавших шкурки пушных зверей. Немало этого товара привози новгородские речные пираты «ушкуйники». Это был солидный промысел, в котором никто не видел ничего зазорного. В снаряжение таких разбойных экспедиций вкладывались деньги, с них получали прибыли. Заодно из города сплавляли «озорных удальцов», давая им дело по душе, без ущерба городским интересам. Пусть где-то там, на стороне, проявляют склонности разбойных натур с пользой для общего дела.
Сборщики дани и ушкуйники привозили в Новгород не только меха, но и серебро, которое выручали, продавая меха арабским купцам, приходившим с караванами в Орду, а потом по Волге, Каме и её притокам забиравшихся далеко на север. Арабы скупали меха там, на месте, без завоза в Новгород, где мех становился в разы дороже. Несмотря на меньшую цену, торг этот был «безубыточен», так как арабы платили серебром, а это для Руси было очень важно. Этот металл считался ходовым и универсальным платежным средством. Своего серебра на Руси не было, а потому в ходу были арабские монеты «дерхемы», которые потом использовали и для внутренних расчетов и для платы ганзейским купцам. Но понятие «серебро» включало не только собственно денежные единицы. В качестве платы принималась серебряная посуда и украшения. Даже серебряный лом принимался по весу. Вывезенный с севера драгоценный метал, полученный от арабов в плату за мех, к становился расчетной единицей. По стечению таковых обстоятельств сама собой в Великом Новгороде образовывалась своеобразная финансовая биржа, диктовавшая цены и курсы отношения стоимости.
Меха стоили так дорого, что в Европе, где пушного зверя было немного, их использовали только на отделку парадных одежд. Мехами награждали за отличия. Меховые опушки на шапке, рукавах и воротнике являлись знаком статуса. Совсем не случайно на парадных портретах королевские особы изображаются в горностаевых мантиях. Мех горностая могли носить только королевские особы. По своему это было очень удобно – увидел в костюме незнакомца горностаевую отделку, сразу, даже без короны на голове, даже если человек этот скажем, будет без штанов, можно было понять, что перед тобой королевское величество, а стало быть и держать себя с ним надо соответственно, почтительно. Даже если они изволят быть без штанов. Может им именно так и надо быть. А вот если на ком-то кунья шапка, а у тебя соболий воротник, так этого кого-то можно и грязью обрызгать, проскакав верхом мимо него прямо по луже. А будет возмущаться, так и плетью огреть.
***
Меха долгие времена были денежным эквивалентом, и меховые деньги являлись, при всей мягкости, довольно твердой валютой, употребляемой в сделках между купцами разных стран. В них проще было исчислять стоимость товаров во времена, когда свою монету чеканили не только цари, короли, князья и императоры, но и вольные города, и даже вассалы крупных феодалов. Курсы этих денег были невероятно сложны, и денежный оборот запутан. Разобраться в нем могли только менялы – прородители современных банкиров. Попробуйте провести сделку, в которой товар становился предметом мена, а потом исчислялся в ценах одной страны, а продается в другой, с использованием нескольких видов денежных единиц третьих стран, имевших вполне законное хождение. Мех же был удобен в таких операциях. Не весь, какой придется, а такой, с которым проще было обращаться. В качестве платежного средства принималась «ногата» - шкурка соболя с четырьмя лапками. Почти равной ей по ценности была «куна» - зимний мех выкунившегося пушного зверька. Это была пушнина разных пород тех зверей, которые линяют только весной, а осенью кунятся – т.е. обрастают подпушьем и длинной остью – длинными волосками шерсти. Чаще всего «куной» становилась шкурка соболя. Вернее спинка соболя с передними лапками. Одна «куна» равнялась двум «резанам», как называли мех брюшка с задними лапками. В качестве «мелких денег» ходили «векши» - беличьи шкурки.
Крупной денежной единицей меховых денег считалась «гривна» - связка из 25 шкурок достаточная на оплечье. Меховое оплечье носили только знатные дворяне, и его ценность служила знаком принадлежности к элите. Чем ценнее было оплечье, тем выше статус. Это то, что сегодня называют палантинами.
Самой крупной расчетной единицей «в мехах» считался «Сорок соболей» – это не сорок штук, сорок (с ударением на втором «о») связка собольих шкурок, достаточная для «постройки» шубы. За него давали хороший «вес» серебром или монетами. В пересчете на серебро 20 кун, т.е. куньих шкур, ценились за гривну серебра, равнявшуюся 204.75 граммам. Это была и мера веса и платежное средство. За куну давал 20 векш, т.е. беличьих шкур, следовательно, 400 белок отдавалось за гривну серебра.
По невозможности носить с собой большое количество звериных шкур для производства расчетов, торговцы употребляли нечто вроде того, что можно назвать «ассигнациями». У векш отрезались беличьи лобки и куньи мордки, которые сами по себе ценности не имели, но служили знаком и ручательством того, что у хозяина имеется столько же шкурок, от которых они были отрезаны, а значит платеж гарантирован. Торговые власти Новгорода их метили наложеннием специальной печати. Потом стали употреблять металлические бляхи, которые удержали названия прежних, кожаных: мордки, резаны, ногаты, векши. Это были уже почти монеты, но не совсем ещё. Металл, из которого их чеканили, не ценился, как серебро или золото. В монете же важен был именно вес металла. В Великом Новгороде «кожаные деньги» отменили только в 1411 году, введя в употребление монеты - литовские гроши и немецкие шелехи. Тогда же и в Москве появились монеты сперва с одной татарской надписью, а потом с татарской и русской. Монеты эти назывались деньги (с ударением на последнем слоге) от татарского слова тенга, что означает подпись, знак. Новгородцы не принимали этих «московских денег», и в 1420 году вместе с Псковом начали чеканить собственные монеты, называемые «копейками» - на их аверсе, т.е. «лицевой стороне», выбивался рисунок всадника с копьем. Отсюда и название.
Для чеканки требовалось серебро, а его платили только в обмен на меха. Таким образом, круг замыкался. Полученное серебро, если это были не арабские «дерхемы», плавили, изготовляя слитки-гривны, вес которых, как мы помним, равнялся современным 204.75 граммам. Гривну делили, рубя на четыре равные части. Их называли «рубли». Из этих рублей чеканили монету. В Москве из рубля получалось 216 денег. Потом курс изменили – стало выходить на рубль 200 денег. В Новгороде монеты были тяжелее. Оно и понятно – меха и серебро все ещё оставались в руках новгородцев. Обмен шел по курсу 2 московских деньги за 1 новгородскую копейку.
Теперь вам проще понять в каком центре пересечения политических и торговых интересов находилась Коломна, контролировавшая выход из Москвы-Реки в Оку и вход с Оки. Кроме того коломенский гарнизон патрулировал окский берег, являвшийся и границей с Рязанским княжеством, оборонительным рубежом от набегов из Степи и торговая дорога ведшая к Волге, а от неё вглубь русских территорий, вплоть до границ с Великим Княжеством Литовским. Немудрено, что древний город то и дело оказывался в эпицентре закипавших политических событий. И мы ещё не раз окунемся в них, совершая наши фантастические полеты, беря старт на макетной площадке музея пряников «10 зайцев» в Коломне, на старой улице Владимирка, куда запросто можете попасть и вы. Там всегда рады гостям.