К осени 1991 года с практически готовым материалом, с яростью лидера, с имевшимися противоречиями и амбициями группа подошла к записи чистового варианта нового альбома. Как и всегда, запись была испытанием. Роллинз, предпочитавший живые концерты и собравший группу в первую очередь именно для них, студийные сессии воспринимал сложно:
«Когда тур закончился, я сожалел по двум причинам: тур был действительно великолепным, и окончание тура означало начало записи. По тем или иным причинам запись всегда была сопряжена с определенными трудностями. У меня было предчувствие, что на этот раз это будет особенная заноза в заднице, и, к моему большому сожалению, я оказался прав».
(Генри Роллинз, “Unwelcomed Songs”).
Новый лейбл – новые возможности, и в этот раз группе не пришлось, как во время записи “Hard Volume”, ютиться в тесной студии в плохом районе, да ещё делить её с мутными рэперами. Студия была повыше уровнем, а на должность продюсера был приглашён настоящий мастер своего дела:
«Мы переехали в новую студию под названием Showplace в Нью-Джерси. Showplace - это большое здание, наполовину студия, наполовину стриптиз-бар… Студия была хорошей, и мы получили право работать с продюсером Энди Уоллосом».
(Генри Роллинз, “Unwelcomed Songs”).
Надо отметить, что мистер Уоллос (Andy Wallace), за свою карьеру приложивший руки к созданию многих платиновых альбомов, недаром ел свой хлеб и знал себе цену. На тот момент на его счету (как продюсера и звукорежиссёра) уже были такие пластинки, как Run-D.M.C. “Raising Hell”, Slayer “Reign in Blood”, “South of Heaven”, “Seasons in the Abyss”, Sepultura “Arise”. Однако главным его детищем на тот момент, конечно, был альбом Nirvana “Nevermind”, победоносно выстреливший 24 сентября 1991 года.
Очевидно, что Уоллос, дико довольный гонораром за такой убойный альбом и уже подсчитывавший бабки, был о себе высокого мнения и имел свой взгляд на работу в студии. Какие-то хмурые малоизвестные немелодичные альтернативщики вроде Rollind Band были ему не указ (хотя он как профессионал и старался высветить в музыке всё к максимальному благу для артиста и его материала). Сумасшедшая рабочая этика Роллинза и его команды тоже не входила в уоллосовскую картину мира. Всё это приводило к разного рода трениям, усиливавшим и без того высокое напряжение в рядках команды:
«У Энди как у продюсера были свои идеи относительно того, что нужно для песен. Некоторые идеи были использованы, другие – нет. В одном месте он предложил убрать начало песни Obscene и перейти сразу к главному риффу. Это было разумное предложение, однако это стало началом разногласий между ним и участниками группы.
Несколько дней спустя, кажется, в пятницу днем, мы готовились к хорошей рабочей ночи, когда Энди объявил, что уходит домой и увидится с нами в понедельник. Мы посмотрели на него как на сумасшедшего – сегодня пятница, и мы готовы зажигать, а он относится к этому проекту как к работе в банке. Это стало поворотным моментом в отношениях продюсера и группы. Я даже, было, подумал, что здесь они сломались. Напряженность начала нарастать. Участники группы предложили свернуть сессии.
Теперь я был одновременно в положении политика и участника группы. Я сижу в комнате, делаю то одно, то другое, разговариваю по телефону, и кому-то кажется, что все это недостаточно хорошо. В этот момент мне пришло в голову, что эти люди никогда по-настоящему не стремились стать моими друзьями, что они были лишь парнями из группы и всегда будут видеть во мне босса. Так зачем же тратить лишнюю энергию, пытаясь сделать то, чего на самом деле нет? С этого момента они стали просто людьми, с которыми я работал. Так было до тех пор, пока наши пути не разошлись в 1997 году. Не хочу сказать, что я их как-то уж очень не любил, но давайте будем реалистами. Той осенью я многому научился».
(Генри Роллинз, “Unwelcomed Songs”).
Однако профессионалы есть профессионалы. Музыканты знали материал, продюсер знал своё дело, и в течение шести недель альбом был завершён и готов к изданию.
В финальную версию альбома попало 10 песен. В отличие от двух предыдущих пластинок, рассчитанных на виниловый формат, “The End Of Silence” был заточен под компакт-диск и звучал 72 минуты 30 секунд. Тенденция к увеличению продолжительности треков достигла здесь максимума – на последующих альбомах ничего подобного уже не будет. Впоследствии Роллинз, оценивая следующий за “The End Of Silence” альбом “Weight” (1994 г.), будет вспоминать об этой эпохе так:
«Ну, на этом альбоме нет по-настоящему эпической восьмиминутной песни, к сожалению. Но, может, и не так уж жаль. Было бы здорово иметь такие новые песни, не то что в случае с Weight, где песни длятся около трёх-пяти минут. Со старым составом мы просто втянулись в это... Не знаю, как наша публика нас выдержала. Мы играли двухчасовой сет, и в нём было всего двенадцать песен. Есть одна песня, которая была настолько напыщенной и длинной, что мы никогда её не выпускали. Мы так и не смогли уместить её на одну катушку с плёнкой. Единственные полные версии, которые у нас есть — это концертные выступления, и у нас есть мультитрековая версия с радиоконцерта в Трентоне, которая вышла в виде концертного альбома в Японии под названием Electro-Convulsive Therapy… И мы отбросили из песни милосердие к публике, потому что она длится двадцать восемь минут — это одна песня! И к концу трека люди в толпе такие: «Что они делают? Идите на фиг!» Я был весь в этих воющих соло, и когда я время от времени слушаю The End of Silence, это длится восемь минут, девять минут... Боже мой! О чём мы думали?»
(Генри Роллинз, интервью, по материалам ресурса www.comeinandburn.com)
Безусловно, формат CD, да и просто чувство меры удерживали группу от выпуска на студийных альбомах таких длинных композиций, но и то, что было выпущено, требовало от слушателей выдержки – среднее время звучания песен увеличилось, и от хардкоровой краткости “Hot Animal Machine” и “LIFE TIME” не осталось и следа.
Альбом вышел тяжеловесным, монументальным полотном. С учётом его проработанности, сыгранности и синергии группы, сложности замысла и уровня его реализации он многими не без оснований считается вершиной творчества группы. Работа продюсера тоже дала о себе знать – при всём уважении к мастерам, делавшим “LIFE TIME” и “Hard Volume”, такого звучания ранее добиться не мог никто. Звук альбома чист, глубок и прозрачен, словно горное озеро. Создателям удалось сделать его на высоком техническом уровне и в то же время не сделать его менее экстремальным, чем альбомы-предшественники. Вокал Роллинза и все инструменты подчеркнуты, выпуклы, прекрасно прослушиваются и врезаются в память. Возможно, из-за столь ясного и чёткого звучания песни кажутся даже более злыми и яростными, чем всё, что группа делала ранее.
Теперь альбом нужно было доверить лейблу, который знал, как лучше его выпустить на носителях и пропихнуть в СМИ для дальнейшей раскрутки. После этого оставалось поехать снимать сливки с результатов титанического труда. Не все и не всем остались довольны, но Роллинза это уже не очень заботило:
«В любом случае, мы быстро закончили работу над альбомом, и вскоре все было сведено. У всех участников группы возникли проблемы с записью. Были жалобы. Я подумал, что это чертовски хороший альбом, и пришел к выводу, что мне плевать на то, что они думают. Так что заткнись на хрен и давай отправимся в тур, если ты не против. Ты ведь не против, не так ли? И мы отправились в тур».
(Генри Роллинз, “Unwelcomed Songs”).
В дальнейших частях мы поговорим и о туре, и о событиях эпохи “The End Of Silence”, случившихся после его записи. В первую очередь речь пойдёт о том, каким же получился сам альбом…