В 1989 – 1991 годах группа медленно, но верно укрепляла свои позиции, продолжала писать песни и в большом количестве играть концерты. Тур “Hard Volume” 1989 года охватил в т.ч. Австралию, США, Канаду и Европу. 1990 год – продолжение концертов, стеснённые условия, кочевой быт и непрестанное творчество:
«В 1990 году мы написали песни и отыграли восемьдесят одно шоу. В свободное от гастролей время мы жили в Трентоне, штат Нью-Джерси. Мать Сима Одри великодушно разрешила нам с Крисом ночевать в ее гостиной. В течение этого времени мы почти ежедневно ходили в дом Эндрю в Хоупвелле, штат Нью-Джерси, и работали над песнями. К концу 1990 года у нас был довольно солидный набор музыки. Набор мелодий, завоёванных в боях.
Сим был единственным, у кого была машина, поэтому ему приходилось каждый день возить нас на репетиции. Несколько дней в неделю у Эндрю дома собирались музыканты из разных групп, и это добавляло напряжения в работу. Кроме того, мы все сталкивались лбами в процессе написания песен.
Бытие группы – в основном работа в холодных помещениях, отсутствие доходов, и всё это приводило к напряжению. Источником тепла для нас служил керосиновый обогреватель, и испарения от него нас не миновали. Напряжённая обстановка часто порождает хорошую музыку, но – это часто сказывается и на музыкантах. В искусстве все хорошее имеет свою цену».
(Генри Роллинз, “Unwelcomed Songs”).
В промежутке между двумя альбомами группа успела выпустить один концертник (“Turned On”, 1990) и зафиксировать отличный материал для ещё одного (“Insert Band Here”, выйдет в 1999 году). Неизданных песен у группы также хватало, и постепенно встал вопрос о записи и выпуске нового альбома.
Аудитория росла, дискография пополнялась, планов было много, и нахождение группы на инди-сцене и инди-лейблах оказалось под вопросом. Texas Hotel, Fundamental, World Service, Quarterstick Records – все эти лейблы, с которыми группа работала в 1986 – 1990 годах, были неспособны обеспечить альбомам должную раскрутку. Генри имел собственное маленькое издательство, рассматривал вопрос о выпуске музыки на собственном лейбле под названием 2.13.61 и таки пришёл к этому (концертник “Turned On” был издан и этим лейблом в том числе). Но собственных ресурсов на адекватный выпуск музыки у него не было, а отсиживаться в андеграунде и показывать дулю большим компаниям просто так, «из принципа», Роллинз не желал. Не поступаясь ничем в творчестве, он в то же время полагал, что его посыл должен быть максимально эффективно доведён до всех желающих, и для достижения этой цели возможны компромиссы (естественно, с фигой в кармане и хитрым планом):
«Меня не интересует слава. Меня не интересует зарабатывание денег, за исключением финансирования моих книг. Меня не интересует статус. Чего я хочу, так это не терять времени даром.
(…)
По-моему, это то, что нужно: зайти, сделать что-то на рынке, получить отличную возможность побыть мерзавцем – но никогда не продаться. И уйти через чёрный ход, не дождавшись выхода на поклон. Как самурай: 30 лет служил своему господину, а потом ушёл и не оглянулся».
(Генри Роллинз, из интервью для журнала “Rolling Stone”, 23.12.1993)
Итогом поисков стало подписание контракта с лейблом Ĭmägō, входившим в структуру компании BMG. Контракт сулил более солидные условия записи и раскрутки альбомов, продвижение на большую сцену с известными группами, попадание в телевизор и ещё очень много чего. Живущий по правилу одного из пушкинских героев («не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать»), Роллинз согласился на продажу рукописей, и жизнь группы постепенно начала раскручиваться с большей интенсивностью.
Группа тем временем непрестанно репетировала, джемовала, и в результате рождались новые песни. Крис Хаскетт:
«Материал для "End of Silence" – это результат сотен концертов, а также месяцев многочасовых репетиций практически каждый день. У нас почти не было свободного времени. Когда мы не гастролировали, мы репетировали. И мы отправились в студию, чтобы записать EOS, почти сразу после Lollapalooza. Так что мы были готовы».
(Крис Хаскетт, из интервью для ресурса Fubar Productions).
Как и на двух предыдущих альбомах, музыка была результатом коллективного творчества, где все имели большую творческую свободу и возможность привносить свои идеи в ходе репетиций:
«- Как бы вы сравнили Rollins Band с вашей бывшей группой Black Flag?
- Мне эта группа нравится больше тем, что мы делим музыку. Это не как с Black Flag. У меня не было с этим проблем, но было ясно, что это группа Грега Джинна. И это нормально. Грег писал массу музыки и текстов. Он приходил и говорил: «Вот как вы поете, поехали». И мы это делали. С этой группой я этого не хотел. Я не хотел, чтобы было типа «ладно, ребята, делаем вот так». Я имею в виду, что я хотел быть В ГРУППЕ. Когда мы пишем музыку, она обычно рождается в результате джемов, где каждый из нас вносит свой вклад, и это происходит очень естественно. Все наши песни рождаются с нуля. И это хорошо, и, надеюсь, игра получается более продуктивной, потому что у нас нет этих смен состава, как у Black Flag… Это практически одна и та же команда уже почти 4,5-5 лет. Это должно идти на пользу музыке. То, что мы можем играть друг с другом, обмениваться музыкальными идеями и не сталкиваться ни с какими странностями на эту тему».
(Генри Роллинз, интервью, по материалам ресурса www.comeinandburn.com)
В отличие от артистов, которые сначала делают альбом в студии, а потом обнародуют его материал живьём на концертах (а порой даже и не берутся отыграть альбом целиком), Rollins Band в те годы шли от обратного. Песни, возникнув, включались в концертные сет-листы, игрались, изменялись, проходили проверку временем, доводились до нужного вида и только потом, пройдя отбор, могли попасть на следующий альбом:
«Мы бы никогда не решились пойти в студию, написать песню, записать её, а потом выпустить. Им нужно вылечиться — они должны выйти и получить удары, болты должны выпасть, и их нужно трясти, пока нужная часть не затвердеет... Они как дети — постоянно ноют, стонут и жалуются, поэтому нужно идти за ними, следить, что у них на уме, и помогать им. Их нужно вымотать в дороге, иначе мы их не уважаем. Любая песня, которая выдержит 90 ночей с нами и останется песней — её можно записать»
(Генри Роллинз, по материалам статьи “Primal Scream”, ресурс https://edwebproject.org)
Действительно, если покопаться в концертных записях группы, там найдётся масса материала, периодически звучавшего живьём, но не попавшего в итоге на альбомы (“Out There”, “One Trick Pony”, “Hole in the Back of My Mind” и пр.). Соответствующий раздел сайта setlist.fm вообще пестрит непонятными для не бывавшего на концертах группы человека названиями композиций.
Что до настроения и содержания песен, жёсткая среда и непростое прошлое Роллинза по-прежнему определяли их содержания, и песни были злы. Они становились для автора исповедью, психотерапией, возможностью залечить старые раны, отпустить старые обиды и выгнать сидящих внутри демонов. Не желая кого-либо бить и убивать в реальной жизни, Роллинз бил и убивал в своём личном художественном пространстве, и делал это максимально жестоко и страшно:
«Я вырос в Вашингтоне, округ Колумбия, в очень жестоком месте. Я вырос в атмосфере насилия. Моё знакомство с музыкой было жестоким. Годы, проведённые в турах, иногда были крайне жестокими. Весь мой доступ к культуре был жестоким. Насилие — это то, что я понимаю. Мне оно не нравится, я его не одобряю, но я, безусловно, понимаю, откуда оно берётся. Я вижу это в себе; я совершил несколько довольно жестоких поступков в жизни, и я был в окружении довольно серьёзного насилия, вплоть до убийств. Я не пытаюсь сказать, что я большой крутой парень... Я типичный американец — по пояс в этой жестокой культуре. Я не бью людей, но знаю, откуда берётся это чувство, и я делал это много раз, и я не удивляюсь, почему людей разрезают на четыре или пять кусков и оставляют в сумках на обочине 405 [шоссе]. Это вообще не вызывает у меня вопросов».
(Генри Роллинз, интервью, по материалам ресурса www.comeinandburn.com)
«- Я не хочу убивать людей. Мне нравится эта ИДЕЯ. Иногда я так злюсь, что хочу убить всех. Но это способ выплеснуть то самое настоящее разочарование, которое ты испытываешь. У меня нет пистолета. У меня есть микрофон и пишущая машинка. Большая разница.
Я просто пытаюсь выплеснуть наружу то, что внутри меня. Это выражение часто бывает очень резким, агрессивным, грубым, каким угодно. Но для меня ярость — это нечто очень душевное.
(…)
- Чувствуете ли вы когда-нибудь, что ваша ярость утихает?
- Это то, к чему я стремлюсь. Я не артист. Поверьте, когда я закончу, когда мне не о чем будет петь, я не буду стоять и что-то из себя выжимать».
(Генри Роллинз, из интервью для журнала “Rolling Stone”, 23.12.1993)
«- Когда я пишу тексты, это происходит только тогда, когда я злюсь, обижен или грущу. Поэтому с текстами никогда не бывает легко…
- Означает ли это, что вам придется постоянно злиться, обижаться или грустить, чтобы продолжать писать хорошие вещи?
- Да. Чтобы продолжать писать хорошие вещи – да. У меня бывает полоса, когда всё идёт хорошо, и тогда я не очень продуктивен… Да, немного банально говорить, что я могу писать, только когда мне плохо. Но, знаете, я на самом деле не пишу для развлечения; это неприятный опыт… Для меня искусство, или чем бы я ни занимался, всегда было бегством от того, что заставило бы меня вырвать себе лёгкие. Вот почему я играю так, как играю; я не часть развлекательной индустрии.
Я не певец. Если вы слышали хоть одну из моих записей, это не пение. У меня нет никаких вокальных данных. У меня много энтузиазма, я готов идти на риск, но никакого мастерства тут нет. Скорее, это просто интуиция. Так что я делаю всё это для себя...
Один студент писал обо мне курсовую и спросил: «Зачем ты пишешь?» Я ответил, что хочу избавиться от писательства, сдаться, выпустить яд. И, надеюсь, в какой-то момент я стану счастливым, уравновешенным человеком, и мне не понадобится всё это «искусство». И я оглянусь назад и скажу: «Отлично, мы это сделали».
- Как вы думаете, можно ли вашу уравновешенную сторону выразить музыкально?
- Конечно, но мне это было бы неинтересно. Я слушаю много блюза, и тот, кто чувствует себя плохо и празднует свою боль, выплескивая её таким радостным образом – это хороший человек… Лично у меня нет такого навыка, нет такой потребности. Музыка не служит мне так. В хорошие времена она мне не нужна».
(Генри Роллинз, интервью, по материалам ресурса www.comeinandburn.com)