Тени прошлого, отсветы грядущего
Следующие дни выстроились в странный, новый ритм, подчиненный тихой драматургии их встреч. Лев отложил все работы. Груды строительного мусора так и лежали в углах, словно артефакты его прежней, не ведавшей о Маргарите жизни. Теперь главным инструментом был не перфоратор, а маркер и стопка чистых листов. Он жил в ожидании рассвета и заката, тех волшебных часов, когда свет за окном становился особенным, и стекло превращалось из барьера в портал.
Их диалог уже не ограничивался робкими представлениями. Он тёк, как медленная, глубокая река, неся на своих волнах обрывки их миров.
Как-то раз Лев, устав от безмолвия, попробовал включить музыку на своем телефоне, что-то современное, электронное, с мощными басами. Он поднес динамик к стеклу. Маргарита, увидев это, насторожилась, приложила ухо к своей стороне. Потом развела руками и покачала головой. Ничего. Звук не проходил. Но тогда он попробовал другое. Он нашел в сети запись, старый вальс, нечто неуловимо знакомое, звучащее как из ее эпохи. Он снова поднес телефон. Она вслушалась, и вдруг ее лицо озарилось узнаванием. Она не слышала музыки, но, казалось, уловила его вибрацию, его ритм, просочившийся сквозь время. Она улыбнулась и сделала несколько плавных, кружащих шагов, танцуя с невидимым партнером в своей гостиной. Он смотрел, завороженный, и в его груди что-то сжималось от щемящей нежности.
В другой раз она показала ему семейную реликвию, старый, потрепанный фотоальбом. Она перелистывала страницы, прижимая их к стеклу. Вот она, маленькая, с бантами, на коленях у улыбающейся женщины - ее мама. Вот юноша в военной форме с серьезным взглядом, её отец. Лев смотрел на эти лица, на историю, оживающую в черно-белых снимках, и его собственная, стремительная и немного поверхностная жизнь вдруг показалась ему неглубокой. Он чувствовал груз ее памяти, ее потерь, и это рождало в нем странное, почти сыновнее желание защитить ее, уберечь от всех бед, которые он, зная историю, уже предвидел.
Он, в свою очередь, стал показывать ей свой мир не как диковинку, а как свою повседневность. Он принес ноутбук и запустил видеоролик, вид с квадрокоптера на ночную Москву, усыпанную миллиардами огней. Маргарита смотрела, не отрываясь, и в ее глазах читался не просто восторг, а глубокая, почти экзистенциальная тоска. Она писала ему потом:
«ЭТО КАК ГОРОД МЕЧТЫ. ИЛИ КАК СТАНЦИЯ НА ЛУНЕ. ТАК ЧИСТО, СТЕРИЛЬНО... И НЕВЕРОЯТНО ОДИНОКО.»
Ее слова задели его за живое. Он никогда не думал о своем городе в таких категориях. Ему всегда казалось, что будущее - это свет, скорость, комфорт. А она увидела в нем одиночество.
Однажды вечером, когда их «беседа» была в самом разгаре, в ее квартире что-то произошло. Дверь в комнату резко открылась, и на пороге появилась пожилая, суровая женщина в темном платье, та самая бабушка. Она что-то сердито сказала Маргарите, тыча пальцем в окно. Та покраснела, заслонила собой свои записки и что-то быстро, оправдываясь, ответила. Лев замер, чувствуя себя подглядывающим. Бабушка бросила подозрительный взгляд в его сторону, но, конечно, не увидела ничего, кроме собственного отражения и темного двора. Покачав головой, она вышла.
Маргарита обернулась к нему. На ее лице была усталость и смущение. Она написала:
«ОНА ДУМАЕТ, ЧТО Я СТАЛА РАССЕЯННОЙ. ЧТО Я ВСЕ ВРЕМЯ СМОТРЮ В ОКНО И РАЗГОВАРИВАЮ С СОБОЙ. ОНА ГОВОРИТ, ЭТО НЕПРИЛИЧНО.»
Лев почувствовал прилив горечи. Их связь, такая хрупкая и прекрасная, в ее мире выглядела сумасшествием. Он написал в ответ:
«ПРОСТИ. Я НЕ ХОЧУ СОЗДАВАТЬ ТЕБЕ ПРОБЛЕМЫ.»
Она прочла, потом посмотрела на него, и в ее глазах вспыхнул огонек. Она решительно потрясла головой и написала крупно:
«НЕТ. ЭТО САМОЕ НЕВЕРОЯТНОЕ, ЧТО СО МНОЙ КОГДА-ЛИБО ПРОИСХОДИЛО. Я НИ О ЧЕМ НЕ ЖАЛЕЮ.»
В этот момент Лев понял, что происходит нечто большее, чем просто дружеское общение сквозь время. Он ловил себя на том, что ждет их встреч с нетерпением, что думает о ней, разглядывая старые трещины на потолке, что ее улыбка для него стала важнее одобрения любого заказчика. Он изучал ее лицо, стараясь запомнить каждую черточку, каждый изгиб губ. Он влюблялся. В призрак. В тень. В девушку, до которой невозможно было дотронуться, которую невозможно было обнять, с которой он был обречен вести этот бесконечный, безмолвный диалог на кусках бумаги.
И однажды, когда закат окрасил ее комнату в теплый, медовый свет, и она что-то увлеченно ему показывала, очередную книгу с полки, он не выдержал. Он подошел вплотную к стеклу и прижал к нему ладонь. Не как жест приветствия, а с отчаянной, безнадежной нежностью.
Маргарита замолкла. Она посмотрела на его руку, потом на его лицо. И все поняла. Без слов. Без записок. Тихая грусть тенью легла на ее лицо. Медленно, словно преодолевая невидимое сопротивление, она подняла свою руку и снова приложила ее к стеклу, ровно напротив его ладони. Они стояли так, разделенные не стеклом, а самой Судьбой, в полной тишине, говорящей громче любых признаний.
Он видел, как по ее щеке скатывается слеза. Она ее не вытирала.
Лев закрыл глаза, чувствуя, как что-то разрывается у него внутри. Он полюбил эхо. И это эхо отвечало ему взаимностью из глубины пятидесяти лет. Это было самое прекрасное и самое безнадежное чувство в его жизни.
Продолжение следует... Глава 4.
Дорогие читатели! Жду вас в комментариях! Впереди много интересного. Понравился рассказ и хотите поддержать? Буду благодарен за донат. Ваша "чашечка кофе" 😊 помогает творить для вас! Спасибо!