Нехватка горючего в России — следствие системных проблем в экономике, копившихся годами. Экономист Андрей Бархота рассказывает RTVI, что с этим делать сейчас и почему от этой ситуации пострадают даже те россияне, у которых нет автомобиля.
Почему проблему с НПЗ можно было решить заранее
Нефтепереработка в России всегда имела специфический характер. Ещё десять лет назад постоянно говорили: НПЗ убыточны. Причём когда мировые цены на нефть снижались, убытки росли, а стоимость бензина для потребителей только повышалась.
Эта особенность вывела отрасль в маргинальную плоскость. Ею особо не занимались, не развивали ни технологически, ни с точки зрения размещения производительных сил. Логично было бы построить НПЗ по всей стране, причём восточную часть — за Уралом — сделать более насыщенной. Но этого не произошло.
Причина простая: отечественный менеджмент не желает работать в таких отраслях.
Слишком немаржинально, слишком сложно, нет бюджетных ручейков, которые можно использовать. Из-за того, что мы этим не занимались десятилетиями, у нас сложилась очаговая нефтеперерабатывающая промышленность. Она зависит от высокой концентрации мощностей на немногих заводах, и если существенное их количество вывести из строя, то сразу теряется не один процент объёма топлива, а по 5%, по 10%, а может и по 15%.
Физически защитить НПЗ не так уж и просто, потому что дроны — дешёвое оружие, которое можно запускать целыми стаями. Часть сбивается, а на остальных уже не хватает ни сил, ни средств для перехвата. Сами заводы открыты — они не находятся под землей, как иранская ядерная программа. К топливным резервуарам и мощностям с катализаторами достаточно просто тем или иным способом доставить взрывчатку. А для того, чтобы починить повреждённую инфраструктуру, нужно 6—7 абсолютно спокойных месяцев. Если этого не случится, если плотность налетов не уменьшится, то к концу года мы будем зависеть от импорта нефтепродуктов на 40—60%.
Исторически НПЗ, работавшие в России, мечтали выйти на экспорт — там маржа действительно больше. Долгое время прибыль, получаемая по экспортным поставкам, окупала убытки внутри страны и ещё давала возможность для реализации инвестпрограмм. Но сейчас на экспорт бензина введено полное эмбарго. Это вынужденная мера, потому что цены на топливо регулируются правительством. Что ж, ещё Конфуций писал: если вы хотите мира и покоя в селениях, государство должно регулировать цены на хлеб (а сейчас, соответственно, на топливо).
Как происходит цепная реакция в экономике
Розничные цены на топливо непрерывно росли последние пять лет. Такая агрессивная ценовая конъюнктура очень характерна для ситуации дефицита.
Но дефицит — не самое страшное. Самое страшное — это цепное подорожание. Топливо использует грузовой транспорт, и если цены на него вырастут, вырастет и стоимость перевозок, а вместе с ними и цены на товары.
На днях министр финансов Силуанов сообщил, что повышение НДС вызовет рост инфляции максимум на один процентный пункт. Предположим, что это так, хотя это чрезмерно оптимистичная оценка. Но если мы прибавим к этому показателю рост цен на топливо… Напомню, что на нефтепродукты начисляется НДС, причём в продуктах высокого передела он начисляется несколько раз. Его доля в их стоимости составляет не 20%, а все 40%, а иногда и 60%.
Комбинация повышения НДС и роста стоимости топлива способна так разогнать инфляцию, что потребуется буквально «пожаротушение».
Высокие процентные ставки, сохраняющиеся из-за дорогого топлива, будут снижать потенциальный экономический рост. Но даже если ключевую ставку поднять до 100%, это не повлияет существенно на цены. Возможности её механизма уже исчерпаны, а инфляция издержек будет продолжать действовать.
Помогут ли присадки и белорусский импорт
Правительство пытается заняться проблемой, ищет комбинированные подходы. Первый — добавление присадок к горючему. Берёте низкооктановый бензин АИ-92, добавляете присадку и получаете АИ-95. Это примерно как в период Первой мировой войны подделывали коньяк: брали водку, разбавляли луковым отваром, и цвет вроде бы соответствовал благородному напитку. Либо бодяжили чайной заваркой — выходил уже «элитный сорт». Здесь то же самое. Добавляем химическое соединение — присадку ММА. Она, кстати, имеет повышенный класс опасности, это токсичное вещество.
Потом автолюбители замечают: поехали на одну заправку — залили одно, на другую — совсем другое, хотя по стандарту бензин один и тот же. А дальше начинается «стук» в двигателе и другие проблемы.
Второй момент — доступен импорт бензина из сопредельных стран. Беларусские мощности могут увеличить производство в 3—5 раз, всё это пойдёт на экспорт в Россию, плюс китайские поставки. Но это не решит проблему стоимости топлива. Все это купирование, но не решение топливной проблемы.
Почему пострадают все — даже те, у кого нет машины
Когда мы покупаем продукты в магазине, важно понимать, что какая-то часть их стоимости — это топливо. Если цены на него поднимутся на 20%, этот компонент вырастет в абсолютном и относительном выражении. Чтобы почувствовать подорожание горючего, не нужно быть автолюбителем. Заядлый пешеход заплатит за рост цен на бензин из своего кармана во всех розничных сетях. Набор продуктов, стоивший 500 рублей, может стоить 560 рублей уже через пару месяцев.
Госдума сейчас наступает на маркетплейсы, ограничивает максимальные скидки. Для чего? Чтобы после повышения цен на топливо покупатели не ушли полностью на маркетплейсы, чтобы не было этой лазейки.
Росстат будет пытаться камуфлировать серьезный рост цен в статистике. Например, может внезапно вырасти доля услуг культуры. Билет в театр не подорожал, томаты выросли, но за счёт роста в статистике удельного веса театра инфляция останется на уровне 8,2—8,6%.
Что касается потребностей вооружённых сил, то это, конечно, приоритет. Но обращаю внимание: армия потребляет солярку, дизельное топливо. Не бензин, а побочный продукт нефтепереработки. У нас не так много розничных потребителей дизеля, поэтому прямой борьбы за топливо между армией и гражданскими на самом деле нет. Гражданские хотят высокооктановый бензин, армии нужно дизельное топливо.
Из-за чего экономика не рухнула с введением санкций и что будет дальше
Наша экономика была двухсекторной на протяжении 20 лет. Поток денег приходил от экспорта и распределялся в потребительском секторе. Покойный американский сенатор Джон Маккейн говорил, что Россия — это бензоколонка с ракетами. Все так, у нас были и ракеты, и бензоколонка, но теперь это связанные вещи. Либо одно, либо другое.
Российская экономика не могла обрушиться сразу, потому что у нас много внутренних резервов — это контуры, не связанные напрямую с экспортом. Есть партнёры — Китай, Индия, страны Глобального Юга, которые могут поддержать и экспорт, и параллельный импорт. Если мы пойдём в розничные сети, то обнаружим, что хотя привычные позиции в наличии, но всё стало дороже, а ассортимент сузился. Молоко объёмом 800 миллилитров, сливочное масло на замке с сигнализацией — все это видно на бытовом уровне. Нет, это не убивает экономику, но способствует примитивизации хозяйственного оборота.
Сторонники санкций предвещали скорую гибель экономики, поскольку думали, что Россия связана с глобальной экономической системой так же сильно, как и они. Патриотически настроенные комментаторы, в свою очередь, рассчитывали на блицкриг, которого не случилось (и ещё долго пролонгировали его в головах: блиц — это не две недели, а два месяца, или даже два года).
По мере удлинения срока испытаний в экономике происходит накопление дисбалансов, диспропорций. В 2023-м — яичный кризис. В 2024-м — ускорение инфляции, высокие ставки. Сейчас — проблемы с топливом. Когда эти эффекты агрегируются, мультиплицируются, мы получаем уже острый системный кризис.
Мы постепенно возвращаемся к 1990—1991 годам, когда каждый пытался как мог самостоятельно решить проблему дефицита. Новое — это хорошо забытое старое.
Чтобы этого не произошло, задача номер один — обеспечить прекращение атак на НПЗ, чтобы появилось время для их починки. И задача номер два — снизить потребление, не создавать ажиотаж. Чтобы не было ситуации, когда на бензоколонке написано «у нас нет топлива, заказывайте предварительно». Для этого нужно решить фундаментальную проблему. Правительство принимает точечные меры, но без прекращения налетов ничего исправить не получится.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции
