— Дрянь! — первое слово вырвалось из горла само, прежде чем я успела подумать.
Ключи упали на пол прихожей с глухим металлическим звоном. Я стояла в дверях собственной квартиры и не верила глазам. На диване, где еще несколько дней назад утром мы с Вадимом пили кофе, развалилась какая-то крашеная блондинка в моем — в моем! — халате. Розовом, махровом, который мне мама на прошлый Новый год подарила.
— Вера, ты чего рано приехала? — Вадим вылез из кухни с банкой пива в руке, небритый, в трусах. Даже не смутился. Просто так спросил — обыденно, будто я не вовремя из магазина вернулась.
— Я?! Я рано?!
Блондинка повернула голову, оглядела меня ленивым взглядом — с ног до головы — и снова уткнулась в телефон. Даже не попыталась встать, не извинилась. Сидит себе, ногу на ногу закинула, мой халат на голое тело надела.
В квартире стоял запах — сигарет, пролитого алкоголя, чьих-то духов, сладких до тошноты. На столе — пустые бутылки, пепельница, переполненная окурками, разбросанные тарелки с недоеденной едой. Пиццу заказывали, значит. Или китайскую лапшу — коробки валяются.
— Значит меня из дома выгоняешь, а сам тут развлекаться будешь? Устроили цирк, клоуны! — я швырнула сумку на пол, шагнула вперед.
— Веруха, не психуй, — Вадим сделал примирительный жест рукой, пиво при этом не выпустил. — Мы тут просто посидели немножко. Ребята заходили, ну, отметили сдачу проекта...
— Ребята? — я обвела взглядом комнату. — И где твои ребята? Или вот эта — я ткнула пальцем в сторону дивана, — тоже из твоих ребят?
Блондинка наконец оторвалась от телефона.
— Слышь, подруга, не ори тут. Голова трещит с утра.
Подруга. Голова трещит.
Я на секунду потеряла дар речи.
— Вадим... — я заставила себя дышать ровно. — Кто это?
— Это Кристина. Ну, Владика жена. Он тоже вчера приходил, они поругались там у них дома, вот она и осталась переночевать...
— В моем халате.
— Веруха, ну какая разница? Ей же надо было во что-то переодеться.
Во что-то. Переодеться. В мой халат.
Я представила, как они сидели тут всю ночь — Вадим, его дружки с работы, эта Кристина, еще кто-то, наверное. Смеялись, пили, курили в комнате, хотя я просила тысячу раз на балкон выходить. Включали музыку, горланили песни. А я в это время в гостинице в Новосибирске отчеты корпела до полуночи, потому что заказчик в последний момент изменения внес.
Я три дня — три! — как проклятая работала на этом тренинге. Недоспала, голова раскалывалась от их бесконечных вопросов, еле на ногах держалась. Вырвалась на день раньше, думала — приеду домой, отосплюсь, горячую ванну приму, нормальной еды поем, не эти гостиничные завтраки...
А тут — бордель.
— Убирайся отсюда, — я посмотрела на Кристину.
— Че? — она даже бровью не повела.
— Я сказала — убирайся из моего дома. Немедленно.
— Вадик, — она повернулась к моему мужу, — ты чё, не угомонишь свою?
Свою.
Вадим поставил пиво на стол, почесал затылок.
— Вер, ну ты чего разошлась? Кристя сейчас оденется и уйдет. Правда, Крис?
Кристя. Крис.
— Вадим, — я шагнула ближе, чувствуя, как внутри поднимается что-то горячее, злое, готовое выплеснуться наружу. — Ты меня сейчас правда просишь успокоиться? Серьезно?
— Ну а чё ты хотела? Мне, что, теперь друзей домой не приглашать, пока ты в командировках? Я что, арестант тут?
Арестант. Друзей приглашать.
Я огляделась еще раз. Заметила на ковре пятно — красное, похоже, вино пролили. Мой любимый ковер, бежевый, светлый, который я полгода выбирала. На журнальном столике — след от горячей посуды, прямо на лакированной поверхности, темный круг. Окурок затоптанный у ножки дивана.
— А в спальне кто? — вдруг спросила я.
Вадим замер.
— В смысле?
— Там тоже кто-то ночевал?
— Вер...
Я рванула к спальне. Вадим попытался меня остановить, схватил за плечо, но я вырвалась. Распахнула дверь.
Постель не заправлена. Простыни скомканы, одеяло сползло на пол. На прикроватной тумбочке — с моей стороны кровати — стоит чужой бокал с остатками чего-то мутного на дне. А на подушке... на моей подушке...
Я подняла с подушки длинный рыжий волос. Не блонд, как у Кристины. Рыжий.
— Значит, их было две, — я обернулась к Вадиму, который завис в дверном проеме. — Как мило. Целый гарем устроил.
— Вер, это не то, что ты думаешь...
— А что это? — я шагнула к нему, сжимая волос в кулаке. — Что это, Вадим? Просветите меня, пожалуйста. Потому что мне со стороны кажется, что мой муж, пока я работала, устроил тут бардак, напился вдребезги, привел девок и даже не удосужился простыни сменить!
— Это была Ритка! Владикова подруга! Ей тоже негде было ночевать!
Ритка. Владикова подруга.
— То есть ты даже не спал с ней, да? — выдавила я сквозь зубы. — Ты просто из благородства предоставил ей нашу постель. Какой ты добрый самаритянин.
— При чем тут это вообще?! Веруха, ну ты совсем того? Мы просто посидели компанией!
— В моей постели!
— Ну им же не на полу спать! Кристя на диване была, Ритка в спальне, Владик на кухне вырубился, я на балконе уснул...
На балконе. Он на балконе уснул, значит.
Я прошла мимо него обратно в гостиную. Кристина все еще сидела на диване, уже закуривала сигарету. Прямо в комнате. Дым пошел в потолок.
— Ты с ума сошла? — я подошла вплотную. — Туши немедленно!
— Расслабься, мамаша, — протянула она, но сигарету все-таки потушила в пепельницу на столе. — Завелась тут.
Мамаша.
Мне сорок три. Я выгляжу на свой возраст — не лучше, не хуже. Работаю как проклятая, чтобы эту квартиру выплачивать, потому что Вадимовой зарплаты программиста хватает от силы на коммуналку и его пиво. Я кручусь как белка в колесе — тренинги, консультации, вебинары, командировки. Прихожу домой вымотанная, а он на диване с телефоном лежит: "Веруха, а чего поесть?"
И вот теперь это.
— Сколько им лет? — спросила я, не оборачиваясь к Вадиму.
— Кому?
— Твоим гостьям. Кристине. И Ритке этой.
Пауза.
— Ну... двадцать пять, наверное. Может, двадцать шесть.
Двадцать пять.
Я закрыла глаза. Мне вдруг стало смешно — так нелепо, дико смешно, что хотелось выть.
— Вадим, — я повернулась к нему, и он, видимо, что-то прочитал в моем лице, потому что попятился. — У меня к тебе вопрос.
— Ну?
— Ты вообще понимаешь, что произошло?
— Вер, ну пришли друзья, посидели...
— Ты, — я говорила медленно, отчеканивая каждое слово, — привел в наш дом девок, которые годятся тебе в дочери. Напился. Устроил пьянку. Разгромил квартиру. Одну положил в нашу постель. Вторую — в мой халат нарядил. И теперь просишь меня успокоиться.
— Ну ты же преувеличиваешь!
— Я преувеличиваю?!
Кристина на диване хмыкнула.
Я резко обернулась к ней.
— Тебе смешно?
— Ну вообще-то да, — она пожала плечами. — Вы тут семейные сцены устраиваете, а я вообще ни при делах. Я просто переночевала.
— Переночевала, — повторила я. — В чужой квартире. В чужом халате. На чужом диване.
— Ну а что мне было делать? Владик — козел, выгнал меня ночью...
— И ты пришла к моему мужу.
— Ну он же предложил!
Предложил.
Я посмотрела на Вадима.
— Ты предложил.
— Вер, ну не на улице же ей спать!
— Гостиницы, хостелы, подруги — ничего не слышала? Обязательно было к чужому мужу идти?
— Это же Владика жена! — Вадим развел руками. — Он мой друг! Я не мог ее на улицу выставить!
— Но меня можешь, да?
— При чем тут ты?!
Я подошла к двери, подняла свою сумку с пола. Тяжелая, в ней ноутбук, папки с документами, косметичка. Все, что я брала на три дня.
— Я ухожу, — сказала я.
— Куда? — Вадим вытаращился на меня.
— Не твое дело. Когда вернусь — тоже не твое дело. Может, через час. Может, через неделю.
— Вера, ты чего?!
— А я тебе что объяснять-то должна? — я натянула куртку, которую даже не успела снять, когда зашла. — Ты же не объясняешь мне, почему в моем доме гулящие девки ночуют.
— Да не гуляки они!
— Вадим, — я открыла дверь, обернулась напоследок. — Если через два часа эта, — я кивнула на Кристину, — будет здесь, я вызову полицию. Пусть она у Владика своего живет, раз такая бездомная. А ты... — я замолчала, подбирая слова.
— Что я?
— Ты подумай хорошенько, в какой гадости ты сидишь. И если в этой гадости тебе нравится — оставайся. Но без меня.
Хлопнула дверью.
На лестничной площадке присела на ступеньки — ноги подкашивались. Руки тряслись. В висках стучало.
Внизу хлопнула дверь подъезда — кто-то вышел. Послышались голоса — женские, громкие, обсуждали чьих-то соседей. Потом смолкли.
Я достала телефон. Восемь утра. Я вообще приехала с ночного поезда, такси взяла прямо с вокзала. Думала — сейчас домой, в душ, в постель...
Набрала номер Таньки, своей подруги. Гудки. Раз, два, три...
— Вера? — сонный голос. — Ты чего так рано?
— Танюх, — у меня вдруг перехватило горло. — Можно к тебе приехать?
— Чего случилось?
— Потом расскажу. Можно?
— Конечно, езжай. Ключ под ковриком, я еще сплю, но ты заходи...
— Спасибо.
Я поднялась, спустилась по лестнице. Вышла на улицу.
Апрель, холодный ветер, серое небо. Людей мало — рано еще. Я пошла к остановке автобуса, сжимая лямку сумки.
А в голове крутилось одно: "Он даже не извинился".
У Таньки я провела три дня. Спала, плакала, пила чай с коньяком, снова плакала. Танька молчала, гладила по спине, подсовывала платки.
На четвертый день я проснулась и поняла: хватит.
Села, взяла телефон. Написала Вадиму: "Вечером приеду. Будь дома. Один."
Он ответил через минуту: "Вер, ну наконец-то! Я тут все убрал, извини, я дурак..."
Я не стала дочитывать.
Приехала в шесть вечера. Вадим открыл дверь сразу — видимо, караулил. Квартира действительно была убрана. Пахло освежителем воздуха. На столе стояли цветы — розы в целлофане, дешевые, из ларька.
— Вер... — он начал, но я подняла руку.
— Молчи. Слушай внимательно.
Прошла в комнату, села на диван. Тот самый, где, развалившись, сидела Кристина. Вадим остался стоять посреди гостиной, переминался с ноги на ногу.
— Ты переезжаешь к маме, — сказала я спокойно. — Завтра. Вещи собираешь сегодня.
— Вер, ты чего...
— Я подаю на развод. Квартира остается мне — она оформлена на меня, я выплачивала ипотеку. Ты можешь забрать свои вещи и все, что докажешь, что купил на свои деньги.
— Вера, да ты что?! Из-за одного раза?!
— Одного? — я посмотрела на него. — Вадим, ты правда думаешь, что это первый раз?
Он замолчал.
— Я же не дура, — продолжила я тихо. — Я же вижу, что у тебя переписки постоянно. Что ты последние полгода телефон от меня прячешь. Что ты три раза в неделю "задерживаешься на работе". Я просто молчала, потому что... — голос предательски дрогнул. — Потому что не хотела верить.
— Вер, клянусь, ничего не было...
— Мне все равно, — отрезала я. — Было, не было — уже не важно. Важно, что я больше не хочу жить с человеком, который пользуется тем, что меня нет дома. Который приводит девок и укладывает их в нашу постель. Который даже не извинился нормально.
— Так я же извиняюсь! — он шагнул ко мне. — Вер, ну прости! Я больше не буду!
— Поздно.
— Как поздно?! Мы же пятнадцать лет вместе!
Пятнадцать лет. Я вспомнила, как мы познакомились — на работе, в соседних отделах. Как он три месяца добивался меня, носил кофе по утрам, оставлял записки на столе. Как мы женились — скромно, в загсе, без гостей почти, потому что денег не было. Как я беременела дважды и дважды теряла — он тогда не пришел в больницу, сказал, что работа срочная. Как я одна выплачивала ипотеку, пока он "искал себя" и менял работу за работой. Как постепенно наша любовь превратилась в привычку, привычка — в терпение, а терпение — в пустоту.
— Пятнадцать лет я тянула на себе все, — сказала я. — Работу, деньги, дом, твое настроение. А ты что делал? Играл в приставку, пил пиво с друзьями, флиртовал с молоденькими дурами на работе.
— Это неправда!
— Правда, Вадим. И ты это знаешь. Просто не хочешь признавать.
Он сел на пол, прямо посреди комнаты. Обхватил голову руками.
— Вер, ну не надо... Я исправлюсь, правда...
— Не надо, — я встала. — Не унижайся. Собирай вещи. Завтра к обеду чтобы тут тебя не было.
Я ушла в спальню, заперлась. Слышала, как он ходит по квартире, что-то бормочет, потом звонит кому-то. Наверное, матери.
Утром, когда я вышла, он уже собирал вещи в рюкзак. Лицо опухшее, красное. Не выспался, видимо. Или плакал.
— Я позвоню адвокату сегодня, — сказала я, наливая себе кофе. — Документы на развод подготовят за неделю. Раздел имущества через суд.
— Вер...
— Все, Вадим. Хватит разговоров.
Он застегнул рюкзак, взял еще две сумки.
— Мама сказала, что ты...
— Твоя мама пусть держит свое мнение при себе, — перебила я. — Ее сын привел гулящих девок в чужую квартиру. Пусть порадуется, что я не вызвала полицию.
Он вышел, хлопнув дверью.
Я допила кофе. Посмотрела на квартиру — чистую, пустую, мою. И вдруг почувствовала облегчение. Такое сильное, что даже страшно стало.
Адвокат оказалась женщиной лет пятидесяти — строгая, седая, с внимательными глазами.
— Основания для развода? — спросила она, листая мои документы.
— Измена.
— Доказательства есть?
Я вспомнила Кристину в моем халате. Рыжий волос на подушке. Пятна на ковре.
— Свидетели есть, — сказала я. — Соседка видела, как он с девушками заходил. И фото я сделала — квартиру после их вечеринки.
Адвокат кивнула.
— Хорошо. Квартира на вас оформлена?
— Да. Ипотеку я одна выплачивала — переводы с моего счета, все документально.
— Тогда проблем не будет. Он может попытаться отсудить половину, но с такими основаниями для развода и доказательствами вашего финансового вклада... — она усмехнулась. — Суд будет на вашей стороне.
Суд действительно был на моей стороне.
Вадим пришел с адвокатом — молоденьким парнем, который явно взялся за это дело по блату или по дешевке. Бубнил что-то про совместно нажитое имущество, про право супруга на жилплощадь.
Я сидела молча, пока мой адвокат раскладывала по полочкам: выписки с моих счетов, договор ипотеки, справки с работы, показания соседки, фотографии квартиры после "посиделок". У Вадима было нечем крыть.
— Ответчик имеет возможность снимать жилье или проживать с родственниками? — спросила судья.
— Проживает с матерью, — ответил его адвокат тихо.
— Истица имеет основания требовать сохранения за ней единоличного права на квартиру?
— Имеет, ваша честь.
Судья посмотрела на Вадима поверх очков.
— Ответчик, вы осознаете, что своими действиями создали основания для развода и утраты права на совместно нажитое имущество?
Вадим молчал. Потом кивнул.
— Брак расторгается. Квартира остается за истицей. Совместно нажитого имущества, подлежащего разделу, не установлено. Решение может быть обжаловано в течение месяца.
Молоток стукнул по столу.
Все. Пятнадцать лет — перечеркнуты одним ударом.
Выходя из зала суда, я увидела в коридоре Вадимову мать — Галину Петровну. Она сидела на скамейке, сгорбленная, с красными глазами.
Увидела меня, вскочила.
— Вера!
Я остановилась.
— Ну как же так? — она подошла, схватила меня за руку. — Вы же столько лет прожили! Ребенок мой теперь у меня на шее сидит, работу бросил, по ночам не спит...
— Галина Петровна, — я аккуратно высвободила руку. — Ваш ребенок привел девок в чужую квартиру и устроил там притон. Радуйтесь, что я не стала писать заявление в полицию.
— Так он же не специально! Заболтали его друзья эти...
— Вашему ребенку сорок пять лет, — сказала я жестко. — Он взрослый мужик. И пора бы ему самому отвечать за свои поступки, а не прятаться за мамину юбку.
— Но Верочка...
— Не Верочка я вам. — Я повернулась и пошла к выходу.
Слышала за спиной, как она причитает, но не обернулась.
Прошло четыре месяца
Я переклеила обои в спальне — светлые, бежевые, спокойные. Выкинула старый диван, купила новый — угловой, удобный, только для себя. Сменила замки. Завела кота — рыжего, наглого, который спал на моей подушке и мурлыкал по утрам.
Работы было много — даже больше, чем раньше. Но теперь я не приходила домой в пустую квартиру, где надо готовить ужин для вечно недовольного мужа. Я приходила к коту, к чистоте, к тишине. К своей жизни.
Танька познакомила меня со своим коллегой — Михаилом, разведенным, с двумя детьми. Мы встретились в кафе, поговорили. Он был старше меня на пять лет, спокойный, без понтов. Работал архитектором. Смотрел внимательно, не перебивал, когда я рассказывала про свою работу.
— У вас глаза усталые, — сказал он под конец вечера. — Но живые.
Живые. Да, наверное.
Мы стали видеться. Не часто — раз в неделю, иногда реже. Он не торопил, не требовал. Просто был рядом, когда мне хотелось поговорить. Или промолчать.
А Вадим... Вадим звонил. Сначала каждый день, потом раз в неделю, потом реже.
— Вер, ну как ты там? — голос пьяный, жалкий.
Я сбрасывала вызов.
Один раз встретила его случайно — возле метро. Он выглядел плохо: осунулся, оброс, куртка грязная.
— Привет, — сказал он неуверенно.
— Привет.
— Как дела?
— Нормально.
Мы стояли, молчали. Люди обтекали нас с двух сторон — торопились по своим делам.
— Мама на меня орет постоянно, — выдавил он наконец. — Говорит, дурак я. Что жену хорошую потерял.
Я промолчала.
— Она права, — добавил он тихо. — Я и правда дурак.
— Вадим, — я посмотрела ему в глаза. — Это уже не важно. Что было — то было. У каждого теперь своя жизнь.
— У тебя кто-то есть? — спросил он резко.
— Это не твое дело.
— Есть, значит, — он усмехнулся кривой усмешкой. — Быстро ты...
— Я тебе не должна объяснений, — оборвала я. — Мы чужие люди. Просто бывшие супруги на бумажке.
— Вер, может, еще не поздно?.. Может, попробуем еще раз?..
— Поздно, — я повернулась, чтобы уйти.
— Вера! — он схватил меня за рукав. — Ну прости! Я все понял! Я изменился!
Я посмотрела на его руку на моем рукаве. Потом на его лицо — жалкое, умоляющее.
— Ты изменился? — переспросила я тихо. — Или просто понял, что удобно было жить на мои деньги в моей квартире, пока я ишачила, как лошадь?
— Нет! Я правда...
— Отпусти, — сказала я холодно.
Он разжал пальцы.
Я ушла, не оборачиваясь. И знаете что? Не было жалости. Совсем. Только легкость — как будто сбросила мешок с камнями, который тащила на себе все эти годы.
Вечером позвонила Галина Петровна. Я долго смотрела на высветившийся номер, потом все-таки взяла трубку.
— Вера, — в голосе слышались слезы. — Вы сегодня с Вадимом виделись?
— Да. Случайно.
— Он пришел домой пьяный. Плачет. Говорит, что все потерял.
— Галина Петровна...
— Я его ругала, ругала! — перебила она. — Говорила ему: зачем? Зачем ты жену хорошую на этих девок променял?! Ты думаешь, тебе в сорок пять лет еще кто-то нужен будет? Ты думаешь, найдется дура, которая будет тебя терпеть?!
Я молчала.
— Он сидит теперь, пьет, на работу не ходит. Уволился. Говорит, не может сосредоточиться. Вера, ну может, ты еще... ну простишь его?
— Нет, — сказала я твердо. — Не прощу. И не вернусь. Пусть учится жить сам. Без меня.
— Но он же без тебя пропадет!
— Это его проблемы, — ответила я и положила трубку.
Галина Петровна больше не звонила.
Сейчас прошел год. Я сижу на своем новом диване, пью кофе. За окном осень — золотая, яркая. Кот лежит рядом, растянулся во всю длину, лапы раскинул.
Вчера Михаил подарил мне книгу — стихи Ахматовой. "Ты мне нравишься, — сказал он просто. — Ты сильная. И красивая. И я хотел бы быть рядом. Не всегда. Когда ты захочешь."
Когда я захочу.
Никто так со мной не разговаривал. Никто не спрашивал, чего я хочу.
Я положила книгу на стол, рядом с кофейной чашкой. Посмотрела на квартиру — светлую, уютную, мою. На кота, который сопит во сне. На цветы в горшке на подоконнике — фиалки, которые я сама вырастила.
Это моя жизнь. Моя, а не чья-то еще.
И знаете что? Мне хорошо.
А где-то Вадим сидит у мамы на кухне, пьет дешевое пиво и кусает локти. Ругается с матерью, которая каждый день тыкает ему в лицо: "Идиот! Такую женщину потерял!"
И пусть.
Пусть кусает. Пусть жалеет.
Это уже не мои проблемы.
Я свободна.