— Убирайся отсюда! Немедленно! — я даже не узнала свой голос. Хриплый, низкий, будто из подвала поднялся.
Девица в моей прихожей вздрогнула, прижала к груди сумку с логотипом какого-то дорогого бренда. Молодая. Года двадцать три, не больше. Джинсы обтягивают длинные ноги, свитер нежно-розовый, волосы собраны в небрежный пучок — такой, на который у меня уходит полчаса перед зеркалом, а у нее, видимо, получается сам собой.
— Я... простите, я думала...
— Думала?! — я шагнула к ней, и она отступила к двери. — Ты думала, что можешь спокойно жить в моей квартире, пока меня нет?
В этот момент из спальни вышел Максим. Мой муж. Бывший муж? Еще не знаю. Он был в домашних штанах и футболке, босиком, растерянный, как школьник, которого поймали на списывании.
— Лена, подожди, я все объясню...
— Объяснишь? — я медленно сняла туфли, поставила их на полку. Руки дрожали, но я держалась. Дорожная сумка упала к моим ногам с глухим стуком. — Объяснишь, почему я возвращаюсь из командировки на три дня раньше и нахожу в своей квартире... это?
Девица скривилась.
— Меня зовут Марина.
— Мне плевать, как тебя зовут. — Я обернулась к Максиму. — Ключи. Она откуда взяла ключи?
Он молчал, переминался с ноги на ногу. Значит, так. Значит, мои подозрения последних месяцев были не паранойей. Задержки на работе, новый парфюм в машине, телефонные звонки, после которых он выходил на балкон...
— Максим дал мне ключи, — Марина подняла подбородок. — Он сказал, что я могу здесь пожить, пока не найду квартиру. У меня сложная ситуация, понимаете? Мне нужно было...
— Заткнись, — я развернулась к ней так резко, что она снова отпрянула. — Заткнись сейчас же. Не говори со мной. Вообще не говори в моем присутствии.
Максим шагнул вперед, протянул руку, но я отстранилась.
— Лен, это не то, что ты думаешь...
— А что я должна думать? — Я прошла на кухню, включила чайник. Странно, но мне хотелось чаю. Руки тряслись, сердце колотилось где-то в горле, а я думала: надо заварить чай. — Ты поселил свою любовницу в нашей квартире. В квартире, которую мы с тобой купили вместе девять лет назад. Помнишь? Ипотеку гасили вместе. Ремонт делали вместе. А теперь ты привел сюда... её.
— Она не моя любовница!
— Тогда кто?
Тишина. Марина стояла на пороге кухни, боялась войти. Максим сел за стол, опустил голову.
— Лена, у меня были долги. Большие долги. Я влез в историю... в общем, мне нужны были деньги. Срочно. И я...
— И ты что?
Он поднял глаза. В них читалась такая отчаянная тоска, что я почти — почти! — пожалела его.
— Я сдал квартиру через агентство. Пока ты в командировках. Марина платит тридцать тысяч в месяц. Наличными. Без договора.
Вода в чайнике закипела. Я стояла и смотрела, как пар поднимается к потолку. Тридцать тысяч. Наличными. Без договора.
— То есть ты сдал нашу квартиру без моего ведома.
— Лен...
— Не смей называть меня так! — Я развернулась. — Не смей! Ты понимаешь, что ты сделал? Ты пустил чужого человека в наш дом! В дом, где хранятся наши вещи, наши документы, наши...
— Я верну всё! Честное слово, я верну! Долги почти погашены, еще месяц — и я всё закрою!
Марина кашлянула.
— Извините, но я заплатила за два месяца вперед. У нас была договоренность.
Я медленно повернула голову в её сторону. Эта девчонка, эта самоуверенная наглая девчонка с идеальной кожей и длинными ресницами стояла в моей кухне и говорила мне о договоренностях.
— Какая ещё договоренность?
— Максим сказал, что квартира свободна до конца марта. Я заплатила вперед, у меня есть расписка.
— Расписка, — я усмехнулась. — Давай сюда расписку.
Марина полезла в сумку, достала мятый листок, исписанный почерком Максима. Я пробежала глазами — да, здесь всё: сроки, суммы, даже указано, что коммунальные услуги включены в стоимость.
— Максим Олегович, — я посмотрела на мужа, — ты осознаёшь, что эта расписка ничего не стоит? Квартира оформлена на двоих. Я не давала согласия на сдачу. Вы оба нарушаете закон.
— Послушайте, — Марина сделала шаг вперед, — я не виновата в ваших семейных проблемах. Мне нужно было жильё, мне предложили — я согласилась. Я заплатила деньги. Честно заплатила.
— Честно?
Мы стояли напротив друг друга — она молодая, свежая, уверенная, я — уставшая после перелета, в мятой блузке, с осыпающейся тушью. Но я была хозяйкой. Здесь. В этой квартире.
— Собирай вещи, — сказала я тихо. — У тебя полчаса.
— Но я...
— Полчаса, или я вызываю полицию.
Максим вскочил.
— Лена, остановись! Ты не понимаешь! Если я не отдам деньги...
— Тогда не надо было брать в долг! — я закричала. Сорвалась. Наконец-то. — Не надо было врать мне три месяца! Не надо было пускать чужих людей в наш дом!
— Наш дом? — он тоже повысил голос. — Ты хоть раз за последний год была дома больше недели? Ты живёшь в командировках! Ты приезжаешь, бросаешь вещи в стирку и снова уезжаешь! Какой это наш дом?
Удар. Точный, болезненный. Я действительно много работала. Менеджер по продажам фармацевтической компании — это постоянные разъезды по регионам, конференции, встречи с клиентами. Я мечтала о повышении. О должности регионального директора. О зарплате, которая позволит нам наконец вздохнуть свободно.
— Я работала на нас двоих, — проговорила я. — На наше будущее.
— На какое будущее, Лена? У нас нет будущего. У нас есть только эта квартира и молчание.
Марина снова кашлянула, нервно теребила ремешок сумки.
— Может, мне всё-таки уйти? Я заберу вещи и...
— Да, уходи, — бросила я, не глядя на неё.
Она юркнула в комнату — мою комнату! — и через несколько минут вышла с большой спортивной сумкой. На лице было написано облегчение.
— Ключи оставь на столе.
Марина положила связку ключей — моих ключей! — на тумбочку в прихожей. Открыла дверь. Обернулась.
— Мне жаль, — сказала она негромко. — Правда жаль. Я не хотела...
— Убирайся.
Дверь закрылась. Мы остались вдвоем. Максим сидел за столом, уткнувшись лицом в ладони. Я стояла посреди кухни и не знала, что делать дальше. Развод? Скандал? Прощение?
Зазвонил телефон. Максима. Он вздрогнул, достал из кармана, глянул на экран и побледнел.
— Кто?
— Те самые люди, — прохрипел он. — Те, кому я должен.
— И сколько ты им должен?
— Двести пятьдесят тысяч. Ещё двести пятьдесят.
Я села напротив. Посмотрела на его трясущиеся руки, на испуганные глаза. И вдруг поняла: он не просто врал мне. Он загнал себя в угол. Настоящий, страшный угол, из которого нет выхода.
— Расскажи всё, — сказала я. — С самого начала. Только честно. Последний раз прошу — честно.
Максим провел рукой по лицу. Выглядел он ужасно — небритый, с темными кругами под глазами, осунувшийся. Будто постарел лет на десять за эти месяцы.
— Помнишь Славика Куренкова? Мой бывший одноклассник.
— Тот, который открыл автосервис?
— Ага. Он предложил вложиться в расширение бизнеса. Обещал золотые горы — двадцать процентов в месяц. Я подумал... — он запнулся, — подумал, что мы наконец-то сможем закрыть ипотеку досрочно. Может, даже на море съездим нормально, не в эту твою Турцию по дешевке.
— Сколько ты ему дал?
— Триста тысяч. Наши накопления на первоначальный взнос за дачу.
Меня затошнило. Те деньги я собирала два года. Отказывала себе во всем — в новой одежде, в салонах красоты, в ресторанах. Я мечтала о маленьком домике за городом, где можно было бы сажать цветы, где по утрам пели бы птицы...
— Продолжай.
— Через месяц Славик пропал. Телефон не отвечает, автосервис закрыт, на двери висит замок. Я стал искать его, нашел через общих знакомых. Оказалось, он потратил все деньги — не только мои, еще человек пятнадцать вложились.
— И что дальше?
— Дальше ко мне пришли те самые люди. Трое. Спокойные такие, вежливые. Сказали: Славик умер. А долги его теперь висят на поручителях. Я, оказывается, подписал какую-то бумагу, когда давал деньги. Пьяный был, не помню. Но бумага есть, с моей подписью. И теперь я должен пятьсот тысяч — свои триста плюс проценты.
Я молчала. В голове складывалась картина: мой муж, всегда такой осторожный, вдруг повелся на легкие деньги. Подписал непонятные бумаги. Влез по уши. И теперь расплачивается.
— Почему ты мне не сказал?
— Как я мог? Ты бы меня возненавидела. Ты же копила эти деньги, ты так мечтала о даче...
— Вместо этого ты решил сдавать квартиру втихаря?
— У меня не было выбора! Они сказали: либо деньги, либо... в общем, они намекнули на больницу. Или на что похуже.
Максим уронил голову на стол. Плечи его затряслись. Он плакал. Мой муж, который за десять лет совместной жизни не пролил ни слезинки, даже когда хоронили его мать, сейчас рыдал, уткнувшись в столешницу.
А я сидела и думала. Что теперь? Бросить его? Уйти и никогда не оглядываться? Или...
— Сколько ты уже отдал?
Он поднял заплаканное лицо.
— Двести пятьдесят. За три месяца. Марина платила по тридцать, я сам где-то подрабатывал — грузчиком по выходным, таксовал по ночам...
— То есть осталось еще двести пятьдесят.
— Да.
Я встала, прошлась по кухне. Подошла к окну. Внизу, во дворе, Марина стояла с телефоном у уха, размахивала свободной рукой, кому-то что-то горячо доказывала. Молодая, красивая, беззаботная. Ей-то что? Она нашла дешевое жилье, пожила, теперь найдет другое.
А у нас с Максимом — двести пятьдесят тысяч долга и дыра в отношениях размером с Байкал.
— У меня есть идея, — сказала я, не оборачиваясь. — Но ты будешь делать все, что я скажу. Без вопросов, без споров. Договорились?
— Лена, я готов на все...
— Тогда слушай.
На следующее утро я встретилась с Мариной в кафе на Пушкинской. Она пришла настороженная, села напротив, заказала капучино.
— Зачем вы меня позвали?
— Поговорить, — я помешала свой американо. — Ты сказала, что у тебя сложная ситуация. Расскажи.
Она удивленно подняла брови.
— Зачем вам это?
— Просто расскажи.
Марина пожала плечами, отхлебнула кофе.
— Приехала из Воронежа полгода назад. Думала, в Москве заработаю, сниму нормальное жилье, устроюсь. Но цены тут космические, а зарплаты... В общем, жила в хостеле, потом у знакомых на диване, потом увидела объявление Максима — дешево, в приличном районе. Я обрадовалась. Думала, хоть на пару месяцев обоснуюсь.
— И не смутило, что так дешево?
— Смутило. Но выбора не было. — Она посмотрела мне в глаза. — Слушайте, я правда не знала, что там такая история. Максим сказал, что квартира его, что жена в длительной командировке, что все чисто. Я поверила.
— Еще бы не поверить, — я усмехнулась. — Он умеет вешать лапшу на уши.
Марина промолчала, разглядывала пенку на кофе.
— У тебя есть работа?
— Да. Продавцом в магазине косметики. Двадцать пять тысяч в месяц. Смешно, правда?
— Не смешно. Тяжело.
Она кивнула. И я увидела в её глазах то, что раньше не замечала — усталость. Она не была наглой самоуверенной девчонкой. Она просто выживала. Как могла.
— Предложу тебе сделку, — я придвинула к ней листок бумаги с телефоном. — Завтра приходи по этому адресу, в два часа дня. Скажи, что от меня. Там живет моя подруга Оксана, у нее свое туристическое агентство. Ей нужен помощник — оформлять документы, общаться с клиентами. Она обещала сорок пять тысяч на испытательном сроке, потом больше.
Марина взяла листок, недоверчиво посмотрела на меня.
— Почему вы это делаете?
— Потому что я не монстр. И потому что мне нужна твоя помощь.
— Какая помощь?
Я наклонилась ближе, понизила голос.
— Максим говорил тебе, кому он должен деньги?
— Нет. Только что-то про долги. Я не лезла.
— Он должен очень неприятным людям. И если не вернет, будет плохо. Очень плохо.
Марина побледнела.
— И что я могу сделать?
— Вспомни: за три месяца, что ты жила в квартире, к Максиму кто-нибудь приходил? Звонил?
Она задумалась, прикусила нижнюю губу.
— Один раз. Недели три назад. Я вернулась с работы, в подъезде стояли двое мужчин. Спрашивали, где Максим. Я сказала, что не знаю. Они попросили передать, что Борис ждет звонка. Записала даже телефон...
— У тебя сохранился этот номер?
Она полезла в телефон, нашла, показала мне экран. Я сфотографировала.
— Спасибо. Теперь вторая часть сделки: ты подробно расскажешь мне, как Максим сдал квартиру. Через какое агентство. Был ли риелтор, была ли еще какая-то документация.
— Был риелтор. Женщина, лет сорока. Зовут Людмила. Она привела меня на просмотр, оформила расписку, получила комиссионные — десять процентов от суммы аренды.
— Как ты её нашла?
— По объявлению в интернете. На Авито. Там была куча предложений от одного агентства — «Жилфонд», кажется.
Я записала название. План складывался.
«Жилфонд» располагался в полуподвальном помещении на Семеновской. Обшарпанная дверь, выцветшая вывеска, в крошечном офисе — три стола, компьютеры, на стенах — объявления о сдаче жилья.
За одним из столов сидела та самая Людмила. Крашеная блондинка с резкими чертами лица, в дешевом деловом костюме. Накрашена была так, будто собиралась на вечеринку, а не на работу.
— Добрый день, — я закрыла за собой дверь. — Меня зовут Елена. Хочу поговорить об одной квартире, которую вы сдавали.
Людмила оторвалась от монитора, окинула меня оценивающим взглядом.
— Слушаю.
— Квартира на Первомайской, третий этаж, двушка. Сдавали девушке по имени Марина. Три месяца назад.
Лицо риелторши стало настороженным.
— А вы кто? Родственница?
— Владелица квартиры.
— О, — она откинулась на спинку стула. — Ну тогда все претензии к вашему мужу. Он оформлял договор, он и получал деньги. Я только посредник.
— Посредник, который получил тридцать тысяч комиссионных?
— Десять процентов — стандартная ставка.
Я достала из сумки диктофон, положила на стол.
— Значит, так. Квартира оформлена на двоих — на меня и на мужа. Он не имел права сдавать ее без моего согласия. Вы, как профессионал, должны были проверить документы, запросить согласие второго собственника. Не сделали. Это нарушение. Я могу подать на вас в суд.
Людмила побледнела, выпрямилась.
— Послушайте...
— Нет, вы послушайте. Мне не нужны ваши оправдания. Мне нужна информация. Какие еще квартиры сдавал Максим через ваше агентство?
— Никакие!
— Не ври.
Она замолчала, забарабанила ногтями по столу. Взгляд забегал.
— Ладно. Была еще одна квартира. Однушка на Щелковской. Тоже на пару месяцев.
— Чья квартира?
— Не знаю. Он сказал, что друга. Друг уехал в Питер, попросил сдать, чтобы не пустовала.
— И вы поверили?
— А что мне было делать? У меня план горит, мне нужны сделки!
Я встала, взяла диктофон.
— Значит, так. Завтра ты придешь со мной в полицию и расскажешь все, что знаешь о махинациях Максима. Все квартиры, все суммы, все имена. Если сделаешь это добровольно — претензий к тебе не будет. Если откажешься — я подам заявление, и разбираться будут уже следователи. Как тебе такой вариант?
Людмила смотрела на меня во все глаза. Потом кивнула.
— Хорошо. Приду.
Вечером я сидела на кухне и раскладывала пасьянс из информации. Борис — кредитор. Людмила — подельница Максима, помогала сдавать чужие квартиры. Еще одна квартира на Щелковской — значит, Максим влез глубже, чем признался.
Зазвонил телефон. Незнакомый номер.
— Алло?
— Елена? — мужской голос, низкий, неприятный. — Меня зовут Борис. Мы должны встретиться.
Я сжала трубку.
— По какому вопросу?
— По вопросу долга вашего мужа. Триста тысяч. Срок истекает послезавтра.
— Послезавтра? Максим говорил, что дали ему месяц.
— Максим много чего говорит. Но бумага у меня другая. Послезавтра, в шесть вечера, на парковке у торгового центра «Калина». Не приедете — будем искать другие способы возврата долга.
Он отключился. Я сидела, уставившись в экран телефона. Триста тысяч? Но Максим сказал, что осталось двести пятьдесят! Опять врал?
Я набрала его номер. Он ответил сразу.
— Лен, ты где? Я волнуюсь, ты не ночевала дома...
— Максим, сколько ты реально должен Борису?
Пауза.
— Я же говорил...
— Сколько?!
— Триста, — выдохнул он. — Триста тысяч. Я... я соврал про двести пятьдесят. Думал, успею как-то заработать разницу...
Я закрыла глаза. Господи, за кого я вышла замуж? За патологического лжеца, за слабака, за идиота, который даже в критической ситуации не может сказать правду?
— Где ты сейчас?
— Дома. Лена, приезжай, пожалуйста, нам надо поговорить...
— Оставайся дома. Никуда не выходи. Я разберусь.
На следующий день я сделала три вещи.
Первое: встретилась с Людмилой в отделении полиции на Сиреневом бульваре. Она рассказала следователю все — про схему Максима, про сданные квартиры (их оказалось четыре!), про поддельные расписки. Оказалось, мой муж сдавал не только нашу квартиру, но и квартиры своих друзей, которые уезжали в отпуска или командировки. Обманывал всех. Собирал деньги. И спускал их на выплаты Борису.
Второе: позвонила Борису и назначила встречу. Не на парковке у «Калины», а в кафе на Чистых прудах. Людное место, камеры, свидетели.
Борис оказался невысоким крепким мужчиной лет пятидесяти, с гладко выбритой головой и тяжелым взглядом. Пришел не один — с ним были двое молодых парней в спортивных костюмах.
— Вы Елена?
— Я.
— Где муж?
— Дома. Я представляю его интересы.
Борис усмехнулся, сел напротив.
— Женщины сейчас пошли боевые. Ладно, слушаю.
Я положила на стол папку с документами.
— Здесь копия заявления в полицию. Максим будет привлечен к ответственности за мошенничество — сдавал чужие квартиры без ведома владельцев. Срок — до пяти лет. Здесь же документы о том, что ваша расписка недействительна — в ней указана сумма долга, которая в три раза превышает первоначальную.
Борис перестал улыбаться. Взял папку, полистал, положил обратно.
— И что вы предлагаете?
— Простой вариант. Я возвращаю вам триста тысяч — ту сумму, которую Максим реально взял в долг. Без процентов, без накруток. И мы расходимся. Вы забываете про Максима, я не подаю заявление на вас.
— А если я откажусь?
— Тогда пойдем в суд. Будем разбираться, кто прав, кто виноват. Максим сядет, вы, возможно, тоже. Но денег никто не получит. Так какой смысл?
Борис молчал, смотрел на меня тяжелым взглядом. Его парни переглядывались, ждали команды.
— Откуда у вас триста тысяч?
— Это мои проблемы.
Он еще помедлил, потом кивнул.
— Хорошо. Приносите деньги сегодня, в девять вечера, сюда же. Наличными. И мы квиты.
— Договорились.
Третье: я продала дачу. Ту самую, о которой мечтала два года. Нашла покупателя через знакомых, сбросила цену, получила деньги в тот же день. Четыреста двадцать тысяч — триста Борису, остальное на жизнь.
Вечером я пришла в кафе с пакетом. Борис пересчитал деньги, написал расписку о получении, пожал мне руку.
— Вы молодец, — сказал он с неожиданным уважением. — Жаль, что мужик у вас слабак.
— Я тоже так думаю.
Он ушел. Я осталась сидеть одна, допивать остывший чай. Дача продана. Мечты похоронены. Но муж жив, и я жива. Это уже что-то.
Домой я вернулась поздно. Максим встретил меня в прихожей, весь в ожидании.
— Ну?
— Все. Долг закрыт.
Он обнял меня, прижал к себе, зашептал в волосы слова благодарности, любви, обещания измениться.
А я стояла и чувствовала — ничего. Пустоту. Там, где раньше были чувства, осталась выжженная земля.
— Максим, отпусти меня.
Он отстранился, посмотрел в глаза.
— Что?
— Завтра ты едешь к своей матери. В Тулу. На месяц. Мне нужно время подумать.
— Лена, но...
— Без споров. Ты обещал делать все, что я скажу. Вот я и говорю: уезжай. Дай мне пространство.
Он кивнул, опустил голову.
— Хорошо. Я уеду.
Максим уехал на следующий день. Я осталась одна в квартире — нашей квартире, которая больше не казалась домом. Я ходила по комнатам, смотрела на вещи, вспоминала. Вот здесь мы клеили обои, смеялись, потому что у Максима получалось криво. Вот здесь я плакала, когда узнала, что снова не беременна — третья попытка провалилась. Вот здесь мы встречали Новый год, пили шампанское, загадывали желания...
А теперь? Что теперь?
Зазвонил телефон. Марина.
— Елена, можно к вам заехать? Хочу вернуть деньги за аренду.
— Приезжай.
Через час она стояла на пороге, протягивала конверт.
— Здесь двадцать тысяч. Я пересчитала — это остаток за последний месяц.
Я взяла конверт, положила на полку.
— Как твоя новая работа?
— Хорошо! Оксана — классная, мне нравится. Она сказала, что если я справлюсь, через полгода повысит зарплату. Я правда благодарна вам. Не понимаю, почему вы помогли мне...
— Потому что ты не виновата. Ты просто попала в чужую историю.
Марина замялась, теребила ремешок сумки.
— Можно спросить? Вы с Максимом... вы останетесь вместе?
Я посмотрела на нее. Молодая, красивая, вся жизнь впереди. Ей казалось, что у всех историй должен быть хороший конец. Что любовь побеждает все. Что прощение возможно.
— Не знаю, — ответила я честно. — Пока не знаю.
Она ушла. А я снова осталась одна.
Прошел месяц
Максим звонил каждый день, спрашивал, как я, можно ли ему вернуться. Я отвечала коротко, уклончиво. Мне нужно было время.
За этот месяц многое изменилось.
Я получила повышение — регионального директора, о котором мечтала. Зарплата выросла в два раза. Я нашла хорошего психолога, стала ходить на сеансы, разбираться в себе. Почему я так долго терпела? Почему закрывала глаза на ложь? Почему жертвовала собой ради мужчины, который даже не удосужился спросить моего мнения, прежде чем разрушить нашу жизнь?
И я поняла: я не могу простить. Не потому что злюсь — злость прошла. А потому что не вижу больше смысла. Максим предал мое доверие. Он солгал десятки раз. Он поставил меня перед фактом, заставил расхлебывать последствия его идиотских решений.
А я устала быть спасательницей.
Когда Максим вернулся из Тулы, я встретила его у двери. С чемоданом. Его чемоданом.
— Что это? — он побледнел.
— Твои вещи. Я собрала все. Документы, одежда, личные вещи. Все здесь.
— Лена...
— Я подала на развод. Квартиру продаю — она слишком большая для меня одной. Тебе отдам половину, как положено. Этих денег хватит, чтобы снять жилье и начать заново.
— Но почему? Я же изменился! Я устроился на нормальную работу, я больше не вру...
— Максим, — я взяла его за руку, — ты не изменился. Ты просто напуган. А страх — это не перемена. Это временное состояние. Рано или поздно ты снова начнешь врать. Потому что это твоя природа.
— Нет! Я клянусь...
— Не надо клятв. Надо было думать раньше.
Я протянула ему ручку чемодана. Он стоял, не двигаясь, смотрел на меня так, будто видел в первый раз.
— Ты правда меня не любишь больше?
Я задумалась. Честно задумалась.
— Я люблю того Максима, которого знала десять лет назад. Веселого, честного, мечтателя. А того, кто стоит передо мной сейчас, я просто не знаю.
Он взял чемодан, медленно повернулся к двери. Обернулся на пороге.
— Если я все исправлю... если докажу, что изменился... ты дашь мне шанс?
— Не знаю. Возможно. Но не рассчитывай.
Дверь закрылась. Я осталась одна в пустой квартире. И впервые за долгое время почувствовала облегчение.
Через три месяца я узнала новость.
Позвонила Оксана, моя подруга.
— Лен, ты сидишь?
— Сижу. Что случилось?
— Помнишь Марину, которую я взяла на работу по твоей рекомендации?
— Конечно.
— Так вот. Она встречается с Максимом.
Я замерла с чашкой кофе в руке.
— Что?
— Да! Они вместе уже месяца два. Он ухаживает за ней, дарит цветы, водит по ресторанам. Марина вчера призналась мне — спрашивала, не будет ли мне неудобно.
Я поставила чашку, откинулась на спинку дивана. И засмеялась. Громко, искренне.
— Лен, ты в порядке?
— В полном. Просто смешно. Значит, Максим нашел себе новую спасительницу. Молодую, наивную, которая поверит в его перерождение.
— А тебе не обидно?
— Нет. Совсем. Знаешь, Оксана, пусть она попробует его исправить. Может, у нее получится.
Мы поболтали еще немного, попрощались. А я села у окна и смотрела на город. На огни, на машины, на людей, спешащих по своим делам.
И подумала: а ведь я свободна. Впервые за десять лет — по-настоящему свободна. Нет мужа, который врет. Нет долгов. Нет обязательств. Есть только я, моя работа, моя жизнь.
И это было лучшее, что могло со мной случиться.
Прошел год
Я купила однушку в новостройке на окраине Москвы. Маленькую, уютную, со свежим ремонтом. Устроила там все по своему вкусу — светлые стены, живые цветы на подоконниках, мягкий диван у окна.
Работала много, ездила по регионам, открывала новые точки продаж. Карьера шла в гору — меня уже прочили на должность директора по развитию по всей стране.
Личной жизни не было. И меня это устраивало. Я научилась быть одна. Научилась получать удовольствие от простых вещей — утреннего кофе, хорошей книги, прогулки по парку.
А потом, в один обычный майский день, я встретила Марину.
Случайно. В торговом центре на Белорусской. Она стояла у витрины с детской одеждой, рассматривала крошечные комбинезончики.
— Марина?
Она обернулась, и я увидела — беременная. Живот уже большой, месяцев шесть-семь точно.
— Елена! — она улыбнулась, но улыбка вышла натянутой. — Какая встреча...
— Поздравляю, — я кивнула на живот. — Скоро?
— Через три месяца. Мальчик будет.
Мы молчали. Неловко так, когда не знаешь, что сказать. Она теребила ценник на комбинезоне, я делала вид, что рассматриваю витрину.
— Как Максим? — спросила я наконец.
Марина вздохнула.
— Если честно... не очень. Он опять влез в какую-то аферу. Обещал быстрые деньги, инвестиции... Я узнала случайно, когда нашла у него дома бумаги. Опять кому-то должен. Не таким страшным людям, как в прошлый раз, но все равно... — она запнулась, посмотрела на меня. — Вы же знали. Знали, что он не изменится.
— Знала.
— А я верила. Думала, что любовь, что ребенок... что он ради нас станет другим. — Голос ее дрогнул. — Дура, да?
Я посмотрела на эту девчонку — растрепанную, уставшую, с огромным животом и потухшими глазами. Год назад она была яркой, свежей, полной надежд. А сейчас...
— Не дура. Просто молодая. И влюбленная.
— Что мне теперь делать? — она всхлипнула. — Я беременна, через три месяца рожать, а он опять врет, исчезает на целые дни, телефон не берет. Я уже к его матери в Тулу ездила — там его нет. Я не знаю, где он, не знаю, с кем...
Слезы потекли по ее щекам. Я протянула ей салфетку из сумки.
— Марина, успокойся. Сядем, поговорим.
Мы прошли в кафе на первом этаже, заказали чай. Марина уткнулась в салфетку, всхлипывала. Люди оглядывались, официантка принесла воды.
— Рассказывай по порядку, — сказала я, когда она немного успокоилась.
И она рассказала. Оказалось, первые полгода все было хорошо. Максим работал менеджером в строительной компании, получал неплохо, снимал квартиру на двоих. Они встречались, гуляли, строили планы. Марина забеременела — незапланированно, но они обрадовались. Решили пожениться.
А потом началось старое. Максим познакомился с неким Виталием, который предлагал вложиться в перепродажу импортной техники. Обещал золотые горы — тридцать процентов прибыли в месяц. Максим соблазнился, взял кредит в банке — двести тысяч, вложил. Через месяц Виталий пропал. Телефон не отвечал, офис закрыт, фирма ликвидирована.
— И сколько он должен?
— Двести семьдесят с процентами. Платить надо каждый месяц по тридцать тысяч, а у него работы больше нет — уволился, чтобы заниматься этим бизнесом. Я одна работаю, моей зарплаты едва хватает на аренду и еду. А скоро в декрет, и вообще ничего не будет...
Она снова заплакала. Я смотрела на нее и думала: история повторяется. Снова долги, снова обман, снова женщина расхлебывает последствия мужской глупости.
— Где ты сейчас живешь?
— Снимаем однушку на Выхино. Двадцать пять тысяч в месяц. Хозяйка уже намекает, что с ребенком не хочет сдавать — шумно, говорит.
— Родители могут помочь?
— Мама в Воронеже, одна, пенсия маленькая. Она сама еле сводит концы с концами. Отца нет, он ушел, когда мне было три года.
Я допила чай, посмотрела в окно. Мимо проходили люди — счастливые пары, мамы с колясками, подростки с мороженым. У каждого своя жизнь, свои проблемы, свои радости.
А у Марины — беременность, безответственный муж и безнадежное будущее.
— Послушай меня внимательно, — сказала я, повернувшись к ней. — Сейчас я скажу тебе вещи неприятные, но правдивые. Максим не изменится. Никогда. Он будет врать, влезать в аферы, брать в долг. Ты потратишь годы, пытаясь его исправить, спасти, вытащить. А он будет только глубже тонуть. И ты утонешь вместе с ним. Вопрос: ты готова к такой жизни? Готова растить ребенка в постоянном стрессе, в вечных долгах, в страхе, что завтра придут коллекторы?
Марина молчала, смотрела в чашку.
— Нет, — прошептала она наконец. — Не готова.
— Тогда у тебя два варианта. Первый: ты остаешься с Максимом, пытаешься спасти брак, тянешь все на себе. Рожаешь, воспитываешь ребенка в нищете, надеешься на чудо. Второй: ты уходишь. Сейчас. Пока не поздно. Разводишься, находишь нормальное жилье, рожаешь, устраиваешь свою жизнь. Без Максима.
— Но как? У меня нет денег, нет жилья...
— А вот здесь я могу помочь.
Она подняла на меня удивленные глаза.
— Почему вы хотите мне помочь? Я же... я же отбила у вас мужа!
Я усмехнулась.
— Марина, ты не отбивала. Максим сам пришел к тебе, потому что я от него ушла. Ты тут вообще ни при чем. И помогаю я не ради тебя. Ради ребенка. Он не виноват, что родится у таких родителей.
В тот же вечер я позвонила Оксане.
— Слушай, у Марины проблемы. Ей нужна помощь.
— Какая?
Я рассказала. Оксана слушала молча, потом выдохнула:
— Максим, значит, опять за свое. Ничему не учится.
— Не учится. Вопрос: можешь взять Марину обратно на работу после декрета? С гибким графиком, возможностью работать частично из дома?
— Могу. Она хорошая, ответственная. Жаль, что вляпалась в эту историю.
— Еще вопрос: знаешь кого-нибудь, кто сдает жилье недорого? Желательно однушку, в пределах двадцати тысяч?
Оксана задумалась.
— Есть один вариант. Моя тетя Людмила — не та риелторша, другая Людмила, — живет в Подмосковье, в Реутове. У нее есть маленькая квартира-студия, которую она сдавала студентам. Сейчас пустует. Могу спросить.
— Спроси.
Через два дня вопрос решился. Тетя Оксаны согласилась сдать студию за пятнадцать тысяч в месяц, с условием, что Марина будет поддерживать порядок и вовремя платить. Я внесла залог — три месяца вперед, чтобы у Марины была подушка безопасности.
Марина плакала, когда я привезла ее смотреть жилье.
— Я не знаю, как вас благодарить...
— Не надо благодарить. Просто живи, рожай, воспитывай сына. И больше не связывайся с Максимом.
— Я разведусь. Обязательно разведусь.
Она развелась через месяц. Максим даже не пришел в суд — прислал согласие по почте.
Марина родила в августе. Назвала сына Артемом. Я приехала в роддом с огромным букетом и пакетом детских вещей.
— Спасибо, — прошептала она, глядя на спящего младенца в кроватке. — Спасибо за все.
— Пожалуйста. Только обещай: больше никаких Максимов в твоей жизни.
Она улыбнулась.
— Обещаю.
А Максим... О Максиме я узнала через полгода. Снова случайно.
Шла по Тверской, зашла в книжный магазин. Стою, выбираю детектив, и тут слышу за спиной знакомый голос:
— Лена? Это правда ты?
Обернулась. Перед мной стоял Славик Куренков — тот самый одноклассник Максима, из-за которого все началось.
— Славик? — я не поверила своим глазам. — Но ты же...
— Умер? — он усмехнулся. — Почти. Но выжил. Попал в больницу после алкоголя, врачи откачали. Потом лечился, кодировался, проходил реабилитацию. Сейчас уже год как чист.
Мы вышли из магазина, прошлись по бульвару. Славик рассказал, что в больнице он осознал, что натворил, сколько жизней разрушил. Решил начать заново.
— А Максим? — спросил он. — Как он? Вы ведь были женаты...
— Были. Развелись.
— Из-за меня?
— Из-за него самого.
Я коротко рассказала историю. Славик слушал, качал головой.
— Я пытался найти его, — сказал он тихо. — Хотел извиниться, вернуть деньги. Я устроился на завод, работаю прорабом, откладываю. Уже сто пятьдесят тысяч накопил. Собирался отдать Максиму, потом остальным ребятам, которые пострадали. Но не могу его найти. Телефон не отвечает, по старому адресу не живет...
— Не трать время, — сказала я. — Максим опять влез в долги. Опять кого-то обманул. Он не остановится, пока не упадет на самое дно. А может, и на дне не остановится.
Славик помрачнел.
— Значит, я его окончательно сломал той аферой.
— Нет. Он сам себя сломал. Ты был только поводом.
Мы попрощались, обменялись телефонами. Славик обещал, что все равно найдет Максима и вернет деньги — для очистки совести.
А я пошла дальше по бульвару и думала: вот так и живут люди. Одни ломаются и собираются заново. Другие ломаются и остаются в осколках. Третьи вообще не ломаются — гнутся, приспосабливаются, выживают.
Я, кажется, из третьих.
Прошло еще полгода
Я получила назначение на должность директора по развитию. Зарплата выросла настолько, что я смогла купить маленькую дачу в Подмосковье — не ту, о которой мечтала раньше, другую. Попроще, подешевле, но свою.
Весной я посадила там яблони. Летом — розы. Осенью собирала урожай — помидоры, огурцы, зелень. Приезжала на выходные, копалась в земле, пила чай на веранде, смотрела на закат.
И была счастлива. Тихо, просто, без фейерверков. Но счастлива.
Марина иногда звонила, рассказывала о сыне. Артем рос, уже начал ходить, говорить первые слова. Она вышла на работу, устроила его в садик, жила спокойно. Без Максима.
— Как ты думаешь, — спросила она как-то, — он когда-нибудь поймет, что потерял?
— Не знаю, — ответила я честно. — И уже не важно.
Потому что это была правда. Мне было уже не важно, что там с Максимом, где он, как живет. Он стал частью прошлого. Болезненной, неприятной, но прошлого.
А у меня было настоящее. И будущее. Мое собственное.
Последний раз я видела Максима зимой, в метро.
Ехала с работы, устала, читала что-то в телефоне. Подняла глаза — и вот он. Стоит у дверей, в старой куртке, небритый, осунувшийся. Смотрит в пол.
Я замерла. Он не видел меня — вагон был полон, я стояла в другом конце.
Поезд остановился, двери открылись. Максим вышел. Я проводила его взглядом — сутулая спина, медленная походка, пустые глаза.
И не почувствовала ничего. Ни жалости, ни злости, ни сожаления. Просто посмотрела — и забыла.
Потому что это был чужой человек. Из чужой жизни.
А моя жизнь была здесь. В этом вагоне, в этом городе, в этом моменте.
И она была хороша.
Через год после развода я встретила Андрея. Коллегу, с которым работала над одним проектом. Спокойного, надежного, честного. Мы не влюблялись с первого взгляда, не кружилась голова, не бабочки в животе.
Просто однажды я поняла: с ним мне хорошо. Легко. Я могу быть собой. Могу говорить правду. Могу не бояться, что он солжет, предаст, подведет.
И этого оказалось достаточно.
Мы поженились тихо, без пышной свадьбы. Расписались в загсе, отметили с друзьями в небольшом ресторане. Марина пришла с Артемом — мальчик уже вовсю бегал, щебетал, смеялся.
— Вы счастливы? — спросила она, глядя, как Андрей наливает мне вино.
— Да, — ответила я. — Очень.
И это была правда.
Потому что счастье — это не про яркие эмоции и вечную страсть. Счастье — это когда ты спокойна. Когда не нужно спасать, тащить, исправлять. Когда рядом человек, на которого можно положиться.
Максим так и не появился в моей жизни снова. Я слышала слухами, что он уехал куда-то в Сибирь, на заработки. Потом, что работает на севере, вахтовым методом. Потом слухи стихли.
Может, он нашел свой путь. Может, все еще ищет. Может, так и остался на дне.
Но это уже не моя история.
Моя история закончилась в тот день, когда я закрыла за ним дверь и осталась одна в пустой квартире.
А потом началась новая.
И она оказалась намного лучше.