— Собирай тряпки и вали отсюда, — голос Эльвиры Михайловны прорезал гостиную, как нож по сливочному маслу. — Хватит тут притворяться больной и на шею моему сыну садиться.
Я стояла у окна, держась за подоконник. Головокружение накатывало третий день подряд, врачи ничего толком не говорили, а температура держалась под тридцать восемь. Но свекрови было плевать.
— Мама, давай не сейчас, — Олег даже не поднял головы от телефона. Сидел в кресле, пальцы по экрану бегали, будто весь мир в этих сообщениях.
— Не сейчас? Когда же тогда? — Эльвира Михайловна подошла ближе, и я почувствовала запах её терпких духов. — Я две недели молчала, смотрела, как она тут валяется на диване, изображает из себя умирающего лебедя. А кто готовит? Я! Кто убирает? Я! Она даже посуду за собой не моет!
— У меня сил нет, — выдохнула я, опускаясь на край дивана. — Вы же видите...
— Вижу! — свекровь развернулась ко мне всем корпусом, массивная, в своём вязаном кардигане с люрексом, который при движении отбрасывал блики на стены. — Вижу, как ты три года моего сына из дома вытягиваешь. Сначала ремонт ваш долбаный, потом отпуск в Турции, теперь вот болеешь. Небось специально, чтобы не работать!
Олег вздохнул и наконец-то отложил телефон.
— Мам, Настя действительно плохо себя чувствует.
— А-а-а, защитничек нашёлся, — Эльвира Михайловна всплеснула руками. — Три дня назад ты сам жаловался, что она весь вечер проспала и ужин не приготовила!
— Я не жаловался, я просто сказал...
— Одно и то же! — свекровь прошлась по комнате, каблуки стучали по паркету, который она сама выбирала, когда мы въезжали в эту квартиру. Её квартиру, как она напоминала при каждом удобном случае. — Знаешь, Олежек, я всю жизнь тебя поднимала одна, после того как твой отец слинял. Я стирала по ночам, я шила на дому, я из кожи вон лезла, чтобы тебе институт оплатить. А эта... — она ткнула в мою сторону пальцем с ярко-красным маникюром, — она нашла себе готовенького. Зацепилась за тебя и сидит теперь, ножки свесила.
— Мама, хватит! — Олег встал, но голос его звучал неуверенно. Он всегда так говорил — вроде бы меня защищал, но без всякой силы, без убеждения.
— Не хватит! — Эльвира Михайловна подошла к двери в коридор и распахнула её. — Я тебе даю полчаса, Анастасия. Собирай вещи и уходи. К родителям своим, к подругам, хоть на вокзал. Мне всё равно. Но в моей квартире ты больше не останешься.
У меня в голове потемнело. Не от болезни даже, а от этой абсурдности ситуации.
— Олег? — я посмотрела на мужа.
Он стоял посреди комнаты, руки в карманах джинсов, взгляд отведён в сторону. Молчал.
— Олег!
— Может, правда, съездишь к родителям на пару дней? — он наконец-то посмотрел на меня, но в его глазах не было ничего. Пустота. — Отдохнёшь там, мама тебя подлечит...
— Твоя мама меня выгоняет, а ты предлагаешь мне отдохнуть? — я рассмеялась, потому что другого выхода не было. Или смеяться, или заплакать. — Ты это серьёзно?
— Настя, не устраивай сцену...
— Сцену?! — теперь я встала, хотя ноги тряслись. — Твоя мать меня на улицу выставляет, в ноябре, когда у меня температура, а я устраиваю сцену?
— Мой сын прав, — Эльвира Михайловна скрестила руки на груди. — Хватит тут истерику закатывать. Двадцать восемь минут осталось.
Я оглядела комнату. Наши фотографии в рамках на полке — со свадьбы, из Крыма, с дня рождения Олега. Его диплом под стеклом, мои книги на нижней полке. Три года совместной жизни, а я вдруг почувствовала себя гостьей, которая задержалась слишком надолго.
— Хорошо, — я кивнула. — Хорошо.
Прошла в спальню, достала из шкафа сумку. Руки дрожали, когда я запихивала туда джинсы, свитера, нижнее бельё. Косметичку с туалетного столика. Зарядку от телефона.
Олег стоял в дверях.
— Настя, не надо так...
— Как? — я обернулась. — Как именно не надо? Не надо уходить или не надо возвращаться?
Он молчал. Опять молчал.
— Ответь мне! — голос мой сорвался на крик. — Ты хоть что-то чувствуешь сейчас? Или тебе действительно плевать?
— Я не хочу выбирать между вами, — он отвёл взгляд.
— Ты уже выбрал, — я застегнула сумку и прошла мимо него в коридор.
Эльвира Михайловна стояла у двери, держа её открытой, как швейцар в отеле. На лице её играла довольная улыбка.
— Умница. Хоть что-то правильное за три года сделала.
Я хотела ответить, но слова застряли в горле. Вместо этого я просто надела куртку, закинула сумку на плечо и вышла на лестничную площадку.
Дверь за мной захлопнулась с таким грохотом, что в соседней квартире залаял пёс.
Я стояла перед лифтом, нажимала на кнопку вызова и думала: куда я, собственно, иду? Родители в Саратове, подруги либо в командировках, либо со своими семьями. Денег на карте — тысячи три. Гостиница на одну ночь, не больше.
Лифт приехал. Я зашла и посмотрела в зеркало.
— Ну что, Настя, — сказала я своему отражению, — с возвращением в реальность.
На улице был холодный ноябрьский вечер. Ветер трепал деревья, с которых облетели последние листья. Я дошла до остановки и села на лавочку под стеклянным навесом. Достала телефон, стала листать контакты.
Марина в Москве, Света только родила, к ней нельзя с температурой. Тётя Женя... Нет, она сразу маме позвонит, и начнётся.
— Настя?
Я подняла голову. Рядом с остановкой притормозила чёрная машина, из окна высунулся мужчина лет тридцати пяти в кожаной куртке.
— Руслан? — я прищурилась.
Руслан Архипов, бывший одноклассник Олега. Они дружили когда-то, потом что-то не поделили — то ли девушку, то ли деньги. Я видела его всего несколько раз, но запомнила: резкие черты лица, насмешливые глаза, уверенная манера держаться.
— Ты что тут делаешь в такой холод? — он вышел из машины. — С вещами?
— Проветриваюсь, — я попыталась улыбнуться.
— Да ну? — он присел рядом на лавочку. — У вас с Олегом что-то случилось?
Я хотела соврать, но вместо этого вдруг выпалила:
— Его мать меня выгнала. А он просто стоял и смотрел.
Руслан помолчал, потом хмыкнул:
— Эльвира Михайловна в своём репертуаре. А Олежек, значит, опять в маменькиных юбках запутался.
— Не надо, — я покачала головой. — Не надо его обсуждать.
— Я не обсуждаю, я констатирую факт, — Руслан встал. — Слушай, у меня недалеко квартира. Съёмная, но чистая. Можешь переночевать, пока решишь, что дальше делать.
Я посмотрела на него с подозрением.
— Зачем тебе это?
— Потому что на улице холодно, а ты больная. И потому что Олег — мой бывший друг, и мне не всё равно, что происходит с людьми, которых я знаю, — он пожал плечами. — Никаких скрытых мотивов, честно.
Я колебалась. С одной стороны, это был почти незнакомый человек. С другой — альтернатива была только одна: гостиница, которую я могла позволить себе на одну ночь.
— Хорошо, — я встала, закинула сумку на плечо. — Но только на одну ночь.
— Как скажешь, — Руслан открыл дверь машины.
Мы поехали через весь город, к спальному району на окраине. По дороге он включил радио, и диджей бодрым голосом рассказывал о пробках на Московском проспекте. За окном мелькали огни витрин, дома, люди. Обычная жизнь, в которой у меня больше не было места.
Квартира оказалась на четвёртом этаже панельного дома. Однушка, скромная, но чистая. Диван у стены, стол у окна, небольшая кухня.
— Располагайся, — Руслан включил чайник. — Есть хочешь?
— Нет, спасибо, — я опустилась на диван. — Мне бы просто поспать.
— Тогда вот, — он принёс одеяло и подушку. — Я буду на кухне работать, не буду мешать.
Я легла, укрылась одеялом. Слышала, как он ходит по кухне, что-то печатает на ноутбуке. А потом провалилась в сон — тяжёлый, без сновидений.
Проснулась я от того, что телефон разрывался от звонков. Экран светился в полутьме комнаты — семь пропущенных от Олега, три от свекрови. Я отключила звук и посмотрела на часы: половина одиннадцатого утра. Голова всё ещё кружилась, но температура, кажется, спала.
На кухне пахло кофе и яичницей.
— Ожила? — Руслан стоял у плиты в домашних штанах и футболке. — Я приготовил завтрак. Тебе нужно поесть.
— Спасибо, — я села за стол, и он поставил передо мной тарелку с омлетом и тостами.
Мы ели молча. Он не задавал вопросов, не лез с советами, просто сидел напротив и пил кофе, листая что-то в планшете.
— Руслан, — я наконец нарушила тишину. — Почему ты это делаешь?
Он поднял глаза.
— Потому что я видел, как Эльвира Михайловна портила всем жизнь. В девятом классе Олег стал встречаться с девочкой Дашей из параллели. А его мать как узнала об этом, устроила такой скандал, что Дашка сбежала в другую школу. Потом было ещё несколько попыток, но результат один — мамочка всегда побеждала.
— И ты думаешь, что я такая же Дашка?
— Я думаю, что Олег никогда не вырастет, — Руслан отодвинул планшет. — А ты заслуживаешь большего, чем быть игрушкой в руках свекрови.
Телефон опять завибрировал. Олег.
Я взяла трубку.
— Настя, где ты? — голос его звучал встревоженно. — Мама волнуется...
— Мама волнуется? — я рассмеялась. — Твоя мама вчера выставила меня на улицу в ноябрьскую ночь с температурой, а теперь волнуется?
— Ну, она не думала, что ты правда уйдёшь...
— Олег, — я посмотрела в окно, где за стеклом падал первый снег. — Я не вернусь. Не сейчас. Может, вообще никогда.
— Не говори глупости! — он повысил голос. — Мы муж и жена, мы должны это обсудить!
— Обсудить? Хорошо. Приезжай на Парковую улицу, дом двенадцать, квартира сорок три. Через час.
Я сбросила звонок.
— Уверена? — спросил Руслан.
— Нет, — призналась я. — Но иначе эта история будет тянуться вечно.
Олег приехал через сорок минут. Мы встретились на лестничной площадке.
— Настя, прошу тебя, вернись! Мама тоже этого хочет и просит у тебя прощения! — он попытался взять меня за руку, но я отстранилась.
— Олег, твоя мать не извиняется никогда. Я прожила с тобой три года и ни разу не слышала от неё слова «прости».
— Ну хорошо, она не извиняется словами, но она готова... — он замялся. — Она готова больше не вмешиваться в нашу жизнь.
— Готова? — я скрестила руки на груди. — А ты готов мне сказать, почему вчера просто стоял и молчал? Почему не сказал ей остановиться?
Он отвёл взгляд.
— Я не хотел её расстраивать. Она столько для меня сделала...
— А я? — голос мой сорвался. — Я что, ничего не делала? Я не готовила? Не стирала твои рубашки? Не сидела по вечерам, пока ты пропадал на работе? Не улыбалась твоей матери, когда она в очередной раз говорила мне, что я неправильно режу огурцы?
— Настя...
— Нет, Олег. Ты знаешь, что я поняла вчера? Что я для тебя не жена. Я просто удобная девочка, которая должна быть благодарна, что ты вообще на мне женился.
— Это неправда!
— Тогда скажи мне сейчас, — я подошла ближе, посмотрела ему в глаза. — Скажи, что выберешь меня. Что снимем квартиру отдельно от твоей матери. Что построим свою жизнь.
Он молчал. Секунда, две, пять. А потом выдохнул:
— Она моя мать, Настя. Я не могу её бросить.
— А меня можешь, — я кивнула. — Понятно.
Я развернулась и пошла в квартиру, закрыв за собой дверь.
— Всё хорошо? — спросил Руслан, выходя из кухни.
— Всё отлично, — я вытерла слёзы, которые сами полились. — Я свободна.
Первые недели были странными. Я жила у Руслана, спала на диване, искала работу. Он не торопил, не требовал платы, просто был рядом. Готовил завтраки, приносил лекарства, когда мне стало хуже. Мы смотрели фильмы по вечерам, спорили о книгах, гуляли по набережной, когда я начала поправляться.
Где-то к концу декабря я нашла работу — помощником в дизайн-студии. Зарплата небольшая, но хватало на съём маленькой комнаты.
— Я сниму что-нибудь в январе, — сказала я Руслану за ужином.
— Зачем? — он поднял бровь.
— Ну... я не могу вечно у тебя жить.
— А почему нет? — он налил нам чай. — Мне нравится, когда ты здесь. Квартира перестала быть такой пустой.
Я посмотрела на него — на его усмешку, на эти насмешливые глаза, которые, оказывается, могли быть и добрыми, и тёплыми.
— Руслан...
— Я не прошу ничего, — он перебил меня. — Просто останься. Посмотрим, что будет.
И я осталась.
К весне мы стали парой. Это произошло само собой, без пафосных признаний и клятв. Просто однажды вечером он поцеловал меня на кухне, и я поняла, что это правильно. Что с ним я не чувствую себя обязанной быть кем-то другим.
Про Олега я узнавала обрывками — через общих знакомых, через соцсети. Он развёлся со мной через суд, я не возражала. Эльвира Михайловна торжествовала.
А потом, через год, он женился снова.
— Слышала новость? — Марина позвонила мне в апреле. — Олег женился на какой-то Вике. Она старше его на пять лет, работает адвокатом.
— Рада за него, — ответила я искренне.
Но жизнь, как оказалось, умеет преподносить сюрпризы.
Виктория была очень жёсткой и хитрой женщиной. Через полгода после свадьбы она переписала квартиру на себя. А ещё через год Виктория подала на развод. Олега и его мать она выгнала из квартиры.
— Сейчас они живут в общежитии, Эльвира Михайловна работает дворником, а Олег водителем, — рассказала мне Света, когда мы встретились случайно в торговом центре. — Говорят, она теперь плачет по ночам и всё повторяет, что это ты их прокляла.
— Я? — я усмехнулась. — Я просто ушла. Всё остальное они сделали сами.
Прошло три года
Руслан сделал мне предложение в обычный июньский вечер, без роз и музыкантов. Мы сидели на балконе, пили вино, и он просто спросил:
— Выйдешь за меня?
— Да, — ответила я, не раздумывая.
Свадьбу сыграли тихую, только близкие друзья и родители. Моя мама плакала от счастья, а отец сказал Руслану:
— Спасибо, что нашёл нашу девочку, когда она была потеряна.
Мы купили дом в центре, я открыла свою студию дизайна, а Руслана повысили в должности.
Однажды вечером я вышла из торгового центра и увидела их — Олега и Эльвиру Михайловну. Они стояли на остановке, кутались в старые куртки. Она постарела, осунулась, волосы седые, не крашенные. Он — ссутулился, лицо усталое, погасшее.
Я могла пройти мимо. Но остановилась.
— Здравствуйте, — сказала я тихо.
Эльвира Михайловна вздрогнула, Олег поднял голову.
— Настя, — выдохнул он.
Мы стояли, трое людей, между которыми столько всего было — боли, обид, несказанных слов.
— Как вы? — спросила я.
— Живём, — Олег попытался улыбнуться, но получилось кривовато.
Эльвира Михайловна молчала, смотрела в сторону. А потом вдруг сказала:
— Я была неправа. Тогда. С тобой.
Я замерла. Никогда не думала, что услышу эти слова.
— Я хотела для сына лучшего, — продолжила она, голос дрожал. — А получилось... получилось, что всё разрушила сама.
— Это была не только ваша вина, — сказала я, глядя на Олега. — Мы все сделали свой выбор.
Подъехал автобус. Они начали садиться, но Олег обернулся:
— Ты счастлива?
— Да, — ответила я честно. — Очень.
Он кивнул.
— Это хорошо. Правда хорошо.
Автобус уехал, растворившись в снежной круговерти. А я стояла на остановке и думала о том, как странно устроена жизнь. Как иногда нужно потерять всё, чтобы найти себя. Как больно падать, но как важно подняться.
Телефон завибрировал. Сообщение от Руслана: "Где ты? Ужин стынет, а я соскучился".
Я улыбнулась и пошла к метро. Домой. К человеку, который принял меня такой, какая я есть. Который не заставлял меня быть удобной.
И знаете, что самое странное? Я не злилась на них. Ни на Олега, ни на Эльвиру Михайловну. Потому что если бы не та ноябрьская ночь, когда меня выбросили на улицу, как ненужную вещь, я бы никогда не встретила Руслана. Не поняла бы, что заслуживаю большего. Не научилась бы любить себя.
Иногда самый страшный удар судьбы оказывается началом чего-то прекрасного.
Через два года я случайно узнала, что Олег с матерью переехали в другой город. Говорили, что Эльвира Михайловна заболела, и он ухаживает за ней. Больше я их не видела.
А мы с Русланом завели собаку — глупого лабрадора по имени Филя. Купили дачу под городом. Я забеременела летом, и он водил меня на закаты, целовал живот, шептал что-то будущей дочери.
— О чём думаешь? — спросил он однажды, когда мы сидели на террасе и смотрели на звёзды.
— О том, что жизнь непредсказуема, — ответила я. — О том, что иногда худшее, что с тобой случается, приводит тебя к лучшему.
Он обнял меня, и я прислушалась к биению его сердца. Ровному, спокойному, надёжному.
А где-то далеко, в другом городе, в маленькой комнате общежития, Эльвира Михайловна смотрела на фотографию сына и думала о том, как всё могло бы быть по-другому. Если бы она вовремя поняла одну простую вещь: любовь — это не цепи. Это крылья.
Но некоторые уроки мы учим слишком поздно.
А некоторые — никогда.
Наша дочь родилась в марте, когда город просыпался от зимы. Мы назвали её Софья. Она кричала по ночам, требовала внимания, заставляла нас не спать. И это было прекрасно.
Руслан оказался удивительным отцом. Терпеливым, ласковым, смешным. Он пел Софье песни, катал её на руках по квартире, строил рожицы, чтобы она смеялась.
— Ты счастлив? — спросила я его однажды.
— Я даже не знал, что можно быть настолько счастливым, — ответил он, глядя на спящую дочь.
И я подумала: вот оно, настоящее. Не то, что я строила с Олегом из-за обязанности и страха. А это — из-за любви, доверия, свободы.
Много лет спустя, когда Софье исполнилось семнадцать, она спросила меня:
— Мам, а ты жалеешь о чём-то в жизни?
Я задумалась, глядя на неё — красивую, умную, уверенную в себе девочку.
— Знаешь, Соня, — сказала я. — Я жалею только об одном. Что не ушла раньше. Что потратила три года на человека, который не видел во мне личность. Но если бы не те три года, не было бы той ноябрьской ночи. Не было бы папы. И не было бы тебя.
— Значит, иногда плохое приводит к хорошему?
— Иногда самое страшное падение — это разбег перед взлётом, — ответила я.
Она улыбнулась и обняла меня.
А я посмотрела в окно, где падал снег, такой же, как той давней ноябрьской ночью. И подумала: спасибо. Спасибо за то падение. За ту боль. За тот урок.
Потому что именно он привёл меня туда, где я должна была быть всегда.
Домой.