Найти в Дзене
MARY MI

Муж был уверен, что выиграет суд, но глубоко ошибался

— Ты вообще соображаешь, что говоришь?! — Голос Германа ударил по стенам гостиной, как камень по стеклу.

Оксана стояла у книжного стеллажа, сжимая в руках папку с документами. Синяя обложка казалась единственным ярким пятном в этой комнате, где даже воздух пропах желчью и ненавистью.

— Соображаю, — она повернулась к нему, и в её взгляде не было ни слёз, ни страха. — Соображаю лучше, чем ты за все эти пятнадцать лет.

Он шагнул вперёд. Массивный, в расстёгнутой рубашке, от которой несло табаком и чужими духами. Запах этих духов — приторный, дешёвый — Оксана узнала месяц назад, когда нашла квитанцию из отеля в кармане его пиджака.

— Ты ничего не получишь, — Герман ткнул пальцем в её сторону. — Слышишь? Ничего. Квартира записана на мать, бизнес на Тольяна, машина на... В общем, поняла суть? Адвокат у меня золотой. Будешь в суде стоять и кукситься, а судья посмотрит на тебя и подумает: «Вот дура. Пятнадцать лет сидела дома, жрала мои деньги, а теперь права качает».

Оксана прикрыла глаза. Считала про себя: раз, два, три... До десяти. Психолог Нина Марковна учила её этому на сеансах — когда накатывает волна гнева, нужно остановиться. Просто остановиться и дышать.

— Твои деньги? — она открыла глаза и улыбнулась. Улыбка получилась странной, почти детской. — А кто вёл твою бухгалтерию первые пять лет? Кто ездил по инстанциям, оформлял документы, пока ты... отдыхал с друзьями в банях?

— Заткнись.

— Кто сидел с твоей матерью в больнице, когда её инсульт шарахнул? Ночами. Без сна. Пока ты...

— Заткнись, я сказал!

Кружка с недопитым кофе полетела в стену. Брызги коричневые, как память о том утре, когда они ещё смеялись вместе за завтраком. Это было... сто лет назад? Или двести?

Оксана подняла сумку, перекинула через плечо.

— Куда ты?

— В город, — она уже у двери. — У меня встреча.

— Какая ещё встреча? С кем?

Но она уже вышла.

Троллейбус номер семнадцать полз по проспекту Строителей медленно, со скрипом. Оксана стояла у окна, смотрела на серые многоэтажки, на людей, которые спешили куда-то, вжав головы в плечи. Октябрь в этом году выдался злым — холодным, дождливым.

Телефон завибрировал. Герман. Она сбросила вызов.

Ещё один звонок. Снова он.

«Ты пожалеешь. Клянусь, пожалеешь».

Оксана убрала телефон в сумку и посмотрела на своё отражение в мутном стекле. Сорок два года. Лицо уставшее, припухлое. Волосы стянуты в хвост — седые пряди пробиваются у висков, она их перестала красить месяц назад. Зачем? Для кого?

— Остановка «Площадь Победы»! — объявил водитель.

Она вышла, натянула капюшон плаща. Дождь моросил — мелкий, противный, застревающий в ресницах.

Кафе «Вишнёвый сад» находилось в старом здании с облупившейся штукатуркой. Раньше здесь была библиотека — Оксана помнила, как приходила сюда студенткой, искала книги для курсовой. Теперь тут стояли столики с клетчатыми скатертями, пахло кофе и свежей выпечкой.

За столиком у окна сидела женщина лет пятидесяти, в строгом сером костюме. Волосы короткие, тёмные, с серебристой чёлкой. Лицо спокойное, почти неподвижное — такие лица бывают у хирургов или адвокатов.

— Софья Львовна? — Оксана подошла к столику.

— Садитесь, — женщина кивнула. — Кофе будете?

— Чай. Просто чай.

Официантка — молоденькая, с пирсингом в носу — принесла заказ. Оксана обхватила чашку ладонями, грела пальцы.

— Вы сказали по телефону, что муж уверен в своей победе, — начала Софья Львовна. Голос у неё был низкий, бархатный. — Расскажите подробнее.

Оксана вытащила из сумки папку. Синяя обложка. Внутри — листы, распечатки, фотографии.

— Он переоформил всё. Квартиру на свою мать, бизнес на партнёра. Машина зарегистрирована на сестру. Думает, я не смогу ничего доказать.

Софья Львовна перелистывала документы. Брови её медленно ползли вверх.

— Интересно. Очень интересно. А это откуда у вас? — она подняла листок с распечаткой переписки.

— У него пароли везде одинаковые, — Оксана усмехнулась. — Дата рождения дочери. Нашей дочери, которую он видит раз в месяц.

— Сколько ей?

— Четырнадцать. Живёт у моей сестры в Саратове. Я отправила её туда, когда Герман начал... — она замолчала.

— Начал что?

— Пить. Кричать. Бить посуду. Меня... пока не трогал. Но я боялась, что начнёт.

Софья Львовна отложила документы, посмотрела Оксане прямо в глаза.

— Слушайте внимательно. То, что у вас есть, — это сокровище. Но использовать нужно правильно. Ваш муж наделал ошибок. Много ошибок. И главная из них — он вас недооценил.

— Он всегда меня недооценивал, — Оксана усмехнулась горько. — Я же просто домохозяйка. Тупая курица, которая умеет только борщ варить.

— Домохозяйка, которая вела бухгалтерию его фирмы и знает, где зарыты все скелеты, — поправила Софья Львовна. — Вы помните про ту сделку в две тысячи девятнадцатом? Когда он продал оборудование через подставную компанию и не заплатил налоги?

Оксана кивнула.

— У меня есть копии всех документов. Они на флешке. В сейфе.

— Умница, — Софья Львовна впервые улыбнулась. — Мы его сделаем. Обещаю.

Телефон Оксаны снова завибрировал. На этот раз звонила свекровь — Людмила Фёдоровна.

— Возьмите, — кивнула адвокат. — Может быть интересно.

Оксана нажала на зелёную кнопку.

— Алло.

— Ты что творишь, дрянь?! — голос свекрови был похож на карканье вороны. — Герман мне всё рассказал! Ты хочешь отсудить квартиру? Мою квартиру?!

— Людмила Фёдоровна, квартира была куплена на совместные деньги...

— Ничего не на совместные! Это Герман зарабатывал, а ты только тратила! Ты думаешь, я не помню, как ты шубу норковую выпрашивала? Или как на курорт ездила за его счёт?

Оксана закрыла глаза. Считала: раз, два, три...

— Послушайте меня внимательно, — она говорила медленно, отчётливо. — Эту квартиру я обустраивала. Я делала в ней ремонт, пока ваш сын пил с друзьями. Я выбирала обои, плитку, мебель. Я...

— Заткнись! Ты просто...

Оксана отключила звук и положила телефон на стол.

— Мило, — заметила Софья Львовна. — Семейка у вас тёплая.

— Вы не представляете, насколько.

— Представляю. Я двадцать лет занимаюсь разводами. Видела всякое. — Адвокат допила свой кофе. — Значит, так. Завтра в десять утра у нас встреча в офисе. Принесёте все документы, которые есть. Абсолютно все. Выписки из банка, чеки, переписку, фотографии. Всё, что можете найти.

— Хорошо.

— И ещё. — Софья Львовна наклонилась вперёд. — Готовьтесь к войне. Настоящей. Потому что когда он поймёт, что вы не блефуете, начнётся ад.

Оксана кивнула.

— Я готова.

Но была ли она готова на самом деле? Это покажет время.

Вечером Оксана сидела в квартире своей подруги Зульфии. Маленькая двушка на окраине города, с видом на промзону и трубы завода. Зульфия работала медсестрой в поликлинике — уставшая, громкая, с вечно красными руками от хлорки и дезинфекторов.

— Ну что, рассказывай, — Зульфия поставила на стол тарелку с пельменями. — Как встреча с адвокатом?

— Нормально. Она говорит, что у меня есть шансы.

— Конечно есть! — Зульфия махнула рукой. — Ты же не дура, всё собрала, всё записала. А он... он вообще идиот, если думал, что ты просто так уйдёшь.

Оксана ковыряла вилкой пельмени, но есть не хотелось. В горле стоял ком.

— Зуля, а если он прав? Если судья действительно посмотрит на меня и подумает: «Сидела дома, ничего не делала, а теперь требует»?

— Прекрати, — Зульфия накрыла её руку своей. — Ты пятнадцать лет тянула эту семью. Пока он строил из себя бизнесмена, ты была и бухгалтером, и нянькой, и сиделкой для его матери. Ты заслужила всё. И даже больше.

Телефон Оксаны снова зазвонил. Неизвестный номер.

— Да? — она ответила настороженно.

— Оксана Юрьевна? — голос мужской, спокойный. — Меня зовут Анатолий. Я представляю интересы вашего мужа.

У неё внутри всё сжалось.

— Слушаю.

— Мой клиент готов предложить вам мировое соглашение. Сто тысяч рублей и отказ от всех претензий. Это щедрое предложение, учитывая...

— Учитывая что? — Оксана почувствовала, как внутри разгорается что-то горячее, злое. — Учитывая, что я пятнадцать лет отдала этому браку?

— Оксана Юрьевна, давайте без эмоций...

— Передайте вашему клиенту, — она говорила чётко, медленно, — что я увижусь с ним в суде. И пусть он готовится хорошо. Очень хорошо.

Она бросила трубку.

Зульфия смотрела на неё с восхищением.

— Вот это да. Ты... ты огонь, подруга.

Оксана улыбнулась. Впервые за много дней улыбнулась по-настоящему.

— Я просто устала быть тенью.

За окном сгущались сумерки. Город зажигал огни — тысячи окон, тысячи жизней. Где-то там, в своей квартире, сидел Герман и был уверен, что выиграет.

Но он глубоко ошибался.

Судебное заседание назначили на вторник. Серое здание на улице Ленинградской — колонны, мрамор, запах канцелярии и чужих судеб.

Оксана приехала на такси — старенькая «шестёрка», водитель молчаливый, с небритыми щеками. Софья Львовна уже ждала у входа, в чёрном костюме, с кожаным портфелем.

— Волнуетесь? — спросила адвокат.

— Нет, — соврала Оксана.

Внутри всё тряслось. Руки холодные, во рту пересохло. Она провела ладонью по юбке — тёмно-синей, строгой, купленной вчера в секонд-хенде на рынке. Последние деньги ушли на это. На юбку, блузку и туфли на низком каблуке.

— Он уже там, — кивнула Софья Львовна на дверь зала. — С адвокатом. И с мамочкой.

Оксана вздохнула.

Зал суда. Герман повернулся, когда Оксана вошла. Посмотрел. В его взгляде было презрение — холодное, тяжёлое, как камень.

Она не отвела глаз. Просто смотрела в ответ.

— Встать! Суд идёт!

Судья — женщина лет шестидесяти, в мантии, с усталым лицом и очками на цепочке — прошла к своему месту. Села, оглядела зал.

— Слушается дело о разделе имущества супругов...

Началось.

Анатолий говорил первым. Голос уверенный, поставленный.

— Ваша честь, мой клиент — успешный предприниматель, который единолично создал и развил бизнес. Ответчица, — домохозяйка, которая ничем ему не помогала, поэтому она не может претендовать на его активы.

Оксана сжала пальцы в кулаки.

— Более того, квартира была оформлена на мать Германа ещё до свадьбы — продолжал Анатолий.

— Это ложь, — тихо сказала Оксана.

Судья подняла глаза.

— Что вы сказали?

— Я сказала — это ложь, — Оксана встала. Ноги дрожали, но голос держался. — Квартира была куплена через три года после свадьбы. На деньги, которые мы копили вместе. Я работала тогда в его фирме. Вела бухгалтерию. У меня есть все документы.

Софья Львовна открыла портфель, достала папку.

— Ваша честь, вот выписки из банка за две тысячи тринадцатый год. Видите? Перечисления на счёт Германа именно от моей клиентки. Она переводила свою зарплату, чтобы собрать первоначальный взнос за квартиру.

Анатолий нахмурился.

— Это не доказывает...

— А вот это доказывает, — Софья Львовна положила на стол ещё один документ. — Договор купли-продажи. Смотрите дату. Две тысячи четырнадцатый год. Супруги были в браке четыре года.

Людмила Фёдоровна вскочила.

— Это подделка! Я владею этой квартирой с...

— Тихо! — судья стукнула молотком. — Садитесь.

Герман побледнел. Оксана видела, как у него дёрнулась щека.

— Продолжайте, — кивнула судья Софье Львовне.

— Кроме того, ваша честь, обратите внимание на эти документы. — Адвокат разложила на столе несколько листов. — Здесь зафиксированы все ремонтные работы в квартире. Счета, чеки, договоры с подрядчиками. Всё это оплачивалось с общего счёта супругов. Моя клиентка лично контролировала ремонт, выбирала материалы, общалась со строителями.

— Ну и что? — встрял Анатолий. — Это женские обязанности...

— Женские обязанности? — Софья Львовна усмехнулась. — Ваша честь, в то время, пока ответчица занималась обустройством семейного гнезда, её муж... — она достала ещё одну папку, — ...проводил время в увеселительных заведениях. Вот чеки из ресторанов. Вот квитанции из отелей. Даты совпадают с периодом ремонта.

Герман вскочил.

— Это... это моя частная жизнь!

— Частная жизнь на совместные деньги, — парировала Софья Львовна. — Пока ваша жена вкладывала силы в семью, вы транжирили семейный бюджет на развлечения. Вот выписка: пятнадцать тысяч за один вечер в ресторане. Двадцать тысяч — за номер люкс в отеле на Приозёрной. И таких чеков — десятки.

Судья перелистывала документы. Лицо её оставалось непроницаемым, но Оксана заметила, как дрогнули уголки губ.

— Есть ещё кое-что, — Софья Львовна не торопилась. — Мой клиент располагает перепиской, где господин Герман обсуждает со своим партнёром схему переоформления бизнеса. Цитирую: "Надо всё на Тольяна перевести, пока эта дура не спохватилась". Под "этой дурой" имеется в виду моя клиентка, его законная супруга.

В зале повисла тишина.

Анатолий побледнел. Герман сидел, уставившись в одну точку.

— Откуда... — начал адвокат.

— Переписка была получена законным путём, — отрезала Софья Львовна. — Супруге был известен пароль, который супруг использовал для всех своих аккаунтов. Дата рождения их совместной дочери, между прочим.

Людмила Фёдоровна всхлипнула. Достала из сумочки платок, промокнула глаза.

— Перерыв на двадцать минут, — объявила судья.

В коридоре Герман дымил у окна, нарушая все запреты. Анатолий что-то горячо ему втолковывал, размахивая руками.

Оксана прошла мимо, направляясь к туалету. Герман окликнул её:

— Ты довольна?

Она остановилась. Обернулась.

— Нет. Я устала.

— Думаешь, выиграешь? — он затянулся, выпустил дым. — Думаешь, судья тебе поверит?

— Она не мне поверит. Она документам поверит.

— Я всё равно найду способ... — он шагнул к ней.

— Стой, — Оксана подняла руку. — Не подходи. Знаешь, что самое страшное? Я пятнадцать лет боялась тебя. Твоего голоса. Твоих взглядов. Я думала, что без тебя не выживу. А потом поняла: я уже выжила. Столько раз. Каждый день, когда терпела твои измены. Каждую ночь, когда ты приходил пьяный и орал на меня из-за пустяков. Я выжила. И теперь мне уже не страшно.

Герман открыл рот, но слов не нашлось.

Оксана развернулась и пошла дальше.

Когда заседание возобновилось, судья говорила долго.

— ...таким образом, суд приходит к выводу, что квартира является совместно нажитым имуществом супругов. Ответчик пытался ещё до развода переоформить её на свою мать, что является недобросовестным и мы это учтём.

Людмила Фёдоровна охнула.

— Бизнес, зарегистрированный на имя господина Тольяна, фактически принадлежит супругам и подлежит разделу...

Герман сжал кулаки так, что побелели костяшки.

— Истице присуждается половина стоимости квартиры, половина стоимости бизнеса, а также компенсация морального вреда в размере трёхсот тысяч рублей за недобросовестное поведение ответчика.

Молоток стукнул.

— Заседание окончено.

Оксана вышла из зала на подгибающихся ногах. Софья Львовна обняла её за плечи.

— Мы победили.

— Я знаю, — Оксана улыбнулась. Странно, но слёз не было. Только лёгкость. Невероятная лёгкость.

Позади раздался крик. Людмила Фёдоровна, размахивая сумкой:

— Ты отобрала у меня сына! Отобрала дом! Ты...

Охранник перехватил её, увёл в сторону. Герман стоял посреди коридора — серый, постаревший вдруг лет на десять. Смотрел на Оксану.

Она задержала взгляд на секунду. Потом отвернулась и пошла к выходу.

На улице был солнечный день. Редкий для октября — яркий, тёплый.

Две недели спустя Оксана сидела в том самом кафе «Вишнёвый сад». Пила чай с мёдом. На столе лежал конверт — толстый, с документами о праве собственности на половину квартиры.

Телефон завибрировал. Сообщение от дочери:

«Мам, я приеду в субботу! Купила билет. Соскучилась по тебе».

Оксана набрала ответ: «Жду тебя, солнышко».

Дверь кафе распахнулась. Вошла Зульфия — растрёпанная, запыхавшаяся.

— Ты чего не берёшь трубку?! — она плюхнулась на стул напротив. — Я тебе двадцать раз звонила!

— Телефон на беззвучном. Что случилось?

— Что случилось?! — Зульфия хлопнула ладонью по столу. — Ты слышала новости?

— Какие?

— Про Германа! Его партнёр, этот... как его... Тольян! Подал на него в суд. Оказывается, Герман его тоже кинул. Переоформлял на него бизнес, а сам брал кредиты от имени фирмы и не выплачивал. Теперь Тольян требует компенсацию. Говорят, суд на следующей неделе.

Оксана медленно отпила чай.

— Серьёзно?

— Да! И это ещё не всё. Людмила Фёдоровна, его мамаша, тоже подала заявление. Хочет выселить его из квартиры, которую он на неё переписал. Говорит, квартира теперь её, и она не обязана сына содержать.

Оксана прикрыла глаза. Усмехнулась.

— Он так хотел всех обмануть, что обманул самого себя.

— Вот именно! — Зульфия засмеялась. — Карма, подруга. Настоящая карма.

Они просидели в кафе ещё час. Говорили о планах, о будущем. Зульфия рассказывала про новую заведующую в поликлинике — строгую, но справедливую.

— Так ты придёшь на собеседование? — спросила она.

— Приду, — кивнула Оксана. — В понедельник.

Когда они вышли на улицу, солнце уже клонилось к закату. Город окрасился в оранжевые и розовые тона.

— Знаешь, — сказала Оксана, глядя на небо, — я столько лет думала, что не смогу без него. Что одна — это страшно. А оказалось... оказалось, что одна — это свободно.

Зульфия обняла её.

— Ты не одна. Ты со мной. С дочкой. С людьми, которые тебя ценят.

Оксана кивнула.

Они разошлись на перекрёстке. Зульфия — к своему дому на окраине, Оксана — к съёмной однушке в центре. Маленькой, но своей.

Месяц спустя Оксана устроилась администратором в поликлинику. Работа оказалась нервной — пациенты вечно недовольные, врачи уставшие, компьютер древний, зависающий каждые полчаса. Но ей нравилось.

Нравилось просыпаться утром и знать, что у неё есть дело. Что она кому-то нужна. Что может сама себя обеспечить.

Дочь приехала на выходные. Они гуляли по парку, ели мороженое, несмотря на холод. Смеялись над глупыми фильмами. Разговаривали до ночи.

— Мам, а ты счастлива? — спросила дочка вдруг.

Оксана задумалась.

— Знаешь... я не уверена, что это счастье. Но это покой. Настоящий покой. И это дорогого стоит.

Вечером воскресенья, провожая дочь на вокзал, Оксана увидела его. Германа.

Он стоял у газетного киоска, худой, в мятой куртке. Покупал сигареты. Увидел её, замер.

Дочка крепче сжала руку матери.

— Мам, пойдём...

Но Оксана не отвела взгляд. Просто посмотрела на этого человека, с которым прожила пятнадцать лет. Он казался чужим. Совершенно чужим.

Герман шагнул к ним, но остановился. Что-то прочитал в её глазах. Развернулся и пошёл прочь.

— Всё нормально? — спросила дочь.

— Да, — Оксана улыбнулась. — Всё отлично.

Поезд увёз дочку обратно в Саратов. Оксана вернулась домой, заварила чай, села у окна.

За стеклом мелькали огни города. Где-то там люди влюблялись и расставались, женились и разводились, строили планы и ломали мечты. Жизнь текла, как река — неостановимая, непредсказуемая.

А она просто сидела у окна, пила горячий чай и думала о том, что завтра снова пойдёт на работу. Поругается с бухгалтером из-за бумаг, успокоит плачущую старушку, которой отказали в приёме. Может быть, после работы зайдёт в книжный — давно хотела купить новый детектив.

Обычная жизнь. Простая. Её собственная.

Герман был уверен, что выиграет суд. Уверен настолько, что не заметил главного: человек, который пятнадцать лет молчал и терпел, не слабый. Он просто копит силы.

И когда эти силы выходят наружу — мало не покажется.

Оксана допила чай, поставила чашку в раковину. Легла спать.

А утром проснулась под звон будильника, встала, оделась и вышла на улицу. Навстречу новому дню.

Без страха. Без сожалений.

Свободной.

Сейчас в центре внимания