Ключи от квартиры лежали на журнальном столике между нами — маленькие, потёртые, с брелоком в виде пластмассовой божьей коровки. Я смотрела на них и не могла оторваться. Словно это были не ключи, а граната с выдернутой чекой.
— Слышь, деревня! — голос свекрови Людмилы Петровны резанул по ушам. — Забирай свои тряпки и вали отсюда. Квартира моему Олежке по праву принадлежит. И ты тут никто!
Я подняла глаза. Свекровь сидела в кресле напротив, вся такая при параде — в синем костюме с брошкой, волосы завиты в тугие локоны. Только губы тряслись от злости, а на шее вздулась вена.
— Людмила Петровна, — я старалась говорить спокойно, хотя внутри всё дрожало. — Квартира записана на меня. Ваша сестра при жизни оформила дарственную. Мы же с вами это обсуждали...
— Дарственная! — она фыркнула и откинулась в кресле. — Ты её, больную, обманула! Опоила, может, чем! Такие, как ты, на всё готовы, лишь бы урвать кусок пожирнее.
— Мама, ну хватит уже, — вмешался Олег, мой муж. Он стоял у окна, спиной ко мне, руки в карманах джинсов. — Давайте спокойно...
— Да я спокойна! — взвилась Людмила Петровна. — Это она тут расселась, как барыня! Думаешь, Зойку мою, родную сестру, просто так в могилу свела? Нет уж, милая! Мы с Олежкой уже к адвокату сходили. Скоро тебе покажут, где раки зимуют!
Я почувствовала, как комната поплыла. К адвокату? Когда это они успели?
— Олег? — я повернулась к нему. — Это правда?
Он пожал плечами, так и не обернувшись.
— Ну, мы просто проконсультировались, Кир. Ничего такого.
Кира — это я. Тридцать два года, замужем четыре года, родом из посёлка Красный Яр, что в ста километрах от областного центра. "Деревня", как любила повторять свекровь, хотя там уже лет десять как интернет провели и молодёжь на иномарках разъезжает.
— Ничего такого?! — я вскочила с дивана. — Вы собираетесь отнять у меня квартиру, в которой я четыре года живу? Которую мне тётя Зоя подарила, потому что я за ней ухаживала, когда она болела? Когда вы, Людмила Петровна, даже не приехали, когда она в больнице лежала!
— Не смей говорить мне, что я делала или не делала! — свекровь вскочила тоже. — У меня своя жизнь была! Работа, внуки... А ты тут прилипла к Зойке, как пиявка, всё выжала из неё!
— Внуки? — я хмыкнула. — У вас внук один, Женька, и вы его последний раз на Новый год видели. И то через силу!
— Кира, заткнись! — Олег резко обернулся, и я увидела его лицо. Красное, с налитыми глазами. — Не смей о Жене говорить! Это моя семья!
Его семья. Сын от первого брака, пятнадцать лет, живёт с матерью в Питере. Олег платит алименты и каждый раз ноет, как это дорого. А я вот, значит, не семья.
— Ваша семья, — повторила я. — Понятно.
Людмила Петровна довольно хмыкнула и снова села в кресло.
— То-то же. Вот и свалишь восвояси, в свою деревню. К маменьке своей. Небось обрадуется, что дочка вернулась.
Мама. Ей шестьдесят три, она одна живёт в нашем старом доме, работает в местной школе уборщицей. Я каждый месяц отправляю ей деньги, а Олег каждый раз морщится: "Опять своим подаёшь?"
Я взяла ключи со столика. Крепко сжала в ладони. Божья коровка впилась в кожу.
— Я никуда не пойду, — сказала я тихо. — Это моя квартира. По закону.
— Закон мы ещё посмотрим! — свекровь поднялась опять, уже не скрывая торжества. — Олежек, покажи ей!
Олег полез во внутренний карман пиджака, висевшего на спинке стула, достал бумагу. Развернул.
— Это заявление, — сказал он, глядя куда-то мимо меня. — В суд. Оспариваем дарственную. Адвокат говорит, есть шансы. Тётя Зоя в последний год плохо соображала, у неё слабоумие было. Мы свидетелей найдём.
— Какое слабоумие?! — я шагнула к нему. — Она до последнего дня газеты читала, кроссворды разгадывала! Мы с ней каждый вечер разговаривали!
— А соседка тётя Валя другое расскажет, — Людмила Петровна улыбнулась. — Она нам уже обещала в суде выступить. Скажет, что Зойка последние месяцы вообще не понимала, где находится. То войну боялась, то покойного мужа видела.
Тётя Валя. Старая дрянь из соседней квартиры, которая вечно совала нос не в своё дело. Ещё два года назад Людмила Петровна с ней поссорилась из-за какой-то ерунды на лестничной площадке. А теперь, значит, помирились.
— Вы всё подстроили, — прошептала я. — Давно уже.
— Умная девочка, — свекровь кивнула. — Сынок, заберём наследную квартиру у этой деревенщины, вот тогда она попляшет! Будет знать, как чужое добро захватывать!
Олег сложил бумагу обратно.
— Кир, ну не дури, — сказал он устало. — Съедешь к маме на время. Мы тут разберёмся, квартиру продадим, поделим деньги. Всем хватит.
Продадим. Поделим.
Я посмотрела на него — на этого мужчину, с которым прожила четыре года. Познакомились в кафе, куда я после работы забежала. Я тогда в салоне красоты мастером трудилась, в съёмной комнатушке ютилась. А он такой солидный, взрослый, на десять лет старше. Ухаживал красиво, в рестораны водил. Обещал, что с ним я заживу совсем по-другому.
Заживу. Ну да.
— Не будет никакого дележа, — сказала я. — Это моя квартира, и точка.
— Посмотрим! — рявкнула Людмила Петровна. — Да ты вообще кто такая? Никто! Без образования, маникюрщица! Думаешь, если замуж выскочила, так теперь всё твоё?
— У меня среднее специальное образование, — я почему-то начала оправдываться, хотя понимала, что это бессмысленно. — И я не маникюрщица, я мастер широкого профиля...
— Да хоть академик! — она взмахнула рукой. — В нашу семью влезла, прикормленную тёткину квартирку захапала. Думаешь, я не знаю, как вы это проворачиваете? Старушек одиноких высматриваете, прилипаете, а потом всё имущество себе переписываете!
— Мама, ты чего?! — Олег покосился на меня. — Кира не такая, она правда за тётей ухаживала...
— Ухаживала! — свекровь презрительно скривилась. — За деньги, небось? Зоя ей платила, я уверена!
Тётя Зоя мне не платила. Я просто приходила к ней каждый день после работы, готовила, убиралась, лекарства покупала. Она была добрая, смешная, рассказывала истории про свою молодость. Мне с ней хорошо было. А потом, когда ей совсем плохо стало, она вызвала нотариуса и сказала: "Кирюша, ты как дочка для меня. Пусть квартира твоей будет". Людмила Петровна тогда вообще не появлялась. Позвонила один раз, наорала на тётю, что та денег ей не даёт на новый телевизор, и бросила трубку.
— Знаете что, — я направилась к двери. — Говорите тут что хотите. А я пойду.
— Куда это ты? — Людмила Петровна загородила проход. — Думаешь, от разговора сбежишь?
— На работу, — я посмотрела на часы. Половина одиннадцатого. — У меня клиентка в двенадцать.
— Работа! — она фыркнула. — На эти свои копейки и живи. А квартиру отдай, пока по-хорошему говорим!
Я обошла её и вышла в прихожую. Схватила куртку с вешалки. Олег вылез следом.
— Кир, ты это, не бзди, — пробормотал он. — Мы ж не выгоняем тебя совсем. Просто надо вопрос решить.
Вопрос решить.
Я захлопнула за собой дверь и побежала по лестнице вниз. Лифт не стала ждать — боялась, что они догонят. Выскочила на улицу, холодный октябрьский воздух ударил в лицо. Небо серое, низкое. Дождь накрапывал.
Надо было куда-то идти. Думать. Понимать, что делать дальше.
Салон "Афродита", где я работала, находился на улице Ленина, в двадцати минутах ходьбы. Я шла, почти не замечая дороги. Люди снова и снова, машины, витрины магазинов. Всё мимо.
К адвокату они сходили. Значит, серьёзно.
Телефон завибрировал в кармане. Я достала — сообщение от Олега: "Не дури. Приходи вечером, спокойно обсудим".
Обсудим. Как будто есть что обсуждать.
Я свернула на Ленина, миновала аптеку, продуктовый. Вывеска салона замаячила впереди — розовые буквы на белом фоне, в окне фотографии довольных клиенток. Толкнула дверь.
— Кирка! — хозяйка Светлана Борисовна выглянула из подсобки. — А ты чего рано? Галя только пришла, ещё даже чай не заварила.
— Свет, можно с тобой поговорить? — я прошла внутрь, стянула куртку.
— Конечно, — она кивнула на дверь своего кабинета. — Заходи. Что стряслось-то?
Я рассказала. Всё, как было. Про свекровь, про Олега, про заявление в суд.
Светлана слушала, сидя за своим маленьким столом, заваленным бумагами и косметикой. Лицо у неё постепенно менялось — от удивления до возмущения.
— Вот сволочи! — выдохнула она, когда я закончила. — Ну надо же! А квартира точно на тебя оформлена?
— Да, дарственная. Заверенная. У меня все документы есть.
— Тогда они ничего не сделают, — Светлана покачала головой. — Оспорить дарение очень сложно. Особенно если дарительница умерла.
— Но они говорят, что тётя Зоя была невменяемая...
— Ой, да бросьте! — Светлана махнула рукой. — Это ещё доказать надо. Справки медицинские, свидетели... У них ничего нет, блеф это всё.
Я хотела поверить. Но сомнения гложили.
— А вдруг соседка правда скажет, что тётя странная была?
— Скажет что угодно, но это не доказательство, — Светлана подпёрла щёку ладонью. — Кир, слушай, тебе к адвокату надо. Нормальному, а не к каким-то жуликам, как они ходили. Я тебе дам телефон знакомой. Марина Олеговна, толковая женщина. Она моей сестре с разводом помогала.
Адвокат. Значит, война начинается.
— Сколько это стоит?
— Консультация тысячи две-три. Дальше по ситуации, — Светлана достала телефон, полистала контакты. — Запиши номер.
Я записала. Потом мы ещё посидели, выпили чаю с печеньем из автомата на первом этаже. Светлана пыталась меня подбодрить, но я почти не слышала, что она говорит. В голове был один сплошной гул.
В двенадцать пришла клиентка Анфиса Марковна — бабушка лет семидесяти, которая каждые две недели красила волосы в рыжий цвет и делала укладку. Весёлая, разговорчивая. Я надела фартук, развела краску, начала наносить. Анфиса Марковна болтала про внуков, про погоду, про цены в магазинах. Я поддакивала машинально.
— Ты что-то бледная сегодня, деточка, — вдруг сказала она, всматриваясь в моё отражение в зеркале. — Случилось чего?
— Да нет, всё нормально, — я натянула улыбку. — Просто устала немного.
— Ну-ну, — она недоверчиво покачала головой. — Смотри, не перерабатывайся. Здоровье-то одно.
После Анфисы Марковны была ещё одна клиентка, потом третья. День тянулся мучительно долго. Я стригла, красила, улыбалась — автоматически, словно робот.
В шесть вечера я закончила. Светлана уже ушла, оставалась только Галка, администратор. Она сидела за стойкой, уткнувшись в телефон.
— Гал, я пошла, — я накинула куртку.
— Давай, — она даже не подняла глаз.
Я вышла на улицу. Стемнело, фонари горели. Дождь закончился, но асфальт блестел мокрыми лужами. Куда идти? Домой не хотелось. Там свекровь, наверное, всё ещё сидит. Или Олег один, и будет снова уговаривать "по-хорошему решить вопрос".
Я достала телефон, набрала номер адвоката. Трубку взяли после третьего гудка.
— Слушаю, — женский голос, уверенный, деловой.
— Здравствуйте, это Марина Олеговна? Меня Светлана Борисовна посоветовала, из салона "Афродита". Мне нужна консультация по жилищному вопросу...
— Да, я вас слушаю. Можете подъехать завтра утром? Часов в десять?
— Можно.
— Хорошо, записываю. Ваше имя?
— Кира. Кира Николаевна Соколова.
— Отлично, Кира Николаевна. Адрес скину вам в сообщении. До встречи.
Она бросила трубку. Через минуту пришла СМС с адресом — улица Кирова, дом двенадцать, офис триста пять.
Значит, завтра. Хоть какое-то дело.
Я побрела по улице наугад. Зашла в маленькое кафе на углу, заказала капучино. Села у окна, смотрела на прохожих. Молодая пара целовалась под фонарём. Мужик с собакой тащил пакеты из супермаркета. Подростки курили у подъезда, хохотали над чем-то в телефоне.
Обычный вечер. Обычная жизнь.
А у меня рушится всё. Дом, семья... Хотя какая семья? Олег даже не встал на мою сторону. Промолчал, когда мать меня оскорбляла. А потом ещё и заявление подписал.
Я достала свой телефон. Восемь пропущенных от него. Три сообщения:
"Кир, ты где?"
"Мать уехала. Приходи, поговорим нормально".
"Ты вообще адекватная?"
Последнее меня взбесило. Я адекватная? Это я?!
Я набрала ответ: "Олег, иди к чёрту. Завтра буду ночевать у подруги. Не звони".
Нажала "отправить". Потом заблокировала его номер.
Подруги у меня, если честно, не было. То есть были знакомые — Светлана, Галка, ещё пара девчонок из института красоты, где я училась. Но чтобы приехать среди ночи с вещами... Неловко как-то.
Телефон снова завибрировал. Мама.
"Дочка, как дела? Давно не звонила".
Я уставилась на экран. Не звонила, да. Неделю точно. А может, и больше.
Набрала её номер.
— Кирюшка! — голос мамы, тёплый, родной. — Ну наконец-то! Я уж думала, ты меня забыла.
— Прости, мам, — у меня вдруг перехватило горло. — Работы много было...
— Понимаю, понимаю. Ты главное не переутомляйся. Здоровье береги. Как Олег?
Как Олег. Олег, который хочет отнять у меня квартиру.
— Мам... Можно я к тебе приеду? На выходные?
— Конечно, деточка! — она обрадовалась. — А что случилось?
— Потом расскажу. Просто... соскучилась.
— Приезжай, приезжай! Я борща наварю, пирожков напеку. Отдохнёшь у меня.
Мы ещё немного поболтали, попрощались. Я допила остывший капучино и вышла из кафе.
На выходные до мамы ехать ещё три дня. Надо было где-то переночевать. Гостиницу снять? Но это дорого. И зачем, если своя квартира есть?
Моя квартира.
Я развернулась и пошла к метро. Поеду домой. И пусть он попробует меня оттуда выгнать.
Ключ поворачивался в замке с трудом — руки дрожали. Я толкнула дверь. В квартире было темно и тихо. Олега, похоже, не было. Или он уже спал?
Я зажгла свет в прихожей, прошла в комнату. Пусто. Потом на кухню. Тоже никого.
На столе лежала записка, небрежно нацарапанная на листке из блокнота:
"Уехал к матери. Вернусь завтра. Подумай над моим предложением".
Предложением. Съехать и отдать квартиру.
Я скомкала записку и швырнула в ведро. Потом разделась, приняла душ, легла в постель.
Спать не могла. Лежала, смотрела в потолок. Завтра к адвокату. Потом... Что потом?
Развод? Наверное, да. Раз уж он встал на сторону матери, то какой смысл дальше жить вместе?
А любила ли я его вообще? Или просто была благодарна, что он меня из съёмной комнаты вытащил, замуж позвал?
Не знаю. Честно — не знаю.
В какой-то момент я всё-таки забылась. Проснулась от звука ключа в замке. Схватила телефон — половина седьмого утра.
Олег. Вернулся.
Я услышала, как он прошёл на кухню, зазвенела посуда. Потом запахло кофе.
Я встала, накинула халат, вышла. Он стоял спиной, наливал кипяток в чашку.
— Ты чего так рано? — я прислонилась к косяку.
Он обернулся. Лицо помятое, щетина.
— Не спалось, — буркнул он. — Ты передумала?
— О чём?
— Ну, насчёт квартиры. Отдать. Деньги поделим, всё честно.
Я усмехнулась.
— Олег, ты серьёзно думаешь, что я соглашусь?
— Кир, ну я же объясняю! — он поставил чашку на стол. — Мать не успокоится, пока не получит свою долю. Она считает, что тётя Зоя должна была ей квартиру завещать, а не тебе.
— Тётя Зоя сделала, как считала нужным.
— Да понимаю я! — он провёл рукой по лицу. — Но мать не понимает! Она меня достала уже, каждый день звонит, орёт...
— Значит, ей можно орать, а мне нет?
— Я не это имел в виду...
— А что ты имел в виду? — я шагнула ближе. — Что твоя мамочка важнее, чем я, твоя жена?
— Кир, не начинай, — он отвернулся. — У меня голова болит. Выпей кофе, успокойся.
— Я спокойная! — я почти кричала. — Это ты неспокойный, раз за мной бегаешь с предложением отдать мою квартиру!
Он резко развернулся.
— Твою квартиру! Всё твоё! А я, значит, тут никто?
— Ты тут муж! Должен меня поддерживать, а не с мамашей в паре против меня играть!
— Я никого не...
— Играешь! — я перебила. — Ты с ней к адвокату пошёл! Ты подписал заявление в суд!
Он молчал. Потом тихо сказал:
— Кир, я не хотел. Мать заставила.
— Мать заставила, — я передразнила. — Тебе сорок два года, Олег. Сорок два! А ты всё маму слушаешься!
— Не ори, — он сжал кулаки. — Соседи услышат.
— Пусть слышат!
— Кира, заткнись!!
Он шагнул ко мне, и я увидела ярость в его глазах. Такого я ещё не видела. Отступила назад, к двери.
— Не подходи.
— Или что? — он шёл дальше. — Побежишь жаловаться? Кому, интересно? У тебя же друзей нет, семьи толком нет...
— Есть!
— Где? — он усмехнулся. — Мамаша твоя в деревне? Которая на копейки живёт? Да она тебе не поможет! Некому тебе помочь, понимаешь?
Я почувствовала, как слёзы подступают. Нет, не буду плакать. Не дождётся.
— Уйди с дороги, — сказала я.
— Нет, — он загородил проход. — Сейчас мы договоримся. Ты отдашь квартиру, получишь деньги. На эти деньги купишь себе что-нибудь. Комнату там, или в деревне дом построишь. А мы разведёмся, по-хорошему. Без скандалов.
Без скандалов. Красиво звучит.
— А если я не соглашусь?
Он улыбнулся. Неприятно так, холодно.
— Тогда будет суд. Долгий, противный. Мы найдём свидетелей, справки. Докажем, что тётя Зоя была невменяемая. И ты останешься ни с чем.
— Не докажете.
— Докажем, — он наклонился ко мне, близко-близко. — Потому что у нас деньги есть. А у тебя их нет.
Я оттолкнула его. Он не ожидал, покачнулся.
— Пошёл вон, — прошипела я. — Вон из моей квартиры.
Он выпрямился, оправил рубашку.
— Ещё увидим, чья это квартира, — бросил он и вышел из кухни.
Через минуту хлопнула входная дверь.
Я опустилась на стул. Трясло. Всё тело трясло.
Телефон зазвонил ровно в половине десятого. Я уже была одета, накрашена, почти готова выходить к адвокату. Незнакомый номер.
— Да?
— Кира Николаевна Соколова? — мужской голос, официальный, сухой.
— Я.
— Это нотариальная контора Ершова. Вас беспокоит помощник нотариуса Владислав Семёнович. У нас для вас важная информация касательно наследственного дела Зои Петровны Красильниковой.
Тётя Зоя. Я замерла с тушью в руке.
— Какая информация?
— По телефону не могу сообщить. Вы могли бы подъехать сегодня? Это срочно.
— А... в чём дело?
— Обнаружились новые документы. Приезжайте, пожалуйста. Адрес: улица Пушкина, дом восемь, второй этаж, офис двести три. Вас устроит час дня?
Я растерянно кивнула, потом спохватилась:
— Да, устроит.
— Ждём вас, — он повесил трубку.
Новые документы? Какие ещё документы?
Я дрожащими руками дописала сообщение Марине Олеговне, адвокату: "Простите, не смогу приехать в десять. Можно перенести на завтра?"
Ответ пришёл мгновенно: "Хорошо. Завтра в то же время".
Я доделала макияж, оделась. Вышла из квартиры. На улице было солнечно, по-осеннему ярко. Листья на деревьях горели жёлтым и красным.
До часу дня оставалось три часа. Я села в троллейбус, доехала до центра. Бродила по улицам, заходила в магазины, рассматривала витрины, ничего не видя.
Что за документы? И почему они появились только сейчас?
Без пяти минут первого я стояла у подъезда старого кирпичного здания на Пушкина. Вывеска: "Нотариус Ершов П.В." Поднялась на второй этаж, нашла офис двести три. Толкнула дверь.
В приёмной за столом сидела женщина лет сорока, в очках, с аккуратным пучком на голове. Она подняла глаза.
— Соколова?
— Да.
— Проходите, Павел Валентинович вас ждёт.
Она кивнула на дверь справа. Я постучала, вошла.
Кабинет был небольшой, заставленный шкафами с папками. За столом сидел мужчина лет пятидесяти пяти, седой, в строгом костюме. Он встал, протянул руку.
— Кира Николаевна? Павел Валентинович Ершов. Садитесь, пожалуйста.
Я села. Руки вспотели.
— Так что там за документы?
Он открыл папку на столе, достал несколько листов.
— Полтора месяца назад к нам обратилась Зоя Петровна Красильникова. За неделю до своей смерти. Она хотела составить завещание.
Я моргнула.
— Но... дарственная уже была...
— Да, дарственная на квартиру. Но у Зои Петровны имелось и другое имущество. О котором вы, похоже, не знали.
Другое имущество?
— Какое?
Павел Валентинович передвинул бумаги ко мне.
— Земельный участок в Краснодарском крае. Пятнадцать соток. Куплен в две тысячи восьмом году. Плюс небольшой дом на этом участке. По оценке — около четырёх миллионов рублей.
Я уставилась на документы. Краснодарский край. Дом.
— Я... я не знала.
— Зоя Петровна никому не рассказывала. Она купила этот участок давно, хотела туда переехать на пенсии, но здоровье не позволило. Дом сдавался посуточно туристам, небольшой доход приносил. Управляющая компания всем занималась, деньги Зое Петровне переводили на карту.
Четыре миллиона. Дом у моря.
— И она... завещала мне?
Он медленно покачал головой.
— Не вам. Она завещала этот дом и участок своей сестре, Людмиле Петровне Красильниковой.
Мир качнулся. Свекрови?
— Но... почему?
Павел Валентинович вздохнул.
— Зоя Петровна сказала: "Квартиру я отдала Кире, она заслужила. А это пусть Люде достанется, чтобы не обижалась. Сестра она мне всё-таки". Я пытался отговорить, объяснить, что могут быть споры, но она настояла.
Значит, тётя Зоя всё продумала. Мне квартиру, свекрови — дом.
— И... Людмила Петровна знает?
— Мы известили её вчера. Она приезжала утром, получила свидетельство о праве на наследство.
— И что она сказала?
Он поморщился.
— Она была... недовольна. Требовала, чтобы мы отменили дарственную на квартиру. Я объяснил, что это невозможно. Тогда она заявила, что всё равно через суд будет добиваться.
Конечно. Ей мало четырёх миллионов. Ей нужна ещё и квартира.
— Так зачем вы меня вызвали?
Он снова полез в папку, достал конверт.
— Зоя Петровна оставила для вас письмо. Просила передать лично в руки после того, как я сообщу о завещании.
Письмо. Я взяла конверт дрожащими пальцами. Надпись: "Кирюше".
— Можно я...?
— Конечно. Я выйду, дам вам время.
Он поднялся и вышел из кабинета, прикрыв дверь.
Я вскрыла конверт. Внутри — два листа, исписанные неровным почерком тёти Зои.
"Моя дорогая Кирочка!
Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет. Прости, что не сказала тебе раньше про дом в Краснодаре. Просто не хотела, чтобы ты думала, будто я тебя подкупаю или что-то вроде того.
Квартиру я отдала тебе, потому что ты её заслужила. Ты была рядом, когда мне было плохо. Ты не просила ничего взамен, просто помогала. Я это ценю, деточка.
А Людмиле я оставила дом, чтобы она не шумела. Знаю я свою сестричку, она без скандала не успокоится. Пусть берёт дом, продаёт его, деньги получает. Может, хоть тогда угомонится.
Но если она всё равно будет к тебе лезть с претензиями на квартиру — не уступай. Это твоё. По праву. Я в здравом уме была, когда дарственную оформляла. Все справки есть, я специально проверялась у врачей перед этим.
И ещё, Кирюша. Если Олег встанет на сторону матери — подумай, нужен ли тебе такой муж. Мужчина должен жену защищать, а не маменьке угождать. Ты у меня умная, сама разберёшься.
Живи счастливо, деточка. И не давай себя в обиду.
Твоя тётя Зоя".
Я дочитала и заплакала. Тихо, по-настоящему. Слёзы капали на бумагу, размазывая чернила.
Тётя Зоя. Она всё предусмотрела. Всё.
Дверь приоткрылась, Павел Валентинович заглянул внутрь.
— Вам воды принести?
— Нет, спасибо, — я вытерла лицо ладонями. — Я... я сейчас.
Он вошёл, сел на своё место.
— Кира Николаевна, я должен вас предупредить. Людмила Петровна заявила, что будет оспаривать дарственную. Но у меня есть все документы, подтверждающие, что Зоя Петровна на момент оформления дарения была дееспособна. Медицинские справки, заключения психиатра. Она специально прошла обследование перед этим, чтобы не было вопросов.
Значит, тётя Зоя действительно всё продумала.
— Спасибо, — прошептала я. — Спасибо вам.
— Держитесь, — он кивнул. — И если что — обращайтесь. Я буду свидетелем, если дело дойдёт до суда.
Я вышла из нотариальной конторы в каком-то странном состоянии. Радость, грусть, облегчение — всё смешалось.
Дом. Четыре миллиона. Свекрови.
Значит, вся эта возня с судом бессмысленна. У них теперь есть деньги, зачем им моя квартира?
Я достала телефон, набрала номер Олега. Он ответил не сразу.
— Что? — голос злой.
— Съезди к матери, — сказала я спокойно. — И спроси её про наследство. Про дом в Краснодаре.
Пауза.
— Что?
— Спроси. И позвони мне потом.
Я отключилась. Села на лавочку у подъезда. Ждала.
Через двадцать минут он перезвонил.
— Кира... это правда?
— Что именно?
— Что тёте Зое принадлежал дом? И она его матери завещала?
— Правда. Четыре миллиона стоит.
Он молчал. Потом выдохнул:
— Мать говорит, она всё равно хочет квартиру.
Я усмехнулась.
— Конечно хочет. Только не получит. У меня все документы в порядке, справки есть. Так что можете даже не пытаться.
— Кир...
— Слушай, Олег, — я перебила. — Ты выбрал сторону. Ты пошёл к адвокату, подписал заявление. Ты назвал меня "деревней", встал на сторону матери, когда она меня оскорбляла. И теперь твоя мать получает четыре миллиона, а ты думаешь, что я просто всё прощу?
— Я не...
— Заткнись, — сказала я тихо. — Просто заткнись. Я подам на развод. Сегодня же. Квартира останется моей, потому что она моя по закону. И даже не пытайся что-то отсудить.
— Кир, ну давай поговорим...
— О чём? — я почти кричала. — О том, как ты любишь маменьку? Или о том, как ты мне изменял с секретаршей год назад? Думаешь, я не знала?
Он задохнулся на том конце провода.
— Ты... откуда?..
— Галка видела вас в кафе. Рассказала мне. Я промолчала тогда, решила, что пройдёт. Но теперь понимаю — ты просто эгоист. Тебе нужна не жена, а прислуга. Которая будет тебе готовить, стирать, ноги мыть и ещё деньги на твою маму и сына давать.
— Это не так!
— Так. И знаешь что? Мне плевать. Приезжай сегодня вечером, заберёшь свои вещи. Всё. Остальное — через адвокатов.
Я сбросила звонок. Руки тряслись, но внутри было спокойно. Странно спокойно.
Телефон снова зазвонил. Олег. Я отклонила вызов. Заблокировала номер.
Потом позвонила маме.
— Кирюша! — она обрадовалась. — Ну как ты?
— Мам, я приеду сегодня. На автобусе. Можно?
— Конечно, деточка! Что случилось-то?
— Потом расскажу. Встретишь меня?
— Встречу, встречу. Во сколько приедешь?
Я глянула на часы. Половина третьего. Автобус до Красного Яра отходит в пять.
— Часов в восемь буду.
— Хорошо, жду тебя!
Мы попрощались. Я встала с лавочки, пошла к дому. Надо было собрать вещи.
В квартире я собиралась быстро. Одежда, косметика, документы, фотографии. Всё в один большой чемодан. Олеговы вещи даже не трогала.
На столе оставила записку: "Ключи на тумбочке. Документы о разводе получишь через адвоката".
Выключила свет, закрыла дверь. Положила ключи в конверт, кинула его в почтовый ящик Олега.
Всё.
Автовокзал встретил гулом объявлений и запахом пирожков из ларька. Я купила билет, села в автобус. Устроилась у окна.
Автобус тронулся. Город поплыл за окном — дома, улицы, люди. Моя жизнь последних четырёх лет.
Я достала телефон, открыла фотографии. Вот мы с Олегом на свадьбе. Вот на море. Вот на дне рождения у его друзей.
Удалила всё.
Потом нашла старые фото. Я с мамой. Я с подружками из училища. Я с тётей Зоей на кухне, обе смеёмся над чем-то.
Тётя Зоя. Спасибо тебе.
Автобус выехал на трассу, набрал скорость. За окном замелькали поля, перелески, деревеньки.
Я откинулась на спинку кресла, закрыла глаза.
Надо будет завтра позвонить Марине Олеговне, адвокату. Оформить развод. Потом... Потом посмотрим.
Может, я действительно куплю что-нибудь на свои деньги. Не квартиру, нет. Может, маленький салон открою, свой. Здесь, в Красном Яру. Или в соседнем городке.
А может, поеду путешествовать. Давно мечтала побывать на море. Настоящем, южном.
Или...
Телефон завибрировал. Сообщение от незнакомого номера.
Я открыла. Фотография. Дом — небольшой, аккуратный, с верандой. За ним синеет море. Подпись: "Это то самое наследство. Краснодарский край, посёлок Витязево. Если захочешь посмотреть — пишите, я управляющая. С уважением, Наталья".
Дом у моря. Который достался свекрови.
Я усмехнулась. Интересно, продаст она его или нет? Четыре миллиона — большие деньги. Для неё точно.
Хотя...
Я вгляделась в фотографию. Веранда, крыльцо. Окна с белыми рамами. Сад какой-то сбоку.
Красиво.
Может быть, Людмила Петровна не продаст. Может, переедет туда. Подальше от нас с Олегом.
Хотя какая разница? Это уже не моя проблема.
Автобус мчался по трассе. Стемнело. В окнах домов вспыхивали огоньки.
Я открыла письмо тёти Зои ещё раз, перечитала. "Живи счастливо, деточка. И не давай себя в обиду".
Не дам, тётя Зоя. Обещаю.
Мама встретила меня у автостанции, в старой куртке, с заплаканным лицом.
— Кирюшка! — она обняла меня крепко, до боли. — Ну наконец-то! Я так волновалась!
— Мам, всё хорошо, — я прижалась к ней. — Просто... много всего произошло.
— Расскажешь потом, — она взяла у меня чемодан. — Пошли домой. Я борща наварила, как обещала.
Мы шли по знакомым улицам. Красный Яр встречал тишиной и темнотой. Фонари горели тускло, собаки лаяли где-то вдалеке.
Наш дом стоял на краю посёлка, маленький, покосившийся. Мама толкнула калитку, мы вошли во двор.
— Заходи, заходи, — она открыла дверь. — Давай чемодан, я поставлю.
В доме пахло борщом и домом. Тем самым запахом детства, который невозможно забыть.
Я разделась, прошла на кухню. Мама уже накрыла на стол.
— Садись, поешь сначала. А потом всё расскажешь.
Я села. Ела борщ с домашней сметаной, свежий хлеб, солёные огурцы из банки и сало. Мама сидела напротив, смотрела на меня.
— Похудела, — сказала она наконец. — И бледная какая-то.
— Мам, я... я развожусь с Олегом.
Она не удивилась. Просто кивнула.
— Понятно. Ну и правильно. Я всегда думала, что он не пара тебе.
— Почему не говорила?
— Так ты б не послушала, — она усмехнулась. — Влюблённая была. А теперь сама всё увидела.
Я рассказала ей всё. Про свекровь, про квартиру, про завещание, про дом в Краснодаре. Мама слушала, иногда качала головой.
— Вот сволочи, — резюмировала она в конце. — Ну и пусть катятся. Ты у меня молодец, что не поддалась.
— А если бы я поддалась?
— Тогда не была бы моей дочкой, — она строго посмотрела на меня. — Соколовы не отступают. Запомни.
Мы доели, помыли посуду. Мама постелила мне в моей старой комнате — кровать скрипела, одеяло пахло нафталином, но мне было хорошо.
Я легла, смотрела в потолок. За окном ухала сова.
Завтра начну новую жизнь. Без Олега, без свекрови, без этой квартиры, из-за которой разгорелся весь сыр-бор.
Квартира останется моей. Я это знаю. Документы в порядке, свидетели есть.
А дальше...
Дальше посмотрим.
Утром меня разбудил звонок. Я схватила телефон, сонная. Марина Олеговна, адвокат.
— Кира Николаевна? Простите за ранний звонок. У меня новость.
Я села в кровати.
— Какая?
— Людмила Петровна Красильникова отозвала заявление из суда. Только что пришло уведомление.
Я моргнула.
— Как... отозвала?
— Да. Без объяснения причин. Просто отозвала.
Значит, четырёх миллионов хватило. Или Олег её уговорил.
— Спасибо, — выдохнула я. — Спасибо вам большое.
— Рада была помочь. И ещё — если будете оформлять развод, обращайтесь. Я помогу.
Мы попрощались. Я легла обратно, уставилась в потолок.
Всё кончилось. Война закончилась, не начавшись.
Свекровь отступила. Квартира моя.
А я здесь, в Красном Яру, у мамы.
И впереди — новая жизнь.
Какая она будет?
Не знаю.
Но точно не такая, как раньше.
Прошло три месяца
Я сидела на веранде дома в Витязево, который недавно купила. Пила кофе и смотрела на море. Волны накатывали на берег, чайки кричали над водой.
Квартиру в городе я продала. За пять восемьсот. Как раз хватило на дом и ещё немного осталось.
Олег не возражал. Мы развелись тихо, без скандалов. Он даже извинился напоследок. Сказал, что был дураком. Я не стала спорить.
Мама переехала ко мне. Оставила свой дом старшему брату, а сама приехала сюда. Сначала боялась, что не привыкнет, но потом освоилась. Теперь каждое утро ходит на рынок, торгуется с продавцами, завела подружек среди соседок.
А я открыла здесь маленький салон красоты. Арендовала помещение в центре посёлка, наняла двух мастеров. Дело пошло — туристы летом валом валят, а зимой местные ходят.
Вечерами мы с мамой сидим на веранде, пьём чай, смотрим на закат.
— Хорошо тут, — говорит мама. — Правда ведь?
— Хорошо, — соглашаюсь я.
И это правда.
Телефон завибрировал. Сообщение от незнакомого номера.
"Кира, это Олег. Знаю, ты не хочешь со мной общаться. Но я должен сказать. Мать заболела. Рак. Врачи говорят, осталось полгода. Она хочет с тобой увидеться. Попросить прощения. Если не хочешь — пойму".
Я перечитала сообщение несколько раз.
Людмила Петровна. Больна.
Попросить прощения.
Я посмотрела на море. Солнце садилось, окрашивая воду в багрянец.
Прощать или нет?
Не знаю.
Может быть, прощу. А может, нет.
Но это уже другая история.
Я отложила телефон и поднялась. Мама позвала ужинать.
— Иду! — крикнула я и вошла в дом.
Свой дом.
У моря.
Где начинается моя новая жизнь.