MARY MI

— Что ты там высматриваешь? Небось опять на свою подружку через окно пялишься? Ольга вздрогнула, но не обернулась. Пальцы сжали край штор — плотная ткань помялась в руке, оставив влажный след. За окном серел январский вечер, фонари уже зажглись, и где-то внизу, у подъезда напротив, действительно стояла Рита с огромными пакетами из магазина. Но не в этом было дело. — Я просто смотрю, — тихо ответила она. — Просто смотришь! — Игорь швырнул ключи на тумбочку так, что они со звоном отскочили на пол...

— Ты вообще соображаешь, что несёшь? Мне моя мать уже три года подряд намекает на эту чёртову кофемашину! Три года, Настя! И каждый раз мы дарим какую-то ерунду — то плед, то набор посуды. Хватит! Настя замерла у кухонной столешницы, сжимая в руках телефон. Экран всё ещё светился — она только что смотрела цены на билеты к своим родителям. В Краснодар. На Новый год. Как они и планировали. Как они договорились ещё в сентябре. — Паша, мы же обсуждали... — Ничего мы не обсуждали! — он резко развернулся от окна, и в его глазах полыхнуло что-то жёсткое, непривычное...

— Да замолчи ты уже! — Ваня швырнул телефон на диван так, что тот отскочил и упал на ковер. — Надоело слушать твоё нытьё! Лиза замерла у окна, сжимая в руках чашку с остывшим кофе. Вот оно. Снова началось. Три дня назад он вернулся от матери с таким лицом, будто его там накормили сгоревшими пирожками и заставили переписать завещание. А теперь вот это. — Ванечка, я просто хотела... — Перестань возмущаться! — рявкнул он, и она вздрогнула, едва не расплескав кофе на себя. — Нашу квартиру будем сдавать, а сами переедем жить к маме! Слова повисли в воздухе, тяжелые, как мокрое одеяло...

Кулак Артёма опустился на столешницу с такой силой, что моя кружка подпрыгнула, расплескав кофе на белую скатерть. Я смотрела на коричневое пятно, которое расползалось, впитываясь в ткань, и думала: вот так же растекается по нашей жизни его мать. Медленно, неотвратимо, пропитывая собой каждый уголок. — Чего вылупилась на меня? Моя мама будет встречать Новый год вместе с нами и без лишних вопросов! Его голос ударил по ушам. Я не «вылупилась». Я просто сказала — очень спокойно, между прочим, — что хотела бы встретить праздник вдвоём...

Всё началось с того самого конверта. Я вернулась с работы около восьми, прошла на кухню, включила чайник. И тут я его увидела. Конверт. Рядом с ним сидела моя свекровь, сложив руки на груди, словно судья перед оглашением приговора. Её глаза блестели каким-то особенным огоньком — я уже научилась распознавать этот взгляд. Это означало, что она придумала что-то новенькое. — Присядь, Юля, — она кивнула на стул напротив. — Нам нужно поговорить серьёзно. Я осторожно опустилась на стул, не сводя глаз с конверта...

Я проснулась от того, что Егор вышел из нашего домика в четыре утра. Дверь хлопнула – не громко, но достаточно, чтобы вырвать меня из сна. Я лежала, уставившись в потолок, слушала, как скрипит снег под его ногами. Куда он идёт? В туалет? Но туалет в другой стороне. Встать и проверить – значит признаться себе, что что-то не так. А я не хотела. До свадьбы месяц. Платье куплено, ресторан заказан, приглашения разосланы. Всё идеально. Всё должно быть идеально. Я натянула одеяло на голову и заставила себя уснуть...

Экран телефона светился в полумраке кухни, и я смотрела на запись с камеры, чувствуя, как внутри что-то медленно закипает. Вот она, моя свекровь Аглая Максимовна — та самая, которая еще утром едва поднималась с дивана, охая на каждый шаг — теперь прыгает по гостиной под какую-то попсовую музыку. Бокал вина в руке. Колбаса в другой. Танцует так, будто ей двадцать, а не семьдесят три. — Федя, — я протянула телефон мужу, который только что вернулся с работы. — Глянь. Он посмотрел, моргнул, посмотрел еще раз...

— Слушай, хватит уже! Сколько можно этот цирк терпеть? — Виктор швырнул телефон на диван так, что тот отскочил и чуть не упал на пол. — Каждый день одно и то же: то лекарства не те, то врача вызывай, то еще какая-то ерунда! Его сестра Светлана сидела на кухне, листая какой-то глянцевый журнал о недвижимости. Даже не подняла головы. — Вить, ну успокойся. Мы же договорились все спокойно обсудить. — Обсудить?! — Он влетел на кухню, едва не задев плечом дверной косяк. — Света, нам уже по тридцать с лишним! У меня кредит за машину, у тебя — за эту твою студию красоты...

Я понял, что попал, когда Карина достала из сумочки телефон и начала листать что-то в заметках. Не просто листать — искать конкретный файл, судя по сосредоточенному выражению лица. Мы сидели в модном кофе-баре на Тверской, вокруг гудела молодёжь, бариста выкрикивали номера заказов, а я смотрел на эту женщину и чувствовал, как внутри всё сжимается в тугой комок предчувствия. Знакомство наше началось банально — приложение для знакомств, пара дней переписки, её фотографии с отпуска в Дубае. Карине было тридцать восемь, мне двадцать девять...

— Ты что, совсем обнаглела? — голос Людмилы Степановны звенел так, что в соседней комнате заплакал годовалый Мишка. — Думала, я не замечу, что ты моё серебро по карманам растаскиваешь? Зоя стояла посреди гостиной и смотрела на свекровь так, словно та говорила на незнакомом языке. Пальцы девушки машинально сжимали край пледа, которым она только что укрывала сына. В ушах шумело. — Какое серебро? — она сглотнула. — О чём вы вообще... — Не притворяйся! — Людмила Степановна сделала шаг вперёд, и Зоя невольно отступила к окну...

Я услышал этот смех раньше, чем открыл дверь квартиры. Её смех — тот самый, который когда-то казался мне музыкой. Только сейчас в нём звучало что-то другое, чужое. Что-то, чего я никогда не слышал за семь лет брака. Ключи выпали из рук — грохнулись на паркет. Сумку я бросил прямо у порога. В коридоре валялись две пары обуви: её бежевые сапоги и мужские кроссовки Nike. Я знал эти кроссовки. Видел их тысячу раз. Руслан купил их месяц назад и хвастался, мол, последняя модель, эксклюзив. Сердце стучало где-то в горле...

Ключ провернулся в замке с таким привычным щелчком, что я даже улыбнулась — наконец-то дома. Три недели командировки в Екатеринбурге вымотали так, что хотелось только одного: рухнуть на свою кровать и проспать часов двенадцать подряд. Чемодан на колёсиках противно стучал по паркету, когда я тащила его в прихожую. И тут же учуяла — запах. Не наш. Чужие духи, сладковатые, приторные, из тех, что продают в переходах. — Любочка? — донёсся из глубины квартиры голос мужа. — Ты уже? Я скинула ботинки и пошла на звук...