— Хватит уже сидеть на моей шее! — голос Раисы Петровны резанул по ушам. — Совсем обнаглела, да?!
Зоя замерла у холодильника с пачкой масла в руках. Не успела даже открыть — просто хотела проверить, есть ли что намазать на хлеб Данилке к завтрашнему завтраку. А теперь стояла, сжимая в пальцах скользкую упаковку, и чувствовала, как по спине расползается жар.
— Восемь месяцев, — мать шагнула ближе, тыча пальцем в воздух, — восемь месяцев ты здесь сидишь! И что?! Работу нашла? Нет! Деньги принесла? Тоже нет! Только ешь да это своё отродье кормишь!
«Не отродье он», — хотела выкрикнуть Зоя, но горло сжалось так, что выдавить из себя хоть звук было невозможно. Данилка спал в соседней комнате, и слава богу — не слышал этого. Хотя нет, наверное, слышал. Стены в хрущёвке тонкие, как бумага. Всё слышно.
— Мам, не надо, — из комнаты донёсся голос отца, но он был таким слабым, что Раиса Петровна даже не обернулась.
— Три тысячи отдала тебе в прошлом месяце, две — позавчера! Сколько ж можно уже с нас деньги выкачивать!
Зоя положила масло обратно. Медленно, аккуратно, будто это была хрустальная ваза, а не дешёвая пачка за девяносто рублей. Потом взяла куртку с вешалки и пошла к двери.
— Куда это ты? — мать преградила путь. — Я с тобой ещё не закончила!
— А я закончила, понятно?! — крикнула Зоя.
Она выбежала на площадку. В подъезде воняло кошками и сигаретами. Из квартиры напротив доносилась музыка — громкая, бессмысленная. Зоя спустилась по ступенькам — лифт сломан уже месяц — и вышла на улицу.
Дождь. Опять этот чёртов ноябрьский дождь, который лил не переставая третью неделю. Она пошла наугад, не разбирая дороги. Мимо гастронома, мимо аптеки, мимо остановки, где под козырьком жались старушки с авоськами. Город был серый, мокрый, равнодушный.
На набережную вышла через полчаса. Река текла тяжело, вода чёрная, маслянистая. Фонари отражались желтыми кляксами. Зоя села на скамейку — мокрую, холодную — и достала телефон.
Сообщение от Жанны: «Слышала, в „Магните" на Коммунальной требуется продавец. Ставка двадцать три тысячи. Думаю, тебе подойдёт».
Двадцать три тысячи. Зоя попыталась прикинуть: десять на лекарства Данилке, пять матери за жильё, восемь тысяч на еду на двоих... Ничего не остаётся. Ноль. И так каждый месяц, до бесконечности.
Она встала, побрела дальше. Свернула на Гоголя, потом на Пушкинскую, где светились витрины кафе, а внутри сидели люди из параллельной вселенной — те, кто мог позволить себе капучино за триста рублей. У «Шоколадницы» остановилась женщина её возраста, в дублёнке, с пакетами из бутиков. Говорила по телефону, смеялась: «Купила платье! Ну и что, что дорогое? Один раз живём!»
Зоя прошла мимо, не оборачиваясь. Были времена, когда она тоже могла сказать «один раз живём». Когда муж работал прорабом, когда деньги были. А теперь... Теперь муж сбежал с двадцатидвухлетней секретаршей, алименты приходят раз в квартал, если приходят вообще, и вся жизнь превратилась в выживание.
К девяти вечера добрела до торгового центра на окраине. Зашла погреться. Бродила между витрин, смотрела на манекенов в зимних куртках, на стенды с игрушками. В детском отделе притормозила — на вешалках висели комбинезоны, яркие, тёплые. Данилке нужен новый. Старый совсем мал стал.
Подошла ближе, посмотрела на ценник: восемь тысяч.
— Последний размер, — защебетала продавщица. — Могу отложить, если хотите.
Зоя покачала головой и ушла.
На улице опять хлестал дождь. А она всё думала, куда ей бежать. Купить билет на автобус и куда-нибудь уехать? Начать заново, одной, без Данилки, без матери, без этого всего...
Но тут же замотала головой. Данилку она не бросит. Никогда.
Телефон завибрировал: «Когда вернёшься? Данилка плачет».
Зоя вызвала такси — последние двести рублей. Ехала молча, смотрела в окно. Водитель болтал о погоде, а она думала о том, как хрупко всё это — надежда, достоинство, вера в то, что будет лучше.
Дома мать уже спала. Данилка сидел на кровати, обнимал подушку.
— Мам, ты не уйдёшь? — спросил он.
— Нет, солнышко, — Зоя прижала его к себе. — Никогда.
Утром пошла в «Магнит». Заполнила анкету, прошла собеседование у измотанной женщины с папкой документов.
— Опыт в торговле есть?
— Нет, но быстро учусь.
— Выходите завтра. В шесть утра.
Зоя вернулась домой к обеду. Мать сидела на кухне, смотрела в окно.
— Устроилась, — сказала Зоя. — Буду платить половину зарплаты за жильё.
Раиса Петровна кивнула, не оборачиваясь.
— Только без долгов больше.
Зоя прошла в комнату, легла на диван. Данилка играл на полу с машинками — тихо, сосредоточенно.
Вечером, когда он заснул, Зоя вышла на балкон. Дождь кончился. Небо прояснилось, и между облаками проглядывали звёзды — редкие, холодные. Она закурила — первый раз за полгода. Затянулась глубоко, почувствовала, как дым обжигает лёгкие.
И вдруг увидела: на соседнем балконе стоит женщина. Примерно её возраста, в растянутой кофте, с сигаретой в руках. Они переглянулись. Молча. Та женщина кивнула — так, еле заметно. Зоя кивнула в ответ.
И поняла: их тысячи. Таких же, как она. Стоящих по вечерам на балконах, курящих в темноте, молчащих. Тех, кто не сдаётся, хоть и не знает, зачем продолжает идти.
Она докурила, затушила окурок и вернулась в комнату. Легла рядом с Данилкой, укрыла его одеялом. Завтра в шесть утра — красная форма, касса, восемь часов на ногах. А потом послезавтра. И ещё один день. И ещё.
Но сейчас, в эту минуту, лёжа в темноте и слушая дыхание сына, она вдруг почувствовала что-то странное. Не надежду даже — что-то другое. Упрямство, что ли. Злость. Желание доказать — непонятно кому и зачем — что она ещё здесь. Что она не сломалась.
За окном ветер качал голые ветки деревьев. Где-то вдали гудел поезд. А Зоя лежала и думала: может, и не будет лучше. Может, так и будет — день за днём, копейка к копейке, без праздников и передышек. Но она выстоит. Обязательно выстоит.
Потому что теперь это была уже не война с матерью или с бывшим мужем. Это была война с самой собой. И проигрывать Зоя не собиралась.
Телефон завибрировал — сообщение от неизвестного номера. Зоя нащупала его в темноте, прищурилась на экран: «Здравствуйте. Вы оставляли резюме на должность администратора в медицинский центр „Доктор Плюс". Можем предложить собеседование. Зарплата сорок две тысячи. Свяжитесь с нами завтра до обеда».
Она перечитала три раза. Медицинский центр... Да, точно, она откликалась на эту вакансию месяца два назад, уже и забыла. Сорок две тысячи. Это в два раза больше, чем в «Магните». Это значит — можно снять комнату. Съехать от матери. Жить по-человечески.
Зоя положила телефон обратно на тумбочку. Сердце колотилось. Она боялась поверить — вдруг это ошибка, вдруг они перепутали, вдруг передумают. Но что-то внутри, какая-то крошечная искорка, всё-таки затеплилась.
Данилка всхлипнул во сне, перевернулся на бок. Зоя погладила его по волосам — мягким, детским. Ему скоро восемь. Школа, друзья, какая-то своя жизнь начнётся. И пусть. Пусть у него будет другая жизнь — не такая, как у неё.
Она закрыла глаза. За окном город жил своей ночной жизнью — где-то ругались соседи, где-то лаяла собака, где-то ехала скорая с воем сирены. Обычная ночь. Обычная жизнь.
Но завтра Зоя позвонит в этот медицинский центр. Пойдёт на собеседование. Может, возьмут, а может — нет. Но она попробует. Потому что теперь она знала: пока пытаешься — ты жива. Пока идёшь — ты не упала.
И этого, как оказалось, было достаточно.