— Сволочь! Да она просто дрянь! — Людмила Тимофеевна врезала ногой по калитке так, что створка задрожала. — Замок! Она сменила замок!
Рядом с ней, задыхаясь от августовской жары и возмущения, переминалась с ноги на ногу её сестра Галка. Обе стояли перед дачными воротами, которые ещё вчера открывались так просто, так привычно. А сегодня — хоть расшибись.
— Я ж говорила, что Нинка стерва, — Галка вытерла вспотевший лоб платочком. — Говорила тебе: не надо каждый день сюда ездить. Но нет, ты ж умная!
Людка смерила сестру убийственным взглядом. Ещё утром они сидели на кухне в её квартире, планировали очередной выезд на дачу — шашлычки, водочка, подруг Галкиных позвать. Хорошо же устроились: дача-то формально сына, но Кирилл с этой своей Нинкой в городе торчат, работают как проклятые. А участок пустует. Грех не воспользоваться.
Людка снова дёрнула ручку калитки. Бесполезно. Новый замок — блестящий, наглый — смотрел ей прямо в лицо.
— Поедем в «Максидом», — она развернулась к сестре, и в её голосе прозвучало что-то жёсткое, железное. — Купим болгарку. Сейчас этот чёртов забор распилим.
— Ты что, с ума сошла? — Галка попятилась. — Это же…
— Ничего это не «же»! — Людка уже шла к машине, доставая из сумки ключи. — Моего сына дача! Понимаешь? Моего! А эта… эта выскочка решила меня выставить? Да я ей покажу!
Они ехали по Приморскому шоссе, мимо сосен и дачных посёлков, а Людка всё кипела. Нинка. Эта тихая мымра, которую Кирилл притащил три года назад. «Мама, познакомься, это Нина». Людка сразу поняла — не пара. Слишком умная, слишком себе на уме. Замуж вышла, внуков нарожала — двойняшек, между прочим, — и возомнила себя хозяйкой. Хозяйкой!
А ведь дачу Людка с покойным мужем ещё в девяностые отгрохали. Сами. Руками. Там каждый гвоздь — их труд, их пот. И что теперь? Какая-то девка указывает ей, свекрови, где её место?
Всё началось три недели назад. Нина приехала на дачу с детьми в субботу утром — и обомлела. Пластиковые стаканчики по траве, окурки, бутылки, пакеты из-под чипсов на веранде. Свекровь с подругами тут накануне отдыхала, ну и что? Думала, в понедельник приедет, уберёт. Но Нина не стала ждать. Прислала в семейный чат фотографию помойки и коротко: «Людмила Тимофеевна, я устала убирать за вами. Больше не приезжайте без предупреждения».
Людка тогда ещё посмеялась. Устала, видите ли. Молодая совсем, а уже устала. Но через неделю Нинка повторила заезд — и снова мусор, снова скандал. Кирилл тогда позвонил, попросил маму «быть поаккуратнее». Людка наврала, что это не она, что, мол, соседские мальчишки через забор лазят.
А в прошлый четверг Нина просто взяла и поменяла замки. Без разговоров, без предупреждения. И ключи не дала.
В «Максидоме» Людка купила болгарку, диски, перчатки. Продавец, молодой парень с татуировкой на шее, скептически посмотрел на неё:
— Вам самой работать?
— А кому ещё? Что думаете, женщина не может? — огрызнулась Людка.
Обратно они ехали молча. Галка нервно грызла семечки, Людка сжимала руль. В голове уже складывался план: подъедут, распилят замок на калитке, войдут. А там посмотрят. Может, и внутри что-то испортят, для остроты ощущений. Пусть Нинка знает, с кем связалась.
Было около пяти вечера, когда они снова подъехали к даче. Людка вытащила болгарку из багажника, включила. Звук — визгливый, противный — разорвал тишину посёлка. Диск коснулся металла, полетели искры.
— Людмила Тимофеевна, вы чего творите? — из соседского участка высунулась какая-то тётка.
— Не ваше дело! — рявкнула Людка, не останавливаясь.
Замок поддавался плохо, руки дрожали от вибрации, пот заливал глаза. Но Людка пилила, пилила, как одержимая. Галка стояла рядом, оглядывалась по сторонам, шептала: «Люд, может, хватит? Люд, это неправильно…»
Наконец замок с грохотом упал на землю. Людка толкнула калитку — та распахнулась. Победа. Она прошла во двор, огляделась. Всё чисто, прибрано. Грядки политы, трава скошена. Нинкина работа, понятное дело.
— Сейчас мы тут устроимся, — Людка присела на лавочку, вытирая лоб. — Достань из машины сумку, там ещё бутылка осталась.
Они сидели на веранде, когда подъехала машина Кирилла. Людка даже не сразу испугалась — только когда увидела лицо сына. Он вылез из «Тойоты», медленно прошёл через искромсанную калитку, поднялся на веранду. Молчал. Долго молчал, глядя на мать.
— Нина мне написала, что сработала сигнализация, — наконец сказал он тихо. — Что кто-то взламывает дачу. Я думал, воры. А тут ты.
— Кириллушка, я ж… — начала Людка, но сын поднял руку.
— Мама, ты распилила мой забор. Ты залезла на мою территорию. Ты вообще понимаешь, что делаешь?
— Как это твою? — Людка вскочила. — Это моя дача! Моя с твоим отцом!
— Была. Десять лет назад я выкупил её у тебя, ты забыла? Оформили договор дарения, деньги ты получила. Документы есть. И теперь это моя собственность. И Нины. И детей. А ты тут устраиваешь бардак, мусоришь, орёшь на весь посёлок!
— Да она сама…
— А что сама Нина? Она ничего плохого не делала! — Кирилл повысил голос впервые за весь разговор. — Нина убирает за тобой! Каждый раз! Она с детьми приезжает отдыхать, а тут твои пьянки! Окурки, бутылки! Ты хоть раз подумала, каково ей?
Людка стояла, чувствуя, как внутри всё сжимается в тугой ком. Это предательство. Её собственный сын, её кровь — встал на сторону этой девки.
— Убирайтесь, — Кирилл открыл калитку настежь. — Обе. И чтоб больше сюда ни ногой. Замок я поменяю ещё раз, и на забор поставлю камеры. Если ещё раз полезешь — заявление в полицию напишу.
— Ты мне угрожаешь? — Людка шагнула к нему. — Своей матери?
— Я предупреждаю, — Кирилл отвернулся. — Всё. Разговор окончен.
Дома Людка швыряла посуду, рыдала, звонила подругам и изливала душу. Галка ещё раньше уехала из посёлка, испугавшись скандала. А Людка осталась одна — с обидой, с яростью, с ощущением чудовищной несправедливости.
Два дня она не выходила на связь. Не брала трубку, когда Кирилл пытался дозвониться. Пусть поволнуется, пусть поймёт, что натворил. Но на третий день в дверь позвонили — это была Нина. С двойняшками на руках.
— Людмила Тимофеевна, нам нужно поговорить, — сказала она спокойно, без злобы.
— Проваливай отсюда на все четыре стороны! — Людка попыталась захлопнуть дверь, но Нина успела вставить ногу.
— Мне не нужно войны. Я просто хочу, чтобы вы уважали наше пространство. Это всё. Приезжайте к внукам, сидите с ними, я буду только рада. Но дача — это наш семейный уголок. Понимаете?
Людка молчала. Внутри клокотало, но взгляд Нины — усталый, честный — вдруг заставил её замолчать.
— Я подумаю, — выдавила она сквозь зубы и захлопнула дверь.
На следующее утро Людка собрала чемодан. Взяла билет до Анапы. Пусть эти неблагодарные поживут без неё. Пусть попробуют справиться с детьми сами, без бабушки, которая всегда выручала. Вот тогда и поймут, что потеряли.
В поезде она смотрела в окно, думала о даче, о Кирилле, о том, как всё покатилось под откос. И где-то в районе Ростова Людка вдруг поняла: она проиграла. Окончательно и бесповоротно. Потому что её сын вырос. Потому что у него своя семья. И Нина — не враг. Нина просто защищает свой дом.
Но признавать поражение Людка не собиралась. Она откинулась на сиденье, закрыла глаза. В Анапе будет море, солнце, курортная жизнь. Может, встретит кого из старых подруг. Может, даже мужика какого найдёт — на зло всем этим неблагодарным родственникам.
А там посмотрим. Посмотрим, кто кого переживёт.