— Заткнись, наконец! — рявкнул Игорь, и его кулак с размаху опустился на столешницу.
Вера замерла. Стакан с водой качнулся, несколько капель выплеснулись на клеенку — дешевую, с выцветшими ромашками, которую они купили еще пять лет назад в «Ашане». Она смотрела на эти капли, как будто именно в них сейчас заключался смысл всего происходящего.
— Ты что себе позволяешь? — тихо спросила она.
— Замолчи лучше и не спорь! Мама переезжает жить к нам, она итак нуждается! — прошипел муж, и в его голосе было столько яда, что Вера невольно отшатнулась.
Она стояла у плиты, в старом халате, который когда-то был бирюзовым, а теперь выцвел до непонятного серо-голубого. На конфорке булькала каша — перловка с тушенкой, потому что на мясо в этом месяце денег уже не хватало. Пахло чем-то казенным, столовским. Вере вдруг захотелось выключить газ и уйти. Просто взять и уйти, не оборачиваясь.
Но она осталась.
— Игорь, — начала она, стараясь говорить ровно, — мы же обсуждали это. У нас двухкомнатная квартира. Где твоя мама будет спать? На диване в зале? А Кирилл где уроки делать будет?
— Найдем место, — отрезал он, даже не глядя на нее. — Переживем как-нибудь.
«Переживем». Это его любимое слово последние годы. Переживем кризис. Переживем сокращение. Переживем ремонт у соседей сверху, которые долбят перфоратором с семи утра. Только вот она уже устала переживать.
— А меня ты спросил? — Вера почувствовала, как внутри что-то начинает закипать. — Это ведь и моя квартира тоже. Или я уже не имею права голоса?
Игорь резко обернулся. Его лицо было красным, на лбу вздулась вена — та самая, которая появлялась, когда он был на грани.
— Твоя квартира? — он усмехнулся, но смех вышел злым, каким-то лающим. — Ты хоть копейку в нее вложила? Кто ипотеку двадцать лет тянул, я или ты?
— Я? — Вера почти задохнулась от возмущения. — Я что, не работала? Не на твоих рубашках экономила, не макароны по три раза на неделе варила, когда тебя сократили?
— Ну вот видишь, сразу вспомнила! — он вскочил со стула, и тот с грохотом откинулся назад. — Как же, как же! «Я экономила, я варила»! А то, что мама двадцать лет меня одна поднимала, когда отец сбежал, это ничего?
Вера сжала половник. Каша продолжала кипеть и неприятно пахнуть.
— Твоя мама за все эти годы даже ни разу не поздравила меня с днём рождения! Вечно меня обсуждает и думает, что я украла тебя у неё! — резко сказала Вера.
— Потому что так оно и есть! — выпалил Игорь, и в комнате словно воздух загустел.
Вера замерла. Половник со стуком упал на пол, брызги каши полетели на ее тапочки.
— Что ты сказал?
Он отвернулся, провел ладонью по лицу. В этом жесте читалась усталость, но Вере было уже все равно.
— Игорь, посмотри на меня и повтори, — ее голос стал странно ровным, почти бесцветным. — Что ты сейчас сказал?
— Слышала же, — буркнул он. — Мама всю жизнь мечтала, что я... Ну, в общем, не важно.
— Нет, важно! — крикнула Вера, и сама удивилась силе собственного голоса. — Договаривай! О чём она мечтала?
Игорь развернулся к ней. Глаза его были тусклыми, стеклянными, как у выпившего человека, хотя он не пил с Нового года.
— Она мечтала, чтобы я женился на Ирке Соколовой. Дочке ее подруги. Помнишь Ирку? Которая сейчас в Москве живет, своя квартира в центре, машина...
Вера медленно опустилась на табурет. Ноги вдруг стали ватными.
— И что? — спросила она почти шепотом. — Ты об этом все наши пятнадцать лет брака думал?
— Нет! Господи, нет... — он попытался приблизиться, но она вскинула руку, останавливая его. — Вера, я же люблю тебя. Просто... Мама в последнее время часто об этом заговаривает. Говорит, что жизнь могла сложиться иначе.
— Понятно, — Вера поднялась. — Значит, твоя мама будет жить здесь и каждый день напоминать мне, что я — не тот выбор. Что я украла у нее сына, который мог жить в Москве с Иркой Соколовой.
— Ты все преувеличиваешь...
— Заткнись! — она не узнала собственного голоса. — Ты сказал мне заткнуться первым. Теперь моя очередь. Заткнись и слушай.
Игорь замер, словно школьник перед строгой учительницей.
— Я пятнадцать лет... — Вера говорила медленно, выговаривая каждое слово, — пятнадцать лет терпела твою мать. Терпела ее взгляды, ее замечания. «Вера, ты неправильно курицу запекаешь». «Вера, почему у Кирилла тройка по математике?». «Вера, ты что, не можешь платье поприличнее надеть, когда мы в гости идем?».
Она сделала шаг к мужу.
— Я терпела, потому что любила тебя. Потому что думала: это твоя мама, тебе с ней тяжело расстаться, она одна... Но теперь ты хочешь, чтобы эта женщина жила здесь? Чтобы я просыпалась и засыпала под ее взглядом? Чтобы она учила меня, как жарить котлеты и воспитывать моего сына?
— Нашего сына, — машинально поправил Игорь.
— Вот видишь? — Вера горько усмехнулась. — Даже сейчас ты не на моей стороне. Даже сейчас ты ее защищаешь.
В коридоре послышался звук открывающейся двери. Кирилл пришел из школы.
— Мам, а чего так воняет? — крикнул подросток, сбрасывая рюкзак.
Вера резко повернулась к плите. Каша пригорела. Со дна кастрюли поднимался едкий черный дым.
— Блин! — она схватила кастрюлю прихваткой, понесла к раковине. Горячий металл обжег ей пальцы даже сквозь ткань.
— Мам, пап, вы чего? — Кирилл замер на пороге кухни, озираясь. Он чувствовал напряжение, как животное чувствует грозу.
— Все нормально, сынок, — Игорь попытался изобразить улыбку, но получилось жалко. — Иди к себе, уроки делай.
— Да ладно, какие уроки... — начал было Кирилл, но посмотрел на мать и замолчал.
Вера стояла у раковины, спиной к ним обоим. Плечи ее вздрагивали, но плакала она беззвучно.
— Мам? — тихо позвал подросток.
— Иди, Кирюш, — глухо ответила она, не оборачиваясь. — Правда. Все хорошо.
Парень посмотрел на отца, но тот отвел взгляд. Кирилл вздохнул и вышел, громко хлопнув дверью своей комнаты.
Вера открыла кран, холодная вода зашипела, ударившись о раскаленное дно кастрюли. Пар окутал ее лицо, и слезы смешались с конденсатом.
— Вера, — Игорь подошел ближе, — давай спокойно поговорим. Я не хотел тебя обидеть.
— Не хотел? — она обернулась, и он невольно отступил. Ее лицо было опухшим и красным. — Ты сказал, что я украла тебя у твоей матери. Ты сказал, что она до сих пор жалеет о том, что ты на мне женился. И ты не хотел меня обидеть?
— Я погорячился...
— Нет, — Вера покачала головой. — Ты сказал правду. Ту правду, которую думал все эти годы, но не решался произнести вслух.
Она сняла мокрую прихватку, бросила ее на столешницу. Подошла к столу, где лежал ее телефон.
— Что ты делаешь? — настороженно спросил Игорь.
— Звоню маме. Я поеду к ней. На неделю. Может, на две. Не знаю еще.
— Ты не можешь бросить семью из-за...
— Из-за чего? — она подняла на него глаза. — Договаривай. Из-за чего я не могу уехать? Из-за того, что моего мнения никто не спрашивает? Из-за того, что твоя мамочка важнее меня?
— Она больна! — выкрикнул Игорь. — У нее диабет, ей тяжело одной!
Вера замерла.
— Диабет.
— Да.
— И когда ты собирался мне это сказать?
Он помялся.
— Она мне только вчера позвонила. Сахар высокий, врачи говорят, нужен контроль...
— Вчера, — повторила Вера. — И ты сутки молчал. Ты сначала решил все сам, а потом просто поставил меня перед фактом. Так?
— Я думал, как лучше сказать...
— А спросить меня не думал? — ее голос снова начал подниматься. — Просто подойти и сказать: «Вера, у мамы проблемы со здоровьем. Давай вместе подумаем, как ей помочь»? Нет, ты решил, что проще рявкнуть на меня и приказать заткнуться!
Игорь молчал. Он стоял посреди кухни — большой, грузный мужчина в мятой рубашке, из которой торчал живот. Когда они познакомились, он был стройным, спортивным. Играл в любительский футбол. А теперь...
«Хватит, — одернула себя Вера. — Не время об этом».
— Я уезжаю, — сказала она твердо. — Недели на две. За это время ты... Ты подумаешь. О том, чего ты хочешь на самом деле. О том, готов ли ты жить со мной. Или тебе нужна только мама.
— Ты ставишь ультиматумы? — в его голосе появились злые нотки.
— Нет. Я просто даю нам обоим время. Чтобы понять, есть ли еще в этом доме место для меня.
Она взяла телефон и вышла из кухни. В коридоре остановилась у двери Кирилла, тихо постучала.
— Кирюш, можно?
— Заходи.
Сын сидел на кровати, обнимая подушку. На его лице было написано все — страх, растерянность, обида.
— Мам, вы разводитесь? — спросил он, и голос его предательски дрогнул.
Вера села рядом, обняла его.
— Нет, родной. Не разводимся. Просто... У взрослых бывают конфликты. Мне нужно немного побыть одной, подумать.
— Из-за бабушки, да? — он поднял на нее глаза. Умные, внимательные глаза. В отца.
Вера не стала врать.
— Отчасти да.
— Она злая, — сказал Кирилл просто. — Я слышал, как она тебе говорит гадости. Думаешь, я не понимаю?
Вера обняла его крепче.
— Она не злая. Она... Она просто очень любит своего сына. Иногда матери перегибают палку.
— Ты бы так со мной не поступила, — уверенно сказал Кирилл. — Ты бы не унижала мою жену.
«Мою жену». Ему пятнадцать, а он уже думает об этом. Вера улыбнулась сквозь слезы.
— Постараюсь не унижать. Обещаю.
Она поцеловала его в макушку, встала.
— Я позвоню завтра. И ты мне позвонишь, если что-то будет нужно. Хорошо?
— Хорошо, мам.
Вера вернулась в спальню, достала из шкафа старую спортивную сумку. Начала складывать вещи, машинально: трусы, носки, две футболки, джинсы. Зубная щетка, крем для рук...
— Ты серьезно? — Игорь стоял в дверях, и в его глазах было что-то новое. Страх, что ли?
— Серьезно.
— А как же ужин? Кирюшка...
— Кирюшка уже взрослый. Сам разогреет себе что-нибудь. И ты, кстати, тоже умеешь пользоваться микроволновкой.
Она застегнула сумку, накинула куртку.
— Мама позвонит в девять, — сказал Игорь вдруг. — Она каждый день в девять звонит.
— Ты ей сам расскажешь? Или мне позвонить?
Он сжал губы.
— Я сам.
— Вот и хорошо, — Вера подошла к нему, встала вплотную. — Игорь, я не требую, чтобы ты выбрал между нами. Я просто хочу, чтобы ты услышал меня. Впервые за... Не помню уже, сколько лет. Чтобы ты услышал, что мне больно. Что я устала. Что я не вещь, которую можно передвинуть с места на место.
Он молчал, глядя в пол.
— Я уеду сейчас, — продолжила она. — А ты подумай. Подумай, чего ты хочешь. И если поймешь, что хочешь, чтобы я вернулась — не просто вернулась, а вернулась как жена, как равный партнер, — позвони мне.
Она подняла сумку, вышла в коридор. Кирилл выглянул из комнаты, посмотрел на нее. Она помахала ему рукой, постаралась улыбнуться.
Дверь захлопнулась за ней с глухим стуком.
На улице было холодно. Октябрь выдался промозглым, ветер трепал голые ветки тополей. Вера достала телефон, набрала номер мамы.
— Алло?
— Мам, это я... Можно к тебе приехать?
— Верочка? Что случилось?
И тут только, услышав родной голос, Вера дала себе волю. Слезы хлынули, и она уже не сдерживала их.
— Мам, я... Я не знаю, что делать...
— Приезжай, доченька. Я тебя жду.
Вера села на лавочку у подъезда, уткнулась лицом в ладони. Рыдала, как рыдала в последний раз, наверное, лет двадцать назад. И на душе было странно — больно и одновременно как-то легче.
В окне их квартиры зажегся свет. Она подняла голову, увидела силуэт Игоря. Он стоял и смотрел вниз, прямо на нее.
Вера вытерла глаза, встала, пошла прочь, не оборачиваясь.
Мамина квартира пахла так, как пахнет только в родительском доме — смесью старых книг, лаванды и чем-то еще, неуловимым, что невозможно описать словами. Вера стояла на пороге с сумкой в руках, и слезы снова подступили к горлу.
— Ну что ты, что ты... — мама обняла ее, маленькая, сухонькая, а крепко так держала, будто Вере снова десять лет, и она разбила коленку во дворе. — Заходи, я чай поставлю.
Мама всегда ставила чай. Когда Вера получила тройку по химии — чай. Когда первый парень бросил — чай. Когда умер папа — чай. Как будто горячий напиток мог все исправить.
«А может, и правда может», — подумала Вера, проходя в крошечную кухоньку.
Тут ничего не изменилось. Тот же клетчатый клеенчатый чехол на стуле, те же занавески с петухами, которые Вера ненавидела в детстве. Даже чайник тот же — допотопный, со свистком. Мама не признавала электрические.
— Садись, — мама уже хлопотала у плиты. — Я тебе котлеток пожарю. Ты похудела.
— Мам, не надо котлет...
— Надо, надо. Ты у меня кожа да кости. Что он тебя там не кормит, что ли?
Вера усмехнулась. Мама умудрялась во всем винить Игоря. Даже в том, что Вера забывает есть.
— Кормит. Я сама готовлю, вообще-то.
— Вот именно! — мама торжествующе подняла указательный палец. — Ты готовишь, ты стираешь, ты убираешь. А он что? Лежит на диване?
— Мам, не начинай...
— Не начинаю. Просто говорю правду.
Мама достала из холодильника фарш, лук, начала колдовать над миской. Вера смотрела на ее руки — узловатые, с коричневыми пятнами, которых раньше не было. Когда мама успела состариться?
— Рассказывай, — сказала мама, не оборачиваясь. — Что натворил твой Игорек?
Вера вздохнула. И начала рассказывать. Про свекровь. Про то, что Игорь хочет ее к себе забрать. Про Ирку Соколову. Про слова мужа, которые до сих пор болели, как занозы.
Мама слушала молча, только лепила котлеты все яростнее. Фарш шлепался на доску со злым звуком.
— Вот дрянь, — наконец выдохнула она. — Эта Тамара Ивановна — редкостная дрянь.
— Мам...
— Что «мам»? Я еще мягко выражаюсь. Она тебе с самого начала жизнь портила. Помню, как на свадьбе сидела с такой рожей, будто на похороны пришла.
Вера невольно улыбнулась. Да, это была правда. Тамара Ивановна весь вечер просидела с лицом, словно ела лимон.
— Она меня недостойной считает, — тихо сказала Вера.
— Дура она, — отрезала мама и бросила котлеты на сковороду. Масло зашипело, затрещало. — Таких, как ты, днем с огнем не сыщешь. Ты ему и жена, и нянька, и служанка. А он что в ответ? Орет на тебя.
— Он не всегда так... Раньше он был другим.
— Раньше, — мама фыркнула. — Раньше все другими были. А потом притираются, расслабляются, думают — ага, жена никуда не денется, можно ноги на стол закинуть.
Зазвонил телефон Веры. Она вздрогнула, посмотрела на экран. Игорь.
— Не бери, — сказала мама.
— Мам...
— Не бери, говорю. Пусть помучается.
Вера не стала брать. Положила телефон на стол экраном вниз. Но руки тряслись.
Через минуту пришло сообщение. Потом еще одно. И еще.
— Он пишет? — мама перевернула котлеты.
— Да.
— И что пишет?
Вера разблокировала телефон, посмотрела.
«Вера, где ты? Кирилл волнуется».
«Ты хоть ответь, что живая».
«Мы поговорить можем?»
— Классика, — мама поставила перед Верой тарелку с дымящимися котлетами. — Сначала нахамит, потом спохватится. Ешь.
Вера взяла вилку, но есть не хотелось совершенно. В горле стоял комок.
— Мам, а может, я правда неправа? Ну подумай... У нее диабет. Ей плохо. Она одна.
— А ты что, не одна? — мама села напротив, сложила руки на столе. — Ты пятнадцать лет живешь с мужчиной, который тебя не слышит. Который выбирает мать, а не тебя.
— Но она ему родила...
— И что? — мама наклонилась вперед. — Тебе Кирюшка кто? Не ты его родила? Не ты ночами с ним сидела, когда у него зубы резались? Не ты с учителями бегала, когда он в пятом классе чуть не второгодником остался?
Вера молчала.
— Верунь, — голос мамы стал мягче, — я понимаю. Ты добрая. Ты хочешь всем помочь. Но если ты сейчас согласишься, то дальше будет только хуже. Тамара поселится у вас, займет всю квартиру, всю вашу жизнь. И ты будешь прислуживать ей до конца ее дней. А Игорь будет смотреть сквозь тебя, потому что мама рядом.
— Может, я эгоистка? — прошептала Вера.
— Нет. Ты человек, у которого есть право на собственную жизнь.
Телефон снова завибрировал. На этот раз звонил Кирилл.
Вера взяла трубку.
— Мам, ты где?
— У бабушки, родной. Все хорошо.
— Папа странно себя ведет. Он в мамину... В вашу комнату зашел, сидит там на кровати. Я к нему подошел, а он...
— Что?
— Он плачет, мам.
Вера закрыла глаза.
— Кирюш, я завтра приеду. Заберу тебя, сходим куда-нибудь. Хочешь в «Додо пиццу»?
— Мам, а вы точно не разводитесь?
— Точно, — соврала Вера. Или не соврала? Сама уже не понимала.
Когда разговор закончился, мама посмотрела на нее внимательно.
— Он плачет?
— Да.
— Значит, дошло наконец.
— Или он просто расстроен, что я ушла.
— Вера, — мама взяла ее за руку, — ты хоть раз в жизни подумай о себе. Не о нем, не о Кирилле, не о свекрови. О себе. Чего ты хочешь?
Вера посмотрела в окно. За ним чернело небо, горели редкие окна в соседних домах. Где-то там люди тоже ругались, мирились, любили, ненавидели.
— Я хочу... — начала она и осеклась.
Что она хочет? Развода? Нет. Она все еще любила Игоря. Того, прежнего. Который дарил ей цветы просто так, который смеялся над ее шутками, который называл ее «рыбонькой».
Но тот Игорь куда-то делся. Вместо него появился усталый мужчина, который махал на все рукой и прятался за спину матери.
— Я хочу, чтобы он снова стал моим мужем, — тихо сказала Вера. — Не сыном своей матери. А моим мужем.
— Тогда не звони ему, — твердо сказала мама. — Пусть подумает. Пусть поймет, каково это — без тебя.
Вера кивнула.
Ночь прошла беспокойно. Вера спала на старой маминой раскладушке в зале, и пружины впивались в спину. Телефон звонил еще несколько раз — Игорь, Игорь, снова Игорь. Потом смс от него: «Вера, мама позвонила. Спрашивает, почему ты не отвечаешь».
Вера выключила звук и положила телефон под подушку.
Утром мама разбудила ее запахом блинов.
— Вставай, соня. Я тебя в магазин отправлю, мне молоко нужно.
Вера натянула вчерашние джинсы, посмотрела на себя в зеркало. Боже, какая она серая. Круги под глазами, волосы всклокочены. Когда она в последний раз была у парикмахера? Полгода назад? Год?
Она умылась, собрала волосы в хвост и пошла к маме на кухню.
— Вот держи, — мама протянула ей список. — И вот деньги. Сдачу принесешь.
Вера улыбнулась. Мама всегда была такой. Деловитой, четкой. Даже когда папа умер, мама не раскисла. Плакала ночами, но днем варила борщ, ходила на работу, улыбалась соседям.
«У меня сильная мать, — подумала Вера. — Почему я такой не выросла?»
На улице было солнечно. Октябрьское солнце, неяркое, но теплое. Вера шла медленно, рассматривала дома, дворы. Этот район она знала с детства — вот тут стояла железная горка, на которой она однажды застряла, и пожарные снимали. Вот здесь росла черемуха, которую весной все девчонки обламывали. А вот тут...
— Вера? Веруня?!
Она обернулась. Навстречу шла женщина, высокая, ухоженная, в дорогом пальто. На секунду Вера не узнала ее, а потом...
— Марина?!
Они кинулись друг к другу, обнялись. Марина, ее лучшая подруга из института. Они потерялись лет семь назад, когда Марина уехала в Питер.
— Ты чего тут? — Марина отстранилась, рассматривая ее. — Я думала, ты давно в другом районе живешь.
— У мамы гощу, — Вера постаралась улыбнуться. — А ты что здесь?
— К родителям приехала. Мама заболела, вот ухаживаю.
Они прошли к лавочке у магазина, сели. Вера слушала, как Марина рассказывает про Питер, про работу в модном журнале, про мужа-итальянца. У Марины все было идеально — карьера, семья, даже фигура осталась как в двадцать лет.
— А у тебя как? — наконец спросила Марина.
И Вера не выдержала. Выдала все — про Игоря, про свекровь, про Ирку Соколову. Марина слушала, и лицо ее каменело.
— Верка, — наконец сказала она, — ты серьезно? Ты пятнадцать лет это терпела?
Вера пожала плечами.
— Я думала... Ну, так у всех.
— Нет, милая, не у всех, — Марина достала сигареты, закурила. — У всех бывают конфликты. Но чтобы муж выбирал между женой и мамой — это уже не конфликт. Это диагноз.
— Но он же не специально...
— Да какая разница, специально или нет? — Марина выдохнула дым. — Результат один. Ты несчастна. Ты выглядишь на все пятьдесят, хотя тебе тридцать восемь. Извини за грубость, но это правда.
Вера сжалась.
— Я знаю. Я в зеркало иногда смотрю и не узнаю себя.
— Слушай, — Марина затушила сигарету, повернулась к ней, — у меня подруга. Психолог. Классная женщина. Хочешь, дам контакт?
— Зачем мне психолог?
— Затем, что ты сама не разберешься. Поверь моему опыту. Я три года ходила, когда у меня с первым мужем разлад начался.
— У тебя был первый муж?
— Ну да. Мы развелись, когда мне было двадцать девять. Он тоже маменькин сынок был. Я намучалась, а потом пошла к психологу, и она мне глаза открыла.
Вера задумалась.
— Я не знаю... Мне неловко как-то. Чужому человеку про свои проблемы...
— Верка, — Марина взяла ее за руку, — ты боишься чужого человека, но не боишься жить в аду со своим мужем и его мамой?
Вера молчала.
— Запиши номер, — Марина достала телефон. — Хотя бы на консультацию сходи. Один раз. Если не понравится — забудешь.
Вера нехотя внесла номер в телефон.
Они еще посидели, поговорили о пустяках. Марина уехала на такси, а Вера пошла в магазин. Купила все по списку, побрела обратно.
Около маминого подъезда стоял знакомый «Логан». Игорь.
Он стоял возле машины, курил. Увидел ее, бросил сигарету, затоптал.
— Вера.
Она замерла в нескольких метрах от него.
— Ты как меня нашел?
— Где ты еще могла быть?
Они смотрели друг на друга. Игорь выглядел ужасно — не бритый, в мятой куртке, глаза красные.
— Я хотел поговорить, — сказал он.
— Здесь? На улице?
— Не пустишь в квартиру? — он улыбнулся, но улыбка вышла кривой.
— Нет.
Он кивнул, будто ожидал этого.
— Тогда давай в машине.
Вера колебалась, но потом села на переднее сиденье. Игорь сел за руль, но двигатель не завел.
— Я всю ночь не спал, — начал он. — Думал.
Вера молчала.
— Ты права. Я... Я веду себя как сволочь.
— Это ты сам догадался или мама подсказала?
Он скривился.
— Сам. Мама как раз ругалась. Говорит, что я тряпка, раз жену отпустил.
— Вот как. Значит, я должна была остаться? Чтобы мама не ругалась?
— Нет! — он повернулся к ней. — Я не об этом. Я о том, что я... Господи, как это сказать...
Он провел рукой по лицу.
— Я боюсь ее, — выдохнул он наконец. — Боюсь маму. Всю жизнь боюсь.
Вера замерла.
— Как?
— Да вот так, — он горько усмехнулся. — Ты не понимаешь, какой она может быть. Когда мне было десять, и я принес тройку, она неделю со мной не разговаривала. Неделю! Просто молчала, как будто меня нет. А когда я в шестнадцать привел первую девушку, она устроила такой скандал... Девчонка в слезах убежала.
Вера слушала, и внутри что-то переворачивалось.
— Почему ты мне никогда не говорил?
— Потому что стыдно! — почти крикнул он. — Мне тридцать девять лет, а я до сих пор боюсь маму! Это же смешно!
— Это не смешно, — тихо сказала Вера. — Это грустно.
Игорь опустил голову на руль.
— Когда я женился на тебе, я думал, что она смирится. Что привыкнет. Но она... Она до сих пор напоминает мне про Ирку. Про то, что я мог жить по-другому.
— И ты ей веришь?
— Нет. Я люблю тебя, Вера. Но когда она начинает говорить, я... Я как мальчишка, который получил двойку. Мне страшно.
Вера посмотрела на него — на этого большого, грузного мужчину, который сейчас был похож на испуганного ребенка.
— Игорь, — медленно сказала она, — мне жаль, что у тебя такие отношения с матерью. Правда. Но это не дает тебе права кричать на меня и принимать решения за меня.
— Я знаю.
— И если она переедет к нам... Ты понимаешь, что произойдет? Она будет управлять нами обоими. Мной, тобой, даже Кириллом.
Он молчал.
— Так что ты выбираешь? — спросила Вера.
— Я... — он поднял голову, посмотрел на нее. — Я хочу, чтобы ты вернулась. Но я не могу бросить маму. Она больна.
— Я не прошу тебя бросить ее, — Вера почувствовала, как внутри закипает. — Я прошу найти другое решение. Снять ей квартиру рядом. Нанять сиделку. Помогать деньгами. Но не переселять ее к нам!
— Это дорого...
— Дороже, чем наш брак?
Он не ответил.
Вера открыла дверь, вышла из машины.
— Подумай еще, — сказала она. — И когда решишь, что важнее — позвони. Я буду ждать.
Она пошла к подъезду, не оборачиваясь. За спиной хлопнула дверь машины, завелся мотор.
Вера поднялась к маме, вошла в квартиру. Мама выглянула из кухни.
— Ну что?
— Говорили, — Вера сняла куртку, повесила ее. — Он сказал, что любит меня. Но маму бросить не может.
— Значит, не любит.
— Мам...
— Верунь, если бы он любил, он бы нашел способ. Поверь мне.
Вера прошла в зал, упала на раскладушку. Достала телефон, посмотрела на номер, который дала Марина.
Может, правда пора к психологу? Разобраться наконец, почему она пятнадцать лет терпит. Почему боится потерять мужчину, который ее не ценит.
Она набрала номер. Длинные гудки. Потом приятный женский голос:
— Алло, слушаю.
— Здравствуйте... Меня Марина посоветовала... Вы психолог?
— Да. Вас как зовут?
— Вера.
— Вера, приятно познакомиться. Что вас беспокоит?
И Вера заговорила. Долго, сбивчиво, со слезами. А женщина на том конце провода слушала, не перебивая.
— Вера, — наконец сказала она, — давайте встретимся. Завтра в пять вас устроит?
— Да... Да, спасибо.
Когда разговор закончился, Вера почувствовала странное облегчение. Будто сделала первый шаг. Маленький, несмелый. Но все-таки шаг.
Мама принесла ей чай с вареньем.
— Ну что, доченька?
— Завтра иду к психологу.
— Вот и правильно, — мама погладила ее по голове. — Будем разбираться. Вместе.
Вера прижалась щекой к маминой руке. И впервые за много дней почувствовала, что, может быть, все еще наладится.
Или не наладится.
Но жизнь на этом не закончится.
Прошла неделя
Вера ходила к психологу, гуляла с Кириллом, помогала маме. Игорь звонил каждый день, но разговоры были короткими, натянутыми.
А в пятницу вечером позвонил Кирилл. Голос его дрожал.
— Мам, приезжай. Срочно.
— Что случилось?
— Бабушка приехала.
Вера похолодела.
— Как приехала?
— Ну вот так. С чемоданами. Папа сказал, что это временно, но она уже вещи по шкафам раскладывает.
Вера молча взяла куртку. Мама проводила ее до двери.
— Ты точно поедешь?
— Да.
— И что скажешь?
— Не знаю еще. Но молчать больше не буду.
Когда Вера вошла в квартиру, первое, что она услышала, был голос Тамары Ивановны:
— Кирюша, принеси мне еще подушку. Эта слишком жесткая.
Вера прошла в зал. Свекровь сидела на диване — ее диване, где они с Игорем смотрели по вечерам фильмы. Рядом стояли два огромных чемодана.
— А, Вера, — Тамара Ивановна окинула ее холодным взглядом. — Наконец-то соизволила явиться. Игорь говорил, ты у матери отсиживаешься.
— Добрый вечер, Тамара Ивановна, — Вера удивилась спокойствию собственного голоса. — Где Игорь?
— На кухне. Чай заваривает. Я ему уже сказала, что неправильно заваривает, но он не слушает.
Вера прошла на кухню. Игорь стоял у плиты, и спина его была какой-то поникшей.
— Вера... — он обернулся. — Я не хотел, чтобы ты так узнала...
— Когда она приехала?
— Сегодня утром. Она сказала, что соседи сдают ее квартиру без разрешения, что ей негде жить...
— И ты поверил?
Он молчал.
— Игорь, посмотри на меня, — Вера подошла ближе. — Ты правда поверил в эту историю?
— Я не знаю! — он сорвался на крик. — Может, это правда! Может, соседи действительно...
— Игорь, — перебила его Вера, — твоя мать врет. Она просто решила переехать, пока меня нет. Чтобы поставить тебя перед фактом.
Из зала донесся голос Тамары Ивановны:
— Игорюша! Чай когда будет?
Вера посмотрела на мужа. Он стоял, опустив голову, и в этот момент она вдруг поняла: он не изменится. Никогда. Он так и будет бегать от мамы к ней, от нее к маме, разрываясь и ничего не решая.
— Хорошо, — тихо сказала Вера. — Я сейчас кое-что сделаю.
Она вышла в зал. Тамара Ивановна смотрела в телефон, не обращая на нее внимания.
— Тамара Ивановна, — Вера села напротив, — давайте честно поговорим. Без Игоря.
Свекровь подняла глаза.
— О чем говорить?
— О том, что вы меня ненавидите. И я это знаю. И вы знаете, что я знаю.
Тамара Ивановна холодно улыбнулась.
— Ненавидеть — громко сказано. Просто ты не подходишь моему сыну.
— Почему? — Вера наклонилась вперед. — Объясните мне. Я правда хочу понять.
Свекровь помолчала, потом вздохнула.
— Потому что ты простая. Обычная. У тебя нет амбиций, нет стержня. Ты прогнулась под Игоря, родила ребенка, сидишь в этой дыре... Ирка Соколова была бы другой. Она бы его в люди вывела.
— А вам не кажется, что Игорь сам должен был себя в люди выводить? — спокойно спросила Вера. — Он же взрослый мужчина.
— Мужчине нужна правильная женщина, — отрезала Тамара Ивановна. — А ты не правильная.
Вера встала.
— Знаете что? Вы правы.
Свекровь удивленно моргнула.
— Что?
— Вы правы. Я действительно не та женщина, которая нужна вашему сыну. Вашему сыну нужна мама. Которая будет его жалеть, оправдывать, решать за него все проблемы. А мне... — Вера улыбнулась, — мне нужен мужчина. Настоящий. Который умеет принимать решения и отвечать за свою семью.
Она повернулась к вошедшему на кухню Игорю.
— Я ухожу. Насовсем.
— Вера...
— Тихо. Послушай меня до конца. Я пятнадцать лет ждала, что ты повзрослеешь. Что ты научишься говорить маме «нет». Но этого не произошло. И не произойдет.
— Но Кирилл...
— Кирилл будет жить со мной. Ты можешь видеться с ним, когда захочешь. Я не против. Но я больше не буду жить в одной квартире с твоей матерью.
Тамара Ивановна вскочила.
— Да как ты смеешь! Ты разбиваешь семью!
— Нет, — Вера посмотрела на нее. — Это вы разбили, Тамара Ивановна. Еще двадцать лет назад. Когда решили, что сын принадлежит только вам.
Она пошла к двери Кирилла, постучала.
— Кирюш, собирайся. Мы уходим.
— Куда? — из-за двери послышался глухой голос.
— К бабушке. А потом снимем квартиру. Маленькую, но нашу.
Дверь распахнулась. Кирилл смотрел на нее, и в глазах его было что-то новое. Уважение, что ли.
— Я быстро.
Через десять минут они стояли на лестничной площадке — Вера с сумкой, Кирилл с рюкзаком.
— Вера, — Игорь вышел за ними, — ты подумай еще...
— Я уже подумала. Пятнадцать лет думала.
— Но я же люблю тебя!
Вера остановилась, обернулась.
— Знаешь, Игорь, я тоже когда-то тебя любила. Но любовь — это не только слова. Это еще и поступки. И твои поступки показали, что ты любишь маму больше, чем меня.
Она взяла Кирилла за руку.
— Пойдем, сын.
Они спустились вниз, вышли на улицу. Было темно, холодно, моросил дождь. Но Вера вдруг почувствовала себя легко, словно сбросила рюкзак с камнями.
— Мам, — Кирилл сжал ее руку, — а ты правда решила?
— Правда.
— И мы больше не вернемся?
— Не знаю, Кирюш. Может, папа изменится. Может, отвезет бабушку обратно, найдет ей сиделку, научится быть мужем, а не сыном. Тогда, может быть... Но пока — нет. Я не могу так жить.
— Я рад, — неожиданно сказал Кирилл.
Вера остановилась.
— Что?
— Я рад, что ты наконец приняла решение. А то я уже боялся, что ты так и будешь терпеть всю жизнь.
Вера обняла его, расцеловала в макушку.
— Эй, мам, ну прекрати, — он смущенно отстранился, но улыбался.
Они шли по темным улицам, и Вера вдруг подумала: а ведь страшно-то совсем не было. Даже наоборот — впервые за много лет она чувствовала себя свободной.
Телефон завибрировал. Смс от неизвестного номера:
«Вера, это Марина. Ты как? Если что — звони. Я рядом».
Вера улыбнулась и ответила:
«Спасибо. Я ухожу от мужа. И знаешь что? Мне хорошо».
Через минуту пришел ответ:
«Горжусь тобой, подруга. Ты молодец».
А потом — еще одно сообщение. От Игоря:
«Мама уехала. Я отвез ее домой. Она ничего не понимает, кричит, что я предатель. Но мне все равно. Вера, я хочу, чтобы ты вернулась. Я буду другим. Обещаю».
Вера остановилась под фонарем, перечитала сообщение.
— Что там? — спросил Кирилл.
— Папа пишет. Говорит, что отвез бабушку.
— И что ты ответишь?
Вера задумалась. Потом медленно набрала:
«Игорь, я рада, что ты принял решение. Но мне нужно время. Может, месяц. Может, больше. Чтобы понять, смогу ли я тебе снова поверить. Не звони мне. Я сама позвоню, когда буду готова».
Она отправила сообщение и выключила телефон.
— Ну что, Кирюша, пошли к бабушке?
— Пошли, мам.
Они шли по ночному городу — женщина и подросток, с маленькими сумками и большой надеждой. И дождь уже не казался холодным. Он был просто дождем — обычным октябрьским дождем, который смывает старое и готовит место для нового.
А в квартире на пятом этаже Игорь сидел на диване — один, в тишине, без мамы, без жены — и впервые за тридцать девять лет пытался понять, кто он такой на самом деле.
И это было только начало.