— Ты, сволочь, думала, он тебе вечно верным останется? — Тамара Ивановна швырнула на стол пакет с продуктами так, что банка с огурцами чуть не скатилась на пол. — Может, хватит уже умничать? Сама виновата, не удержала моего сыночка, теперь и расхлёбывай эту кашу!
Вика даже не вздрогнула. Она сидела на кухне, обхватив руками чашку с водой — просто водой, потому что на чай уже не было сил, — и смотрела в окно. Там, за стеклом, шёл мокрый мартовский снег. Последний. Как будто небо тоже решило плюнуть на всё это и доплакать остатки зимы.
— Слышишь меня или совсем оглохла? — Свекровь подошла ближе, от неё запахло резкими духами и чем-то кислым. — Три года ты его мучила своими депрессиями! Три года! А он молчал, терпел...
— Терпел, — хрипло повторила Вика. Голос будто не её, чужой. — Терпел так, что теперь у той дуры уже пять месяцев, да?
— Не смей так говорить о Кристине! — Тамара Ивановна вскинулась, и лицо её стало свекольным. — Она хотя бы женщина нормальная, не как ты! Готовит, дом в порядке держит, а не по углам целыми днями сидит, как привидение!
Вика подняла глаза. Медленно. И посмотрела на свекровь так, что та даже на секунду замолчала.
— Кристина, — проговорила Вика, — работает в том же салоне, где я волосы красила. Она мне ноготочки делала. Два года делала. И всё время спрашивала про Валеру. Про то, где работает, сколько получает, есть ли у нас квартира своя...
— Врёшь!
— Маникюр у меня есть. Её маникюр. — Вика подняла руки, и ногти, покрытые нежно-розовым лаком, блеснули в тусклом свете. — Вот он. За три дня до того, как Валера съехал к ней, я была в салоне. И она мне всё сделала красиво. Аккуратно. А потом сказала: «Берегите мужа, Виктория Сергеевна. Мужики сейчас такие непостоянные...»
Тамара Ивановна открыла рот, но Вика продолжила:
— А знаешь, что самое смешное? Я ей чаевые оставила. Двести рублей. За предательство.
— Ты... ты психопатка! — Свекровь отступила на шаг. — Всё выдумываешь! Валерка мне говорил, что ты с ума сходишь, но я не верила...
— Валерка, — Вика усмехнулась, и звук вышел такой горький, что даже противно стало, — твой Валерка полгода снимал деньги с нашей общей карты. Каждую неделю по пять тысяч. Я думала, он на машину откладывает. А он на Кристину откладывал. На её аренду, на её шмотки...
Дверь хлопнула — так резко, что задёрнулась занавеска на окне.
Валера стоял на пороге. Мокрый, взъерошенный, с пакетом из «Пятёрочки» в руках.
— Чё здесь происходит? — Он шагнул внутрь, оглядел их обеих. — Мам, я же просил...
— Просил, — передразнила его Вика. — Просил мамочку не приходить и не устраивать мне допросы? Поздно, Валер. Она уже тут. И уже успела объяснить, что я во всём виновата.
— Вика, не надо.
— Что не надо? — Она встала. Резко. Стул скрипнул по линолеуму. — Не надо правду говорить? Не надо вспоминать, как ты мне клялся, что у вас с Кристиной ничего нет? Что она просто коллега, просто знакомая?
— Она беременна! — выкрикнул Валера. И в его голосе была такая злость, такая обида, будто это Вика предала его, а не наоборот. — Понимаешь? У неё будет ребёнок! Мой ребёнок!
Тишина.
Даже снег за окном будто замер.
Вика смотрела на мужа — на человека, которого любила восемь лет, с которым прошла через всё: через съёмные квартиры, через его запои после увольнения, через её выкидыш два года назад... И не узнавала его.
— А мне ты говорил, — тихо, очень тихо начала она, — что детей пока рано. Что надо встать на ноги. Что я ещё молодая...
— Хватит! — Тамара Ивановна шагнула вперёд, загородив сына собой. — Хватит его терзать! Ты же видишь, он измучился! Ему сейчас тяжело!
— Ему тяжело, — повторила Вика.
И засмеялась.
Это был странный смех — без радости, без истерики. Просто звук. Пустой.
— Вот что, милая моя, — Тамара Ивановна вытащила из сумки какие-то бумаги и швырнула их на стол, — вот тебе от Валеры. Раздел имущества. Квартира ему нужна. Детей растить. Ты можешь пока у родителей пожить, у тебя же мамочка с папочкой живы...
Вика посмотрела на бумаги.
Потом на Валеру.
Он стоял за спиной матери и не смотрел ей в глаза. Смотрел в пол.
— Значит, так, — произнесла Вика. — Квартира — моя. Я её покупала на свои деньги, на те, что бабушка мне оставила. Ты только прописан тут. И я не подпишу ни одной бумажки.
— Ты... — Валера дёрнулся вперёд, но мать удержала его за рукав.
— Что я? — Вика шагнула к нему, близко-близко. — Что я, Валер? Сволочь? Стерва? Ведьма?
— Разлучница! — выкрикнула Тамара Ивановна. — Ты его семьи лишаешь!
— Его семьи? — Вика обернулась к ней. — Его семья — это я. Была я. Но ваш сыночек выбрал маникюршу с силиконовыми губами и залётом. Так пусть с ней и живёт. На её съёмной однушке.
Валера что-то пробормотал, но Вика уже шла к двери.
— И чтобы завтра, — бросила она через плечо, — завтра к вечеру вас тут не было. Иначе я вызову полицию. И пусть попробуют объяснить, почему ты три месяца живёшь в двух местах сразу.
Дверь захлопнулась.
Вика прислонилась к ней спиной и закрыла глаза.
В кармане завибрировал телефон.
Сообщение от неизвестного номера: «Виктория, это Игорь Семёнович. Ваш начальник. Мне нужно с вами поговорить. Срочно. Это касается Валерия. Позвоните, пожалуйста».
Вика нахмурилась.
Игорь Семёнович? При чём тут он?
Она смотрела на экран телефона, и внутри всё сжималось. Игорь Семёнович — её начальник. Тот самый, который полгода назад повысил ей зарплату и сказал, что она лучший бухгалтер в их конторе. Тот самый, с которым она иногда выпивала кофе в обед и обсуждала сериалы.
При чём тут Валера?
Пальцы дрожали, когда она набирала номер.
— Виктория, — голос Игоря Семёновича был каким-то напряжённым, — спасибо, что перезвонили. Я... мне неловко, но я должен вам кое-что сказать.
— Говорите, — Вика прижала телефон к уху и прошла в комнату, подальше от кухни, где всё ещё слышались приглушённые голоса свекрови и Валеры.
— Ваш муж... Валерий... Он брал кредит. На фирму. Под моё поручительство.
Вика замерла.
— Что?
— Два месяца назад. Полтора миллиона. Сказал, что хочет открыть своё дело, что вы в курсе, что это семейное решение... Я поверил. Чёрт, я дурак, но я поверил!
— Игорь Семёнович, я... я ничего не знаю. Какой кредит? Какое дело?
— Вот именно, — он выдохнул, и в трубке прозвучало так тяжело, что Вика почувствовала, как холодеет спина. — Он не платит уже месяц. Банк звонит мне. Говорят, что если до конца недели не будет платежа, пойдут описывать имущество. Моё имущество, Виктория. У меня жена, дети...
— Подождите, — Вика села на диван, ноги подкосились, — подождите. Полтора миллиона? Куда он их дел?
— Я не знаю. Я пытался с ним связаться, он сбрасывает. Поэтому и решил написать вам. Может, вы знаете...
— Я ничего не знаю, — прошептала Вика. — Ничего.
Она отключилась.
Руки тряслись так сильно, что телефон выскользнул и упал на ковёр.
Полтора миллиона.
Вика вскочила и рванула на кухню.
— Валера!
Он обернулся. Лицо виноватое, но уже злое — защищающееся.
— Что ещё?
— Кредит, — выдохнула Вика, — полтора миллиона. Где деньги?
Тамара Ивановна вздрогнула. Валера побледнел.
— Откуда ты... кто тебе сказал?
— Не важно! Где деньги, Валера?! Ты что, совсем с ума сошел?!
— Не ори на меня! — Он шагнул вперёд, и в его глазах плеснулась такая паника, что Вика поняла: всё правда. — Я... я хотел открыть автосервис. Но не получилось. Партнёр кинул. Я не виноват!
— Не виноват? — Вика засмеялась. Снова этот пустой, страшный смех. — Ты взял кредит. Под поручительство моего начальника. И всё профукал?
— Викуля, — Тамара Ивановна попыталась встать между ними, — ну не кричи так. Соседи услышат...
— Пусть слышат! — Вика оттолкнула её, не сильно, но свекровь всё равно попятилась. — Пусть весь дом услышит, какой твой сыночек молодец! Завёл любовницу, сделал ей ребёнка, взял кредит и профукал его! А теперь хочет мою квартиру отсудить!
— Я не профукал! — заорал Валера. — Я вложился! Но Серёга обманул! Он взял деньги и свалил! Я не знал!
— Ты не знал? — Вика подошла к нему вплотную. — Ты же умный, да? Бизнесмен чёртов? Как ты мог не проверить?
— Он другом был! Школьным другом!
— Был, — повторила Вика. — И где он сейчас?
Валера молчал.
— Где он, Валера?
— Не знаю, — прошептал он. — Телефон отключил. Я искал...
Вика закрыла лицо руками.
Господи.
Господи, это же кошмар. Это же просто какой-то дурдом.
— Значит, так, — она опустила руки, и голос стал ровным, ледяным, — ты мне сейчас всё расскажешь. Всё до мелочей. Где брал кредит, на что потратил, что осталось. И мы вместе будем разбираться. Потому что если моего начальника втянут в твои махинации, я останусь без работы. Понял?
— При чём тут ты? — Тамара Ивановна снова влезла. — Это его проблемы! Ты же разводишься!
— Мы не разведены, — отрезала Вика. — Пока не разведены. А значит, его долги — мои долги. И наоборот.
Валера сжал кулаки.
— Вика, я... я исправлюсь. Честно. Я найду работу, выплачу...
— Заткнись. — Вика развернулась и пошла к столу, где лежали бумаги на раздел имущества. Взяла их, порвала пополам и бросила в мусорное ведро. — Вот твой развод. А теперь садись и пиши. Всё. Каждую копейку.
— Ты не имеешь права...
— Имею, — Вика обернулась, и в её глазах было столько ярости, что Валера осекся. — Потому что квартира моя. Потому что если ты сейчас не расскажешь всю правду, я завтра иду в полицию и пишу заявление о мошенничестве. И пусть разбираются, куда делись деньги.
Тамара Ивановна ахнула.
— Ты что, совсем?! На мужа заявление?!
— На бывшего, — поправила Вика. — Потому что после сегодняшнего дня он мне никто.
Валера сел на стул. Тяжело. Лицо серое.
— Хорошо, — пробормотал он. — Хорошо. Я расскажу.
И начал.
Рассказывал долго, путано, с паузами. Оказалось, что деньги он действительно отдал Серёге — своему корешу с института. Тот обещал купить оборудование для автосервиса, найти помещение, оформить всё. Валера даже договор не подписывал — просто перевёл деньги на карту. По-дружески.
— Идиот, — прошептала Вика, когда он закончил. — Ты идиот, Валера.
— Я знаю, — он уткнулся лбом в стол. — Я знаю. Я всё понимаю.
— Кристина знает?
— Нет.
— А про кредит?
— Нет.
— Врёшь.
Валера поднял голову.
— Не вру. Она думает, что я снимаю квартиру на свои. Что у меня всё хорошо.
— Ясно, — Вика кивнула. — Значит, тебе надо было произвести впечатление. Богатого, успешного. Чтоб она тебя выбрала.
— Вика...
— Молчи. — Она взяла телефон. — Я сейчас позвоню Игорю Семёновичу. Скажу, что узнала. Что ты обещаешь разобраться. И разберёшься, Валера. Хоть машину будешь продавать, но выплатишь каждый рубль.
Тамара Ивановна всхлипнула.
— Викулечка, ну зачем так жестко? Он же раскаивается...
— Потому что жалости больше нет, — ответила Вика, не глядя на неё. — Закончилась.
Она вышла в коридор и набрала номер.
Пока она говорила с Игорем Семёновичем, в дверь позвонили.
Три коротких звонка.
Вика нахмурилась — кто ещё?
Открыла.
На пороге стояла девушка. Молодая, года двадцать три, с длинными нарощенными волосами и губами, накачанными до предела. В короткой куртке, в джинсах с дырками. В руках — пакет с детскими вещами.
Кристина.
— Здрасьте, — сказала она. И улыбнулась. — Я к Валере. Он дома?
Вика молчала секунду. Две. Три.
Просто смотрела на эту девчонку — на её наивную улыбку, на розовые щёки, на эти дурацкие нарощенные ресницы, которые, наверное, клеились часа два в каком-нибудь салоне за три тысячи.
— Дома, — наконец выдавила Вика. — Проходи.
Кристина прошмыгнула мимо, и запахло приторными духами — дешёвыми, сладкими, от которых хотелось чихнуть.
— Валер! — крикнула она, стягивая куртку. — Солнце, я тут! Смотри, что я купила малышу!
Из кухни донеслось сдавленное:
— Кристина?! Ты чего здесь?!
— Ну как чего? — Она прошла на кухню, и Вика двинулась следом. Медленно. Будто во сне. — Ты же сказал, что вечером заедешь, а я подумала — зачем ждать? Я тут рядом была, в магазине детском... Ой!
Кристина увидела Тамару Ивановну — и лицо её расплылось в ещё более широкой улыбке.
— Тамара Ивановна! Здравствуйте! Как я рада вас видеть!
Свекровь кивнула натянуто.
— Здравствуй, девочка.
— Смотрите, что я малышу взяла! — Кристина начала вытаскивать из пакета крошечные распашонки, чепчики, пинетки. — Правда, милота? Я не удержалась! Хотя врач говорил, что рано ещё, но я...
— Кристина, — Валера поднялся из-за стола, — нам надо поговорить.
— О чём, зайка? — Она повернулась к нему, и только тут заметила Вику, стоящую в дверях. — Ой. А это...
— Жена, — сказала Вика. — Я его жена. Пока ещё жена.
Улыбка на лице Кристины дрогнула.
— А... ну да. Валера мне говорил. Что вы того... разводитесь.
— Разводимся, — подтвердила Вика. — Только вот вопрос: он тебе рассказал, почему?
Кристина растерянно посмотрела на Валеру.
— Ну... он сказал, что вы не сошлись характерами. Что у вас уже давно всё не то...
— Не то, — повторила Вика и усмехнулась. — А про кредит он тебе рассказывал?
— Какой кредит? — Кристина нахмурилась.
— Полтора миллиона, — Вика шагнула в кухню, оперлась о дверной косяк. — Которые он взял два месяца назад. И просадил. А теперь банк требует возврата.
Лицо Кристины побелело.
— Валер, это правда?
Он молчал.
— Валера! — Кристина подошла к нему, схватила за руку. — Скажи, что это неправда!
— Это... — он сглотнул, — это правда. Но я разберусь. Честно. Я найду...
— Полтора миллиона?! — Кристина попятилась, и детские вещи выпали из её рук, рассыпались по полу. — Ты же говорил, что у тебя бизнес! Что у тебя всё хорошо! Что ты квартиру купил!
— Я не покупал, — пробормотал Валера. — Квартира... квартира жены.
— Что?!
— Он тут только прописан, — добавила Вика. — А живёт на моей жилплощади. Уже восемь лет.
Кристина обернулась к ней. Глаза красные, на ресницах выступили слёзы — тушь потекла.
— То есть... то есть он мне врал?
— Врал, — кивнула Вика. — Как и мне. Как и всем.
— Но он же обещал... — Кристина всхлипнула, — обещал, что мы заживём вместе! Что у нас будет своё жильё! Что он обеспечит нас с малышом!
— На какие деньги? — спросила Вика. — У него зарплата тридцать пять тысяч. Минус кредит — остаётся десять. Ты на десять готова жить? С ребёнком?
Кристина качнулась.
— Валер... это неправда, да? Скажи, что она врёт!
Валера опустил голову.
— Я думал... думал, что автосервис выстрелит. Что мы заработаем. Что я смогу...
— Думал?! — Кристина взвизгнула. — Ты думал?! А мне что теперь делать?! Я же беременная! Я уже с работы ушла! Мне рожать через четыре месяца!
— Кристиночка, милая, — Тамара Ивановна подошла, попыталась обнять её, но девушка отшатнулась.
— Не надо! Не трогайте меня! — Она схватила куртку. — Я... я не хочу! Я не буду жить в нищете! Я не для этого...
— Кристина, постой! — Валера кинулся за ней, но она уже летела к выходу.
— Не подходи! — Она обернулась, и лицо её было перекошено от ярости и слёз. — Ты урод! Ты меня обманул! Обещал золотые горы, а сам — нищеброд! С долгами!
— Кристина, я люблю тебя...
— Заткнись! — Она распахнула дверь. — Не хочу тебя больше видеть! Вообще! И ребёнка... ребёнка я буду растить без тебя! Мне папа поможет! У него денег хватит!
Дверь хлопнула.
Валера стоял посреди коридора. Бледный. Потерянный.
— Валер, — Тамара Ивановна подошла, погладила его по плечу, — сынок, не переживай. Она вернётся. Остынет и вернётся...
— Не вернётся, — сказала Вика. — Она умной девочкой оказалась.
Валера обернулся. Посмотрел на жену — и в его взгляде было столько ненависти, что Вика даже не испугалась. Просто удивилась.
— Это всё ты, — прошипел он. — Ты специально ей рассказала! Чтоб она от меня ушла!
— Я рассказала правду, — ответила Вика. — А она сделала выводы.
— Стерва! — Валера шагнул к ней, и Тамара Ивановна едва успела схватить его за руку.
— Валерий! Не смей!
— Да пусть, — Вика скрестила руки на груди. — Пусть ударит. Тогда я вызову полицию. И он ещё по статье пойдет. За побои.
Валера замер.
Дышал тяжело, сипло.
Потом развернулся и пошёл в комнату. Захлопнул дверь так, что задрожали стены.
Тамара Ивановна смотрела на Вику.
— Ну что счастлива? — спросила она тихо. — Довольна?
— Нет, — ответила Вика. — Просто устала врать.
— Ты ему жизнь сломала.
— Он сам её сломал, — Вика прошла на кухню, начала собирать детские вещи с пола — аккуратно, складывая в пакет. — Когда решил, что может жить в двух мирах сразу.
— У тебя сердца нет, — свекровь прошла следом, села на стул. — Совсем нет.
Вика выпрямилась. Посмотрела на неё.
— Знаете, Тамара Ивановна, — сказала она медленно, — у меня было сердце. Большое. Я его отдала вашему сыну. Целиком. А он его растоптал. Так что теперь живу без сердца. Удобно, между прочим.
Она поставила пакет с детскими вещами на стол.
— Передадите Кристине, если встретите. Пусть хоть это останется.
Тамара Ивановна молчала.
Вика вышла в коридор, взяла телефон.
Сообщение от незнакомого номера: «Виктория, это Серёжина жена. Марина. Мне надо с вами встретиться. Срочно. Я знаю, где деньги».
Вика уставилась на экран.
Серёжина жена?
Тот самый Серёжа, который взял полтора миллиона и пропал?
Пальцы задрожали, когда она набирала ответ: «Когда и где?»
Ответ пришёл мгновенно: «Завтра. 15.00. Кофейня на Ленина, 15. Приходите одна».
Вика опустила телефон.
Что происходит?
Что вообще происходит?
Кофейня на Ленина оказалась крошечной — четыре столика, запах корицы и что-то джазовое из колонок. Вика пришла раньше на десять минут, заказала американо и села у окна.
Руки дрожали.
Она не спала всю ночь. Валера так и просидел в комнате, свекровь уехала под утро — молча, не попрощавшись. А Вика лежала в темноте и думала: что, если это ловушка? Что, если Серёжина жена — выдумка, и её сейчас... Что? Ограбят? Убьют?
Глупости.
Но страшно было всё равно.
В три ноль пять дверь открылась, и вошла женщина. Высокая, лет сорока, в строгом пальто, с короткой стрижкой и без косметики. Она огляделась, увидела Вику и кивнула.
— Виктория?
— Да.
Марина села напротив. Сняла перчатки. Пальцы длинные, на безымянном — обручальное кольцо.
— Спасибо, что пришли, — сказала она. — Я понимаю, это странно. Но мне нужно было с вами поговорить.
— Вы написали, что знаете, где деньги, — Вика сжала чашку. — Полтора миллиона. Которые взял ваш муж.
— Не взял, — Марина покачала головой. — Украл. Он украл их у вашего мужа. И не только у него.
Вика замерла.
— Что?
— Серёжа... — Марина сделала паузу, и в её глазах мелькнуло что-то — боль, стыд, усталость, — он мошенник. Профессиональный. Уже пять лет так работает. Находит доверчивых людей, обещает золотые горы, берёт деньги и исчезает.
— Господи, — прошептала Вика.
— Ваш муж не первый. И не последний. — Марина достала из сумки папку, положила на стол. — Вот. Здесь список всех, кого он обманул за последний год. Одиннадцать человек. Общая сумма — восемь миллионов.
Вика открыла папку. Там были распечатки — имена, суммы, даты.
— Я не знала, — продолжила Марина. — Честное слово. Я думала, он работает. Приносит деньги. Мы живём хорошо. А потом... потом я случайно нашла его второй телефон. И там переписки. Десятки переписок. С людьми, которые требовали вернуть деньги. Угрожали. Плакали.
Вика подняла глаза.
— Где он сейчас?
— Не знаю, — Марина сглотнула. — Он ушёл три недели назад. Забрал последние деньги со счетов и ушёл. Оставил записку: «Прости. Я не смог иначе».
— А вы... вы не пытались его найти?
— Пыталась. — Марина усмехнулась горько. — Обошла всех его знакомых. Написала в полицию. Но они сказали — нет состава преступления. Деньги передавались добровольно, договоров нет, доказать ничего нельзя.
Вика закрыла папку.
— Зачем вы мне это показываете?
— Потому что я хочу найти его, — Марина наклонилась вперёд. — И вернуть деньги. Всем. Я продам квартиру, машину — всё, что он нажил на этом. И верну. По частям, но верну.
— Это... это же миллионы.
— Знаю. — Марина кивнула. — Но я не могу жить с этим. Не могу знать, что люди остались без денег. Из-за моего мужа.
Вика молчала.
В голове стучало: «Это нереально. Это безумие».
Но что-то внутри — что-то давно забытое, задавленное — вдруг зашевелилось.
— Как вы собираетесь его искать? — спросила она.
— У меня есть зацепки, — Марина достала телефон. — Он переписывался с каким-то человеком. Никита. Судя по сообщениям, они планировали что-то вместе. Следующую аферу. Я знаю про их встречу — послезавтра, в Москве. В баре «Циферблат».
— Вы поедете?
— Да. — Марина посмотрела на Вику. — И хочу, чтобы вы поехали со мной.
Вика вздрогнула.
— Я? Зачем?
— Потому что вы пострадали. Потому что вы имеете право знать правду. И потому что... — Марина замолчала, потом добавила тише, — потому что мне страшно одной.
Вика смотрела на неё.
На эту женщину, которая готова продать всё, чтобы искупить чужую вину.
— Я подумаю, — сказала она.
Марина кивнула.
— У вас есть до завтра. Вот мой номер. — Она протянула визитку. — Если решитесь — напишите.
Они вышли из кофейни вместе. На улице накрапывал дождь — мелкий, холодный.
— Виктория, — окликнула Марина, когда они уже расходились, — я понимаю, что это звучит странно. Но спасибо. Что пришли. Что выслушали.
Вика кивнула.
Шла домой и думала.
Думала о Валере, который сидел в квартире и не знал, что делать дальше.
О Кристине, которая рыдала где-то в своей съёмной квартирке.
О Тамаре Ивановне, которая до последнего защищала сына.
О себе.
О том, что она восемь лет жила в иллюзии. Думала, что любовь — это когда терпишь. Когда прощаешь. Когда молчишь.
А любовь — это когда уважают.
Когда не врут.
Когда не предают.
Когда дома открыла дверь, Валеры не было. На столе лежала записка: «Ушёл к матери. Вещи заберу позже».
Вика скомкала её и выбросила.
Села на диван.
Достала телефон.
Набрала сообщение Марине: «Еду с вами».
Ответ пришёл через минуту: «Спасибо. Встречаемся завтра на вокзале. В восемь утра».
Вика положила телефон.
Посмотрела на квартиру — на их с Валерой фотографии на стенах, на его кроссовки в прихожей, на кружку с надписью «Лучший муж», которую она подарила ему на годовщину.
Встала.
Сняла фотографии. Одну за одной. Сложила в коробку.
Кроссовки — в мусорный пакет.
Кружку разбила. Просто так. Об пол.
И почувствовала — впервые за долгое время — что-то похожее на облегчение.
Как будто внутри что-то треснуло. И через эту трещину ворвался воздух.
Поезд в Москву отходил в девять двадцать.
Вика села у окна. Марина — напротив.
Они молчали первые полчаса.
Потом Марина сказала:
— А знаете, что самое обидное?
— Что? — Вика подняла глаза.
— Я его любила. Правда любила. — Марина усмехнулась. — Думала, он — тот самый. С которым навсегда. А он просто хорошо играл роль.
— Мой тоже, — Вика кивнула. — Восемь лет играл.
Они замолчали.
За окном мелькали поля, деревни, перелески.
— Виктория, — Марина повернулась к ней, — а что вы будете делать? После? Когда всё закончится?
Вика задумалась.
— Не знаю, — призналась она. — Раньше я всегда знала. План на год, на пять лет, на десять. А сейчас... сейчас не знаю даже на завтра.
— И это нормально, — сказала Марина. — Это даже правильно.
— Почему?
— Потому что жизнь по плану — это иллюзия. Мы думаем, что всё контролируем. А потом — бах. И всё летит к чертям. — Она улыбнулась. — Но знаете что? В этом есть свобода. Когда планов нет, можно идти куда угодно.
Вика посмотрела в окно.
На поля, которые убегали назад.
На небо, которое было серым, но где-то впереди светлело.
— Куда угодно, — повторила она тихо.
И подумала: а может, это и правда шанс?
Не конец.
А начало.
В Москве было шумно, холодно и бесконечно серо.
Они поймали такси и поехали к бару «Циферблат» — он находился в старом особняке в центре, на третьем этаже.
— Серёжа должен прийти в шесть вечера, — сказала Марина, когда они сидели в соседней кофейне и ждали. — Я видела переписку. Они договаривались встретиться там.
— А что мы будем делать?
— Я подойду к нему. Скажу, что нашла. Что хочу поговорить. — Марина сжала чашку. — А вы... вы просто будьте рядом. На случай, если что-то пойдёт не так.
— А если он убежит?
— Не убежит. — Марина покачала головой. — Он не трус. Он... он такой. Обаятельный. Уверенный. Умеет говорить.
Около 18.00 они поднялись к бару.
Внутри было полутемно — свечи на столах, мягкая музыка, запах виски и кожи.
Марина огляделась.
— Вон, — шепнула она. — Вон он.
Вика посмотрела.
У барной стойки сидел мужчина. Лет тридцать пять, в джинсах и свитере, с небритым лицом и усталыми глазами. Рядом — другой, помоложе, в кожанке.
Серёжа и Никита.
Марина шагнула вперёд.
Вика — за ней.
— Серёжа, — позвала Марина.
Он обернулся.
И лицо его — на секунду — стало совершенно белым.
— Марина? Ты... ты как меня нашла?
— Не важно. — Она подошла, села на стул рядом. — Важно, что нашла.
Никита вскочил.
— Слушай, чувак, это что за...
— Сиди, — оборвала его Марина. — Это не твоё дело.
Он сел.
Серёжа смотрел на жену.
— Зачем ты приехала?
— Вернуть деньги, — сказала Марина. — Всем, кого ты обманул.
Он усмехнулся.
— У меня их нет.
— Врёшь.
— Не вру. — Серёжа отпил из стакана. — Всё потратил.
— На что?
— На жизнь. — Он пожал плечами. — На отели, рестораны, на то, чтобы не думать, кем я стал.
Марина молчала.
Потом достала папку.
— Вот, — сказала она. — Одиннадцать человек. Восемь миллионов. Ты это сделал. Ты украл у них будущее.
Серёжа посмотрел на папку.
Потом на Марину.
— И что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил он тихо. — Покаялся? Вернул всё?
— Да.
— Не могу.
— Можешь.
— Нет. — Он встал. — Потому что я — никто, Марина. Понимаешь? Никто. У меня ничего нет. Ни денег, ни работы, ни даже имени нормального. Я жил чужими мечтами. Чужими надеждами. Продавал им иллюзии. А сам... сам задыхался от того, что не могу остановиться.
Марина поднялась тоже.
— Тогда остановись сейчас.
— Как?
— Найди работу. Заработай. Верни хоть часть.
Серёжа засмеялся.
Горько.
— Ты не понимаешь. Я не умею работать. Я умею только врать.
— Научись, — сказала Марина. — Или я пойду в полицию. С этой папкой. И ты сядешь.
Серёжа замолчал.
Смотрел на неё.
Потом на Вику, которая стояла поодаль.
— А вы кто? — спросил он.
— Жена того, кого вы обманули, — ответила Вика. — Валерий. Полтора миллиона.
Серёжа кивнул.
— Помню. Он говорил про автосервис. Верил так сильно... — Он осекся. — Извините.
— Мне не нужны извинения, — сказала Вика. — Мне нужны деньги. Чтобы вернуть долг. Чтобы мой начальник не пострадал.
Серёжа сел обратно.
Закрыл лицо руками.
— Хорошо, — прошептал он. — Хорошо. Я попробую. Найду работу. Буду отдавать по частям. Но это... это займёт годы.
— Пусть, — сказала Марина. — Главное — начни.
Он поднял голову.
— Ты правда хочешь мне помочь? После всего?
— Не тебе, — ответила Марина. — Тем людям. Которые пострадали из-за тебя. Из-за нас.
Серёжа кивнул.
И Вика увидела — в его глазах что-то изменилось.
Будто груз спал.
Обратно они ехали ночным поездом.
Марина спала, откинувшись на спинку сиденья.
А Вика смотрела в окно.
На огни городов, которые проплывали мимо.
На своё отражение в стекле — бледное, усталое, но живое.
Телефон завибрировал.
Сообщение от Валеры: «Вика, прости. Я всё понял. Я был идиотом. Дай мне шанс. Пожалуйста».
Она прочитала.
И удалила.
Не ответив.
Потому что некоторые вещи невозможно исправить.
Некоторые люди не заслуживают второго шанса.
А некоторые потери — это на самом деле освобождение.
Вика закрыла глаза.
И впервые за долгое время подумала не о том, что потеряла.
А о том, что нашла.
Себя.
Через полгода Марина продала квартиру.
Вернула деньги шестерым из одиннадцати.
Остальным — обещала вернуть в течение двух лет.
Серёжа нашёл работу — грузчиком. Потом — менеджером. Переводил ей каждый месяц по двадцать тысяч.
Они не вернулись друг к другу.
Но стали чем-то вроде союзников.
Людей, которые пытаются искупить ошибки.
Вика развелась с Валерой.
Оставила себе квартиру.
Сменила работу — ушла из бухгалтерии и устроилась в благотворительный фонд. Помогала женщинам, пострадавшим от домашнего насилия и мошенничества.
Иногда встречалась с Мариной.
Пили кофе.
Говорили о жизни.
О том, как странно всё устроено.
Как иногда самые ужасные события приводят к самым важным изменениям.
— Знаешь, — сказала однажды Марина, — я думала, что конец света наступил, когда Серёжа ушёл. А оказалось — это было начало.
— Начало чего? — спросила Вика.
— Настоящей жизни, — ответила Марина. — Той, где я не играю роль. Не притворяюсь. Просто живу.
Вика кивнула.
Потому что понимала.
Лучше, чем кто-либо.
Однажды весенним вечером Вика шла домой.
Было тепло, пахло сиренью, и где-то играла музыка — уличный музыкант на площади.
Она остановилась послушать.
Мужчина лет пятидесяти играл на гитаре — старую песню, которую Вика помнила с детства.
Она стояла, закрыв глаза.
И вдруг подумала: а что, если бы тогда, полгода назад, она не пошла на встречу с Мариной?
Что, если бы простила Валеру?
Вернулась бы к нему?
Жила бы дальше в той же иллюзии?
И поняла: она была бы мертва.
Живая снаружи — но мертвая внутри.
Потому что жизнь — это не про то, чтобы терпеть.
Это про то, чтобы выбирать.
Себя.
Свой путь.
Свою правду.
Музыкант закончил играть, и Вика открыла глаза.
Бросила в открытый чехол сто рублей.
— Спасибо, — сказала она.
— Вам спасибо, — ответил он и улыбнулся. — За то, что слушали.
Вика пошла дальше.
И вдруг услышала за спиной:
— Подождите!
Обернулась.
Музыкант догонял её, держа в руках что-то завёрнутое в газету.
— Вот, — сказал он, протягивая свёрток. — Возьмите. Это вам.
— Что это?
— Не знаю, — он пожал плечами. — Нашёл сегодня утром на скамейке. Решил отдать тому, кто остановится послушать. Вы первая за два часа.
Вика развернула газету.
Внутри была книга. Старая, потрёпанная, без обложки.
На первой странице — надпись чернилами: «Тому, кто начинает заново. Удачи».
Вика подняла глаза.
Но музыкант уже вернулся на своё место.
Она посмотрела на книгу.
Открыла наугад.
Прочитала:
«Иногда жизнь ломает нас не для того, чтобы уничтожить. А для того, чтобы показать — мы можем собрать себя заново. По-другому. Лучше. Свободнее».
Вика закрыла книгу.
Прижала к груди.
И улыбнулась.
В первый раз за долгое-долгое время.
Не потому что было легко.
А потому что было правильно.