Про таких людей, как Владимир Рындин, севастопольцы говорят: они — как часть самого города. Несгибаемые, стойкие, энергичные, умеющие отличать наносное от истинного. 28 сентября ветерану ВМФ СССР, капитану 2 ранга в отставке, автору многих общественных инициатив, исследователю истории обороны Севастополя исполняется 90 лет.
«В душегубку не угодили»
Довоенное детство Владимиру Алексеевичу запомнилось скорее ощущениями, чем конкретными эпизодами. Были беззаботность, уверенность, радость. В 1936-м — непонимание, почему исчез отец, из-за чего переживает и плачет мама. Тогда известного краснодарского партийно-хозяйственного деятеля Алексея Рындина арестовали по ложному обвинению. Больше полугода держали в заключении, но разобрались, выпустили, восстановили в партии и на работе. Когда началась война, он участвовал в формировании народного ополчения Краснодара, а затем ушел на фронт добровольцем, хотя по возрасту призыву не подлежал.
Алексей Рындин вместе с другими бойцами-краснодарцами был направлен в Севастополь. Часть, влившаяся в 25-ю Чапаевскую дивизию, практически сразу по прибытию оказалась на передовой: в декабре 1941-го шел второй штурм города-крепости.
А семья должна была эвакуироваться. Уже собирали узлы и чемоданы — и тут дошла новость об эшелоне, попавшем под бомбежку. Уже никуда не выбраться. А через несколько дней Владимир полез на дерево — вроде бы за голубем, упал и сломал руку. В ближайшем медсанбате наложили гипс. И уже стало понятно, что никто никуда не идет и не едет.
«Запомнились последние дни перед отступлением наших из Краснодара, — делится Владимир Рындин. — Август 1942 года, мне семь лет, по всему городу — грабеж. Люди тащат из магазинов мешки, тюки, банки. Все открыто. И я, пацан, тоже бегал, смотрел чего откуда несут. Тоже нес что-то домой — и эти скромные запасы потом помогали нам выживать. Как-то мама достала макухи — прессованного жмыха, который остается после отжима масла из подсолнечных семечек: он казался невероятно вкусным. За водой я ходил с молочным бидоном на вокзал, к водокачке».
Бегая с приятелями по занятому оккупантами городу, Владимир видел, как вешали человека, как расстреливали группу людей.
Сразу после освобождения Владимир вместе с другими ребятами смог пройти в гестапо — самое страшное место Краснодара во время оккупации. Видел в одном из помещений груду полуобгоревших тел. Фашистам уже некогда было расстреливать заключенных: в камеры плескали бензином и бросали горящие факелы — узников сожгли живыми...
А Рындины выжили. Уцелели при бомбежке, не попали под немецкие облавы в оккупированном городе — а нередко пойманных случайных людей просто расстреливали. В душегубку не угодили, не умерли от голода и болезней. Повезло.
Отец вернулся
Как жили, что ели и пили, Владимир Алексеевич помнит по словам мамы: осталось немного кукурузы, а другие продукты выменивали на вещи. Ходили по станицам, где рачительные хозяева смогли сберечь от немцев свои запасы. Пенсии семье не полагалось: на отца пришло извещение «пропал без вести».
«В конце 1944-го, когда освободили Севастополь, когда хоть какие-то сведения просочились о подвиге его защитников, мама стала хоть какую-то помощь получать, — вспоминает Владимир Алексеевич. — Помню американский яичный порошок — ох, какой вкусный был, когда его разводили и запекали на сковородке! До сих пор помню вкус американской колбасы! А еще мне, пацану, достались мужские ботинки сорок первого размера».
В 1946 году случилось чудо, о котором мечтала каждая семья, откуда ушли на фронт мужчины — возвращение отца. По сей день под Севастополем и в самом городе находят останки защитников города — по большей части безымянных и неопознанных, которые навсегда сгинули для своих семей.
Но с Алексеем Ефремовичем было иначе. Он не погиб при втором штурме города, был несколько раз ранен и контужен. Лежал в том самом подземном госпитале, куда привезли смертельно раненую легенду Севастополя — знаменитую пулеметчицу Нину Онилову. И с Рындиным парой фраз перебросился приехавший навестить ее генерал Петров — один из руководителей обороны города.
Было отступление на мыс Херсонес, дни под обстрелами, бомбежками, переходы в колонне военнопленных. Комиссаров фашисты искали и сразу казнили, но Рындин был среди незнакомых бойцов, и назвался фамилией сослуживца: Смирнов.
Из плена он вернулся. В лагере у румынского города Слобозия Рындин стал одним из организаторов восстания. Военнопленным удалось не только освободиться, но захватить город и удерживать его до прихода Красной армии. После войны Алексей Ефремович в звании был восстановлен, в 50-х ему вернули партбилет. Он снова занимал ответственные посты. Но до конца жизни ранила его острая несправедливость замечаний о том, что попавшие в плен фронтовики «не такие ветераны», как остальные.
Снова Черное море
Севастополь вошел в жизнь Владимира Рындина в 1953 году: он приехал поступать в морское училище. «Отец советовал, раз хочу стать военным, идти в Ейское училище, который совсем рядом, — рассказывает он. — Там готовили летчиков. А потом в нашем дворе появилось два молодых лейтенанта из Севастополя, в отпуск приехали. Как они рассказывали интересно про море, про город! Какая у них была прекрасная белоснежная форма! Тогда решил: буду только моряком!»
Первое назначение лейтенант Рындин получил в Северодвинск, на легкий крейсер «Архангельск». Начало службы как раз совпало со временем реорганизации флота, когда много кораблей списывали, резали на металл. Тогда начали образовывать ракетные войска, и офицерам предлагали осваивать новую специальность.
«Сопротивлялся, ведь хотел служить на флоте, — объясняет Владимир Алексеевич. — И вдруг мне сообщают: есть возможность попасть на «новостройку», ракетный крейсер «Грозный». Поехал на учебу в Москву. И стал командиром группы ракетчиков. Потом возглавил батарею, рос постепенно... На всех стрельбах первые места занимали, даже Хрущеву показывали стрельбы. Тогда наши успехи оценивались в рублях и ценных подарках. У меня наградных часов целая куча скопилась».
В 1966 году «Грозный» перевели в Севастополь — так командование решило усилить южную группу. Спустя какое-то время по состоянию здоровья Владимир Рындин корабль был вынужден покинуть. Стал служить на предприятии, изготовлявшем боеприпасы для флота.
Чтобы помнили
Тогда глубже в его жизнь проникла история обороны Севастополя во время Великой Отечественной. И потому, что для него она стала семейной. И оттого, что именно здесь, в прекрасном белокаменном городе, как бы отдельно друг от друга существовали память о героизме защитников — и пренебрежение ею.
Еще курсантом Владимир Рындин пытался добраться до мыса Херсонес, где попал в плен его отец. Патруль завернул его назад недалеко от руин 35-й береговой батареи — дальше, мол, проход запрещен. А местные рассказывали, как дожди вымывают кости погибших — и сколько их там, этих костей...
«Помню, курсантом охранял минно-торпедный склад на Мекензиевых горах, и после караула прошелся с ребятами по балке — усыпано было все вокруг костями, — описывает он. — Десять лет прошло, как Севастополь освободили — а никому до этих, погибших, тогда дела не было».
Владимир Рындин всю жизнь не любил красивых слов, за которыми не стояло правды. Что он мог сам? Делать то, до чего не доходили руки у тех, кто эти слова говорил. Как-то дозвонился на прямую линию президента России, чтобы рассказать, как с украинских еще времен идет борьба за сохранение в историческом центре Севастополя автографа сапера Ильина, оставленного во время разминирования города. Надпись сберегли. Теперь гости и жители Севастополя могут увидеть кусочек истории — память о тех, кто освобождал город и делал его безопасным.
Он много занимался делами ветеранов из 25-й Чапаевской дивизии, помогал в поиске сражавшихся под Севастополем героев, которых искали и до сих пор ищут семьи. Немало времени и сил вложил в создание музея дивизии в школе № 6, в Инкермане.
Это было наследство, которое оставил Владимиру Алексеевичу отец. Попросил: «Тяни, чтобы чапаевцы наши не остались в тени!» И их помнят — благодаря и Владимиру Рындину.
Весной этого года в Севастополе на Мекензиевых горах, в очередной раз отметили годовщину создания дивизии. Прошло и памятное мероприятие «Мартыновский овраг», родившееся из одноименного фестиваля, основателем которого когда-то стал Владимир Рындин. Сейчас в городе фестиваль не провести из-за требований безопасности — но защитников Севастополя не забыли.
