Тяжелая, гнетущая тишина, казалось, заполнила собой весь салон надежного семейного внедорожника, который уверенно катил по подмосковному шоссе. Прошел уже год и три месяца с того момента, как судьба нанесла двойной удар: с разницей всего в несколько месяцев Марина Викторовна похоронила сначала отца, а затем и мать. Эта пустота до сих пор отзывалась фантомной болью, внезапным желанием схватить телефон, чтобы услышать родные голоса, и горьким осознанием, что звонить больше некому. Телефон лежал темным экраном на ее коленях — безмолвный свидетель невосполнимой утраты.
За рулем сидел ее муж, Сергей, высокий мужчина с проседью в висках. Он крепко сжимал руль и сосредоточенно вглядывался в мелькающие за окном деревья, словно дорога требовала от него всего внимания без остатка. На заднем сиденье их сын Кирилл и его жена Алина тихо ворковали над полуторагодовалым Лёвой, своим первенцем. Они пытались разбудить малыша, чтобы к приезду он окончательно проснулся и не начал капризничать, нарушая хрупкое равновесие этого дня. Сегодня семья ехала отмечать день рождения Сергея, и Марина Викторовна мысленно вздохнула. Праздник, конечно, был нужен мужу, он изо всех сил старался держаться молодцом, но ей самой эта напускная веселость казалась фальшивой и неуместной.
Торжество было решено провести в доме ее младшего брата, Андрея. Это был тот самый родительский дом в уютном поселке недалеко от Москвы, пахнущий деревом и воспоминаниями, который после смерти родителей полностью перешел к нему. Марина Викторовна, не раздумывая ни секунды, отказалась от своей доли в его пользу. Андрей последние годы буквально разрывался между своей семьей и родительским домом, ночами дежуря у постелей угасающих стариков. Для нее этот поступок казался единственно верным, продиктованным совестью решением. Их собственная семья, как и семья сына, ни в чем не нуждалась: просторная квартира на юго-западе Москвы, хорошая машина, стабильный достаток. Сергей, будучи ведущим инженером в крупной строительной компании, полностью обеспечивал семью, поэтому мысль о том, что она кого-то «обобрала», даже не могла зародиться в ее голове.
Стол ломился от угощений, комната наполнилась смехом и разговорами многочисленной родни. Марина Викторовна смотрела, как искренне улыбается Сергей, принимая теплые поздравления, как на пушистом ковре неуклюже резвится маленький Лёва, и ее сердце на мгновение наполнилось тихим, умиротворяющим теплом. Однако ее взгляд то и дело ловил на себе цепкое, оценивающее внимание Алины. Невестка сидела с идеально прямой спиной и натянутой улыбкой, а ее глаза холодно скользили по свежему ремонту, который сделал Андрей, по новой мебели, по обстановке.
И вот, в короткий момент затишья, когда разговоры поутихли, Алина, звонко и почти вызывающе стукнув чайной ложкой о край бокала, поднялась со своего места.
— Я хочу сказать тост! — объявила она нарочито громким голосом, от которого у Марины Викторовны внутри все болезненно сжалось. — За моего замечательного свекра Сергея, конечно же, но еще и за семейную справедливость!
Все разговоры мгновенно смолкли. Все взгляды, как по команде, устремились на нее. Кирилл рядом с ней заметно напрягся и нахмурился.
— Алина, может, не стоит? — тихо, почти умоляюще произнес он, но жена сделала вид, что не услышала.
— Мы тут все свои, родные люди, и я считаю, что не имею права молчать, — Алина обвела присутствующих тяжелым взглядом и остановила его на свекрови. — Марина Викторовна, я все понимаю, братская любовь и все такое, это очень трогательно. Но вы хоть на секунду подумали о своих детях? О своем внуке? Вы осознаете, что своим благородным отказом от наследства вы, по сути, лишили их будущего? Этот дом… его можно было продать, деньги вложить в недвижимость для Лёвы. А вы его просто так, за красивое спасибо, подарили.
Ком подкатил к горлу. Тишина в гостиной стала оглушающей, вязкой. Марина Викторовна видела, как побледнело лицо Андрея, как смущенно заерзали на стульях другие родственники, отводя глаза.
— Алина, — голос Марины Викторовны прозвучал тихо, но на удивление твердо, она из последних сил цеплялась за самообладание, — я не собираюсь отнимать у родного брата дом, в котором он вырос, ради детей, которые и так ни в чем не нуждаются. Андрей посвятил родителям последние, самые тяжелые годы их жизни. Он заслужил этот дом по праву, не по бумажке из нотариальной конторы, а по праву сердца. Какое моральное право я имела бы претендовать на то, во что не вложила ни капли своих сил?
— Моральное право? — Алина презрительно хмыкнула, ее щеки залил нездоровый румянец гнева. — А есть еще законное право! Право вашего сына и вашего внука! Вы рассуждаете какими-то абстрактными, старомодными принципами, а не о реальной, ощутимой выгоде для своей же семьи! Мы, конечно, не пропадем, но это же вопиющая несправедливость!
Тут не выдержал именинник. Сергей тяжело поднялся из-за стола, его обычно добродушное лицо исказилось от холодной ярости.
— Алина, достаточно! — его низкий, рокочущий голос, в котором звенел металл, прокатился по комнате, как удар грома. — Я требую, чтобы ты немедленно прекратила этот балаган. Хватит считать чужие деньги и лезть не в свое дело. Решение моей жены было единственно верным и единственно человечным, и я его целиком и полностью поддерживаю. Ты не имеешь ни малейшего понятия ни о наших отношениях в семье, ни об обстоятельствах, чтобы делать такие громкие заявления, тем более здесь и сейчас.
Алина инстинктивно метнула взгляд на мужа, ища в его глазах поддержки, но Кирилл сидел, опустив голову, и молчал. Это публичное, унизительное молчание стало для нее последней каплей. Ее гнев, не найдя выхода, обрушился на него и на свекровь.
— Что?! — почти взвизгнула она. — И ты молчишь? Ты сейчас на стороне своей матери? Вы что, хотите нас с мужем поссорить?! — выкрикнула она, обращаясь к Марине Викторовне.
Марина Викторовна, не в силах больше выносить эту сцену, лишь прошептала: «Господи…». И в этот момент кто-то из дальних родственников за столом негромко, но отчетливо бросил в сторону Алины: «Да ты и сама с этим отлично справляешься».
Алину затрясло. Схватив на руки испуганно захныкавшего Лёву, она, ни на кого не глядя, с гордо поднятой головой выбежала из гостиной. Кирилл, бросив на родителей взгляд, в котором смешались жгучий стыд и бессильное раздражение, поспешил за ней.
Праздник был разрушен до основания. Обратная дорога в Москву прошла в ледяном, давящем молчании, которое было куда страшнее утренней меланхолии.
На следующий день Марина Викторовна, проворочавшись всю ночь без сна и снова и снова прокручивая в голове унизительную сцену, набрала номер Алины. Та ответила не сразу, после нескольких долгих гудков.
— Слушаю, — голос невестки был холоден и совершенно безжизненен.
— Алина, это Марина Викторовна. Я звоню, чтобы сказать тебе все прямо, без обиняков. Твое вчерашнее поведение было абсолютно неприемлемым. Выносить наши внутренние семейные дела на публику, оскорблять мои решения, унижать моего брата — это переходит все мыслимые границы. Я не намерена это терпеть. Ты ясно показала, что для тебя материальная выгода важнее уважения, семейных уз и памяти моих родителей. Поэтому я говорю тебе прямо: если ты и дальше намерена вести себя подобным образом, оценивать мои поступки и обсуждать их в таком ключе, то, пожалуйста, воздержись от визитов в наш дом. Мне такие скандалы и ссоры не нужны.
На том конце провода повисла тяжелая пауза. Марина Викторовна точно знала, куда бить. Алина, при всей своей гордости, очень ценила ее помощь с Лёвой. Свекровь часто сидела с внуком, давая молодым родителям возможность сходить в кино, встретиться с друзьями или просто выспаться. Без этой поддержки ей пришлось бы гораздо сложнее. Марина Викторовна слышала в трубке тяжелое, прерывистое дыхание невестки.
— Хорошо, — наконец выдавила та, и в ее голосе прозвучал сдавленный гнев. — Я вас поняла. Я… приношу свои извинения за то, что подняла этот вопрос при всех. Это была моя огромная ошибка, но...
Марина Викторовна молчала, терпеливо ожидая продолжения этой незаконченной фразы.
— Но, — тон Алины вновь стал твердым и непреклонным, — я все равно остаюсь при своем мнении. Ваше решение я по-прежнему считаю в корне неправильным и несправедливым по отношению к нашей семье.
«Что ж, — пронеслось в голове у Марины Викторовны, — чуда не произошло. Компромисса не будет. Холодное перемирие — это максимум, на что мы теперь способны».
— Хорошо, Алина. Ты имеешь право на свое мнение, а я — на свои личные границы. Давай на этом и закончим, — холодно произнесла она и, не дожидаясь ответа, завершила вызов.
Глядя на погасший экран телефона, Марина Викторовна с горечью поняла, что больше не сможет нормально общаться с этой женщиной. Она открыла список контактов, нашла имя «Алина» и, без колебаний, добавила ее номер в черный список, решительно отрезая этот источник негатива из своей жизни.