— Вали отсюда, — Антон даже не повернулся ко мне, продолжал копаться в коробке с моими вещами. — Надоела. Юлька въезжает, а ты выметайся, пока я добрый.
Я стояла в прихожей собственной квартиры и смотрела на эту сцену как будто со стороны. Он в моих тапочках. Она, Юлька эта, в моей футболке выглядывает из кухни с чашкой — из моего сервиза!
— Антон, может, не надо так... — начала она, но он оборвал:
— Молчи. Это не твое дело.
Вот интересно: когда именно я превратилась в пустое место? Когда он перестал здороваться по утрам? Или раньше — когда начал задерживаться на работе по пятницам?
— Это моя квартира, — я удивилась собственному спокойствию. Голос ровный, руки не дрожат. — Моя. Досталась от бабушки еще до свадьбы.
Антон наконец повернулся. Лицо красное, глаза блестят — то ли водка, то ли злость.
— Ну и что? Мы двадцать три года в браке. Все наше общее. Хочешь — в суд иди, доказывай там. А пока — вон!
— Ты меня из моей собственной квартиры гонишь?
— Гоню. И что ты мне сделаешь? — Он шагнул ко мне, нависая. — Иди куда хочешь. К маме своей, к сестре. Мне плевать.
Юлька хихикнула за его спиной. Тридцать лет от силы, волосы крашеные — рыжие, неестественно яркие. Когда-то я тоже красила волосы в рыжий. Давно это было, еще до свадьбы.
— Мама два года как умерла, ты забыл? — Я все еще не могла поверить в происходящее. Мы же двадцать три года вместе прожили. Двадцать три года!
— Ну тогда к сестре. Мне-то что? — Антон зевнул, потянулся. — Юль, кофе будет?
Вот тут я и поняла: мне правда некуда идти. Сестра в Новосибирске, подруги... какие подруги, когда последние годы вся жизнь крутилась вокруг Антона, его работы, его настроения. Сашка, сын, в Германии учится — даже если позвоню, что он сделает? Прилетит через неделю в лучшем случае.
— Я позвоню в полицию, — сказала я.
— Звони. — Антон усмехнулся. — Скажешь что? Что муж жену попросил съехать? Они тебе анкету дадут на развод и всё. А квартирный вопрос в суде решать будете. Месяцами. Годами, может. А мы с Юлькой тут пока поживем.
— Я здесь прописана! И по документам я — хозяйка этой квартиры!
— И моя прописка тут. И я твой законный муж. Совместно нажитое имущество — слыхала про такое? — Он подошел к двери, распахнул ее. — Хватит болтать. Вон. Завтра приходи за вещами, если надо. Часам к пяти.
Я взяла сумку — она так и стояла у двери, с продуктами из магазина. Достала телефон, документы из тумбочки — Антон не препятствовал, только смотрел с усмешкой. Паспорт, медицинский полис, банковская карта. Что еще нужно человеку для жизни?
— Ты еще пожалеешь, — сказала я, сама не зная зачем.
— Конечно, пожалею. Буду реветь в подушку. — Антон показал на дверь. — Давай, давай. Юлька ужин готовит, нам некогда.
Дверь за моей спиной захлопнулась. Лифт не работал — как всегда по пятницам. Пять этажей вниз по лестнице, а в голове пустота какая-то странная. Не злость даже, не обида. Просто... пустота.
На улице накрапывал дождь. Ноябрь, темнеет рано, холодно. Я остановилась возле подъезда и посмотрела наверх — на четвертый этаж, где горит свет в моих окнах. Нет, всё равно моих. Квартира моя. Бабушка Лида мне ее оставила перед смертью, я там еще студенткой жила.
Телефон завибрировал. Лена, бывшая коллега.
«Рита, ты где? Не забыла про встречу?»
Встреча. Точно, мы договаривались в кафе на Дмитровской встретиться. Я совсем забыла про это — хотела отменить утром, но Антон с самого утра психовал, орал что-то про то, что ему надоело на меня смотреть...
— Сволочь, — сказала я вслух. Пожилая женщина с собачкой покосилась на меня и ускорила шаг.
Метро. Мне нужно доехать до центра, до Лены. У нее голова на плечах, она в юридической конторе работает — что-то подскажет.
В вагоне метро я села у окна и уставилась в темноту за стеклом. Отражение смотрело на меня — бледное лицо, седые волосы, собранные в хвост, старая куртка. Пятьдесят два года. Половина жизни прожита, а я сижу в метро выгнанная из собственного дома, почти без денег — на карте тысяч двадцать осталось, не больше.
Как это вообще произошло? Когда я умудрилась прозевать момент, когда моя жизнь перестала быть моей?
— Дмитровская, — объявил женский голос.
Я вышла на улицу. Дождь усилился. Кафе «Пилигрим» на углу — там мы договаривались с Леной. Я зашла внутрь, отряхнула мокрую куртку. Лена уже сидела за столиком у окна, листала телефон.
— Рита! — Она вскочила, обняла меня. — Ты промокла вся! Что случилось?
И тут меня прорвало. Я рассказала ей все — про Антона, про Юльку, про то, что меня просто вышвырнули из собственной квартиры как ненужную тряпку. Лена слушала, не перебивая, только морщилась иногда.
— Рит, погоди, — сказала она наконец. — Квартира на тебе оформлена?
— Да. Бабушка мне ее завещала. Я там еще до замужества жила.
— А когда вышла замуж, брачный договор подписывали?
— Какой договор? Мы в девяносто втором расписались, там никто про такое и не слышал.
— Значит, имущество общее. — Лена задумалась. — Но квартира твоя добрачная. Теоретически она должна остаться твоей при разводе. Теоретически. На практике... Рита, он может доказывать, что вкладывался в ремонт, что платил за коммуналку все эти годы.
— Я тоже платила! Я же работала!
— Знаю, знаю. Но это все надо доказывать. Чеки, квитанции, свидетели. — Лена взяла мою руку. — Слушай, главное сейчас — не паниковать. Ты к нему завтра пойдешь за вещами?
— Он сказал — в пять часов приходи.
— Не ходи одна. Я с тобой поеду. И знаешь что... — Лена достала телефон. — У меня подруга есть, адвокат. Светка Морозова. Она как раз разводами занимается. Сейчас ей напишу.
— Лен, у меня денег на адвоката нет.
— Сначала на консультацию сходишь. Первая консультация у нее бесплатная. Она скажет, что делать дальше.
Мы просидели в кафе еще час. Лена рассказывала про свои дела, пыталась отвлечь меня, но я слушала вполуха. В голове крутилась одна мысль: как он посмел? Как посмел выгнать меня из моего же дома?
— Рита, поехали ко мне, — сказала наконец Лена. — У меня диван раскладной есть. Переночуешь, а завтра к адвокату пойдем.
Мы вышли из кафе. Дождь не унимался. Лена поймала такси, и мы поехали к ней — она живет на Соколе, в старой хрущевке.
В машине я смотрела в окно на ночную Москву — огни, витрины, люди под зонтами. У каждого своя жизнь, свои проблемы. А у меня — вот такая история.
— Лен, — сказала я тихо. — А если суд решит, что квартира общая? Что делить ее надо?
— Тогда будешь продавать, делить деньги. Вариантов много.
— А жить где?
Лена молчала. Потому что ответа не было.
Квартира у Лены маленькая, однушка, но уютная. Она сделала мне чай, достала плед.
— Рита, главное — не сдавайся. Квартира твоя, и ты ее отстоишь. Просто потребуется время.
Но спать я не могла. Лежала на диване и думала: что я сделала не так? Почему так получилось? Двадцать три года брака — это же не шутка. Мы вместе Сашку растили, переезды, ремонты... Когда он успел меня возненавидеть настолько, что выгнать смог?
А может, и не любил никогда? Просто квартиру мою любил?
Часа в три ночи я наконец уснула. И снилась мне наша квартира — светлая, с белыми занавесками на окнах. Я хожу по комнатам, а они пустые. Ни мебели, ни вещей. Только эхо от шагов.
Проснулась от запаха кофе. Лена уже встала, собиралась на работу.
— Рита, вставай. В десять у тебя встреча со Светкой. Адвокатская контора на «Таганской», вот адрес. — Она протянула мне бумажку. — Она в курсе, я ей вчера написала. Всё расскажешь, она поможет.
— Лен, спасибо тебе.
— Да ладно. Мы же подруги. — Лена обняла меня. — Вот тебе три тысячи на расходы. Не отказывайся. Потом отдашь.
После ухода Лены я долго сидела на кухне, пила кофе и пыталась собраться с мыслями. План есть: адвокат, консультация, потом за вещами. Но дальше-то что? Суд? Месяцы, годы тяжбы?
В девять утра я уже выходила из дома. Метро, «Таганская», улица Воронцовская. Адвокатская контора на втором этаже старого особняка.
Светлана Морозова оказалась женщиной лет сорока пяти, в строгом костюме, с короткой стрижкой. Села напротив меня, достала блокнот.
— Рассказывайте.
И я рассказала. Про Антона, про Юльку, про то, как меня выгнали. Светлана слушала, иногда задавала вопросы.
— Квартира на вас оформлена?
— Да.
— Получена до брака?
— Да, от бабушки.
— Ремонт делали?
— Делали. Два раза. В девяносто восьмом и в две тысячи двенадцатом.
— На чьи деньги?
— На общие. Мы оба работали.
Светлана записала что-то в блокноте.
— Маргарита, ситуация следующая. Квартира ваша, это факт. Но муж может подать встречный иск о разделе имущества, доказывая, что вложился в улучшение жилья. Суд может присудить ему компенсацию. Или обязать вас продать квартиру и поделить деньги.
— То есть он может отобрать у меня половину?
— Может попытаться. Но мы этого не допустим. — Светлана улыбнулась. — Сейчас идете домой — именно домой, в свою квартиру. Он не имеет права вас выгонять. Если будет препятствовать — вызываете полицию. Понятно?
— Но он же с этой... с Юлькой там.
— И что? Это ваша квартира. Вы имеете полное право там находиться. Более того — вы имеете право выгнать его, если хотите.
Я посмотрела на Светлану. Неужели всё так просто?
— А если он не откроет дверь?
— Замки меняли?
— Нет, я вчера ключами открывала.
— Тогда открывайте и входите. Это ваше законное право.
Я вышла от адвоката в половине двенадцатого. На улице было солнечно — дождь закончился, небо расчистилось. Странное чувство: вчера казалось, что жизнь кончилась, а сегодня... Сегодня я иду отвоевывать свой дом.
Метро, четыре остановки, мой район. Я поднималась по знакомой лестнице — лифт, конечно, всё еще не работал — и сердце колотилось так, будто я шла на экзамен. Ключи в кармане звенели.
Четвертый этаж. Моя дверь. Нет, не моя — наша с Антоном пока еще. Но скоро будет только моя.
Я вставила ключ в замок. Повернула. Дверь открылась.
В квартире было тихо. Пахло кофе и чем-то еще — духами Юльки, приторными, дешевыми. Я сняла ботинки, прошла в коридор.
— Антон? — позвала я.
Тишина. Странно. Вчера он сказал приходить в пять, а сейчас полдень только.
Я заглянула в кухню — пусто. Посуда в раковине, окурки в пепельнице. В гостиной — диван разложен, одеяло скомкано. Спали здесь, значит. В моей гостиной.
Спальня. Дверь приоткрыта. Я толкнула ее.
И замерла.
На кровати лежала Юлька. Одна. Спала, раскинув руки. Рыжие волосы растрепаны, на тумбочке — пустая бутылка вина.
Антона не было.
Я тихо прикрыла дверь и прошла на кухню. Села за стол. Значит, так. Он ее привел, переспал и свалил. На работу, наверное. Или к другой какой-нибудь — мало ли.
Телефон зазвонил — громко, резко. Незнакомый номер.
— Да?
— Маргарита Сергеевна? — Мужской голос, официальный. — Это из больницы имени Боткина. У нас тут ваш муж, Ковалев Антон Викторович.
Сердце ухнуло вниз.
— Что случилось?
— ДТП. Час назад на Ленинградском проспекте. Состояние тяжелое, он в реанимации. Вы можете приехать?
Я положила трубку. Посмотрела на закрытую дверь спальни, где храпела Юлька. Потом снова на телефон.
ДТП. Реанимация.
Надо ехать. Я же жена. Официально. Двадцать три года вместе.
Но почему-то не хотелось. Совсем не хотелось.
Я налила себе воды из-под крана, выпила залпом. В голове крутились мысли, одна другой страшнее. Если он умрет... Нет, нельзя так думать. Это же человек. Отец Сашки.
Но если он умрет — квартира останется мне. Точно останется.
Господи, что я такое думаю?
Я схватила сумку и выбежала из квартиры. Больница на другом конце города, ехать минут сорок. В метро я стояла, уцепившись за поручень, и смотрела в окно — в темноту туннеля, где мелькали огни станций.
Антон в реанимации. Может умереть. А я думаю про квартиру.
Какая я мерзкая.
Или нет?
Больница встретила запахом хлорки и лекарств. Реанимация на третьем этаже. Я поднялась, подошла к сестре за стеклом.
— Я жена Ковалева.
— Проходите. Палата номер пять. Но недолго, там врач скоро будет.
Антон лежал с закрытыми глазами. Капельница, какие-то провода, мониторы. Лицо серое, на лбу ссадина. Дышит тяжело.
Я села на стул рядом с кроватью и смотрела на него. Вот он — мой муж. Двадцать три года. Помню, как познакомились — на дискотеке в Доме культуры. Он танцевал плохо, но старался. Потом провожал меня до дома, рассказывал анекдоты. Смешно было.
Когда перестало быть смешно?
— Вы жена? — Врач, молодой, в белом халате. — Пройдемте.
Мы вышли в коридор.
— Переломы ребер, сотрясение, внутреннее кровотечение. Мы его стабилизировали, но прогноз пока неясный. Ближайшие сутки покажут.
— Он... выживет?
— Пятьдесят на пятьдесят. — Врач посмотрел на меня внимательно. — Вы в порядке? Может, валерьянки?
— Нет, спасибо.
Я вернулась в палату. Села обратно на стул. Антон не шевелился.
Пятьдесят на пятьдесят.
Телефон завибрировал. Лена.
«Ну как? Попала домой?»
Я набрала сообщение: «Антон в больнице. ДТП. Реанимация».
Ответ пришел мгновенно: «Господи! Серьезно? Приехать?»
«Не надо. Я пока тут посижу».
Я сидела. Час. Два. Медсестра приходила, что-то проверяла, уходила. Антон так и лежал неподвижно.
В четыре часа я встала, размяла затекшие ноги. Сказала медсестре, что выйду на час, вернусь.
На улице снова начинался дождь — мелкий, противный. Я дошла до ближайшего магазина, купила кофе в автомате. Пила стоя под навесом, глядя на серое небо.
Если он умрет...
Нет. Не надо так думать.
Но мысль сидела в голове, как заноза. Если умрет — квартира моя, никаких судов, разделов, Юлек этих. Всё просто решится.
Я допила кофе, смяла стаканчик и швырнула в урну.
Вернулась в больницу. В реанимации — то же самое. Антон лежит, дышит. Мониторы пищат.
— Вы идите домой, — сказала медсестра. — Всё равно он не очнется сегодня. Если что — позвоним.
Домой. Где дом?
Я вышла из больницы. Было уже темно. Метро, четыре остановки, мой подъезд. Поднялась на четвертый этаж.
Открыла дверь ключом.
В квартире горел свет. Из кухни доносились голоса — женские. Я прошла туда.
За столом сидели Юлька и еще какая-то девица — тоже молодая, тоже крашеная. Перед ними бутылка вина, тарелка с сыром.
— А, это ты, — Юлька даже не встала. — Че надо?
Я посмотрела на нее. На крашеные волосы, на дешевую косметику, на наглое лицо.
— Антон в больнице, — сказала я ровно. — ДТП. Может умереть.
Юлька побледнела. Бокал выпал из ее руки, покатился по столу.
— Ты... врешь?
— Больница имени Боткина, реанимация, палата пять. Можешь позвонить, проверить.
Девица рядом с ней ахнула. Юлька схватила телефон, начала что-то судорожно набирать.
А я прошла в спальню. Достала из шкафа чемодан — Юлькин. Открыла его прямо на кровати. Стала кидать туда ее вещи — халат, тряпки какие-то, косметику.
— Ты че делаешь?! — Юлька влетела в комнату.
— Собираю твои вещи. Это моя квартира, и я хочу, чтобы ты отсюда съехала.
— Антон сказал...
— Антона тут нет. А я — есть. И это мой дом. — Я закрыла чемодан, протянула ей. — Проваливай.
Юлька смотрела на меня круглыми глазами. Потом схватила чемодан, развернулась и выбежала. Ее подружка — следом. Хлопнула входная дверь.
Тишина.
Я села на кровать — на свою кровать, в своей спальне, в своей квартире. Посмотрела на телефон. Половина девятого вечера.
Надо Сашке написать. Про отца. Он должен знать.
Но руки не поднимались. Потому что тогда он спросит: «Мама, а ты где была? Почему не уследила?»
И что я отвечу?
Я легла на кровать прямо в одежде. Уставилась в потолок. Завтра утром позвоню в больницу, узнаю, как он. Потом Сашке напишу. Потом... Потом пойду к адвокату, оформлю развод официально. Пока Антон в больнице — самое время.
Нет, это подло.
Или нет?
Я закрыла глаза. В голове мешались мысли — Антон на больничной койке, Юлька с чемоданом, адвокат Светлана, бабушка Лида, которая оставила мне эту квартиру...
Уснула я только под утро.
Проснулась от звонка телефона. Восемь утра. Больница.
— Маргарита Сергеевна? Ваш муж пришел в сознание. Состояние стабилизировалось. Можете приехать.
Я положила трубку. Значит, выжил. Ну и хорошо. Теперь будем разводиться по-человечески, через суд.
Встала, приняла душ, оделась. Собралась ехать в больницу — и тут телефон снова зазвонил.
Неизвестный номер.
— Алло?
— Маргарита Сергеевна Ковалева? — Женский голос, сухой, деловой. — Это нотариальная контора Петровой. У нас к вам вопрос по наследственному делу.
— Какому делу?
— Умерла ваша тетя, Людмила Сергеевна Кравцова. Вы указаны в завещании как наследник. Вам необходимо явиться для оформления документов.
Я опустилась на диван.
— Тетя Люся? Но я с ней лет десять не виделась...
— Тем не менее, вы наследник. Квартира в центре Москвы, на Чистых прудах. Трехкомнатная. Приезжайте, обсудим детали.
Квартира. Трехкомнатная. В центре.
Я посмотрела на свою двушку — на привычные стены, на знакомую мебель. Двадцать три года здесь прожила. Из-за нее замуж выходила, если честно. Антон тогда без жилья был, вот и понравился мне — удобный, покладистый.
А теперь...
Теперь у меня будет другая квартира. Лучше. Больше.
И Антон мне не нужен.
Я набрала номер адвоката.
— Светлана? Это Маргарита Ковалева. Давайте оформляйте развод. Полностью. Квартиру эту — пусть забирает. Мне она больше не нужна.
Через три месяца я въехала в квартиру на Чистых прудах. Высокие потолки, паркет, окна на бульвар. Тетя Люся оказалась богатой женщиной — копила всю жизнь, никому не рассказывала.
Антон остался в нашей бывшей двушке. Один. Юлька от него сбежала, как только узнала про развод — ей квартира была нужна, а не он. Сашка приезжал на каникулы, жил у меня. Говорил, что к отцу не хочет — «он там пьет, мам, и квартира грязная».
Я устроилась на новую работу — в издательство, редактором. Платят немного, но душа радуется. Каждое утро иду по бульвару, пью кофе в кафе на углу, смотрю на людей.
А вечером сижу у окна и думаю: как странно всё вышло. Антон хотел меня выгнать, отобрать квартиру — а в итоге остался ни с чем. А я получила новую жизнь. Лучше прежней.
Лена говорит, что это карма. Светлана-адвокат говорит, что это везение. А я думаю — это просто жизнь. Она любит крутить колесо.
Вчера встретила Юльку в метро. Она меня не узнала — я теперь по-другому выгляжу. Волосы покрасила обратно в рыжий — как в молодости. Пальто новое купила. Она прошла мимо — бледная, осунувшаяся, в дешевой курточке.
Я вышла на своей станции — «Чистые пруды» — и пошла домой. На бульваре цвели каштаны, пахло весной. Впереди была целая жизнь.
Новая жизнь.
Моя.