Найти в Дзене
След Волка

РУССКО-ТУРЕЦКАЯ ВОЙНА 1768-1774

Ну и наконец, Экстрайт пролил свет на целых шесть лет жизни нашего Степана – его участие в русско-турецкой войне 1768–1774 гг. Присмотримся же попристальней к этой странице истории Отечества.

Беглый осмотр литературы о русско-турецкой войне 1768–1774 гг. (Бутурлин В. П. «Картина войн России с Турцией в царствования императрицы Екатерины II и императора Александра I»; Петров А. Н. «Война России с Турцией и польскими конфедератами. С 1769-1774 год» в пяти томах) не пролил света на участие в ней запорожцев, а значит и моего Степана. И тут в голову пришло, а не полистать ли, к счастью, уже опубликованные, документы из «Архива Коша Новой Запорожской Сечи» и по ним составить себе представление об участии днепровских лыцарей в этих событиях?

Стоп, а ведь до меня это уже сделал Аполлон Александрович Скальковский!

И да поможет нам сей достойный муж!

«Манифест Императрицы Екатерины, от 18 Ноября 1768 г. известил всю Россию о заключении посла её в Семибашенный замок, приготовлении Порты к войне, и что Она с оружием в руках идёт карать дерзких, и неверных врагов Империи.

Две Русские армии – одна, или первая, наступательная, под предводительством Фельдмаршала князя Голицына, двинулась чрез Западную Россию к Днестру; другая, под начальством графа Петра Алек. Румянцева, в виде наблюдательного корпуса, сформировалась со стороны Украины и Новой России и к ней причислены Запорожцы. Но прежде нежели войска Русские двинулись вперёд, Крым-Гирей, как ураган, повергся на Новую-Россию. Г. М. Исаков едва успел укрепить несколько полуразрушенных Ново- Сербских шанцев, запереться с гарнизоном в Креп. Св. Елисаветы, как уже передовые толпы Ногайцев Буджакских и Едисанских пробрались чрез Буг по льду довольно крепкому, между Вознесенском и Ольвиополем, столь внезапно и в столь большом числе, что небольшая команда Запорожцев, в Гарду находившаяся, не могла удержаться. По сказанию очевидца, Французского консула в Крыму барона де Тотт, они сперва достигли реки Мёртвых-Вод и по ней подвигались к северу чрез Запорожские степи, пока не дошли до Новосербии, т. е. Елисаветградской провинции[1]…

С раннею весною обе Российские армии приступили к границе Новой России и Бессарабии; главная под начальством генерала князя Александра Михайловича Голицына в апреле перешла Днестр и вскоре взяла Хотин, несмотря на сильное сопротивление Турок и конфедератов под начальством И. Потоцкого там бывших. Румянцев со стороны Малороссии вошёл в Новороссийскую губернию и занял постепенно всю линию от Бахмута до креп. Св. Елисаветы. С частию его корпуса генерал-поручик фон Берг расположился по южным границам Запорожья, по р.р. Конской, Берде до устьев Днепра и должен был в случае движения неприятельского с этой стороны чрез Ногайские степи, идти к Сивашу и даже на полуостров Крымский. Таким образом, и Запорожское войско призвано было к оружию. Румянцев послал кошевому следующий ордер:

«По открывшимся от неприятеля движениям к нашим границам, повелеваю Вам со всем Запорожским войском приготовленным к походу тотчас с получения сего выступить из Сечи, следовать немедленно по большой дороге к креп. Св. Елисаветы и между р.р. Зеленой и Жёлтой, при Широкой-Балке (Херс. уезд. близ Ингульца) расположиться, до дальнейшего повеления». (9 Июня 1769 г.).

В это время командир Запорожских лодок, внизу Днепра на страже находившихся, войсковый старшина Филипп Стягайло, донёс Кошу, что на противоположной стороне реки, противу устья речки Камянки и оврага Мелового, за 80 только вёрст от Сечи, Татарский отряд в 2000 чел. хотел было переправиться через Днепр для наезда на Запорожье, но низовая, т. е. лодочная команда их атаковала, 4 транспорта затопила, многих убила и в плен захватила. Из такой добычи 10 чел. пленных, 4 знамени и 1 пернач Кош оставил в Сечь, а остальных Татар для «языка» отправил к главнокомандующему, требуя приказаний: должно ли Запорожскому войску следовать по прежнему ордеру, или сидеть в Сечи для охранения границы, весьма угрожаемой от неприятеля? При чём Кош извещал графа Румянцова, что один козак, взятый было в плен при порогах и ушедший от Татар, показал старшине, что Татаре готовились сделать ещё раз нападение на Русские границы и что уже до 17000 всадников отправилось к Запорожским границам со стороны Калмиуской поланки (Бердянского уезда).

Граф Румянцов, надеясь на корпус фон Берга, расположенный вдоль Крымской границы, и имея крайнюю нужду в лёгком войске, особенно столь храбром и столь знакомом с Татарами, как Запорожцы, приказал кошевому: оставив в Сечи при судье войсковом Иване Бурносе пехотный отряд для защиты их Коша и заготовления фуража, с остальным, готовым к бою товариством, выступить немедля в поход. При чём выхваляя усердие и храбрость «водяной» команды, писал кошевому Петру Калнишевскому: «Учинённые вами над неприятелем поиски, возвышают общественно славу всего Запорожского войска, и особливо вашу. Они суть истинным доказательством ваших неутомимых трудов и ревностнейшей верности, вашей и всего Запорожского войска к Е. И. В-ву». (15 Июня 1769).

Кошевой немедленно выступил в поле. При нём, под сенью большой войсковой хоругви собралось: 14 войсковых старшин, 17 полковников, 31 полковых старшин (писарей и эсаулов), 36 походных куренных атаманов, 1 войсковые пушкарь с 105 канонерами; отец наместник Сечевых церквей с тремя иеромонахами, войсковые довбыш (или полицмейстер) и в 36 куренях: 7350 Козаков. Артиллерия состояла из 8-ми пушек и 4-х фальконетов. Войсковый старшина Яков Качалов нёс большую войсковую, т. е. Императорскую хоругвь; войсковые старшины: Николай Косап был войсковым обозным или начальником штаба, Сидор Белый войсковым эсаулом или наместником кошевого, Иван Глоба войсковым писарем. Кроме того, с войсковым старшиною Филиппом Стягайлою на судах внизу Днепра, при 3-х полковниках, 8-ми старшинах полковых, 4-х хорунжих и одном иеромонахе, 38 канонеров и 1690 Козаков; да в разных постах под начальством войскового старшины Андрея Порохни и двух полковников: Николая Чернаго и Омельки Шпака, 10 старшин и 1260 Козаков. Всего-же в походе и на отводных караулах: 140 старшин и 10300 Козаков, при 12 пушках и 38 судах с фальконетами. Запорожский отряд, дошед до означенного места, получил приказ следовать к Бугу, занять линию от Орлика (Ольвиополя) и Гарду до устья р. Мертвых-Вод и наблюдать за действиями неприятеля со стороны Очакова. Отсюда два отряда в 1000 человек каждый, под командою войсковых старшин Андрея Ляха и Алексея Чёрного, пошли в авангард к Г. М. Зоричу.

Вскоре опасения Запорожцев вполне оправдались; едва войско дошло до р. Арбузинки (Бобринецкого уезда Херсонской губ.), как Татаре, под бунчуком самого Калги-Султана, пробившись чрез линию генерала Фон-Берга, истребили команду Калмиусского полковника и ворвавшись в Самарскую, Протовчанскую и даже Орельскую поланки, сделали ужасные там опустошения. Села: Перещепино, Козырщина, Лычковка и др.; – зимовники: по реч. Орели, Богатой, Волчьей, Кильчени, Самаре и Протовче были обращены в пепел; из жителей, некоторые убиты или захвачены в плен, остальные разбежались. Вот ведомость о потерях войска в самом начале этого набега:

1) В Орельской паланке людей убито – 1, взято в плен – 34, сожжено дворов – 50, занято скота – 6023.

2) В Самар. и Протов. людей убито – 53, взято в плен – 222, сожжено зимовников – 52, занято скота – 15857, в том числе 600 лошадей, принадлежавших к зимовнику кошевого на р. Протовче, из коих 160 были верховые.

Запорожцы, имевшие там под начальством войскового старшины Порохни не более 1260 Козаков, не могли противустоять столь превышающим их силам, а потому просили помощи на Украинской линии; её начальник генерал-поручик фон-Штофельн с своими полками, отрядом Донцев и Калмык (впрочем, скоро ушедших) поспешил к ним и Татаре были прогнаны[2]…

В конце того ж месяца опечаленный неудачами в Буджаке, Фельдмаршал князь Голицын оставил армию и уехал в Петербург, а начальство над нею принял Румянцов. Вторая же армия и войско Запорожское поступило в команду графа Петра Ивановича Панина, до приезда которого, т. е. до 17 Сентября 1769 года, командовал генерал Князь Василий Долгорукий.

В Сентябре того же года другой отряд, под начальством войскового старшины Андрея Носача, перешёл Буг, сделал экспедицию к Очакову и даже Аккерману для поисков над неприятелем, и вот «мемориал» этой партии, в которой участвовали 5 войсковых старшин, 6 полковников и 3100 Козаков.

Мемориал Семёна Галицкого.

«25 Сентября, по выходе из Коша войска Запорожского Низового (у Орлика) в партию, при старшинах и полковниках Запорожских Козаков, коих числом 3100 и переправясь чрез Синюху, ночлег имели. А в 26 день Сентября оттоль пошед все чрез Буг реку в брод, на устье Кодыми[3] по над оною для ночлегу расположились, расставивши по курганам бекеты. Как стал свет, пошли над Кодымою в гору до полдня и учинивши обеденный роздых, после оного с Кодыми пошли в степь чрез балки, к стороне Очакова на низ Буга, и когда над вечером у пруда главный командир Андрей Носач заболел так, что и ехать не мог, то возвративши его до Коша, пойшли с эсаулом его в Чарталу, где в Чертале повыше криницы и ночевали без воды.

28 числа рано на рассвете собравшись всё войско в сходку, изобрало главным командиром на место заболевшего Носача полковника Семёна Галицкого, с которым с Черталы пошли в Чечеклею и там имели роздых довольный. А по над вечер переправившись чрез р. Чечеклею и по над оною расположившись, ночевали. 29 ч. рано как рассвело пошли с Чечеклеи в реч. Телигул; куда пришедши, что был великий дождь, по над оною расположились и ночевали, расставивши караулы. 30-го ч. как только стало светать имели чрез оный Телигул переправу, по большой вязкой грязи до половины дня. Переправившись же пошли с Телигула к Куяльникам и на пути ходящих на степе больше 10 лошадей наехавши, получили в добыч. И прибывши в балку, которая впала в Куяльники, в оной расположившись и поставивши караул, имели ночлег.

1-го Октября на праздник Покрова Богоматери, как уже гораздо свет стал, с той балки пошли и перешедши не очень далеко в Куяльник речку, впадающую в Дальник[4] и тамо расположившись стояли чрез весь день. Где с бекета усмотрено было Ногайцев ездящих 3-х, за коими старшина войсковый Софрон Чёрный с козаками следом хотя и ездил, но что с далека увидели, догнать не могли. К вечеру с той балки, переправившись чрез р. Куяльник, пошли по над лиманом Дальницким, кой впадает в Чёрное море, степом ночью. Где на пути съискали стадо Ногайское и при оном 7 челов. Ногайцев, с коих 5 взяли живых, а 2 зарезали, и при распросе тех Ногайцев, что войска на сей стороне Днестра нет, а только лошадиных табунов в кутах[5] и к морю много, и при оных пастухов немного находится, – пойшли к морю и чрез всю ночь идучи сыскивали стада и займали, а пастухов резали. И пришедши ночью до моря к селу Турецкому, состоящему между Очаковом и Белогородом (Аккерманом), кое от Белагорода вёрст за 20, зовомое Хаджибею (ныне Одесса) пред светом и мало близ оного отдохнувши, на рассвете как только имели учинить на село нападение, то невзначай наехавших с Очакова в Белгород двох сот Турков напали. И учинивши на их нападение, в чём видя они свою невзмогу, ко обороне себе спешились с лошадей, с намерением отбиться и при перестрелке должной с обеих сторон, при помощи Божией оных Турков спешившись тоже козаки много выкололи и взяли раненных в полон 9 челов., кои по причине ран от стужи с дождём бывшей, померли на пути, объявляя, что ишли в Белгород. При таком сражении весь их багаж, ружьё, лошади с убором, также знамя два, булаву железную и литавры медные в добыч получили. Наших же ранено двох. Между чем в сёлах довольно Турков мужеска и женска полу поколото. Паланки ж (замка) в том селе имеющейся, в которую некоторое число сельских жителей убежало, что пушек в ней довольно, недоставанно (не штурмовали). И попаливши многие хаты и прочое строение в селе и в других местах около того места Хаджибея, так и в степу ходячий скот рогатый, овцы, лошади завернули, коего всего числом: лошадей более 20000, рогатого скота 1000, овец 4000, верблюдов 180 позаймавши, а пастухов некоторых вырезавши, а прочих же в полон забравши, пошли от моря по над лиманом Хаджибейским и пришли до первого Куяльника Кучурганского (Кучурган реч. в Тираспол. и в Одесск. уездах), где переправившись в отдых имели. А от толь пошедши ночью, перешли средний Куяльник и мало над оным отдохнувши, пошли к третьему (большому) Куяльнику и светом уже третий (Куяльник) перешедши, поехали в Тилигул 3-го октября, где переправившись, имели отдох. Потом пошедши, и в Чичиклее ночью переправившись, отдох имели. 4-го дня в свете пойшли чрез Черталы до Буга, куда пришедши на устье Черталы против Броду-Чертальского, по над Бугом расположились и ночевали. 5-го октября пошли по над Бугом выше Гарду в Красуни чрез Буг, поднявши плавни, сами и скот переправились и учинили оному раздел»[6]…

Между тем войска 2-й армии стали на зимния квартиры вдоль Днестра в Польских воеводствах в Малороссии, а Запорожское войско отпущено в Сечь; но прежде ещё получило ордер главнокомандующего графа Панина, учредить по прибытии в Сечь посты таким образом, чтобы прикрыть ими не только свои жилища, но и всю Империю от покушений неприятеля. Таким образом, Запорожцы должны были содержать и своею грудью охранять сторожевую линию: «от р. Днепра вправо по своей границе до р. Ингульца, а вверх оного до верховья р. Березоватой, с онаго ж верховья на р. Каменку, а с р. Каменки к последнему на низу порогу на р. Днепре; с того ж порогу от левого берега Днепра за речку Волчьи-Воды до устья р. Каменки и вверх по оной до устья речки Ганчулы, а с оной на р. Конские воды, до могилы Токмак». (Ордер 25 Октября 1769). На этом основании Кош Запорожский учредил 16 «бекетов» или постов под начальством войскового старшины Андрея Порохни, 16 походных полковников, 32 походных полковых старшин, в команде которых постоянно чрез всю зиму находилось 600 пеших и 2454 конных Козаков, имевших каждый по две лошади, а старшины «и больше». Кроме того, оставлены при четырёх паланках: Орельской, Самарской, Протовчанской и Кодацкой 4 полковника, 8 полковых старшин и 290 пароконных Козаков. Все команды должны были беспрестанно разъезжать по назначенным им дистанциям, содержать пикеты на курганах, а ночью фигуры из смолёных бочек (маяки) для извещения о всех движениях неприятеля. Эти посты находились в следующих местах:

1. При р. Каменке (в 7-ми верстах от нынешней стан. Меловой, Херсонской губернии).

2. Внизу р. Днепра в урочище Скалозубовом, (Херсонск. уезда).

3. Против Сечи Запорожской, на версту в Татарской степи, в уроч. Темном (Днепр. уезда).

4. Над р. Днепром, в уроч. Лысой-Горе.

5. Там же, в урочище называемом Городище (бывший Каменный-Затон).

6. В Голой Пристани на Днепре.

7. Над Днепром, в уроч. Тарасовском.

8. » » в уроч. Беленькой.

9. На Хортицком острове на Днепре.

10. На Дубовом острове на Днепре.

11. У Старо-Самарского ретраншамента.

12. Над р. Самарыо, в уроч. Садках.

13. » при ур. Вольном в Займах.

14. При Самаре, в уроч. Лучине.

15. За р. Самарью в уроч. Жуковском.

16. При Самаре в уроч. Богдановых.

Чем эти «постные» команды занимались и как деятельно противу неприятеля ходили в экспедиции, водою и сухим путём, – вот ещё одно донесение Коша графу Панину в самую зиму 10 Декабря 1769 г. По приказанию главнокомандующего, войсковый старшина Порохня с 1000 чел. ходил до самых Молочных-Вод (Мелитопольск. уезда Таврич. губ.) для вреда Ногайским кочевьям и стадам, а командир Днепровской козачьей флотилии, войсковый старшина Филипп Стягайло, взяв две лодки и 40 Козаков, дошёл до самого Лиману у Збуроевского ретраншамента; оставив там свои лодки и 10 Козаков, сам с остальными вышел на берег и пустился далее в Крымскую степь. Прошед вёрст за 30, сначала никого из Татар не встретил кроме многочисленных стад, которых часть, по обычаю и приказанию начальства, немедленно заняв, начал гнать восвояси с такою беспечностию, «что ночью было на кибитки (кочевья) Татарские нагнались. По учинённой тревоге сбежались из аула вооружённые Татаре и атаковали Козаков, но те, убив человек 70 неприятеля и кроме скота получив в добычу 60 седел, базавлука[7] и разного одеяния достаточно, и схватив «для языка» одного Татарина, начали ретироваться к своим судам, ибо по показанию пленного вблизи оттуда до 25000 неприятельского войска находилось. Татаре собравшись ещё в большем числе, до самой Збурьевской пристани их провожали, чиня беспрестанную стрельбу ружьями и стрелами, в чём видя немалое препятствие, храбрый Стягайло скот оставя, пленника ж зарезавши, оборонною рукою против неприятеля пошли и вырезали его ещё выше 30 челов. З своей же стороны ни едного не втеряли, кроме что едного стрелкою легко ранено в ногу, и возвратились благополучно».

Вот ещё довольно оригинальное донесение одного козака, Самарского жителя (т. е. уже женатого) Никиты Лебедёнка, вполне характеризующее этот полудикий, но храбрый народ. «Послан он был от Самарской паланки в Крымскую степь для проведанья о неприятеле, и 10 Ноября с 4-мя козаками (пароконной всякий), по р. Татарке, а после чрез нижнюю и верхнюю рр. Терси перешед (Павлоград. и Александровск. уездов Екатеринославской губ.), доехал прямо степью до р. Гайчули при уроч. Барабашевой-Могиле (Александровск. уезда Екатериносл. губ), а оттоль по вершине р. Конской до могилы Токмацкой, а оттоль в Молочну, которою на низ к морю пробрался, где наехал тясьму (след) небольшую Татарскую, прошедшую как бы сот в две (лошадей) прямо на Берду. Не видя ничего кроме тясьмы, возвратился назад по Крымской стороне р. Конские-Воды. Видя усталость лошадей своих, он больше ехать не мог, а потому, отослав трёх товарищей со всеми лошадьми назад в Самарскую паланку, сам с одним козаком пешие пошли по этой реке на низ Днепра. Но с одной могилы усмотрели в урочище Холодная-Балка, небольшую в 300 чел. Татарскую партию. Дождавшись ночи, они подошли к ней, подлезши промеж их лошадей и высмотря караульных, чтоб не попасться самим, схватили 4-х лошадей з ярчаками и на них понад Великим-Лугом, возвратились к своей команде».

В ноябре месяце войско уже было в своих жилищах и при вступлении в Сечь сделана была им следующая встреча: «Командовавший в Сечи судья войсковый Иван Бурнос с атаманами и стариками, верхом на лошадях встретил кошевого, старшину и войско у Багновой Могилы и с ними в ассистенции до самой первой башни, где пушечная пальба со всех раскатов (батарей) произведена была один раз, провожал торжественно. При второй башне духовенство с церковным клиросом встретило и препроводив в церковь Божию, начало должной благодарственной молебен петь, по окончании которого, с позволения кошевого, с моздеров (moidzierz – пушка) и по раскатам опять выстрелы, учинены, для окончания церемонии»[8]…

Получив по Высочайшей воле ордер графа Панина о выступлении из Сечи «по первой траве к стороне Очакова», Кош разделил своё войско на 3 неровные отделения. Главный отряд под начальством самого кошевого и всей старшины с клейнотами и походным кошем отправился в команду князя Прозоровского; в нём было старшин и конных Запорожцев 7352 ч. с 15000 лошадей. Другой Низовой, т. е. на флотилии отряд, над начальством войскового старшины Третьяка и 2 полковников на 40 судах имеющий 2391 пехотных Козаков с 38 лодочными фальконетами, спустился по Днепру до самого лиману и, несмотря на Очаковские укрепления, занял там хорошую позицию, для содействия сухопутному товариству. Третий, наконец, отряд, назначенный к корпусу генерал-поручика Фон-Берга, состоял под командою войскового старшины Порохни, имевшего при себе в северных степях Таврической губ. 603 конных Запорожцев и на отводных караулах или на постах 392 конных и пеших Козаков. Следственно Запорожцы выставили в поле 10738 конного и пешего товариства с 20000 почти лошадей.

20 апреля 1770 г. отряд кошевого выступил в поле и, следуя по данной инструкции до Гарду на Буге, переправился на Татарскую сторону и стал табором «в Черталах» т. е. на устьи в Буг рр. Сухой и Мечетной Черталы, – где ныне дачи м. Кантакузовки. Отсюда Кош посылал партии своего товариства на подъезд, т. е. поиски против неприятеля. Командиру флотилии Даниле Третьяку назначено было урочище Цари-Комыш или Бринза(?), для секретного там пребывания и наблюдения неприятельских движений на лимане и Чёрном море. Вот несколько подробностей о кампании этого года.

1) Мемориал июня и июля месяцев.

«12 дня июня в субботу по отправлении литургии и молебствия о благополучном нашем в намеренном Очаковский край путешествии, и о восстановлении победы над неприятелем, расположивши над Бугом у Чертольского броду при старшине войсковому Павлу Флорову Головатому главный наш обоз, также бунчук и большую хороговь в прочие войсковые клейноты; с собою ж один только прапор да литавры взявши, купно с князем А. А. Прозоровским, имеющим в своей команде Борисоглебский (Драгунский) полк, также и несколько сот Донцев Грекова полку и диких Калмык, помаршировали к Очакову[9]. При таковом марше первой ночи в первой Чартале по сей стороне оной переночевавши, пойшли рано оттоль к Сухой-Чертале, где при Бугу в ночевали. У Понеделок же пообедавши к реч. Чичаклее помаршировали и не доезжая оной получили известие, что 3000 партия Татар в Кодыми (речке) нападение сделала на передовые 2-й армии войска. И потому к точному об оном проведывапию по Кодыму, с командою 120 козаков Запорожских полковник Иван Яблуновский отправлен, а к остаючемуся в обозе Павлу Флорову за известие дано знать, чтоб от неприятеля в обозе осторожность имел. Переехавши ж Чичаклею на горе вблизь могил, заведши на них пушки, стали и стояли 15 ч. Июня до вовторника. И возвратившийся полковник Яблуновский привёз рапорт, объявляя, что при чинении им поиску над неприятелем никого с них не видел. И так мы 16 ч. рано у Середу з Чечеклеи к реч. Березани (Одес. уез.) помаршировали. И переехав оную на вершине и притом по над оною вниз не весьма далеко подвигнувсь, расположились и ночевали. Переночевавши ж, 17 Июня в Четверток не очень рано, отправивши вперёд к Очакову к поимке языка небольшую Запорожскую партию з старшинами войсковыми: Лукьяном Великим, Алексеем Чёрным, да Софроном Чёрным, пойшли и сами мы скороспешно к Янчокраку речке и до оной до ночи ночью часов с 2 шли и остановись едноместно, по сей стороне Янчокрака до утра 18 ч. Июня, т. е. пятка, роздох имели; а в той день скоро чрез Янчокрак переправились и обозом под оным стали. Вдруг и возвратившийся с партиею Софрон Чёрный с товарищами к нам подуспел и представил под самым городом Очаковом взятых в полон 10 Турок-Янчаров, 1 Бошняка и 3 Волох и в добыч рогатого скота и лошадей несколько штук. Убито ж при взятии языка Турок 26. Делавшая ж за Запорожем неприятельская с Очакова партия погонь, от обоза как бы вёрст за 8 съехавшись с передовыми Запорожскими козаками, перестреливалась и имела баталию, при чём с неприятельской стороны свыше 70 чел. в смерть убито, ранено ж по объявлению много, но всех Турки меж себе хватали, а нашими взято раненных 2 Турков, из них едного Очаковского Кигасу, именем Ахмет-Агу и едного Янчарина. В добыч же лошадей, зброи и протчего получено по числу убитых неприятелей, а с нашей стороны убито одного куренного Рогеевского атамана Охоньку и 3-х Запорожских Козаков, да ранено 4-х чел. и одного живём взято. По объявлении ж пленных

неприятелей, что мало имеется в Очакове войска, помаршировали в обеденную пору 19 ч. Июня в Субботу к самой Очаковской крепости и скоро под оную стали подъездить, то Турки конные и пешие с пушками 4-я против наших передовых партий вышли и с ними да и с отправленными от вас на сикурс Запорожскими партиями перестрелку и сражение имели, где с их стороны Турков нашими Запорожскими козаками 10 чел. убито и ранено много; в полон же ни одного не взято, потому что (раненных) Турецкая пехота, стоя близко конницы, подхватывала. С нашей же стороны на том сражении едного козака ранено и 2-х лошадей тамо, а 3-ю с Очаковской крепости на водопое из пушки вбито. И так мы от Очакова как бы за 5 вёрст в леву руку, над лиманом расположась, послали за известие об оном 20 Июня в неделю (Воскресенье) к графу Панину рапорт, а «язык» Прозоровским в обоз наш в Чарталах оставленный, отправлено. Тож полоненного Волошина с письмом к Паше в Очаков, чтоб склонился хотя посыланно, но что сей возвратившийся Волошин объявил яко он к тому приступить не желает, – а добуванноб крепости; крепости ж без осадной артиллерии что достать не можно, потому оттоль отступя и ночью против 21 чис. Июня пошед, уже на светаньи к Янчокраку наспев, по сей стороне оной (речки) там же где стояли и прежде расположившись, отправили за Березань к вреду неприятеля Запорожскую в 570 Козаков партию, при старшине войсковому Алексею Чёрному. А мы 22 у вовторник не очень рано в гору по над Березанью на ночь стали, а переночевавши наспел Олекса Чёрный с партиею и объявил, что доезжая до самой речки Тилигула, никого с неприятелей также и скоту не видел. И так у Середу 23-го числа пообедавши, чрез Березань переправились и заночевали, а в Четверток 24-го числа не очень рано поехали и к реч. Царигол (Одесского уезда) в полуденное время прибыв и над оною не переезжая расположилась и до 27 ч. Июня стояли, сего же дня пообедавши к реч. Тилигулю впадаючему в Чёрное море, ниже Очакова (близ ст. Коблевки Од. уез.) пошли. И за приходом не переезжая Тилигул над оным расположились и стояли до 29 Июня, т. e. С. Апостол Петра и Павла, которого дня князь Прозоровский со всеми штаб и обер драгунскими также и гусарскими офицерами в наш лагерь к пану кошевому[10] с поздравлением тезоименитства приходил и довольно просидевши просил к себе пана кошевого кушать; и ходил пан кошевый вместе с старшинами войсковыми. Мы ж скоро полагодившись (исправясь), кони покульбачили и кони позапрягали. Потом зараз настигли и паны и поехали сею стороною Тилигула в гору; выехавши ж несколько вёрст стали и стояли до 7 числа Июля. А того числа рушили (отправились) к Днестру и следуя ночевали против 8 ч. Июля у реч. первого Куяльника (Од. уез.), которую рано 8 ч. переехавши, стали и до вечера стояли и когда к оному Днестру наближились, то мы с князем и регулярными командами продолжая назад неважный марш, вперёд Запорожские партии отправили, кои быв в сёлах и возвратясь, представили в Кош ясыру Волошского, рогатого скота, коней и протчего не мало; другого ж после того дни будучи в местечке Аджидере (против Аккермана, ныне Овидиополь) и получа тож не малую добыч, хотя там из неприятеля никого не застали , а ушёл весь в Белгород (Аккерман); однак подошед к нам на судах, из пушек перестреливался и нашими поражённый опять возвратился назад без нашего урону, кроме с его стороны. После чего предав огню оное местечко и к крепости Аджыбейской (где ныне Одесса) маршируя, тож я во многих же ещё селах ясыру и добычи не мало получили, а когда 13 Июля по подступлении под ту крепость из нашей артиллерии пальбу на оную произведено и форштат сей крепости взят, в таком случае запершихся в каменной избе Турок 14 чел. убито и 1 живём взято. А действовавших при приступе на крепости артиллерии Турков, с мелкого ружья Запорожскими козаками убито 5 чел., сколико ж ранено настоящего числа неизвестно, но много. Запорожских же Козаков вбито 10 чел., в том числе и атамана Звонецкого (куреня) Шапарця, а ранено 27. И так, что сей крепости по её весьма из каменя оградою укрепления, не находя способу мелкими нашими пушками достать, отступили».

Об этой экспедиции с похвалою упомянул граф Панин в следующей реляции ко Двору, напечатанной в Петербурге при Сенатском указе 1770 г. Августа 6-го: «Генерал князь Прозоровский особливо выхваляет оказанную в сём случае храбрость Запорожского войска, ибо когда застигнутые партиями его Турки из гарнизона замка (Хаджибейского), в нескольких десятках кинулись в крепкия предместья его домы и, отстреливаясь, оборонялись до последнего отчаяния, оное войско, не взирая на производимую как из замка, так и с судов гавани его пушечную стрельбу, вошед в те домы приступом, их всех порубило, да и предместье зажгло».

В тоже время, прибывший с лодками Запорожской флотилии, командир её Данило Третьяк, с урочища Кезею (т. e. Кизий-Мыс на Днепре, близ северного Днепровского гирла, именуемого от того Козельмыцким в Херс. губ.) доносил Кошу о своих подвигах. В рапорте полученном 2 Августа 1770 г. писал он судье: «Посланная на неприятельские стороны и под Кинбурн от здешней команды партия для поимки языка, двох жителей да Янчарина Кинбурнских, при двух конях и чётырех волах поймала... При поимке ж оного языка много с выскочившим с Кимбора неприятелем точили (точить, с Польск. toczyc, вести) войну, токмо слава Богу, что кроме трёх раненных, убитых с нашей стороны не было. А з неприятельской стороны нашею партиею немало побито, почему пришедши к нам в Кезе з Очакова больше 11 кораблей со всею вашею командою, сильную пушечную баталию чрез целый день 15 ч. (Июля) продолжали, но помощию всемогущего Творца и счастием милостивейшей Монархини и вельможности вашей, неприятель получил от нас на сражении оной баталии урон неприятельского своего войска до 30 чел. убитых, и с разбитыми вашею командою тремя кораблями с бесчестием в свои места прогнан; з нашей же стороны только едного Тимошевского куренного (козака) в смерть убито, да едну куреня Батуринского нашу пушку между пальбою рознесло. Вельможности вашей с покорностью просим: чи не можна нас снабдить и двомя хочай пушками, бо́льшими от имеющихся у нас пушок, чтоб можно неприятеля на воде не пуская до себе вблизь, с далёку бить; бо без таких пушок крайне нам есть с великою нуждою, яко имеющиеся у нас пушки очень близко допускают приступ до нас неприятельский»[11]…

2) Мемориал экспедиции главного отряда в Сентябре и Октябре 1770 года.

«9-го Сентября в четверток, по отправлении молебна над вечер вместе с E. С. А. А. Прозоровским, также регулярными полками и Запорожским войском к Очакову, чтобы чинить поиск над неприятелем, восприняли марш. И по прибытии к оному не вдаль остановивсь заночевали, а в ранку 10-го числа в пяток отправили наши козачьи партии к самому городу Очакову проведывать о неприятеле. От коих присланные к нам в полдень уже полковники Красовский и Яблуновский, когда донесли словесным рапортом, что те наши партии с выступившею с Очакова при пушках неприятельскою пехотою при трёх каймаканах в 2000 и с конницею в 3000 бывшею сражаются, то вперёд к подкреплению тех наших партий и ещё в 1000 чел. при старшин войсковому Павлу Головатому отправив, взялись и мы все войском скоропорпешно туда же марш, егда подуспели атаковади и как конницу, так и пехоту в замешательство привели, и пушки 3 отбили, а притом скоропоспешно за нами и следовавшие фронтами карабинеры, драгуны и гусары, с их предводителями, то зараз вся конница на лошадях бывшая и пешою сделавшаяся, а притом и пехота неприятельская так вся головою (на голову) выбита с их неприятельскими начальниками, что ни один из них из атаки не ушёл. Кроме до учинения атаки бежало было конницы до 30 чел., но погнавшимися за ними от Запорожского воинства старшинами и козаками убито на вздогони несколько человек. 90 Янычаров пехоты с их капитаном и байрактарами в полон взято, а получено в добыч на месте сея баталии три пушки медные, палуб с картечами и ядрами, коих до всякой по 60 оказалось. Там же знамён 11 и пернач. Булдимков же (Турецких ружей), пистолетов, сабель, лошадей с уборами и прочею багажу столь много, елико побитого неприятеля было. И угнато рогатого скота, коней, овец и верблюдов многочисленно. Где на баталии с нашей стороны убито Запорожского войска, куренного атамана Якова Воскобойника и 5 рядовых Козаков. А ранено весьма легко Запорожских войсковых старшин: Ивана Бурноса и Филиппа Стягайла, атамана Переяславского (Михаила Дехтяра) и рядовых Козаков 23. И что больше уже к нам неприятель не выходил с Очакова, хотя мы с E. С. князем к городу подъехав, до ночи простояли. Потом благополучно в свой при Бугу обоз возвратились и отправили полоненников (пленных) к князю Прозоровскому, – а знамён 4 и в презент булдрытку (?) и саблю из добычного в Бендеры к графу Петру Ивановичу Панину с Павлом Флоровичем (Головатым)»[12]…

Между тем Императрица Екатерина, желая вознаградить войско Запорожское за труды и совершённые им в эту кампанию полезные и храбрые военные подвиги, всемилостивейше пожаловала ему следующую милостивую граммату:

«Нашему верноподданному войска Запорожского кошевому Калнишевскому с старшинами и всему войску.

По Высочайшему Нашему Имянному Императорского Величества указу, за оказанные в прошлую и нынешнюю кампании отлично храбрые противу неприятеля поступки и особливое к службе усердие, Всемилостивейше пожаловали Мы Императорское Величество, войска Запорожского кошевого Калнишевского золотою медалью с портретом Нашего Императорского Величества, осыпанною брялиантами, которая при сем и посылается».

По Ея И. В-ва указу, генерал-аншеф, главнокомандующий второю армиею и разных орденов кавалер, князь Василий Долгорукий,

5-го Генваря 1771 г.

Москва».

Такой же милости и Монаршего внимания удостоились следующие старшины войска Запорожского :

Войсковый Обозный Павел Головатый.

» Писарь Иван Глоба.

» Хорунжий Яков Качалов.

» Асаул Сидор Белый.

» Судья Николай Тимофеев (Косап).

Войсковые бывшие судьи: Иван Бурнос.

» » » Андрей Носач.

» » асаулы: Андрей Порохня.

Войсковые бывшие асаулы: Андрей Лукьянов.

» » » Макар Нагай.

» » » Софрон Чёрный.

» » » Филипп Стягайло.

» » » Лукьян Великий.

» » » Алексей Чёрный.

» » » Василий Пишмич.

и полковый старшина Проневич.

Все они награждены золотыми медалями ценою в 30 червонцев, для ношения на шее на Андреевской ленте.

Эти почётные медали торжественно в Сечевой Покровской церкви, после молебствия, в присутствии всего войска надеты. К особенной тоже чести оно приписало себе и то приятное для него событие, что многие из важнейших генералов того времени, как-то: граф Пётр Панин и князь А. А. Прозоровский, даже знаменитый астроном Эйлер сделались козаками Запорожскими и в курени были записаны. И не только они не считали этого для себя унизительным, но даже лестным и почти рыцарским делом. Вот, например, ответ графа Панина на избрание его в козаки Пашковского куреня.

«Избрание и присоединение меня в товариство ваше, знаменитого издревле, так как и ныне, в воинских подвигах и верности к Е. И. В. Всемилостивейшей Государыне и её Всероссийскому скипетру, прославившагося Запорожского войска, принимая я особливым знаком вашего ко мне, мои приятели, усердия и удовольствия, в нынешнем моём разделении, обще с вами, военных подвигов, противу неприятеля нашей Всемилостивейшей Государыни и Империи, – нахожу и собственное своё в том удовольствие, дабы быть товарищем вашего знаменитого военного общества и способствовать своим усердием ко всякому тому благосостоянию, которое происходит от истинных добродетелей и от честных и достойных поведений военных, прославившихся заслугами своему скипетру, мужеством и храбрыми действиями людей. В чём, желаю, да благословляет и впредь Господь сил и вседержитель всех обществ, Вышний Творец, оружие, верность и добродетельные намерения Запорожского войска»! (8 Ноября 1770).

Но к вящшему сожалению войска, этот истинный покровитель и защитник Запорожского края граф Панин в конце 1770 г. оставил армию и уехал в Петербург. 14 Декабря с. г. в последний раз писал он кошевому, что Е. И. В., по его прошению и по болезням, от службы уволив, армию его поручила генерал-аншефу князю Долгорукому; в команду которого и войско Низовое поступит.

11 Октября войско Запорожское сухопутное начало переправляться чрез Буг, чтобы возвращаться в домы свои. 21 ч. было на Ингульце, а 23 о своём прибытии и торжественном в Сечь вступлении кошевой писал своему наместнику, войсковому судье Николаю Тимофеевичу:

«Я с войском и артиллериею сейчас отдох имею в Пришибе (Херсон. уез.) в Камянке (речке) близ зимовника Третьякова, а отсель в Базавлуке ночевать, а в Сечь о полудни после уже службы Божией завтрешний день, то есть в неделю (воскресенье) прибыть намерен. О чём вам чрез сие приятнейше уведомляем, с тем, чтобы вы и прочие с службою Божиею, яко приезд будет о полдни, не ожидали. И как мы будем въездить в город Сечь, в первые загородние ворота, то прикажите из пушек на валу стоящих всех, зачав с первой башни, что на Гассанбаше[13], не скоро и порядочно стрельбу чинить; от той башни скрозь валом к Кущовскому[14], а от оного к Пашковскому, Деревянковскому (куреням) и где пушки стоят по раскатам. Что ж принадлежит до встречи от вас, атаманов и войска, (оставленного в Сечи), то мы сие оставляем на рассуждение и волю вашу… Мы следоватымем чрез Базавлук на Расколупино или Рубаново, а оттоль чрез Солону на мост, где посланные от вас могут нас сыскать»[15]…

Ещё зимою 1770–1771 годов, расписаны были служба и посты войску Запорожскому для охранения вверенных им позиций: одной между Гардом на Буге и устьями или гирлами Днепра, другой – «на отводных караулах», т. е. аванпостах по Ногайскому рубежу от Запорожья, по нынешней границе Екатеринославской губернии от Таврической. На этом огромном пространстве в 8-ми главных точках находились, судя по оффициальному определению Коша, утвержденному князем Долгоруким:

1) Главный «постный» командир чинов лошад.

войсковый старшина 1 16

2) Полковников 6 48

3) Полковых старшин: писарей и ассаулов 14 84

4) Козаков пароконных 1510 3020

5) » пеших 320 —

6) » служивых при старшинах 69 —

Итого 1910 3168

В тоже время, с открытием ранней весны, и следственно, сообщений, выступил и главный отряд войска под командою самого кошевого, имевшего слишком 6000 конного товариства и 12 пушек, и направлен на ту же службу, что и в предъидущей кампании. Но о его действиях подробно говорить не будем, – довольно знать, что кроме «подъездов», он имел три жаркия и достославные дела с неприятелем, большею частью близ Очакова и Хаджибея: 24 Июня, 15 сентября и 9 октября. Из числа пленных, тогда добытых, 50 отправлено в Сечь, остальные в главную квартиру. За то упомянем здесь о 20 других подвигах, напомнивших Кошу о гepoической эпохе его рыцарского быта, когда «козацкая слава» была известна, по словам их песен: «от моря до моря». Сожалеем только, что об одном из них и самом полезном для потомства, не имеем довольно точных и подробных сведений.

11 Марта 1771 года с нарочным курьером получено в Коше из Петербурга письмо от генерал-прокурора, князя А. А. Вяземского (от 28 Февраля т. г.), в котором он по Высо- чайшей воле предлагал войску: «По причине завоевания в последнюю кампанию многих Турецких мест, настоит весьма удобный случай сделать опыт: не можно ли из Сечи Запорожской, мимо Очакова и Кинбурна, пройти лодками в Чёрное море и оттуда в Дунай или хотя до Аккермана. Какой опыт не только много бы способствовал в нынешних военных операциях, но впредь будет и для самого войска выгодным. Как это предприятие сопряжено с храбростию и мужеством, то тем более E. С. надеется, что в войске Запорожском, по изведанной его храбрости и отважности, скорее найдутся люди, которые за это дело возмутся и удачнее могут исполнить, тем надежнее, что как все места по Днепру и самое оного течение им в точности известны, так и расстояние между Очаковом и Кинбурном столь велико, что с крепостей препятствия в проходе сделать никак не можно. Потому князь Вяземский поручает Кошу, отыскав способных к тому и охотных людей, снарядить и отправить их на лодках, придав на всякую лодку по одному писарю, который бы мог во время пути их записывать подённо все случавшиеся с ними приключения, как- то: ветры, сильны ли оные были или тихи? С которой стороны дули? Часто ли переменялись? В каком по видимому расстоянии между крепостей проходили? Какая тут глубина воды была? Проходя крепости, далеко ли от берегу плыли и какою, ежели можно изведать, глубиною? а если близко берегов сии лодки пойдут, то записывать же и берега, где оные круты, а потому близко-ль оных стоят глуби, где отмели или косы и как далеки в море? Где есть глубокие, где по берегам какие селения, города и деревни? Где те лодки ночлег имели, с какою выгодою и с какими предосторожностями и не было ли на них какого покушения и чем оное отвращено»? Князь Вяземский просил приказать: по прибытии лодок в Аккерман или Килию, писарям оных с их журналами, оставя Козаков и старшину при лодках, самим на почтовых прибыть в Петербург и явиться к нему. Он уверяет войско «что упомянутый подвиг не только будет новым доказательством его мужества и послужит к вящей его славе, но ещё приятен будет её И. В-ву, да и самому войску со временем принесёт пользу. В поощрение же Козаков Е. И. В. угодно было пожаловать с своей стороны: тем, которые с первою лодкою пройдут, 1000 руб., с другою 500 руб., а остальным по 300 р. награждения на всякую, – сколько их будет в экспедиции. Буде же по причине каких-нибудь неблагоприятных обстоятельств, чего, однако ж, воображать не можно, – мимо Кинбурна и Очакова этим лодкам пройти нельзя было, то для известия прислать к Е. С. того старшину, который на флотилии будет командиром».

Кошевой, на столь лестное для войска поручение, с согласия старшины и товариства, отвечал генерал-прокурору, как следовало храброму козачеству, – что «таких охотников в Сечи довольно; что, хотя многие лодки осеннею погодою во время транспорта Ногайцев на Крымскую сторону, а также в военных поисках под Кинбурном, побиты и чинятся близь Сечи или в Никитине; но что войско, по усердию своему, до 20 лодок легко снарядить может, на которых пo 1 пушке и 50 Козаков (с запасом съестным и боевым на 3 месяца) поместить можно, что и составит отряд в 1000 человек охотного товариства. Что для поддержания этой экспедиции в Днепровских гирлах и близь Кинбурна , пошлётся другая 1000-я команда; но Кош просил поспешить доставкою из казённых магазинов готовых сухарей, ибо таким людям на лодках пищи варить уже не можно будет, дабы огнём не привлечь внимания неприятельского».

Для командования этою важною экспедициею, в общей войсковой раде, 11 Апреля бывшей, избран полковник пехотной команды Яков Сидловский «яко человек заслуженный и по этой части известный», и он на 19 лодках, 16 числа Апреля 1771 года, в путь отправился. Успел ли он в своём предприятии, совершило ль войско порученную ему от Е. И. В. службу? – ничего не знаем, ибо вся об этом предмете переписка истреблена временем. Из оставшихся клочков бумаг, едва могли мы составить указание, приведённое нами выше. Что, однако ж, многие из Козаков на Дунае с лодками были и червонцы Русские оттуда привезли, то подтверждается названием «Дунайцев» или «наших Дунайцев», которое часто встречали мы в делах Коша Запорожского. – Теперь для разнообразия перейдём к повести о судьбах другого, мелкого правда, Запорожского отряда, но с честию подвизавшагося в эту кампанию, на новом и гораздо обширнейшем поприще, в эпоху довольно замечательную для Русского бытописания.

2 Марта 1771 года получена была Высочайшая Е. И. В. граммата с повелением: «Избрав из среди войска 500 Козаков доброконных, знающих положение мест до Перекопу и за Перекоп, – приуготовить их для походу при армии, препоруча их в команду полковника Колпака, яко довольно известного, надёжного и оную степь гораздо знающего». – На основании столь лестного внимания к заслугам храброго Запорожского полковника, войско Низовое в общей войсковой раде, его в отрядные командиры избрало, волю Монаршую, для точного исполнения, сообщило, и, нарядив со всех куреней по 14 охочих Козаков в его команду, немедленно отправило в путь.

Афанасий Фёдорович, по прозванию Колпак, Шкуринского куреня козак, родом кажется, из Малороссии, в войско «пришёл» в весьма молодых летах и служа «честно, верно и усердно», в атаманы куренные своего куреня был пожалован[16]. Он тем охотнее взялся за эту службу, что хотел выместить на Татарах потери, понесённые им во время наездов их в 1769 году, где он лишился отличного зимовника на р. Орели, больших стад и имущества. Он столь много уважался в войске, что в начале войны был полковником вновь заведённой Орельской поланки, где на устье речки Богатой впад. в р. Орель, устроил себе зимовник, а после и целую усадьбу, до сих пор существующую. После падения Сечи и всеобщего разрушения в Запорожьи, он был так счастлив, что не только спас «своё добро», но приобрёл новые земли в полную собственность, на которых устроил село Афонасьевку, близ Запорожских селений: Перещепиной, Лычковой и Козырицыны где пребывало и паланочное начальство (в Новомоск. уезд. Екат. губ.). Его подвиги в кампанию 1771, 1772 и 1773 годов так замечательны, так дышат древним Запорожским молодечеством, что мы пойдём по его стопам в Крымское Ханство и послушаем его повесть о военных событиях, которых он был не только свидетелем, но и действующим лицем.

Известно, что в Апреле 1771 года, армия Русская под начальством князя Долгорукова, оставив наши степи, перешла Днепр и заняла сперва позицию, которую держал генерал фон Берг, а после направила свои движения прямо на полуостров Крымский, который тогда считали ещё логовищем страшных наездников и хищников. 16 Мая 1771 года главная квартира передового корпуса, в команде князя Прозоровского, была на р. Конских-Водах (Днепровск. уезда); оттуда уже приказано Колпаку идти впереди всей армии, в качестве вожатого, – отыскивая и преследуя неприятеля. – 21 Мая козаки были на устье речки Белозерки, а оттуда дошли до р. Каирки. Здесь Колпак, оставя свой обоз и 200 Козаков, сам с 300 своих молодцев на легке пошёл впереди всего Русского войска в партизанские поиски. 5 Июня писал он в Сечь, «что с Каирки ходил он на Выливалы (?), от Выливал берегом к Олешкам и возвратясь оттоль в правую руку на Чёрную-Долину, и как по оной, так и по Зелёной-Долине разъезды имел, а неприятеля ниже следов приметить не мог». После, когда Донцы всполошили было армию, что будто видели Татарские шатры близ Перекопа, князь Прозоровский вторично послал на подъезд Колпака. «1 июня, пишет он, перейдя ночью Чаплынку (ныне станция на Перекопской дороге.) и в 4-х верстах за оною переночевав, вперёд с своим есаулом Кобеляком партию Запорожскую за Каланчак (речку) отправил. Которая партия Каланчак и Сиваш перешла и с утренней зари до ночи на могиле, которая от Перекопа в 5 верстах, пикет содержала в виду всей Перекопской линии; но не только неприятельского войска, но и одного человека, из Перекопа выходящего, не видела». При том обрадовал армию известием, что воды и подножного корму везде довольно. 16 Июня так красноречиво и весьма дельно описывал Колпак взятие Перекопа: «Я с своим отрядом с Чёрной долины пришёл прямо на Каланчак и там до 10 Июня! устроив пикеты до самого Перекопу, дожидался армии, которая прибыла 11 Июня. В тот день Запорожские козаки и Донцы подъезжали до самых стен Перекопских, вызывая к сражению неприятеля, только он не выходил. 12 числа ночью, по приказанию князя Прозоровского, посыланный с козаками асаул мой Кобеляк мерил ров и нашёл его в 6 сажень ширины. Того ж числа из города пред Перекопом многочисленно вышел неприятель и не отступая от стен, против батарей своих, с нашими вступил с сражение; однако он, с потерянием нескольких человек своих, не дожидаясь выстрела наведённых на него орудий, ушёл весь за стену, а наши воротились в лагерь. При сем сражении 10 пикинер Луганского полку и 1 гусар жёлтого полку и 1 Запорожский козак убит, а 1 ранен; да убито 5 лошадей. С 12 го на 13-е число князь Прозоровский дал всему передовому корпусу приказ, пробираться от Сиваша за Перекоп и идти во внутрь линии, куды мы и движение имели, но в половине дороги велено всем воротиться в лагерь; а мне послать асаула и знающих Козаков изведать безопасный чрез оную переход. Куды мною асаул и был командирован и воротившись дал знать E. С., что для корпуса тракт он изобрёл способный. За что ему жаловано 10 рублей, а козакам его команды 40 руб. С 13-го на 14-е, по заходе солнечном опять туды мы пошли и держали у корпуса правый фланг. В это время E. С., предводитель 2-й армии, князь В. М. Долгорукий, ближе Перекопскую стену от моря штурмовал, где Крымские Татаре в присутствии самого хана ополчались, и не больше как час перед светом и линию перешёл и поставя оную за собой, крепость Перекопскую, в которую пехотные их команды убежали и затворились, атаковал. По совершении той атаки, корпус наш на самом рассвете, коль скоро перейдя линию приближился к берегу Сиваша, тотчас в полверсте увидел отряд в 300 чел. неприятеля, который был выслан для примечания за действиями наших войск от Сивашу, который хотя немедленно обратился в бегство, но несколько человек из них успели мы отрезать и взять в свои руки. Вскоре показалась нам в 30000 чел. неприятельская толпа, в которой и Хан был, идущая как бы от моря против войск наших. Тогда весь наш корпус приведён был к сражению в порядок. Мы держали левый уже фланг; передовые наездники наши прямо на них поскакали и, видя их многочисленность, удалялись от них и притягивали поближе к своему корпусу. Но неприятель, не страшась сих наездников, а притом не зная за нами внизу стоящих регулярных конных полков и пехоты и видя только нас, да Донцов стоящих, гнал оных к нам: мы несколько назад уступали и дали как дверь для лучшего во внутрь войск наших входу. А между тем открыли на них пехотные наши полки, которые тотчас начали палить, с мелкого ружья огонь, а притом ещё подкрепили и с правой стороны орудия, чем неприятеля смешали; а наши (Запорожцы) и Донцы тотчас стали на них и многих там побили, а последние, которые издали оставались, ушли к морю, куды Донцы, чтобы их от моря отрезать и навернуть на корпус наш, командированы. А как неприятельский корпус стал на небольшие партии сбираться и утекать во всю пору промежду соляных озёр, то уже мы впереди своего корпуса догонять их бросились и догоняя, хотя атаки всей их силе делать не могли, однак до 1000 ч. их убили; а последних, где и Хан Крымский был, за 30 вёрст до Каменного-Мосту гнали. 15 числа, убегшие в крепость Перекопскую, командовавшие два паши из крепости вышли и победоносному Российскому оружию, счастием нашей Всемилостивейшей Монархини, покорились. Сегодня (16 Июня) велено нам командировать сто своих (Запорожск.) Козаков по дороге Козловской (Евпаторийской) для высмотру хороших для корму и на воду для армии мест, куды и мы 17 числа с. м. будем иметь со всем передовым корпусом и армиею марш». – Колпак оканчивает свой рапорт горьким сознанием, что «в добычу ни скота, что оного вблизу нет, ни з вещей ничего не получили, ибо Татаре всё прежде вступления армии вывозили в горы, а сражённые были Едисанцы и Буджакцы, которые было поддались Российскому престолу».

Вторую любопытную реляцию получили в Сечи уже 20 Июля. «По взятии г. Перекопа (пишет Колпак из лагеря под «Карасёвым», т. е. Карасубазаром), и по учреждении в оном к содержанию линии распоряжений, командированы мы с корпусом к Карасёву, впереди всей армии, а генерал Броун с небольшим корпусом в правую руку по дороге до города Козлова отправлен, который у нас взял двух наших Козаков провожатыми. Мы до самого города Карасёва неприятеля не видели, а пойдя под Карасёв вёрст за три, пред ним расположились, куды вся армия как приближилась и лагерь свой расположила, то Карасёвские жители не противясь, чрез посланцев своих у предводителя нашего просили на некоторое время перемирия, надеясь к миру согласить всех своих Крымских начальников. Между сим перемирием, мы командированы до г. Кефы (Феодосии); не доходя до оной за 30 вёрст, дней три отдоху имели. Где при окончании последнего нашего марша, и неприятель мелкими «чатами» (пикетами) показывался нам с промежду гор, однак без сопротивления весь в горы ушёл. Того дня в самую ночь к преследованию оного отправлена была от нас в горы наша партия, которая на рассвете довольное сражение с неприятелем имела, где неприятеля положено много, а из наших двух убито и двух ранено. При том наша партия с них в полон мужеска и женска пола до 30 душ, лошадей 285, рогатого скота 211 и экипажу разного на быках с арбами на 2000 руб. захватила и отправила было в наш обоз; но всё то тогда ж, как мы к предводителю нашему рапортовали, велено в сторону их (Татарскую) отпустить без задержания, под неминуемым штрафом, и к исполнению сего с командою штаб-офицер был прислан, который к отдаче Татарам всё до последка у нас отобрал за реестром. 28 минувшего Июня вся армия и мы, с половины дня во втором часу, марш прямо на Кефу приняли и держали оной до самого сумерку, и не доходя вёрст за 10 до Кефы, ночевали. 29-го ещё до солнечного всхода первоначально вступили мы в движение до города Кефы, но под оным вёрст за 3 встречены были неприятелем у Каменных-Мостов, с которым, покудова наближился наш корпус и вся армия, до 10-го часу довольную перепалку мы имели. В 11-м часу, как скоро корпус наш с нами совокупился, то вдруг весь неприятель бежать начал; тогда мы большую часть неприятеля, не допустя до города, перехватили и побили так, что малое число в город убралось. Однако ещё неприятель имел сомнение: если наши могут его преодолеть, то он весь поспешил в предстоящие на море суда убраться и погодою (попутным ветром), которая на тот час в угодность его служила, уйти. Пред форштатом с орудий по нашим действовал, но от нашей армии предварительно на превеличайшую гору, которая в недальнем расстоянии была, орудия втащили и тотчас зажгли оными на батарее неприятельский запас; а между тем подближаясь и с другой стороны наши же орудия подкрепили и неприятеля делать сопротивления не допустили и до того его довели, что он, оставя пушки и весь свой лагерь, бросился к морю бежать, где его наши легкия войска «засыпали» и многочисленно выбили, а других в море вытопили. А суда, сколько их под Кефою ни было, не стерпя добираючихся и до них пушечных выстрелов, подняв парусы, все бежали. Тогда до запершихся в крепости Турков для склонения отправлен был артиллерии генерал (Сент-Марк),который как поближился под крепость, то Турками из крепости двумя мушкетными выстрелами убит. После чего Кефский паша из крепости с некоторыми своими Турками и Греками вышел и градские ключи, бунчуки, литавры и знамена и всё что следовало, с надлежащею церемониею нашему предводителю в руки отдал. За что на другой день Всевышнему, при пушечной пальбе, было благодарение. В последнем сражении в городе Кефе добули мы неприятельских трое знамен и одну булаву, что всё по требованию предводителю нашему отдали; а он обещался оные знамена и булаву представить с прочими клейнотами к Государыне с объяснением в реляции верных наших заслуг, которые довольно персонально сам он видеть мог, что мы впереди где всех войск под перепалкою сражение имели, и один козак команды нашей убит и один ранен; а больше счастием войска Запорожского с нашей стороны утраты нет и все состоим благополучны. Судак, Бельбек, Балаклава, Еникале и прочие Крымские города и орды, все Российскому оружию покорились, а самые главные их Ширин-Мурзы в аманатах у нашего предводителя остаются. Крымский Хан Крым оставил и ушёл в Царьград. Теперь везде по городам Крымским устроены Российские гарнизоны. – «Мы же, (оканчивая свое послание, говорит Колпак), – сходно повелению предводителя с деташаментом под Кинбурн идём». (12 Июля 1771).

В заключение донесений столь искренних и подробных, Колпак присовокупил ещё, что упоминаемый здесь деташамент, под началством регулярных войск полковника Брынка, с Запорожцами пошёл на Каланчак и западные степи нынешнего Днепровского уезда под Кинбурн и стал лагерем на берегу Днепра, близ самых гирл, против урочища Кизий-Мыс, о котором мы говорили выше, и там стоял до 15 Сентября. Полковник ещё 12 Августа доносил Кошу о своих экспедициях. – «На первый случай передовая наша партия с вышедших из города Кинбурна наездников, двух убила и одного Татарина «в язык» взяла и отправила тогда ж к предводителю армии. Теперь работы под Кинбурном нет и на дальше будет ли? мы не знаем. Партия ж наша всегда в три или две версты под оным проезжает, а неприятель во весь день из пушек пушечными выстрелами из города и из судов, по нашим тщетно действует и наши по заходе солнца в лагерь свой без вреда возвращаются».

19 Сентября Колпак получил ордер князя Долгорукого: оставя против Кизикермена в Шингирейском шанце (Днепров. уезда, в 5-ти верстах от с. Каховки) 200 Козаков, для содержания посту во всю зиму, самому с остальными 1-го Октября идти в Сечь, что им, с позволения Коша и исполнено.

В дополнение упомянутых выше подробностей, присовокупим то, что Колпак не успел изложить, или же его рапорты о том до нас не дошли; именно, что князь Долгорукий разделил армию на две части, и когда одна брала Козлов и Бакчисарай, он с своим отрядом перешёл Генический залив, пробрался по малоизвестной тогда Арабатской стрелке, – взял штурмом Арабатскую крепость и прошед восточную часть полуострова, соединился с войсками своими у Кефы, для окончательного завоевания ханства. Бегство Селим-Гирея-Хана окончило там падение Турецкого владычества и князь Долгорукий из Феодосии начал помышлять о прочном обезоружении, если не завоевании, Крыма; что он, как после увидим, успешно и исполнил. Этот знаменитый подвиг, с таким благоразумием и даже человеколюбием (как видно из рапортов Колпака) совершённый, снискал ему историческое имя и титул «князя Долгорукого Крымскаго».

Между тем, войско Запорожское 19 числа Сентября 1771 года получило Высочайшее повеление быть в резервном корпусе князя А. А. Прозоровского, расположенном по-над Днепровскою Линиею крепостей, которого квартира была сперва в Таганроге, а после в кр. св. Димитрия на Дону (ныне Ростове). Только чума производила в этом крае жестокия опустошения, так что из Молдавии перешла в Крым, в Таганрог и добралась до Запорожского отряда, стоявшего у Шингирейского ретраншамента, который из него должен был, не смотря на зиму, выйти и в нарочно вырытых землянках пост свой содержать.

Храбрый Запорожский полковник Колпак и его асаул Евстафий Кобеляк за свои подвиги удостоены были милостивой Е. И. В. награды: им пожалованы золотые медали для ношения на шее, на Андреевской ленте.

По наступлении глубокой осени, отряд Запорожский, под начальством кошевого, 10 Октября переправился чрез Буг, а 25-го в Сечь прибыл, расставив на зиму подобные прошлогодним, от Гарду до устья Ингульца, аванпосты, и в урочище Кизий-Мыс 1000 Козаков пеших на судах с полковником Иосифом Рубаном. Подвиги войска вполне были оценены Монархинею и по получение сведения о возвращении оного домой были награждены следующею милостивою Е. И. В. грамматою:

«Нашему верноподданного войска Запорожского Низового кошевому атаману Калнишевскому, с войсковою старшиною и всему войску Запорожскому,

Наша Императорская милостивая граммата.

Получа рапорт ваш, от 5-го минувшего Ноября, о прибытии вашем с войском в Сечь, не могли оставить, чтоб не изъявить вам, кошевый атаман и всему войску, Нашего Императорского благоволения за оказанную Нам, в течение минувшей кампании, при маскировании города Очакова, службу и отменную ко оной ревность и усердие. Мы несомненно надеемся, что сие похвальное и Нам верноподданное войско Запорожское не оставит и впред, во всяком случае службы Нашей оказывать испытанного своего сколько усердия, столько же мужества в храбрости, каковыми оно до сего в целом свете славится, а тем самым усугубит Наше благоволение. Пребываем Императорскою милостию благосклонны. Дана в Полтаве, Декабря 2-го дня 1771 года».

Подлинную подписал по Е. И. В. указу «Князь Василий Долгорукий»[17]…

Подобно 1771 году, и в нынешнем (1772) выступили они в поле, и вели ту же, что и прежде, партизанскую войну на степях наших, не допуская врагов от Очакова пробраться в тыл нашей армии, победоносно действовавшей за Дунаем. Внизу Днепра на лодках полковник Иосиф Рубан с 1000 пеших Козаков на 38-ми лодках; на левой стороне низовья этой реки между Алешками и Кинбурном стояла на страже команда в 500 чел., под начальством храброго полковника Колпака и его старшин: Семёна Маевского и Ивана Шарого; наконец у Перевезки, т. е. на устье Ингульца, полковник Иван Кулик с 200 Козаков наблюдал за действиями Турецкого гарнизона в Очакове, дабы он не вздумал произвесть движения вверх по Днепру. Но подробного изложения этой кампании сделать не можем, за неимением ни одного об ней документа; все они погибли. Знаем только, что слишком 5600 конных и пеших Козаков было при кошевом, не считая упомянутых выше отрядов, не смотря на 3-х-летнюю войну, изнурение лошадей, чуму и почти оставленное внутреннее их хозяйство.

Но в этом году Запорожцы познакомились с одним сановником, который прельстил их своею любезностью и молодечеством, но который имел пагубное на судьбу их влияние, если не был настоящим их истребителем. Это Г. А. Потемкин. Он в чине генерал-майора служил в 1-й армии под начальством графа Румянцова и снискал себе прекрасную военную репутацию. Там он познакомился с Запорожцами и имел при себе в отряде несколько их Козаков и двух старшин: Якова Проневича и Семёна Быстрицкого, из которых первому и золотую медаль на равне с главными Запорожскими сановниками войска исходатайствовал. Вероятно, храбрость Козаков, их молодечество и весёлость очень понравились этому честолюбивому, но дальновидному государственному человеку, ибо видим, что он сперва воспламенился к ним особенным энтузиазмом, так что и сам захотел сделаться козаком. Вот оригинальное об этом его послание к кошевому Калнишевскому:

«Милостивый батьку[18]

Пётр Иванович.

Подлинность моей благосклонности приневоливает оказать вашей вельможности долг моего почтения и обязаться навсегда с желанием доброй совести быть вам, милостивому моему батьку, к услужности, готовен, по причине моей к Запорожскому войску любви, с чего и я принужден стать Кущевского куреня Запорожским козаком; но как здесь в комплект войска Запорожского нахожусь написан, так надеюсь на милость В. В. милостивого моего батька, что и в главном имеющемся в Сечи курене Кувчевском (Кущевском) в реестр козачий написать не откажете, что и поисполнить прошу; без призрения ж, моё в сём любопытство удовольствовав, не оставьте вельможный пане милостивым батьковским адресом в сём меня и освидетельствовать».

15 апреля 1772 г. Вашей Вельможности

Из лагеря при устье Милостивого батька

реч. Ялосшиц (в Молд.) всегда готовый слуга

Григорий Потёмкин».

На то кошевой от имени войска отвечал следующее:

«Почтеннейше В. П. писание имели мы честь получить в день счастливого случая и тем, что оный застал и нас готовым последовать со удовольствием вашему прошению. Коего во исполнение открытый лист, сие есть аттестат (на приём в козаки), здесь препровождая и товарищем здешнего войска куреня Кушовского поздравляя, покорно просим не оставлять Вашею милостью и войска Запорожского при всех случаях». (25 Мая 1772 г.)[19]. Получив аттестат, Потёмкин отвечал: «Аттестат Ваш, чрез Василия Чернявского получил, за что вам искренно благодаря, прошу взаимно и мой гостинец благосклонно принять, который есть первый знак моего усердия, покуда дойдёт мне случаи действительно показать, сколько я есмь

Вельможного Пана

Милостивого Государя

Покорный слуга

Григорий Потёмкин».

Тогда Потёмкин считал, своё козачество шуткою или фантазиею, а Кош почитал это комплиментом, и прозвал его «по-здешнему» Грицьком Нечосою, по причине пуклей его парика. Тогда ни Потёмкин своего блистательного поприща и счастия, ни «славное Запорожье» своей гибели от его руки не предвидели. Только Провидение назначило этого честолюбца, как орудие, для спокойствия и счастия Империи. Как Потёмкин сдержал свои обещания и доказал свою любовь к войску, увидим в последствии[20]…

С раннею весною 1774 г. князь Долгорукий дал знать Запорожцам, «что хотя он не получил ещё Е. И. В. повеления в «какой край войска готовить, – но просит около 6 Марта вооружив отряд в 2000 чел. послать его к Екатерининскому, бывшему Орловскому (Ольвиополю) шанцу, для наблюдения за неприятелем со стороны Очакова. Но страшная зима, последовавшая за жарким и бездождным летом, покрывала ещё снегом все степи, истребив на них даже бурьян, а по речкам камыш, и надобно было ожидать времени более благоприятного. Вскоре, а именно 31 Марта, князь Долгорукий дал вторично знать кошевому Калнишевскому, что «по открывающимся обстоятельствам, всё войско Запорожское в один край устремлено будет». А потому приказано 2000 выступить немедленно, а остальному войску тронуться к 15 числу Апреля, следовать к Екатерининскому шанцу и перейдя Буг, идти «всем Кошем» к его устьям и «чем ближе к Очакову, тем более чести». Пехота Запорожская должна была оставаться на Буге, а конницу по прибытии к его лиману расположить так, чтобы Днепровские гирла «пресовершенно» были заняты, ибо все штурмовые припасы туда будут направлены. По примеру прежних лет, сформирован был из регулярных войск небольшой корпус и вручен до времени полковнику Колюпапову; к этому корпусу причислено и Запорожское войско.

13 Мая партия войска Запорожского из 3079 Козаков под начальством войскового старшины и бывшего судьи Ивана Бурноса была отправлена и 19 ч. уже под Очаковом с Турками имела схватку, где двух Турецких чиновников: агу и байрактара в плен взяла и с убитых 16 лошадей приобрела; Турки, увидев их из крепости, сделали было вылазку, но немедленно были прогнаны. Из Запорожцев только два козака было ранено, – за то сам командир Бурнос на обратном марше вздумавши, не смотря на свои преклонные лета, «покозаковать» на своём жеребце, близ речки Коренихи (Одес. уезда, близ Николаева) с лошади упал и так ушибся, что из армии в зимовник свой отправлен и вскоре умер. В тоже время командир флотилии полковник Герасим Малый на судах с своею пехотою доходил до Очаковской крепости и с Турецкими кораблями перепалку имел, но за противным ветром никакой над ними победы одержать не мог.

Другой отряд в 2000 Козаков, под начальством войскового старшины Андрея Порохни отправленный, совершил другую подобную же экспедицию. 24 Июня подошед он с войском своим к крепости Очакову в то самое время, когда по условленному сигналу другие мелкие отряды, под начальством пехотных полковников: Шпака, Цибодриды, Маевского, а пехота на судах с командиром своим Малыми тронулась и всполошила неприятеля. Выступившие из крепости Турки, будучи со всех сторон атакованы и потеряв много убитыми и 5 пленных, ушли без оглядки назад. Но здесь Запорожцы оставалась не долго. В Июне т. г., когда Турки, не хотевшие признать Шегин-Гирея ханом, отправили войско своё и флот к Крымским берегам и Татар привели в смятение, князь Долгорукий приказал Колпаку вперёд с партиею, а Порохне со всем отрядом перейти Днепр и следовать к Перекопу. Вот реляция об этой экспедиции постоянного героя нашего Афанасия Колпака. «В первых числах Июля ездил я в Крым к Е. С. князю В. М. Долгорукову… В Крыму Турки в двух местах было на берег выгрузились, одни между Кефою и Еникале (следственно в Керченском проливе) на 40 судах, да в другом месте против Ялты на 30 кораблях и на двух фрегатах, на которых фрегатах по 130 (?) пушек и по 3000 строевого войска; и выгрузившаяся было против Ялты часть того войска, Татарское село разбила и многих Татар с детьми пленила. Когда ж наша армия приишла в Крым, а корпус (т. е. авангард или Очаковский деташамент) – к берегу моря, то они опять отошли на море и стоят. Татаре некоторые взбунтовались были против Российских войск, но когда послыхали, что войско Запорожское великими силами идёт в Крым, того ж времени мурзы приехали к E. С. князю Долгорукову и просили, чтоб войско Запорожское в Крым впущено не было, то князь согласился и приказал войсковому старшине Порохне с 1500-ю командою стать по сю сторону Перекопа при Каланчаке у Каменною-Мосту, где позицию взяли и расположились до самой осени стоять». (12 Июля 1774).

Это была последняя уже реляция войска Запорожского. – Ночью с 21 на 22-е число Июля прибыл из главной квартиры графа Румянцева в с. Кучюк-Кайнарджи, курьер вместе с посланцем великого визиря чегодарем Бююкли-Мустафою и привёз радостное для России известие, что главнокомандующий, снискавший себе многими победами титло графа Румянцева-Задунайского, по данному ему от Е. В. полномочию, вечный мир между двумя Империями 10 ч. Июля заключил и все военные действия прекратил. E. С. приказывал чегодаря с письмом визиря отправить, при Запорожском конвое в Очаков, для сообщения об этом гарнизону обеих крепостей»[21].

К сожалению, Аполлон Александрович не указал, где именно и на каких баталиях той войны снискал себе славу наш лыцар Мамай Степан, но то, что он свершил это – несомненно…

[1] Скальковский А. А. История Новой Сечи, или последнего Коша Запорожского. Ч. 3. Одесса. 1846. С. 15-16.

[2] Скальковский А. А. История Новой Сечи, или последнего Коша Запорожского. Ч. 3. Одесса. 1846. С. 22–27.

[3] Речка Кодыма впадает в Буг близ с. Конецполя Подольской губ. и с. Каменного-Мосту Херсонской губ.

[4] Речка Дальник близ самой Одессы особым лиманом (Сухим) впадает в Черное море. Куяльник в него не впадает, а уходит в особый лиман близ самой Одессы.

[5] Кут (угол) – место, уединённое над морем или рекою. Такия названия часто находятся в нашем крае, напр. Тархан-Кут, Леселый-Кут и пр.

[6] Скальковский А. А. История Новой Сечи, или последнего Коша Запорожского. Ч. 3. Одесса. 1846. С. 34–38.

[7] Что значит слово Базавлук, не знаем: одни говорят, что это вьюк с пшеном, другие – что это вообще съестные припасы. Есть речка Базавлук, отделяющая Екатеринославскую губернию от Херсонской.

[8] Скальковский А. А. История Новой Сечи, или последнего Коша Запорожского. Ч. 3. Одесса. 1846. С. 45–50.

[9] Из современных газет знаем, что в отряде князя А. А. Прозоровского были: Калмыцкое войско, под командою майора Елагина, Борисоглебский драгунский, а также Чёрный и Жёлтый гусарские, Днепровский пикинерный (т. е. Новороссийское военное поселение) и Донцы.

[10] Имяннннику Петру Ивановичу Калнишевскому.

[11] Скальковский А. А. История Новой Сечи, или последнего Коша Запорожского. Ч. 3. Одесса. 1846. С. 55–63.

[12] Скальковский А. А. История Новой Сечи, или последнего Коша Запорожского. Ч. 3. Одесса. 1846. С. 64–66.

[13] Смот. на плане Новой-Сечн лит. СС. Гасанбашою называлась часть Сечи между Уступом или Заливом (портом) и Подпольною с левой стороны, где нынешняя часть с. Покровского до сих пор именуется Шамбаш; (по Запорожски Гассанмбаша называлась Самбашою).

[14] Кошевой Калнишевский был из Кущовского куреня.

[15] Скальковский А. А. История Новой Сечи, или последнего Коша Запорожского. Ч. 3. Одесса. 1846. С.82–86.

[16] Он происходил, кажется, из дворянского рода Магденков. Мы судим потому, что до сих пор есть Малороссийские дворяне Магденки, ему родные, да и селение им основанное перешло было во владение одного Магденка, недавно умершего бездетно. Портрет Колпака подарен Одесскому Обществу Истории и Древностей, во увы он изображен не козаком-молодцем, а смиренным ктитором церкви, им же построенной.

[17] Скальковский А. А. История Новой Сечи, или последнего Коша Запорожского. Ч. 3. Одесса. 1846. С. 94–115.

[18] Кошевого в просторечьи козаки называли преимущественно отцем (батьком), батьком-атаманом. Мы приводим этот документ, любопытный по слогу и содержанию, во всей целости, как принадлежащий к истории важнейшего государственного мужем преобразователя Новой-России.

[19] Этот аттестат сохраялся у Потёмкина в числе граммат па пожалованные ордена, чины и титла и по его смерти вместе с прочими отправлен к графу Самойлову.

[20] Скальковский А. А. История Новой Сечи, или последнего Коша Запорожского. Ч. 3. Одесса. 1846. С. 123–127.

[21] Скальковский А. А. История Новой Сечи, или последнего Коша Запорожского. Ч. 3. Одесса. 1846. С. 139–143.