— Сволочь ты, Маргарита Андреевна! Дрянь последняя!
Голос Веры врезался в утреннюю тишину квартиры как нож по стеклу. Кофейная чашка выскользнула из рук Риты и разбилась о кафельный пол кухни, расплескав остатки американо темными пятнами по белым плиткам.
— Что происходит? — прошептала она, хотя уже понимала. Все понимала по тому, как дрожали руки у Веры, как блестели ее глаза от слез ярости.
— А ты не знаешь? Не знаешь, да? — Вера размахивала какими-то бумагами. — Анализ ДНК, Рита! Твоя любимая дочурка Катя... она не твоя!
Рита присела на табуретку. Ноги подкосились сами собой. Двадцать два года... Двадцать два года она растила Катю, любила ее больше жизни, отдавала ей все — время, силы, деньги, душу. А Вера... Вера всегда завидовала. Завидовала тому, что у Риты есть дочь, а у нее после трех выкидышей не получилось.
— Откуда у тебя это?
— Катька сама принесла! Представляешь? Сама! — Вера села напротив, пододвинув стул так близко, что Рита чувствовала запах ее дешевых духов. — Хотела узнать, нет ли у нее наследственных болячек от папаши. А узнала совсем другое.
В голове у Риты кружился вихрь мыслей. Роддом, 2002 год. Палата на четверых. Она помнила ту ночь — как кричала соседка по койке, как медсестры суетились, как утром ей принесли завернутого в розовое одеялко младенца...
— Может, ошибка в анализе?
— Какая ошибка? — Вера хлопнула ладонью по столу. — Черным по белому написано! Процент совпадения — ноль! Ноль, Рита! Ты понимаешь, что это значит?
Рита поднялась и механически начала собирать осколки чашки. Острые края резали пальцы, но она не чувствовала боли. Чувствовала только пустоту внутри, которая расширялась с каждой секундой.
— Значит, где-то живет женщина, которая растит твою настоящую дочь, — медленно проговорила Вера. — А ты... ты растишь чужого ребенка.
— Катя — моя дочь! — резко выпрямилась Рита. — Неважно, что там показывают анализы! Я ее родила, я ее воспитала!
— Родила? — засмеялась Вера злым смехом. — Ты родила, а домой принесла чужого ребёнка. И двадцать два года обманывала меня! Обманывала, что у тебя все хорошо, что у тебя есть дочь, а у меня нет!
— Я не знала...
— Не знала? А может, знала и молчала? — Вера встала и начала ходить по кухне. — Может, ты специально все подстроила? Ты же знала, как я мечтала о ребенке!
Рита смотрела на сестру и не узнавала ее. Где была та Вера, которая помогала ей с Катей, когда та болела? Которая дарила племяннице подарки на день рождения? Которая гордилась ее успехами в университете?
— Где Катя сейчас? — спросила Рита тихо.
— А тебе какое дело? — огрызнулась Вера. — Она теперь знает правду. Знает, что ты ей никто. Думаешь, она захочет с тобой общаться? Думаешь, будет называть тебя мамой?
В прихожей хлопнула дверь. Катя. Рита узнала ее походку, ее способ бросать сумку на пол и стягивать обувь одним движением.
— Мам, я дома! — раздался знакомый голос.
Рита и Вера замолчали, глядя друг на друга. Вера первая направилась к двери кухни.
— Катя, иди сюда. Нам нужно поговорить.
Катя появилась в дверном проеме — высокая, стройная, с волосами цвета спелой пшеницы, которые она явно не унаследовала ни от Риты, ни от ее покойного мужа Сергея. Как же Рита раньше не замечала этого?
— Тетя Вера? — удивилась девушка. — А что ты так рано? И почему вы обе такие... странные?
— Покажи ей, — кивнула Вера на бумаги.
Рита хотела остановить ее, но слов не находилось. Катя взяла анализ, пробежала глазами по строчкам. Лицо ее постепенно менялось — от недоумения к шоку, от шока к чему-то еще, что Рита не могла определить.
— Это... это всё-таки правда? Как-то я не особо верю этим тестам! Сделала и сделала… — шепотом сказала Катя.
— Правда, дорогая, — сказала Вера мягко, совершенно другим тоном, чем разговаривала с Ритой. — Ты не ее дочь. Где-то есть твоя настоящая мама.
Катя медленно подняла глаза на Риту. В них не было привычной теплоты. Не было той любви, которая согревала Риту все эти годы.
— И что теперь? — спросила девушка.
Рита шагнула вперед, протянула руки, но Катя отшатнулась. Этот жест — первый раз за двадцать два года — ударил больнее любых слов.
— Катенька, послушай меня...
— Не называй меня так! — вспыхнула девушка. — У тебя нет права! Двадцать два года... двадцать два года ты лгала мне! Каждый день, когда говорила "доченька", "моя девочка"!
— Я не лгала! Я не знала!
— Ага, конечно! — Катя швырнула анализ на стол. — А как же внешность? Я же совсем на тебя не похожа! На папу не похожа! Откуда у меня эти волосы? Эти глаза? Ты что, слепая была?
Вера стояла у окна и молчала, но по ее лицу было видно — она наслаждается происходящим. Двадцать два года сдерживаемой зависти выплескивались наружу.
— Дети не всегда похожи на родителей, — слабо оправдывалась Рита. — Твоя бабушка была светловолосая...
— Хватит! — закричала Катя. — Хватит врать! Тетя Вера права — ты обманщица! А я... я дура, которая любила тебя!
— Катя!
Но девушка уже выбежала из кухни. Через минуту хлопнула дверь квартиры.
— Ну что, довольна? — повернулась Рита к сестре.
— А ты думала, что будет? — пожала плечами Вера. — Что она упадет тебе в ноги и скажет: "Мамочка, неважно, что мы не родные"? Дети не прощают обман.
— Какой обман? Я же не специально!
— Да ладно тебе, — Вера достала сигареты, закурила прямо на кухне. — Ты что, никогда не подозревала? Ни разу за все эти годы?
Рита села и закрыла лицо руками. Подозревала ли? Был один случай... Кате было года четыре. Они пошли к врачу, и тот удивился цвету глаз ребенка. "Странно, — сказал он, — у вас с мужем карие глаза, а у дочки ярко-зеленые. Генетика — штука непредсказуемая". Тогда Рита отмахнулась. Не хотела думать о плохом.
— А теперь что делать? — спросила она.
— Теперь искать, — сказала Вера, затягиваясь. — Искать женщину, которая растит твою настоящую дочь.
— Мою?
— Твою, конечно, а чью же ещё!
Рита подняла голову и посмотрела на сестру. Впервые за много лет она увидела Веру настоящую. Не заботливую тетю, не подругу, не опору — а завистливую, жестокую женщину, которая готова разрушить семью ради собственных амбиций.
— Ты специально все это затеяла.
— Что значит — специально?
— Ты знала про анализ ДНК. Ты подговорила Катю его сделать.
Вера усмехнулась:
— Подговорила? Да я просто рассказала ей про передачу по телевизору. Про то, как важно знать свою генетику. Остальное она сделала сама.
— Сволочь...
— Не сволочь, а умная женщина, — поправила Вера. — Которая двадцать два года ждала своего шанса.
Рита встала. Руки дрожали от ярости, но она взяла себя в руки. Сейчас главное — поговорить с Катей. Поговорить с ней. Объяснить.
— Убирайся из моего дома.
— Из твоего? — рассмеялась Вера. — А Катька-то думает иначе. Она уже сказала, что переедет ко мне. Временно, конечно. Пока мы не найдем ее настоящую маму.
— Что?
— Ага. Пока ты тут рассуждала о генетике, мы с ней уже все обговорили. Завтра она заберет вещи. А тебе, дорогая сестрица, придется привыкать к одиночеству.
Вера затушила сигарету прямо о столешницу, оставив черное пятно на дереве.
— До свидания, Рита. Было приятно разрушить твою идеальную жизнь.
Когда дверь захлопнулась, Рита так и осталась стоять посреди кухни. Вокруг лежали осколки чашки, на столе — капли крови с ее пальцев, в воздухе висел запах сигарет.
Двадцать два года. Двадцать два года любви, заботы, бессонных ночей у постели больного ребенка. Первые шаги, первые слова, выпускной в школе, поступление в университет. Все это было неправдой?
Нет. Не может быть.
Рита достала телефон и набрала номер Кати. Гудки. Длинные, безнадежные гудки.
— Абонент временно недоступен.
Она попробовала еще раз. И еще.
Потом села и заплакала. Впервые за много лет — громко, отчаянно, как плачут только те, кто потерял все.
Катя вернулась через три дня. Пришла с двумя огромными сумками и лицом, которое Рита не узнавала — холодным, чужим.
— Я за вещами, — сказала девушка, даже не поздоровавшись.
Рита сидела на кухне с чашкой кофе, который уже давно остыл. Спала она мало — все три ночи ворочалась, вспоминая каждую минуту жизни с Катей. Пыталась понять, когда все пошло не так.
— Катенька...
— Катя, — резко поправила девушка. — Просто Катя.
— Хорошо. Катя. Можем поговорить?
— О чем? — девушка прошла в свою комнату, не оглядываясь. — О том, что ты двадцать два года растила чужого ребенка? Или о том, что где-то живет моя настоящая мать, которая считает меня мертвой?
Рита вздрогнула. Она не думала об этом. О женщине, которая тоже потеряла дочь в том роддоме. Которая, может быть, тоже плакала, тоже искала ответы.
— Я нашла ее, — сказала Катя из комнаты.
— Что?
— Мою настоящую мать. Тетя Вера помогла. У нее есть знакомые в том роддоме.
Рита поднялась и пошла к двери комнаты. Катя складывала вещи в сумки — книги, одежду, косметику. Все то, что они вместе покупали, выбирали.
— Как ее зовут? — тихо спросила Рита.
— Нина Петровна Кузнецова. Она работает учительницей в школе. Живет одна — муж умер пять лет назад. — Катя не поднимала глаз. — А ее дочь... твоя настоящая дочь... зовут Дарья.
— И что ты собираешься делать?
— Встретиться с ней. С Ниной Петровной. Познакомиться. — Катя закрыла одну сумку, принялась за вторую. — А потом... посмотрим.
— А как же университет? Ты же на четвертом курсе...
— Переведусь. Там, где живет Нина Петровна, тоже есть университет.
Рита прислонилась к дверному косяку. Ноги подкашивались. Катя уезжает. Навсегда. К чужой женщине, которая родила ее, но не знает ничего о том, какая она.
— А я? — прошептала Рита.
Катя наконец подняла глаза. В них мелькнуло что-то — боль? Сожаление? Но девушка быстро отвернулась.
— А ты встретишься с Дарьей. Своей настоящей дочкой. И будешь счастлива.
— Но ведь это неправильно! Мы же... мы же семья! Двадцать два года!
— Семья? — Катя резко обернулась. — Какая семья? Основанная на лжи? Ты не моя мать! Понимаешь? Не моя! У меня есть настоящая мать, и я хочу ее знать!
— Но я тебя люблю...
— А я любила тебя! — закричала Катя. — Любила всем сердцем! А оказалось, что ты мне никто! Просто чужая женщина, которая случайно забрала меня из роддома!
— Не случайно! Мне дали тебя медсестры! Я не знала!
— Да мне все равно, знала ты или нет! — Катя схватила сумки. — Результат один — моя жизнь была построена на обмане!
Она прошла мимо Риты к выходу. У двери обернулась.
— И еще. Тетя Вера сказала, что ты должна освободить комнату. Эта квартира записана на меня, помнишь? Ты переписала ее на мое имя, когда мне исполнилось восемнадцать.
— Катя...
— У тебя есть месяц. Найди себе жилье.
Дверь хлопнула. Рита стояла в пустой квартире и понимала — это конец. Конец всему, что было важно в ее жизни.
Вечером позвонила Вера.
— Ну как, сестрица? Как тебе одиночество?
— Почему ты это делаешь, Вера?
— А почему ты двадцать два года была счастлива, когда я мучилась? — голос сестры звенел от злости. — Почему у тебя была дочь, когда у меня никого не было? И ты хвасталась этим и подкалывала меня!
— Ты могла усыновить ребенка. Могла...
— Могла? А ты знаешь, каково это — видеть каждый день твое счастливое лицо? Слушать рассказы о том, какая Катька умница, какая красавица? А потом идти домой в пустую квартиру?
— Так ты специально все разрушила.
— Я восстановила справедливость. Теперь ты поймешь, каково это — быть одной. А Катя найдет свою настоящую семью.
— А если Нина Петровна не захочет общаться с ней? Если у них не сложится?
Вера помолчала.
— Сложится. Кровь — не вода. А твоя Дарья... кстати, я уже нашла и ее адрес. Хочешь, дам?
Сердце Риты забилось быстрее.
— Давай.
— Улица Ленина, дом 15, квартира 23. Дарья Кузнецова. Двадцать два года. Работает в салоне красоты. Не замужем, детей нет. — Вера помолчала. — Забавно, да? Твоя настоящая дочь стрижет волосы чужим женщинам, а чужая дочь изучает филологию в университете.
— Спасибо, — прошептала Рита.
— Не за что. Увидимся на встрече детей с настоящими матерями. Будет трогательно.
Гудки. Рита положила трубку и посмотрела на записанный адрес. Ленина, 15. Там живет ее дочь. Настоящая дочь, которую она не видела двадцать два года.
Но хочет ли она ее видеть? И главное — хочет ли Дарья видеть ее?
Салон красоты "Афродита" располагался в старом доме с облупившейся краской. Рита простояла у входа полчаса, собираясь с духом. Потом толкнула стеклянную дверь.
— Вы записывались? — спросила девушка за стойкой.
Рита замерла. Перед ней стояла она сама в двадцать два года. Те же карие глаза, тот же разрез лица, даже родинка над левой бровью — точно такая же.
— Я... нет, не записывалась. Можно поговорить с Дарьей Кузнецовой?
— Это я. — Девушка внимательно посмотрела на Риту. — А вы кто?
— Меня зовут Маргарита Андреевна. Мне нужно с вами поговорить. Это... это очень важно.
Дарья нахмурилась, но кивнула.
— У меня перерыв через час. Можете подождать?
Рита села на диванчик и наблюдала, как Дарья стрижет клиентку. Движения рук, наклон головы, даже манера говорить — все напоминало ей собственную молодость. Кровь не обманешь.
Через час они вышли в небольшое кафе рядом.
— Так о чем хотели поговорить? — спросила Дарья, размешивая сахар в кофе.
— Дарья, что вы знаете о своем рождении?
— Странный вопрос. — Девушка напряглась. — А вы кто такая? Журналистка?
— Нет. Я... — Рита достала из сумки бумаги. — Это анализ ДНК. Ваш и мой. Мне удалось на днях его сделать…
Дарья взяла листы, пробежала глазами. Лицо ее побледнело.
— Это невозможно.
— Двадцать два года назад в роддоме перепутали детей. Я растила вашу сводную сестру Катю, а ваша мать Нина Петровна... растила вас, думая, что вы ее дочь.
— Сводную сестру? — переспросила Дарья.
— Да. Девушку, которая родилась в тот же день, что и вы. Но от другой матери.
Дарья отложила бумаги и долго молчала.
— А где она сейчас? Эта Катя?
— Уехала к Нине Петровне. Хочет познакомиться со своей... с биологической матерью.
— Понятно. — Дарья усмехнулась горько. — А вы пришли забрать меня? Рассказать, какая я родная, какая долгожданная?
— Нет, — честно сказала Рита. — Я пришла извиниться.
— За что?
— За то, что не искала вас раньше. За то, что не знала о подмене. За то, что вы двадцать два года жили не в своей семье.
Дарья рассмеялась.
— Знаете что? А я рада.
— Что?
— Рада, что выросла у Нины Петровны, а не у вас.
Рита опешила.
— Почему?
— Потому что она меня любит. По-настоящему. А вы... вы пришли сюда из чувства долга. Потому что узнали, что я ваша биологическая дочь. Но вы меня не знаете. И я вас не знаю.
— Но ведь мы можем познакомиться...
— Зачем? — Дарья встала. — У меня есть мама. Есть своя жизнь. А вы... идите к своей Кате. Боритесь за нее.
— Она меня не хочет видеть.
— А вы боролись? Или сдались при первой же трудности?
Рита промолчала.
— То-то же, — кивнула Дарья. — До свидания, Маргарита Андреевна. И не приходите больше.
Рита шла по улице и думала о словах Дарьи. Боролась ли она за Катю? Или действительно сдалась слишком быстро?
Телефон завибрировал. Сообщение от неизвестного номера:
"Это Нина Петровна. Можем встретиться? Срочно. Кофейня "Встреча", улица Мира, 10."
Рита нахмурилась. Откуда у матери Кати ее номер?
Кофейня оказалась уютной, с мягкими диванчиками и приглушенным светом. За угловым столиком сидела женщина лет пятидесяти — полная, с короткой стрижкой и усталыми глазами.
— Маргарита Андреевна? Я Нина. Садитесь.
— Откуда у вас мой номер?
— Дала ваша сестра Вера. — Нина поджала губы. — Мерзавка еще та.
— Что?
— Она приводила ко мне Катю. Представляла как биологическую дочь. А потом... потом требовала денег.
— Каких денег?
— За молчание. Сказала, что может рассказать Кате всю правду о том, как все было на самом деле.
У Риты закружилась голова.
— Какую правду?
Нина достала из сумки старую тетрадь.
— Это дневник моей покойной подруги Светы. Она работала медсестрой в том роддоме. Вела записи обо всех странностях, которые там происходили.
Рита взяла тетрадь дрожащими руками.
— Читайте запись от 15 марта 2002 года, — сказала Нина тихо.
"15 марта. Сегодня произошло что-то ужасное. Вера Андреевна дала мне деньги и попросила поменять детей местами. Сказала, что ее сестра не заслуживает счастья материнства, а она сама мечтает о племяннице. Я отказалась, но она пригрозила увольнением — у нее есть связи в администрации больницы. Пришлось согласиться. Поменяла детей у Риты Соловьевой и Нины Кузнецовой. Господи, что я наделала..."
Рита читала запись снова и снова, не веря глазам.
— Это значит...
— Это значит, что вашу сестру, похоже, следует спросить, знала ли она о подмене с самого начала, — мрачно сказала Нина. — И если знала, то зачем ждала двадцать два года?
На следующий день Вера была дома и вдруг услышала резкий звонок в квартиру. Она открыла дверь и увидела их вместе — Риту и Нину. Лицо ее дрогнуло на секунду, но она быстро взяла себя в руки.
— Какая встреча! — фальшиво улыбнулась она. — Две обманутые мамочки объединились?
— Мы знаем правду, — сказала Рита, показывая дневник. — Света все записала.
Вера побледнела, но не сдавалась.
— Бред сумасшедшей. Света пила, все знали. Кто поверит записям алкоголички?
— А это? — Нина достала телефон и включила запись. Голос Светы звучал отчетливо: "Она приводила ко мне Катю... А потом требовала денег за молчание..."
— Я не это имела в виду...
— А что ты имела в виду? — подошла ближе Рита. — Что ты двадцать два года ждала момента, чтобы отобрать у меня дочь? Что специально заставила медсестру поменять детей?
— Докажи! — огрызнулась Вера.
— А где Катя? — спросила Нина неожиданно тихо.
Вера смутилась.
— У себя дома. Собирается к тебе переезжать.
— Нет, — покачала головой Нина. — Ее там нет. Я звонила. И в университете ее тоже не видели уже неделю.
Рита почувствовала, как холодеет кровь.
— Где она, Вера?
— Откуда я знаю? Взрослая девка, сама за себя отвечает!
— Звони ей. Сейчас же!
Вера нервно набрала номер. Долгие гудки. Потом сбросила.
— Не отвечает.
— А когда ты ее видела последний раз? — допрашивала Нина.
— Позавчера... нет, три дня назад... — Вера явно врала.
Рита выхватила у нее телефон, пролистала вызовы. Последний звонок от Кати — неделю назад.
— Она пропала, — прошептала Рита. — Катя пропала, а ты молчишь!
— Я не знаю, где она! — закричала Вера. — Думала, у тебя!
— У меня? После того, как ты настроила ее против меня?
Нина тем временем позвонила в полицию. Говорила быстро, четко: "Пропал человек... Да, совершеннолетняя... Неделю не выходит на связь..."
— Что мы наделали, — шептала Рита. — Господи, что мы все наделали...
Катю нашли через два дня. В маленькой гостинице на окраине города. Она сидела в номере, смотрела в окно и плакала.
— Катя! — Рита ворвалась в комнату первой.
Девушка обернулась — бледная, худая, с красными от слез глазами.
— Мам? — прошептала она неуверенно.
— Да, это я. Я тебя искала. Мы все тебя искали.
Катя встала с кровати, сделала несколько неуверенных шагов.
— Прости меня, — зашептала она. — Прости, мам...
— Тихо, тихо. Все хорошо.
— Я не могла... не могла понять, кто я. Не твоя, не ее... Никто. Думала, убегу куда-нибудь далеко, начну новую жизнь. А оказалось — без тебя я никто.
— Ты моя дочь, — твердо сказала Рита. — Неважно, что говорят анализы. Ты моя девочка. Навсегда.
Катя бросилась к ней в объятия и заплакала.
— А я так тебя обидела... Выгнала из дома... Поверила тете Вере...
— Забудь. Главное, что ты жива.
В палату вошла Нина. Постояла у двери, потом подошла ближе.
— Как дела? — спросила она тихо.
— Лучше, — ответила Катя. — А вы... вы Нина Петровна?
— Да.
— Простите меня. Я хотела быть вашей дочерью, но... но я понимаю теперь, что у вас есть Дарья. А у меня есть моя мама. — Катя сжала руку Риты.
Нина улыбнулась печально.
— Семья — это не кровь, девочка. Семья — это те, кто любит тебя несмотря ни на что.
— А тетя Вера?
— Тетя Вера больше не появится в нашей жизни, — сказала Рита. — Никогда.
Шесть месяцев спустя
Рита убирала со стола после ужина. Катя помогала ей, как в детстве. Они переехали в небольшую двухкомнатную квартиру — скромно, но уютно.
— Мам, звонила Даша, — сказала Катя. — Приглашает нас на свадьбу.
— Правда? — удивилась Рита. — А с кем она?
— С парнем из салона. Говорит, любовь с первого взгляда.
Рита улыбнулась. Дарья... Они так и не стали близкими, но изредка общались по телефону. Девушка была счастлива со своей приемной матерью Ниной и не нуждалась в другой семье. И это было правильно.
— Пойдем на свадьбу?
— Конечно, — кивнула Катя. — Она ведь тоже... в каком-то смысле моя сестра.
Рита обняла дочь. Свою дочь. Неважно, что написано в анализах. Неважно, что задумала когда-то завистливая сестра. Семья — это выбор. И они выбрали друг друга.
А в старом дневнике медсестры Светы, который теперь хранился в полицейском архиве, на последней странице была приписка другими чернилами:
«Прошло двадцать лет. Вера Андреевна снова звонила. Хочет «исправить ошибку». Денег предлагает много. Но я больше не стану разрушать семьи. Пусть дети остаются там, где их любят. Это единственное, что имеет значение.»