Из воспоминаний подполковника Адриана Алексеевича Кардиналовского
В 1846 году Вологодский пехотный полк стоял в Ковенской губернии, 2-ой батальон которого в это время отправлял караульную службу в самом Ковно; - в этот год город ждал императора Николая Первого, который должен был проезжать из С.-Петербурга в Варшаву.
Был ноябрь месяц: из штаба полка пришло приказание "сформировать из 2-го батальона, для встречи государя императора, почетную роту", командование которою поручено было мне, бывшему там в чине поручика и командовавшему ротою.
26-го ноября (другая дата 16 ноября, неверная (ред.)) я был назначен дежурным по караулам; придя на главную гауптвахту, застал там коменданта, полковника Бабушкина, который приказал, чтобы "почетная рота была тотчас готова, так как с часу на час ждут проезда государя".
Приказание это передал я батальонному командиру, майору Домбровскому, и, сделав все надлежащие распоряжения со своими офицерами роты, остался ждать дальнейших распоряжений на главной гауптвахте.
Так прошел в ожидании целый день; пробили вечернюю зорю. Исполнив все обязанности дежурного, отправился я с вечерним рапортом к коменданту.
Решено было так: распустив всю почетную роту с офицерами, оставить только 20 человек надежных, крепких людей под моею командой для спуска экипажа на паром, в случае, если бы государь проехал ночью.
Ночь была звёздная, мороз с каждым часом крепчал; несмотря на это, река Неман не покрылась еще сплошным льдом, а берега ее только замерзли.
В то время постоянного моста через Неман еще не было, поэтому переправа на ту сторону совершалась на пароме, теперь же ее устроили так: положили настилку на береговые льдины, а к ней причалили паром.
В 12-ом часу ночи прискакал фельдъегерь с известием, что "государь сейчас едет".
Команда моя была выстроена на берегу; через несколько минут подъехала коляска, в которой сидели император Николай Павлович и граф Орлов (Алексей Федорович); - верх коляски был поднят и фартук пристегнут.
Поздоровавшись с нами, государь приказал "отпрягать лошадей" и сам, оставшись с графом в коляске, приказал "коляску катить на паром". Дружно мои молодцы взялись за работу, но едва коляска с государем и графом Орловым въехала на настилку, - лед под нею начал трещать все сильнее и сильнее.
Идя с левой стороны коляски, я старался всеми силами ускорить ход её, но едва успели передние колеса экипажа стать на паром, как лед под задними провалился и вода мигом влилась в коляску. Передний конец парома поднялся и все усилия людей втащить экипаж на паром оказывались напрасными.
Была критическая минута; все стояли на берегу в каком-то оцепенении; темнота ночи еще более усиливала грозившую опасность.
Вдруг раздался из глубины коляски голос императора: "Опустить верх!".
Слова эти подействовали на меня подобно электричеству. Дело было одной минуты - броситься с парома в воду и подплыть к коляске. Я очутился как раз у правой ее стороны, где сидел государь. К счастью, одной ногой попал я на бревно.
Не помню уже, - отстегнул или разорвал фартук у коляски и опустил верх, слышу только слова государя: "Спасайся сам!".
В это время сильным течением и льдиной оторвало меня от коляски и понесло бы Бог знает куда, но Провидение меня сохранило. Я очутился на льдине и первое, что услышал, - были слова государя: "Спасайте, ребята, своего офицера!".
Государь стоял уже на пароме. Коляска была вытащена.
Чтобы доказать, что опасность миновала, я, в свою очередь, закричал: "Ребята! Подать государю доски!".
5 человек нижних чинов, которые были на берегу, перебросили на паром доски и, таким образом государь с графом Орловым благополучно возвратились обратно на берег.
Холод был ужасный; я был в одном мундире, который живо покрылся ледяной коркой; язык не в состоянии был повернуться, зубы немилосердно стучали.
Государь подошёл ко мне, обнял и сказал: "Спасибо. Как твоя фамилия? Запиши, Орлов".
Но язык мне не повиновался, с трудом ответил я на вопрос. Граф Орлов, протянув мне руку, сказал: "Благодарю вас, поручик Кардиналовский, помните, я вам жизнью обязан".
Затем государь, взяв меня за плечи, повернул кругом и начал подталкивать, так как ноги мои совсем не слушались.
Дойдя до гауптвахты, государь отправился в приготовленные ему покои, а я остался в караульном доме ждать сухого платья, поставив раньше к выходу у царских покоев парных часовых; это было последнее мое дело в эту ночь.
К утру 27-го ноября я почувствовал себя очень плохо, а к вечеру того же дня был уже без памяти и пролежал так 14 дней, после чего почувствовал полное одеревенение рук и ног.
Говорили мне потом, что на другой день государь смотрел почетную роту, остался доволен, пожаловал 20 человекам, которые были при спуске экипажа, 100 р., а мне 200 р. и приказал жандармскому штаб-офицеру полковнику Маньковскому "с каждой почтой доносить графу Орлову о состоянии моего здоровья".
Меня поместили в Ковенский военный госпиталь; затем, по моей же просьбе, перевели меня в Динабургский военный госпиталь.
По окончательном моем выздоровлении, состоялось высочайшее повеление, "дать мне, произведенному уже в штабс-капитаны, хорошее место вне фронта"; поэтому 8-го февраля 1848 года прибыл я в Варшаву и, явившись наместнику Царства Польского, графу Паскевичу, вступил в исправление должности начальника ночной полицейской стражи, причем был еще на костылях.
12 июня 1850 года, высочайшим приказом был произведен "за отличие" в капитаны.
Несмотря на усиленное лечение, я принужден был просить "перемены места службы", так как здоровье мое совсем расстроилось.
Высочайшим приказом "от 1-го ноября 1856 года я был назначен этапным начальником в местечке Тересполь", а по представлении бывшего наместника князя Горчакова (Михаил Дмитриевич) от 28-го ноября 1856 г. за № 3903, произведен "за отличие" в майоры.
С упразднением этапных начальников, я, как не могущий служить во фронте, просил "увольнения меня в отставку", на что пошло представление князя Горчакова, от 19 декабря 1860 г. за № 6356, о производстве меня "за отличие" в подполковники с увольнением от службы.
27 января 1861 года последовал высочайший приказ.
Произвели меня в подполковники, дали за 30 лет полный пенсион, в размере 430 руб. в год, и вот, слава Богу, несмотря на ужасные ревматические страдания, дотянул я свою старость до 73 лет.
Живу в тихом уголке Малороссии, молю Бога, да старое время вспоминаю.
Всевышний сподобил меня увидеть и своих сынов верными и честными русскими воинами.
Примечание. Адриан Алексиевич Кардиналовский умер 26 января 1884 года, в городе Житомире.
