— Да пошёл ты со своими планами! — Маша швырнула сковородку в раковину так, что брызги жира разлетелись по всей кухне. — Значит меня хочешь в общагу пристроить, в квартиру своим родителям отдать? Не получится, дорогой, и не мечтай!
Ефим замер у холодильника, держа в руках банку огурцов. Вот оно. Началось. А он-то думал, что хитро всё обставил, через тётю Таню передал намёк о переезде. Дурак.
— Машка, ты чего психуешь? Какая общага? — Он поставил банку на стол и осторожно приблизился к жене. Знал же, что с ней лучше не спорить, когда она в таком настроении.
— А то не знаешь! — Маша развернулась к нему всем телом, глаза полыхали. — Твоя дорогая тётя Таня уже всё мне рассказала. Мол, родители стареют, им одним тяжело, а тут такая большая квартира пустует...
Ефим мысленно проклял тётю Таню. Языкастая как всегда в неподходящий момент.
— Да при чём тут общага? Мы же можем снять что-то приличное...
— На что снять?! — голос Маши взлетел на октаву выше. — На твою зарплату грузчика? Или на мои копейки с магазина? Ты вообще головой думаешь?
В соседней комнате заскрипела кровать — это проснулась бабушка Соня. Восьмидесятилетняя старушка жила с ними уже третий год, с тех пор как сломала шейку бедра. Маша поначалу возмущалась, но потом привыкла — всё-таки пенсия бабушки была кстати.
— Машенька, что там у вас? — донёсся слабый голос из комнаты.
— Всё нормально, бабуль! — крикнула Маша, но тут же повернулась к Ефиму и зашипела: — Видишь? Старушку разбудили! А ты хочешь, чтобы я с ней ещё и в какой-то дыре ютилась!
Ефим сел на табурет и потёр виски. Голова раскалывалась. Вчера Диана Семёновна звонила, плакала в трубку — Николай Иванович совсем плохим стал, давление скачет, врачи говорят, что нужен постоянный уход. А в их хрущёвке даже развернуться негде.
— Слушай, а что если...
— Что если — что? — перебила Маша. — Опять какую-то глупость придумаешь?
— А что если они к нам переедут? Временно.
Тишина. Маша медленно обернулась, и Ефим понял, что сказал что-то не то. Очень не то.
— Повтори. — Голос жены стал опасно тихим.
— Ну, подумай сама. Квартира большая, комнат четыре. Папа с мамой в одной, мы в другой, бабушка Соня где была, там и останется...
— А четвёртая комната? — В голосе Маши появились злые нотки.
— Ну... детская же. Когда-нибудь пригодится.
Маша рассмеялась. Но смех этот был страшнее крика.
— Детская! Ефим, нам сорок лет! Какая детская? Или ты думаешь, что Диана Семёновна будет меня учить, как правильно беременеть?
— При чём тут...
— А при том! — Маша подошла вплотную, уперла палец ему в грудь. — Я твою мамашу знаю. Она же мне с первого дня жизни не давала покоя. То суп не так варю, то пыль не там протираю, то волосы не так укладываю. А теперь ещё и в моём доме командовать будет?
Ефим попытался взять её за руки, но Маша отдёрнулась.
— Маш, это временно. Пока папе лучше не станет...
— Ефим, твоему папе семьдесят три года! Понимаешь? Семьдесят три! Это не простуда, которая через неделю пройдёт!
В прихожей раздался звонок. Резкий, настойчивый.
Супруги замерли, глядя друг на друга.
— Кто это может быть в восемь утра? — пробормотал Ефим.
Маша побледнела.
— Только не говори мне, что это...
Звонок повторился. Три раза подряд, быстро.
— О боже... — Маша схватилась за голову. — Это же её манера звонить! Диана Семёновна!
Из комнаты послышался шорох — бабушка Соня пыталась встать с кровати.
— Дети, кто там пришёл? Может, врача вызвать надо? — забеспокоился старческий голос.
Ефим медленно встал с табурета. Ноги стали ватными. Если мама пришла с утра пораньше, значит, что-то случилось. Что-то серьёзное.
— Иду открывать, — пробормотал он.
— Стой! — Маша перегородила ему дорогу. — А что, если мы не откроем? Сделаем вид, что спим?
— Машка, ты что? Если она пришла, значит, что-то с папой...
Звонок раздался снова. Теперь уже длинный, требовательный.
— Ефим! — донёсся знакомый голос из-за двери. — Ефим, открой! Это срочно!
Маша опустилась на стул и закрыла лицо руками.
— Всё. Конец моей спокойной жизни.
Ефим решительно направился к двери. В конце концов, это его родители. И если с отцом что-то случилось...
— Мама? — Он распахнул дверь и замер.
На пороге стояла Диана Семёновна во всей красе — в норковой шубе, которую она носила уже десять лет, с тяжёлыми сумками в обеих руках и решительным выражением лица. За её спиной виднелась фигура Николая Ивановича, который опирался на трость и выглядел бледным, но вполне живым.
— Ефимушка, сынок! — Диана Семёновна протиснулась мимо него в прихожую, волоча сумки. — Мы решили не ждать. Папа твой всю ночь мучился, давление подскочило до небес. Врач сказал — срочно менять обстановку, стрессы убирать.
— Мама, подожди... — Ефим попытался её остановить, но свекровь уже скинула шубу и направилась на кухню.
— Машенька! Доченька моя! — голос Дианы Семёновны звенел фальшивой радостью. — Как дела? Как здоровье?
Маша сидела на том же стуле, не поднимая головы. Ефим видел, как напряглись её плечи.
— Здравствуйте, Диана Семёновна, — процедила она сквозь зубы.
— Ой, что это ты такая грустная? — свекровь сразу же заметила настроение невестки. — Наверное, Ефим опять что-то не то сказал? Мужчины, они ведь такие неуклюжие в словах...
— Мам, — Ефим попытался вклиниться в разговор, но Диана Семёновна его не слушала.
— А я вот чайку принесла, настоящий цейлонский. И печенье к нему. Думаю, посидим, поговорим по душам... — Она начала выкладывать на стол содержимое сумок.
Николай Иванович тем временем тяжело осел на диван в гостиной.
— Ефим, — позвал он слабым голосом, — помоги старику. Совсем сил нет.
Ефим метался между кухней и гостиной. С одной стороны — отец, который действительно плохо выглядел. С другой — жена, готовая взорваться в любую секунду.
— Слушай, мам, — он попытался понизить голос, — а может, не стоило так внезапно? Предупредить бы...
— Предупредить? — Диана Семёновна всплеснула руками. — Ефим, у твоего отца гипертонический криз был! Какое предупреждение? Тут каждая минута дорога!
Маша медленно подняла голову. Глаза её полыхали.
— Диана Семёновна, а скажите... вы надолго к нам?
— Ну что ты, доченька! — свекровь замахала руками. — Как поправится папа, так мы сразу к себе. Ну, может, неделька-другая... Месяцок максимум.
— Месяцок, — повторила Маша таким тоном, что у Ефима мурашки побежали по спине.
— А что? Места же хватит. У вас квартира большая, комнат много. Мы в детской устроимся, никому мешать не будем.
— В детской? — голос Маши стал совсем тихим.
— Ну да! Всё равно же пустует. А вообще, Машенька, тебе пора подумать о детках. Возраст-то уже... как бы не поздно стало.
Всё. Взорвалось.
Маша резко встала, стул с грохотом упал назад.
— Как бы не поздно стало? — Её голос зазвенел от ярости. — Диана Семёновна, а вам не кажется, что это не ваше дело?
— Машенька, что ты... — свекровь попыталась сохранить сладкую улыбку, но в глазах мелькнуло раздражение. — Я же с добром...
— С добром? — Маша засмеялась истерично. — Вы приперлись сюда с утра пораньше, без предупреждения, с чемоданами, заняли нашу детскую, а теперь ещё и указываете мне, когда рожать?
Из гостиной донёсся стон Николая Ивановича:
— Диана, что там происходит? У меня голова кружится...
— Ефим! — рявкнула свекровь. — Ты что, не видишь? Жена на отца кричит, а он больной!
Ефим стоял между двух огней и не знал, куда деться. С одной стороны — мать с её вечными претензиями и действительно больной отец. С другой — жена, которая имеет полное право злиться.
— Мам, может, правда лучше было бы предупредить... — начал было он, но Диана Семёновна перебила:
— Предупредить! А если бы папа умер, пока мы предупреждали? Ты бы себе это простил?
— Не умер бы, — буркнула Маша. — У него просто давление скачет от того, что всю жизнь нервничает по пустякам.
— Как ты смеешь! — взвилась свекровь. — Это мой муж! Твой свёкор!
— И что? Это даёт вам право врываться в мой дом и распоряжаться здесь?
— В твой дом? — Диана Семёновна сузила глаза. — А кто эту квартиру покупал? Кто первоначальный взнос давал?
Ефим почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Вот этого только не хватало.
— Мама, при чём здесь это...
— А при том! — Диана Семёновна развернулась во всю ширь. — Мы с папой полжизни копили на эту квартиру! Отдали вам все сбережения! А теперь нас же и выгоняют!
— Никто вас не выгоняет! — крикнула Маша. — Но предупреждать надо было!
Бабушка Соня, видимо, окончательно проснулась от шума и заковыляла на кухню в старом халате и тапочках.
— Дети, что у вас тут творится? — Она остановилась в дверном проёме, оглядывая поле битвы. — Диана? Коля? Вы что здесь делаете?
— Бабушка Соня! — Диана Семёновна мгновенно сменила тон на умиротворяющий. — Здравствуйте! Мы к деткам в гости приехали. Николай Иванович плохо себя чувствует...
— Не в гости, — мрачно уточнила Маша. — Жить приехали. На месяцок.
Бабушка Соня внимательно посмотрела на всех собравшихся. В её выцветших глазах мелькнула какая-то хитрая искорка.
— Понятно, — медленно сказала она. — Ну что ж... Будет веселее.
Маша фыркнула. Веселее! Да тут скоро психушка будет.
— Бабушка, вы не понимаете, — начала было она, но старушка подняла руку.
— Понимаю, понимаю. — Соня прошаркала к столу и села. — Только вот что скажу, детки мои. А тётя Таня-то где?
— Какая ещё тётя Таня? — раздражённо бросила Диана Семёновна. — При чём тут она?
— А при том, что вчера звонила. — Бабушка Соня достала из кармана халата мобильный телефон — старенький, кнопочный. — Говорила, что срочно нужно с Машенькой поговорить. Что-то важное.
Ефим нахмурился. Тётя Таня звонила, вчера? Но она же...
— Бабуль, — осторожно спросила Маша, — а что именно она говорила?
— Да много чего. — Соня покачала головой. — И про то, что Диана Семёновна к вам собирается переехать. И про то, что Николай Иванович совсем не больной. И про то, что квартиру вашу они хотят на себя переписать.
Повисла такая тишина, что слышно было, как капает кран в ванной.
— Что... что она сказала? — пролепетала Диана Семёновна, и вся её царственность куда-то испарилась.
— А то и сказала, — невозмутимо продолжила бабушка. — Что вы, Диана, план составили. Сначала сюда переехать, потом Ефиму внушить, что родителям квартира нужнее. Мол, молодые снимут где-нибудь, а старики пусть здесь доживают. А потом и вовсе на себя переоформить.
— Это... это неправда! — Диана Семёновна побледнела. — Таня что-то путает!
— Ничего она не путает, — спокойно возразила Соня. — Она же ваша золовка. Сама слышала, как вы с соседкой Клавдией Петровной обсуждали. В магазине, у касс. Говорили, что Маша всё равно рожать не будет, значит, квартира зря пропадает.
Ефим почувствовал, как холод разливается по венам. Мама? Его мама такое планировала?
— Мам... — хрипло выдохнул он. — Это правда?
Диана Семёновна заметалась взглядом по кухне, как загнанная лисица.
— Ефим, ты же понимаешь... мы старые, нам жильё нужнее... А вы молодые, здоровые...
— Нам сорок лет! — взорвалась Маша. — Какие мы молодые?
— А тётя Таня, — продолжила бабушка Соня, явно наслаждаясь произведённым эффектом, — ещё и записала всё на диктофон. Случайно, говорит. Телефон в сумочке лежал, кнопочка нажалась.
Диана Семёновна рухнула на стул.
— Значит, вот оно что, — медленно проговорила Маша. — А давление у Николая Ивановича внезапно нормализовалось? Чудесное исцеление?
Из гостиной донёсся виноватый голос свёкра:
— Диана, может, хватит? Не получилось — ну и ладно. Домой поедем.
— Не получилось? — Маша встала и подошла к окну. — Да вы знаете, что получилось?
Она развернулась и посмотрела на всех собравшихся.
— Получилось, что я поняла — в этой семье я чужая. Получилось, что мой муж тридцать лет назад маму не сумел отучить за него решать. И получилось, что я больше не хочу быть в этом цирке актрисой второго плана.
Ефим шагнул к ней:
— Маш, подожди...
— Нет, ты подожди. — Маша подняла руку. — Диана Семёновна права в одном — квартира куплена на ваши деньги. Значит, и делить нечего.
Она прошла мимо всех в прихожую, достала из шкафа сумку и начала складывать свои вещи.
— Машенька, ты что делаешь? — испугалась Диана Семёновна.
— А то делаю, что давно надо было сделать. Ухожу. К себе. В свою жизнь.
— Но куда же ты пойдёшь? — пролепетал Ефим.
Маша обернулась и улыбнулась. Впервые за утро — искренне.
— А к тёте Тане. Она вчера не просто так звонила. Предложила мне работу в её салоне красоты. И квартиру съёмную помочь найти. Говорит, пора мне жизнь с чистого листа начать.
Бабушка Соня довольно хмыкнула:
— Молодец, Танечка. Всегда голова на плечах была.
— Бабуль, — Маша подошла к старушке и поцеловала её в морщинистую щёку. — А вы с ними оставаться будете?
— Куда мне деваться, — философски пожала плечами Соня. — Но зато теперь я знаю, кто из этой семейки чего стоит. Будет мне с кем интересные разговоры вести.
Она многозначительно посмотрела на Диану Семёновну, которая съёжилась под этим взглядом.
— Ефим, — Маша остановилась у двери. — Когда решишь, с кем ты хочешь жизнь прожить — с женой или с мамочкой — звони. Но учти: у меня теперь будет своя жизнь. И в ней места для компромиссов больше нет.
Дверь закрылась. В квартире стало очень тихо.
Бабушка Соня встала и поковыляла к плите.
— Что ж, — сказала она бодро, — теперь завтрак готовить буду. Диана, а ты небось думала, что Машка кашу тебе варить станет? Ошибочка вышла.
Она включила конфорку и обернулась к онемевшему Ефиму:
— А ты, внучек, думай быстрее. Хорошие женщины долго не ждут. И потом... — Она хитро прищурилась. — А запись-то у Тани действительно есть. Вчера мне прослушать дала. Так что решайте — или по-честному жить начинаете, или я эту запись всем соседям включу. Пусть знают, какие у нас тут интриганы живут.
Диана Семёновна тяжело вздохнула и потянулась к сумкам:
— Коля, собирайся. Домой едем.
— Мудрое решение, — одобрила бабушка Соня и начала разбивать яйца в сковородку. — А то мне в моём возрасте такие соседи ни к чему. Нервы беречь надо.
За окном хлопнула дверца такси. Маша уезжала в свою новую жизнь. А в квартире остались трое: растерянный Ефим, побеждённая Диана Семёновна и маленькая хитрая бабушка, которая оказалась умнее их всех.
— Яичницу будешь, Ефим? — спросила Соня. — Или тоже собираться станешь?
Ефим посмотрел на закрытую дверь, потом на мать, потом на бабушку.
И вдруг рассмеялся. Впервые за много лет — от души.
— Буду, бабуль. И потом... кажется, мне тоже пора кое-куда звонить.
— Вот и умничка, — довольно проворчала Соня. — А то совсем было думала — внук дурачок растёт.