— Это просто ужас! — гаркнул Валера, швырнув банковские документы на пол. — Да что за ерунда вообще происходит?!
Зоя молча подобрала бумаги. Руки дрожали так, что справка о задолженности расплывалась перед глазами. Семьсот тысяч. Семьсот тысяч рублей долга на её имя. А ведь она в банк-то этот и ногой не ступала!
— Не ори на меня, — тихо сказала она, не поднимая головы. — Я тут ни при чём.
— А кто при чём тогда? — Валера нервно закурил прямо в квартире, что делал только в самые критические моменты. — Деньги сами собой взялись в кредит? Машина сама себя купила?
Зоя медленно выпрямилась. В её глазах что-то изменилось — словно включился внутренний свет, холодный и беспощадный.
— Вот именно, Валер. Машина... — Она смяла документы в кулаке. — Твоя новенькая Toyota, которую ты мне так красиво преподнёс на день рождения. Помнишь? «Зойка, любимая, это тебе!» А кредит, оказывается, на меня оформил.
Валера затянулся глубже, пепел упал на ковёр.
— Ну... это же мелочи. Ты моя жена, какая разница...
— КАКАЯ РАЗНИЦА?! — взорвалась Зоя. — Ну вы совсем совесть потеряли! Машину и дачу загребли, ещё и кредитов на меня навешали!
— Дачу? — Валера поперхнулся дымом. — При чём тут дача?
Зоя достала из сумочки ещё одну пачку документов. Её движения стали чёткими, как у хирурга перед операцией.
— А при том, что дачу твоих родителей тоже на меня переписали. Без моего ведома. Через твою тётку Машку, которая в нотариальной конторе работает. Подделали подпись — и готово!
В дверях послышались шаги. Ключ повернулся в замке.
— О, а вот и они, — ехидно усмехнулась Зоя. — Самое время поговорить всей семейкой.
В прихожей загремели сумки, послышался знакомый голос Анны Семёновны:
— Валерочка, мы тут купили борщевого набора, сейчас наварю...
— Мам, не сейчас, — хрипло ответил Валера.
Но свекровь уже была в комнате, а следом за ней — Анатолий Иванович с характерной походкой бывшего военного.
— Что за крики? — строго спросил он. — Зоя, ты чего орёшь на сына?
— Я ору? — Зоя засмеялась, но смех вышел какой-то надломленный. — Анатолий Иванович, а вы знаете, что ваша дачка теперь моя? По документам. И долги за неё тоже мои.
Анна Семёновна резко побледнела.
— Валера, что она несёт?
— Правду говорю, Анна Семёновна. — Зоя развернула документы веером. — Вот смотрите. Дарственная от вас лично. Подпись моя. Только я её не ставила никогда.
Анатолий Иванович выхватил бумаги из её рук.
— Этого не может быть...
— Может, может! — в голосе Зои появились злые нотки. — Ещё как может! Через вашу золовку Машу всё провернули. Она же у вас в нотариусах. Семейное дело, так сказать.
Телефонный звонок разрезал воздух как сирена. Валера нехотя взял трубку.
— Алё... Да, слушаю... Что?! Когда?! — Лицо его стало серым. — Понял... Сейчас приеду.
Он положил телефон дрожащими руками.
— Тётя Маша... в больнице. Инсульт.
— Вот те на! — ахнула Анна Семёновна. — А мы тут...
— А мы тут разбираем, как она мою жизнь по кускам растащила! — отрезала Зоя. — И не надо сейчас святую из неё делать!
Валера натянул куртку.
— Зой, ты чё... человек при смерти...
— Человек?! — Зоя встала ему поперёк дороги. — Человек мою подпись не подделывает! Человек чужую жизнь не ломает!
Анатолий Иванович тяжело опустился на диван.
— Господи... а я-то думал, Зойка сама согласилась... Машка сказала, что ты, мол, только рада помочь...
— Да что вы все думали?! — Зоя заходила по комнате. — Что я дура набитая? Что буду молча хлебать все ваши художества?
В этот момент дверь снова открылась. На пороге стоял дядя Вова — брат Анатолия Ивановича, грузный мужик в засаленной кепке.
— Чего тут за шум? Машка звонила, говорит, в больницу увозят... — Он оглядел всех присутствующих. — А чего лица такие кислые?
— Вова, — медленно произнёс Анатолий Иванович. — Ты знал про дачу?
— Про какую дачу?
— Про нашу дачу. Что её на Зойку переписали.
Дядя Вова почесал затылок.
— Ну... Машка говорила что-то... Мол, так лучше будет, налоги меньше... А что?
Зоя с силой ударила ладонью по столу.
— А то, что теперь я за неё отвечаю! За все коммуналки, за ремонт, за налоги! И кредиты висят на мне, которые я не брала!
— Да ладно тебе, — махнул рукой Вова. — Семья же. Чё ты как чужая?
— КАК ЧУЖАЯ?! — голос Зои сорвался в крик. — Да я для вас и есть чужая! Дойная корова, которая деньги приносит и рот не открывает!
Валера дёрнулся к двери.
— Всё, я поехал к тёте Маше. Потом разберёмся.
— Стой! — окрикнула его Зоя. — Никуда ты не поедешь, пока не объяснишь, как это всё вышло!
— Зой, ну потом же...
— Нет! Не потом! Сейчас! — Она преградила ему путь к двери. — Десять лет терплю ваше хамство! Десять лет работаю на троих, а вы меня за человека не считаете!
Анна Семёновна всхлипнула.
— Зойка, мы же не со зла... мы думали...
— Думали! — Зоя развернулась к свекрови. — А думать надо было раньше! До того, как чужими подписями бросаться!
Дядя Вова неловко переминался с ноги на ногу.
— Может, чайку попьём, а? А то все нервы на пределе...
— Да пошёл ты со своим чаем! — взорвалась Зоя. — Вы все пошли! Надоели мне своими семейными разборками!
Она схватила сумку и направилась к выходу.
— Зой, ты куда? — растерянно спросил Валера.
— А тебя не касается! — бросила она через плечо. — Разбирайтесь сами со своими долгами!
— Постой, а как же...
Но хлопнула входная дверь, оставив троих мужчин и заплаканную Анну Семёновну наедине с тишиной и грузом нерешённых проблем.
А в больнице тётя Маша медленно приходила в сознание, не подозревая, какую бурю оставила после себя...
Зоя шла по вечернему городу, не разбирая дороги. Ноги сами несли её к автобусной остановке — туда, где начиналась дорога к маме. К единственному человеку, который никогда не предавал.
"Дуреха, — думала она, утирая слёзы рукавом. — Десять лет как дуреха. Верила им, старалась для них..."
Телефон разрывался от звонков. Валера. Снова Валера. Анна Семёновна. Она отключила звук и засунула аппарат поглубже в сумку.
В автобусе напротив неё сидела женщина примерно её возраста — усталая, с потухшими глазами. "Такая же замученная", — подумала Зоя и вдруг поняла, что не хочет быть такой. Больше не хочет.
— Мамочка! — Зоя влетела в крошечную однушку на окраине города, где жила её мать. — Мам, я к тебе!
Вера Петровна — женщина невысокая, но крепкая, всю жизнь проработавшая на заводе — обняла дочь и сразу почувствовала неладное.
— Что случилось, доченька? Чего ты вся трясёшься?
И Зоя рассказала. Всё. Про машину, про дачу, про подделанные подписи. Про десять лет унижений, которые она покорно сносила, думая, что так и должно быть в семье.
Вера Петровна слушала молча, только лицо её каменело с каждым словом.
— Знаешь что, Зойка, — сказала она наконец. — Я тебя ещё тогда предупреждала. Помнишь? Говорила: не связывайся с этой семейкой. У них понятия о совести особые.
— Мам, ну что теперь...
— А теперь будем думать, как из этого выбираться. — Вера Петровна встала и включила чайник. — Только сначала успокойся. На голодный желудок и взволнованную голову решения плохие принимаются.
А в это время в больнице разворачивалась своя драма. Валера, Анатолий Иванович и дядя Вова столпились у палаты интенсивной терапии. Тётя Маша лежала, опутанная трубками и проводами, но сознание к ней вернулось.
— Машенька, — тихо позвал Анатолий Иванович. — Ты как?
Маша повернула голову. Лицо перекосилось — последствие инсульта, но говорить она могла.
— Толя... — прошептала еле слышно. — Прости меня...
— За что, сестрёнка?
— За Зойку... Я... я подпись подделала... Думала, хорошо делаю... для семьи...
Валера схватился за голову.
— Тётя Маш, как ты могла?
— Валерик... — Маша с трудом повернулась к племяннику. — Ты же сам просил... Говорил, что Зойка согласна, только некогда ей по инстанциям бегать...
— Я?! Когда я такое говорил?!
Но тётя Маша снова закрыла глаза, силы покинули её.
Мужчины переглянулись. В воздухе повисло недоумение, смешанное со страхом.
— Она бредит, — пробормотал дядя Вова. — После инсульта люди всякое говорят...
— Нет, — медленно произнёс Анатолий Иванович. — Не бредит она. Валер, а ну-ка подумай хорошенько. Может, ты что-то такое Маше говорил? В шутку там, или...
Валера мялся, как школьник у доски.
— Ну... может быть... Я помню, жаловался ей как-то, что с документами морока. Что хорошо бы всё на одного человека оформить, чтобы проще было... Но я не просил подпись подделывать!
— А Маша поняла по-своему, — вздохнул Анатолий Иванович. — Хотела помочь, дура старая...
В этот момент в коридоре появилась Анна Семёновна. Она всю дорогу плакала и теперь выглядела совершенно разбитой.
— Как Маша? — спросила она.
— Живая. Говорить может. Созналась, что подпись подделала.
Анна Семёновна присела на больничную скамейку.
— А Зойка всё равно не отвечает на звонки. Что же мы наделали, Толя... Что же мы наделали...
В квартире Веры Петровны за чаем и домашними пирожками Зоя наконец успокоилась. Мать смотрела на неё внимательно и что-то обдумывала.
— Зой, а ты документы эти сохранила?
— Конечно. Все копии дома лежат.
— И справки о доходах у тебя есть?
— Есть. А что?
Вера Петровна усмехнулась, и в этой усмешке проглянула та самая закалка, что помогала ей всю жизнь не сдаваться.
— А то, дочка, что завтра мы с тобой пойдём к адвокату. К Марине Львовне, помнишь, она у меня в цеху мастером работала, а потом на юриста выучилась. Толковая очень.
— Мам, да зачем адвокат? Это же семья...
— Какая семья?! — рубанула мать. — Семья — это когда уважают друг друга! А когда подписи подделывают и долги на чужое имя вешают — это мошенничество называется!
Зоя задумалась. А ведь мать права. Почему она должна расхлёбывать то, что наворотили другие?
— И ещё одно, — добавила Вера Петровна. — Ты у меня пока поживёшь. Пока всё не разрулим.
— Мам, да как же... у тебя же тесно...
— Найдём место. Зато голова будет на плечах, а не в петле семейных обязательств.
Телефон снова завибрировал. На этот раз звонил неизвестный номер.
— Алё? — осторожно взяла трубку Зоя.
— Зоя Михайловна? Это из больницы. Ваша свекровь дала ваш номер. У нас тут Мария Васильевна, она просила вас найти. Говорит, срочно нужно поговорить.
Зоя переглянулась с матерью.
— Я... не знаю...
— Поезжай, — твёрдо сказала Вера Петровна. — Выслушай, что скажет. Но ни на что не соглашайся. И возвращайся сюда.
В больнице было тихо и пахло хлоркой. Зоя прошла в палату, где лежала тётя Маша. Та выглядела очень плохо — лицо серое, левая рука не слушалась.
— Зойка... — слабо позвала она. — Подойди ближе...
Зоя подошла, но держалась настороженно.
— Прости меня, девочка... — Маша заплакала. — Я думала... хорошо делаю... Валерик жаловался, что с документами возиться некогда... Я и решила помочь...
— Тётя Маш, а вы подумали спросить меня?
— Думала... но Валерик сказал, что ты согласна... что только формальность нужна...
Зоя почувствовала, как внутри всё переворачивается. Значит, Валера знал. Может, не всё, но что-то знал точно.
— Тётя Маш, а документы где сейчас? Оригиналы дарственной?
— В сейфе... у меня дома... Ключ в тумбочке... под кровлёнкой...
Маша снова закрыла глаза.
— Зойка... исправлю всё... если выживу... всё верну как было...
Но Зоя уже не слушала. В голове складывалась картина. Валера пожаловался тёте на волокиту с документами. Та решила "помочь" — оформила всё без лишних вопросов. А теперь, когда всё вылезло наружу, все делают вид, что ни при чём.
Она вышла из палаты и почти столкнулась с Валерой.
— Зой! Наконец-то! — Он попытался её обнять, но она отстранилась.
— Не трогай меня.
— Ну чего ты... Тётя Маша же всё объяснила. Она сама, без спросу...
— Без спросу? — Зоя посмотрела мужу прямо в глаза. — А кто ей жаловался на волокиту с документами? Кто говорил, что хорошо бы всё на одного человека оформить?
Валера покраснел.
— Ну... я мог что-то такое сказать... но не в том смысле...
— В каком смысле, Валер? Ты прекрасно знал, что она в нотариальной конторе работает. Прекрасно понимал, что она "поможет". А теперь руки умываешь!
— Зой, да ты чё... это же семья... мы разберёмся...
— Нет, — отрезала Зоя. — Мы уже разобрались. До свидания, Валера.
Она развернулась и пошла прочь по больничному коридору. Валера бросился за ней.
— Зой! Стой! Куда ты идёшь?
— К адвокату, — бросила она через плечо. — Завтра же с утра. Пусть суд разбирается, кто тут прав, а кто виноват.
— Да ты что, с ума сошла?! Семью на суд подавать?!
Зоя остановилась и обернулась. В её глазах полыхало то, чего Валера никогда раньше не видел — решимость.
— А вы что, с ума сошли, когда мою подпись подделывали и долги на меня вешали? — Она сделала шаг к нему. — Знаешь что, Валер? Хватит. Игра окончена. Теперь будем жить по-честному.
И она ушла, оставив мужа стоять посреди больничного коридора с открытым ртом и пониманием того, что жизнь круто изменилась.
А дома Анна Семёновна, Анатолий Иванович и дядя Вова сидели на кухне и молча пили чай. Каждый думал о своём, но все понимали одно — назад дороги уже нет.
Утром Зоя проснулась на мамином диване с ощущением, что наконец-то выспалась. Впервые за много лет. Не было рядом храпящего Валеры, не было необходимости вскакивать и готовить завтрак на пять человек, гладить рубашки, собирать обеды...
— Доченька, вставай, — ласково позвала Вера Петровна. — К Марине Львовне на десять записались.
За завтраком мать смотрела на дочь внимательно.
— Зой, а ты не передумала? Дело серьёзное начинается. Валерка с родителями небось всю ночь не спали, думали, как тебя обратно заманить.
Зоя отпила глоток кофе и покачала головой.
— Не передумала, мам. Знаешь, как легко стало? Словно камень с души свалился.
Телефон опять зазвонил. На экране высветилось: "Анна Семёновна".
— Возьми, — посоветовала мать. — Послушай, что скажет.
— Алё...
— Зойка, доченька! — в трубке рыдала свекровь. — Прости нас, старых дураков! Мы не хотели тебя обидеть! Приезжай домой, всё решим по-семейному!
— Анна Семёновна, поздно уже по-семейному решать.
— Зойка, милая, ну что ты как чужая! Мы же тебя любим! Ты нам как родная дочь!
— Родным дочерям подписи не подделывают, — спокойно ответила Зоя. — И кредиты без ведома не оформляют.
— Но мы же не со зла! Маша дура, конечно, но она хотела помочь семье!
— Анна Семёновна, а вы хотя бы поинтересовались, что я об этом думаю?
В трубке повисла тишина.
— Я... мы думали...
— Вы думали, что я буду молчать и дальше. Что стерплю всё, как стерпела раньше. Но нет. Время меняться пришло.
Зоя положила трубку. Руки не дрожали — это её удивило. Раньше после любого семейного скандала она тряслась как лист.
Марина Львовна Крючкова принимала в небольшой конторе в центре города. Женщина лет пятидесяти, в строгом костюме, с внимательными глазами за очками.
— Вера Петровна мне всё объяснила по телефону, — сказала она, пожимая Зое руку. — Ситуация неприятная, но решаемая. Документы принесли?
Зоя выложила на стол папку с копиями.
Марина Львовна внимательно изучала бумаги, что-то помечала, задавала вопросы. Профессионал — это было видно сразу.
— Так, — наконец сказала она. — Картина ясная. У нас есть подлог документов, мошенничество с кредитами, незаконное оформление недвижимости. По всем пунктам можно работать.
— А... а что мне грозит? — спросила Зоя. — Ведь по документам получается, что я должник.
— Ничего вам не грозит. Наоборот, вы потерпевшая. Будем подавать заявления в прокуратуру и иски в суд. На отмену всех подложных документов и возмещение ущерба.
Вера Петровна одобрительно кивнула.
— А сколько это займёт времени?
— Месяца три-четыре минимум. Может, дольше. Но результат будет. — Марина Львовна сняла очки и протерла их. — Только вы уверены, что готовы идти до конца? Они же попытаются вас уломать, запугать, на жалость давить...
— Готова, — твёрдо ответила Зоя.
А в это время в квартире на улице Гагарина разворачивался настоящий семейный совет. Собрались все — Валера, родители, дядя Вова. Даже тётю Машу из больницы на пару часов отпустили.
Маша сидела в кресле, левая рука ещё плохо слушалась, но говорить могла внятно.
— Я всё исправлю, — повторяла она. — Документы переделаю, как было...
— Тётя Маш, — устало сказал Валера. — Поздно уже. Зойка к адвокату пошла.
— К адвокату?! — ахнул Анатолий Иванович. — Да она что, с ума сошла?!
— Не с ума, пап. С катушек мы сошли. Все. — Валера тяжело опустился на диван. — Десять лет я на неё как на прислугу смотрел. А она терпела.
Анна Семёновна всхлипнула.
— Валерочка, но мы же хотели как лучше...
— Мам, мы хотели как удобнее. Для себя. А про Зойку не подумали.
Дядя Вова покрутил в руках кепку.
— А что теперь будет? Если она в суд подаст?
— А то и будет, что по заслугам получим, — неожиданно сказал Анатолий Иванович. — Я всю жизнь честно жил. А тут... подписи подделывать... Стыдно, Маша. Очень стыдно.
Маша заплакала.
— Толя, я же не со зла... я думала...
— Думать надо было головой, а не сердцем! — рубанул он. — Теперь вся семья под судом будет!
Валера встал и подошёл к окну.
— Знаете что, — сказал он, не оборачиваясь. — А может, и правильно. Может, пора отвечать за свои поступки.
Через неделю Зоя получила повестку в суд. Марина Львовна работала быстро — подала сразу несколько исков. На отмену дарственной, на признание кредитных договоров недействительными, на возмещение морального ущерба.
— Как дела, доченька? — спросила Вера Петровна, когда Зоя вернулась от адвоката.
— Нормально, мам. Страшно немного, но нормально.
В этот момент в дверь позвонили. На пороге стоял Валера с огромным букетом роз.
— Зой... можно поговорить?
Мать хотела было его прогнать, но Зоя остановила её жестом.
— Проходи. Только ненадолго.
Валера прошёл в комнату, неловко держа цветы.
— Зой, я понимаю, что сильно накосячил...
— Валер, не надо, — перебила она. — Мне не нужны извинения. Поздно уже.
— Но мы же десять лет вместе! У нас семья!
— Какая семья? — Зоя посмотрела на него спокойно. — Семья — это когда доверяют друг другу. А у нас что было? Ты меня за дуру держал, родители твои за прислугу. Думали, стерплю всё.
Валера поставил цветы на стол.
— Зой, а может, попробуем заново? Я изменюсь, честное слово...
— Знаешь, Валер, я тебе верю. Может, ты и правда изменишься. Но я уже изменилась. И мне нравится быть собой, а не тенью твоей семьи.
— Но суд же... Зой, ну зачем? Мы же всё решим...
— Нет, не решим. Потому что для решения нужно уважение. А его у вас ко мне нет и не было.
Валера помялся ещё немного, но понял — бесполезно. Зоя была спокойна и непреклонна, как скала.
— Ладно, — сказал он наконец. — Если так решила... Только знай — я тебя любил. По-своему, но любил.
— И я тебя любила, — кивнула Зоя. — Но любовь без уважения — это не любовь. Это привычка.
Суд назначили на конец месяца. Зоя не нервничала — все документы были в порядке, правда на её стороне. Марина Львовна уверенно говорила о победе.
— Дело железное, — сказала она. — Подлог очевиден, мотивы ясны. Единственное — они могут попытаться договориться с вами в последний момент.
— Не договорятся, — спокойно ответила Зоя.
И она не ошиблась. За день до суда приехала вся делегация — Валера, родители, даже дядя Вова. Умоляли, предлагали компенсации, клялись, что всё исправят.
— Зойка, милая, — плакала Анна Семёновна. — Ну что ты как каменная! Мы же семья!
— Были семья, — ответила Зоя. — А теперь будем истцом и ответчиками.
— Но подумай о репутации! — взмолился Анатолий Иванович. — О соседях! Что люди скажут!
— А вы когда мою подпись подделывали, о репутации думали? — невозмутимо спросила Зоя. — О том, что люди скажут?
Они ушли ни с чем.
А на следующий день в зале суда Зоя впервые за много лет почувствовала себя главным действующим лицом собственной жизни. Не тенью, не приложением к чужой семье, а самостоятельной личностью, которая умеет постоять за себя.
Судья выслушал все стороны и вынес решение — все подложные документы аннулировать, кредиты признать недействительными, с тёти Маши взыскать моральный ущерб.
— Дело закрыто, — сказала Марина Львовна, пожимая Зое руку. — Поздравляю с победой.
А Зоя смотрела на потрясённые лица бывшей семьи мужа и думала: "Не победа это. Это справедливость. Наконец-то".