— Да пошла ты со своими претензиями! — Юля швырнула ключи на тумбочку так, что они звякнули о деревянную поверхность, словно колокольчики на похоронах. — Ни за какие деньги не буду прислуживать твоей сестрице и матери! Не дождутся!
Артём замер в дверях спальни, держа в руках смятую рубашку. Так вот оно что. Значит, опять началось.
— Юль, ты чего? — голос у него получился осторожный, будто он разговаривал с тигрицей в клетке. — Что случилось?
— А ничего особенного! — она развернулась к нему, и в её глазах плескалась такая ярость, что Артём невольно отступил на шаг. — Просто твоя драгоценная мамочка решила устроить семейный ужин. В честь возвращения принцессы Кристины из очередного отпуска в Турции.
Юля говорила медленно, растягивая слова, как будто каждое из них было пропитано ядом.
— И знаешь, что она мне сказала? — продолжила жена, не дожидаясь ответа. — Что я должна приготовить салат оливье и котлеты. А ещё украсить стол и подать всё красиво. Потому что, цитирую дословно: "Юлечка у нас такая хозяйственная, у неё всё получается".
— Ну и что тут такого? — Артём повесил рубашку в шкаф, стараясь не смотреть на жену. — Обычный семейный ужин.
— Обычный? — Юля засмеялась, но смех этот был похож на скрежет металла по стеклу. — А кто будет мыть посуду после этого "обычного ужина"? Кто будет убирать со стола? Кто будет слушать, как твоя сестрица рассказывает о своих заграничных похождениях и жалуется на трудную жизнь разведённой женщины?
Она прошлась по комнате, как загнанный зверь по клетке. Волосы растрепались, щёки горели румянцем.
— А твоя мать... — Юля остановилась и посмотрела на Артёма так, словно видела его впервые. — Твоя мать сидела и кивала головой, как китайский болванчик. "Да, конечно, Юлечка всё сделает. Юлечка не откажет".
— Мама просто хочет, чтобы все были вместе, — попытался встать на защиту Артём. — Кристина редко приезжает...
— Редко? — голос Юли стал тише, но от этого ещё более опасным. — Она приезжает каждый раз, когда у неё заканчиваются деньги или когда очередной ухажёр её бросает. И каждый раз ваша мама устраивает праздники, как будто блудная дочь вернулась домой.
Юля подошла к окну и уперлась лбом в холодное стекло.
— А я что? Я ведь не дочь вашей семьи. Я просто... как это называется... прислуга?
— Не говори ерунды, — Артём сделал шаг к ней, но жена резко обернулась.
— Не подходи! — её голос был полон такой боли, что у Артёма сжалось сердце. — Не смей говорить, что это ерунда. Семь лет, Артём. Семь лет я терплю эти намёки, эти сравнения, эти постоянные просьбы что-то приготовить, убрать, помыть.
Она обхватила себя руками, словно пыталась удержать что-то важное внутри.
— Помнишь, как на прошлой неделе Кристина звонила? Жаловалась, что у неё в квартире протекает кран. И что сделала твоя мама? Правильно! Предложила, чтобы сантехник пришёл к нам, а я проследила, чтобы всё было сделано как надо.
— Но ты же согласилась...
— Я согласилась, потому что не хотела скандала! — Юля почти кричала теперь. — Но это не значит, что мне это нравилось!
В квартире стало так тихо, что слышно было, как тикают часы на кухне. Артём смотрел на жену и впервые за долгое время действительно видел её. Усталую, измученную, загнанную в угол женщину, которая семь лет пыталась найти своё место в его семье.
— Знаешь, что сказала мне сегодня твоя мама? — Юля говорила теперь почти шёпотом. — Она сказала, что хорошие жёны должны помогать семье мужа. И что Кристине сейчас тяжело, а мы должны её поддержать.
— И что ты ответила?
Юля улыбнулась, и в этой улыбке было столько горечи, что Артём почувствовал, как внутри всё сжалось в комок.
— Я сказала, что подумаю. А потом вышла из дома и час сидела в машине, представляя, как уезжаю отсюда навсегда.
Телефон Артёма завибрировал. Он машинально посмотрел на экран — звонила мать.
— Не отвечай, — резко бросила Юля.
Но он уже принял вызов.
— Да, мам?
— Артёмушка, родной, — голос Нины Григорьевны звучал слащаво, как переспелая груша. — Я тут подумала... может, Юлечке будет трудно одной готовить на всех? Давай я приеду пораньше, помогу...
Юля схватила телефон из рук мужа.
— Нина Григорьевна, — её голос был ровным, даже вежливым, но Артём знал этот тон — перед бурей всегда наступает затишье. — Я не буду готовить ужин. И помощь ваша мне не нужна.
Молчание в трубке длилось секунд десять. Потом послышался возмущённый всхлип.
— Юля, милая, что с тобой? Ты же всегда...
— Всегда молчала и делала, что скажут. Но сегодня праздник закончился.
Юля отключила телефон и швырнула его на кровать.
— Вот и всё, — сказала она, словно подводя итог долгому разговору. — Пусть теперь твоя драгоценная мамочка сама думает, чем кормить принцессу.
Артём смотрел на жену как на незнакомку. За семь лет брака он ни разу не видел её такой — решительной, бескомпромиссной.
— Юль, может, мы зря...
— Зря? — она подошла к шкафу и достала сумку. — Знаешь, что зря? Зря я семь лет играла роль идеальной невестки. Зря улыбалась, когда твоя сестра рассказывала, какая у неё тяжёлая жизнь, получая алименты и живя в двухкомнатной квартире в центре. Зря готовила борщи и пирожки, когда у самой сил не было после двенадцатичасовых смен в больнице.
Она начала складывать в сумку вещи — без суеты, методично.
— Юля, ты что делаешь?
— Собираюсь к маме. На несколько дней. Подумать.
— Из-за какого-то ужина? Это же глупо!
Юля остановилась, держа в руках свитер.
— Не из-за ужина, Артём. Из-за того, что за семь лет ты ни разу не встал на мою сторону. Ни разу не сказал своей матери, что у твоей жены есть своё мнение. Ни разу не заметил, как я устаю от этого театра под названием "дружная семья".
В прихожей раздался звонок в дверь. Настойчивый, требовательный.
— Это Кристина, — тихо сказала Юля. — Наверняка мама ей уже пожаловалась.
Звонок повторился, потом послышались удары в дверь.
— Артём! Открой! Я знаю, что вы дома!
Голос сестры был полон праведного негодования. Юля усмехнулась.
— Вот она, наша принцесса. Примчалась защищать материнскую честь.
— Артём! — Кристина колотила в дверь так, словно пожарная команда торопилась потушить огонь. — Что за спектакль устроила твоя жена? Мама в слезах!
— Иди открой, — сказала Юля, закрывая сумку на молнию. — Поговори с сестрицей по душам.
Артём нерешительно двинулся к двери, но Юля его остановила.
— Только помни — сегодня ты выбираешь. Либо ты наконец начнёшь меня слышать, либо я ухожу. И на этот раз надолго.
Когда Артём открыл дверь, Кристина влетела в квартиру как ураган. На ней была норковая шуба — подарок от очередного поклонника, джинсы за тридцать тысяч и сапоги на каблуках. Даже в гневе она выглядела как картинка из глянцевого журнала.
— Где она? — Кристина огляделась по сторонам. — Где эта... твоя жена?
— Я здесь и у меня есть имя — спокойно ответила Юля.
Кристина посмотрела на неё с презрением.
— Как ты смеешь так разговаривать с мамой? Она тебя как за родную дочь приняла!
— Родную? — Юля засмеялась. — Родную дочь не заставляют мыть полы после каждого её визита. Родной дочери не говорят, что её квартира недостаточно чистая для гостей.
— Ты преувеличиваешь...
— Преувеличиваю? — Юля поставила сумку и подошла ближе к Кристине. — А помнишь, как на мой день рождения твоя мама принесла торт и сказала, что мой выглядит не очень празднично? Или как она при всех заметила, что у меня прибавился вес, и предложила рецепт диеты?
Кристина растерянно моргнула. Видимо, она не ожидала такого отпора.
— Но ведь мама хотела как лучше...
— Мама хотела показать, кто в доме хозяйка. И я семь лет позволяла ей это делать.
Юля взяла сумку и направилась к выходу, но Кристина загородила ей дорожку.
— Куда ты идёшь? Мы ещё не закончили разговор!
— Мы его даже не начинали, — ответила Юля. — Потому что для разговора нужны два человека, готовые слушать друг друга. А ты привыкла только говорить.
И тут случилось неожиданное. Кристина вдруг села прямо на пол в прихожей и разрыдалась. Не театрально, не напоказ — по-настоящему, навзрыд, как ребёнок.
— Я... я не могу больше! — всхлипывала она сквозь слёзы. — У меня нет денег! Алименты задерживают уже третий месяц, на работе сокращения... А мама думает, что у меня всё прекрасно, потому что я ей не говорю правду!
Юля остановилась, поражённая. Это была совсем не та Кристина, которую она знала семь лет — гордую, надменную, привыкшую получать всё, что хочет.
— И этот ужин... — продолжала рыдать Кристина, — я думала, хоть дома поем нормально. У меня в холодильнике только кефир и остатки макарон...
Артём растерянно переводил взгляд с жены на сестру. А Юля медленно поставила сумку на пол.
— Кристина, — голос у неё стал мягче, — вставай с пола. Пойдём на кухню, поговорим.
— Не нужно! — всхлипнула та. — Я же понимаю, что ты меня ненавидишь. За то, что я всегда была маминой любимицей, за то, что получала всё, что хотела...
— Я тебя не ненавижу, — Юля присела рядом с Кристиной. — Я устала от игры в счастливую семью. Но это не значит, что я бессердечная.
Кристина подняла заплаканное лицо. Тушь размазалась по щекам, помада стёрлась. Впервые за семь лет Юля увидела в ней не соперницу, а просто женщину, которой больно.
— Артём, поставь чайник, — попросила Юля, помогая золовке подняться. — И достань печенье из буфета.
На кухне Кристина сидела за столом, обхватив кружку руками, словно грелась. Юля заметила, как дёшево выглядят её ногти вблизи — явно домашний маникюр, не салонный.
— Расскажи, что происходит, — сказала Юля, садясь напротив.
— Олег... мой бывший муж... — Кристина сделала глоток чая. — Он подал в суд на уменьшение алиментов. Говорит, что у него новая семья, жена беременна, денег не хватает. А у меня работа... знаешь, рынок недвижимости сейчас мёртвый. Я уже третий месяц ничего не продала.
Артём молча слушал, сидя на краешке стула.
— А маме я не могу сказать, — продолжала Кристина. — Она так переживала, когда я разводилась... говорила, что я дура, что отпустила хорошего мужика. Если узнает, что он ещё и алименты урезает...
— Почему не попросишь о помощи? — спросила Юля.
— У кого? У вас? — Кристина горько усмехнулась. — После всего, что я... как я себя вела все эти годы? Я же видела, как ты на меня смотришь, когда я приезжала с подарками, рассказывала о ресторанах и поездках. Я показывала себя с лучшей стороны, а на самом деле влезала в кредиты, чтобы произвести впечатление.
Юля отставила чашку. Что-то внутри неё сдвинулось, как тектонические плиты перед землетрясением.
— Зачем? Зачем тебе это было нужно?
— Не знаю, — Кристина пожала плечами. — Наверное, привычка. С детства мама говорила, что я особенная, что у меня всё должно быть лучше, чем у других. И я старалась соответствовать. Даже когда это стало мне не по карману.
Телефон Кристины зазвонил. Она взглянула на экран и скривилась.
— Мама. Наверняка хочет узнать, поставила ли я тебя на место.
— Отвечай, — сказала Юля. — Но скажи правду.
— Какую правду?
— Всю. И про деньги, и про то, что тебе сейчас тяжело.
Кристина покачала головой.
— Она меня не поймёт...
— А ты попробуй. Может быть, она наконец перестанет требовать от всех нас невозможного.
Кристина нажала на зелёный значок.
— Алло, мама?
— Кристиночка! — голос Нины Григорьевны был слышен даже через динамик. — Ну что, ты объяснила этой... Юле, как нужно себя вести с родственниками мужа?
Кристина посмотрела на Юлю, потом на брата.
— Мам, — сказала она тихо, — мне нужна помощь.
— Что случилось, дочка?
— Олег подал в суд на уменьшение алиментов. У меня нет денег даже на еду. И работы тоже почти нет.
Молчание в трубке было таким громким, что казалось, связь прервалась.
— Мама, ты меня слышишь?
— Слышу, — голос свекрови стал совсем другим — растерянным, испуганным. — Доченька, почему ты мне не сказала?
— Потому что ты всегда говорила, что я должна быть сильной и успешной. Что неудачи — это для слабых.
Снова пауза. А потом Нина Григорьевна заплакала.
— Господи, какая же я дура... Кристиночка, родная, сейчас же приезжай домой. У меня в морозилке есть котлеты, я разогрею. И денег дам, сколько нужно.
— Мам, а как же ужин? Юля сказала, что готовить не будет...
— А пусть не готовит! — неожиданно воскликнула Нина Григорьевна. — Мы закажем пиццу и будем есть её руками. Главное, что мы вместе.
Кристина улыбнулась сквозь слёзы.
— А Юля? Она же на тебя обиделась...
— Юля правильно сделала, что поставила меня на место. Я семь лет вела себя как старая дурёха. Передай ей, что я прошу прощения. И пусть приезжает с вами. У нас будет настоящий семейный вечер — без притворства.
Кристина отключила телефон и посмотрела на Юлю.
— Кажется, произошло чудо, — сказала она. — Мама впервые за много лет говорила со мной как с человеком, а не как с предметом гордости.
Юля встала и подошла к окну. На улице начинался дождь, капли стекали по стеклу, как слёзы.
— Знаешь, — сказала она, не оборачиваясь, — может быть, мне тоже пора перестать играть роль идеальной жены. И начать быть просто собой.
— А если "просто ты" не понравишься? — спросил Артём.
Юля повернулась к мужу.
— Тогда мне не нужна семья, которая любит только мою маску.
Артём встал и обнял её.
— Мне нравится настоящая Юля. Та, что не боится сказать "нет". Я просто раньше не понимал, как тебе тяжело.
— А теперь понимаешь?
— Начинаю. И хочу научиться быть настоящим мужем, а не сыном, который прячется за спиной жены.
В квартире стало тихо. За окном шёл дождь, на кухне тикали часы, а три человека впервые за семь лет говорили друг с другом правду.
— Ну что, — сказала Юля, разворачиваясь к Кристине, — поедем к твоей маме? Я принесу салат. Но не оливье, а греческий. И пусть привыкают к моим вкусам.
Кристина засмеялась.
— А я принесу пиццу. Самую дорогую, какую найду. На последние деньги.
— Не на последние, — возразил Артём. — Мы поможем. Мы же семья.
И впервые это слово прозвучало не как обязанность, а как выбор.
Через два часа они сидели в маленькой кухне Нины Григорьевны, и атмосфера была совсем не такой, как обычно. На столе стояли картонные коробки с пиццей, салат в пластиковом контейнере и чай в обычных кружках — никакого фарфора и торжественной сервировки.
Нина Григорьевна выглядела старше своих шестидесяти лет. Она то и дело украдкой вытирала глаза платком и всё время повторяла:
— Какая же я дура была... какая дура...
— Мам, хватит себя ругать, — сказал Артём, беря кусок пиццы. — Главное, что мы сейчас здесь и говорим правду.
— А правда вот какая, — Юля отложила вилку и посмотрела на свекровь. — Я устала быть удобной. Устала делать вид, что мне нравится готовить на всю семью после двенадцатичасовой смены. Устала улыбаться, когда вы обсуждаете мою одежду или вес.
Нина Григорьевна кивнула.
— Я понимаю. И я... я хочу попросить прощения. За все эти годы. Я думала, что помогаю вам быть настоящей семьёй, а на самом деле...
— На самом деле вы превратили меня в прислугу, а вашего сына — в послушного мальчика, который боится сказать матери правду.
Слова прозвучали жёстко, но без злости. Просто констатация факта.
— А я превратила себя в актрису, которая играет роль успешной женщины, — добавила Кристина, откусывая кусок пиццы. — И знаете что? Я так устала от этой роли. Хочется просто быть собой — с проблемами, страхами, неудачами.
— А кто такая "ты сама"? — спросила Юля.
Кристина задумалась.
— Наверное, женщина, которая не умеет готовить, зато отлично разбирается в людях. Которая боится одиночества, но не готова терпеть плохое отношение ради компании. Которая хочет найти работу по душе, а не только ради денег.
— А я, — Нина Григорьевна сложила руки на столе, — просто мать, которая боится потерять детей. И поэтому пытается их контролировать. Делает вид, что знает, как лучше, хотя сама давно запуталась в жизни.
Артём молчал, жевал пиццу и думал о чём-то своём.
— А ты, муж дорогой? — Юля подтолкнула его локтем. — Кто ты такой без маминого контроля и моего терпения?
— Я... — Артём отложил кусок пиццы и посмотрел на жену. — Я мужчина, который боится разочаровать людей. Поэтому соглашается со всеми, лишь бы не было конфликта. Но сегодня я понял, что самый большой конфликт — это когда предаешь самого близкого человека.
— И что ты будешь с этим делать?
— Учиться быть твоим мужем, а не сыном своей матери.
Нина Григорьевна всхлипнула.
— Я такая эгоистка... Столько лет портила вам жизнь...
— Не портили, — Юля протянула руку и накрыла ладонь свекрови. — Просто мы все играли в неправильную игру. Но игру можно изменить.
— Как?
— Например, можно перестать ждать от меня, что я буду готовить на каждый семейный праздник. Я врач, я спасаю жизни, а не повар. Если хотите домашней еды — готовьте сами или заказывайте.
— А я перестану врать про свою успешную жизнь, — добавила Кристина. — И если мне понадобится помощь, просто попрошу, а не буду ждать, что вы догадаетесь.
— А я, — сказал Артём, — буду защищать свою семью. Не только на словах, но и на деле.
Нина Григорьевна кивнула.
— А я перестану раздавать советы, которых никто не просит. И научусь просто любить вас такими, какие есть.
За окном перестал дождь. На кухне стало совсем тихо — только тикали старые часы над холодильником.
— Знаете, — сказала Юля, — а мне нравится такой семейный ужин. Без пафоса, без притворства. Просто мы сидим и едим пиццу.
— И говорим правду, — добавила Кристина.
— И не боимся быть несовершенными, — подытожил Артём.
Нина Григорьевна встала и подошла к окну.
— А знаете, что я подумала? Может, в следующий раз просто закажем роллы и посмотрим фильм? Без всяких торжественных речей и накрытых столов.
— С условием, — сказала Юля, — что фильм выбираем по очереди. И если кому-то не нравится, не притворяемся, что в восторге.
— Договорились, — засмеялась Кристина. — А я принесу мороженое. Самое дешёвое, какое найду.
— Не самое дешёвое, — возразил Артём. — Просто то, которое тебе нравится.
Вечером, когда они ехали домой, Юля смотрела в окно автомобиля и думала о том, что иногда семью нужно разрушить, чтобы построить заново. На этот раз — на честности, а не на удобстве.
— О чём думаешь? — спросил Артём.
— О том, что мне понравилась сегодняшняя Кристина. Настоящая. И твоя мама тоже стала человечнее, когда перестала изображать идеальную свекровь.
— А я?
Юля повернулась к мужу и улыбнулась.
— А ты впервые за семь лет почувствовал себя мужчиной, а не мальчиком. И мне это нравится.
Дома Юля не стала распаковывать сумку — просто поставила её в шкаф. На всякий случай. Потому что настоящие отношения строятся не за один вечер, а каждый день. И каждый день приходится выбирать — быть удобным или быть собой.
Но сегодня этот выбор не казался таким страшным.