Улица. Холодный вечер
Руслан вышел на крыльцо, резко хлопнув дверью. Осенний воздух впивался в легкие, как лезвие – холодный, острый, обжигающий. Он закурил, затягиваясь так глубоко, что в висках застучало. Дым смешивался с паром от дыхания, растворяясь в темноте.
Двор был тихим. Старый забор покосился, в палисаднике – пожухлые ромашки, которые мама так любила. Когда-то она сажала их каждую весну, говорила: "Это чтобы дом жил". Теперь они поникли, будто зная, что хозяйка их больше не вспомнит.
Руслан сжал кулаки.
"Как она могла это предложить?!"
В голове снова всплыли слова Альбины: "Психиатрическая больница. Дом престарелых".
Он швырнул окурок на землю, раздавил его каблуком.
Возвращение. Кухня
Когда Руслан зашел обратно, Альбина сидела за кухонным столом, обхватив голову руками.
— Альбина, давай решать этот вопрос все вместе, — его голос прозвучал резко, но уже без злости. — Мы же как-никак семья. Или ты нас за семью не считаешь?
Она подняла глаза. В них читалась усталость, растерянность, даже страх.
— Или у тебя другая семья? — Это твои Кефир и Белка, а мы для тебя чужие?
Альбина сжала губы.
— Ты знаешь, что это не так.
— Тогда давай решать. — Руслан сел напротив, устало потирая переносицу. — Марсель сказал, что будет "наблюдать с колокольни". Ну и черт с ним. Но мы-то здесь. Мы можем справиться.
Тишина.
За окном завыл ветер, старые рамы дребезжали.
— Ты вернулась сюда не просто так, — наконец сказал Руслан. — Давай так: один день – ты, один день – я. Или график выстроим, чтобы и тебе нормально было, и мне. Кошек своих привезешь – места хватит.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
— И зачем тебе снимать квартиру за 35 тысяч в столице? Дом наш, он на всех хватит.
Слезы и решение
Альбина вдруг содрогнулась. Глаза наполнились слезами, но она не стала их вытирать.
— Я… я не знала, что ты так ко всему этому относишься, — прошептала она.
Руслан тяжело вздохнул.
— А как я должен относиться? — его голос дрогнул. — Мама… она же нас никогда не бросала. Даже когда было совсем тяжело.
Альбина кивнула, сжимая в руках край скатерти.
— Я просто… испугалась.
— Все боятся, — Руслан налил ей чаю. Старая кружка, с отколотой ручкой – та самая, из детства. — Но мы справимся.
Разговор о будущем
— Ты же можешь устроиться здесь, — сказал Руслан, разминая плечи. — В кафе, например. У нас в городе их несколько. Зарплата, конечно, не питерская, но…
— Но мне не надо будет платить за квартиру, — Альбина улыбнулась слабо.
— Вот именно.
Она задумалась, глядя в чай.
— А если… если маме станет хуже?
Руслан помолчал.
— Тогда будем решать. Вместе.
Мама
Дверь в комнату скрипнула.
Мама стояла на пороге, в своем старом синем халате. Глаза ее были ясными, будто на мгновение она вернулась к ним.
— Вы тут… ссоритесь? — спросила она тихо.
Альбина вскочила, подошла к ней.
— Нет, мам. Мы просто… договариваемся.
Мама медленно кивнула, потом протянула руку, погладила Альбину по волосам.
— Ты вернулась…
Побег
Дверь захлопнулась с таким грохотом, что со стены в прихожей упала старая фотография — та самая, где они все вместе: мама, Руслан, Альбина и даже Марсель, который тогда еще не стал "наблюдателем с колокольни". Стекло треснуло ровно пополам, разделив их улыбающиеся лица.
Руслан не стал поднимать снимок. Он сидел за кухонным столом, сжимая в руке остывший чай, и смотрел, как за окном первые снежинки ложатся на пожухлые стебли маминых ромашек. Они теперь походили на скелеты — хрупкие, белые, безжизненные.
— Ну и ладно, — прошептал он, но в пустой кухне даже шепот звучал громко.
На столе перед ним лежал Альбинин шарф — шелковый, питерский, дорогой. Он аккуратно сложил его, убирая на полку прихожей. "Все равно замерзнет, дура", — подумал он, но тут же поймал себя на том, что уже тянется к телефону, чтобы позвонить ей.
Остановился.
Такси в никуда
— Куда едем? — водитель такси даже не обернулся, жуя что-то липкое.
Альбина сжала телефон в руке. В голове пульсировало:
"Я не могу. Не могу остаться. Не могу смотреть, как она меня не узнает."
— На улицу Гагарина, 15, — выдавила она, называя адрес Лены.
Машина рванула, и Альбина вжалась в сиденье. За окном мелькали огни родного города — уютные, теплые, чужие. Она вдруг вспомнила, как в детстве бежала по этим улицам с букетом тех самых ромашек, которые нарвала для мамы.
Теперь она убегала.
Понимание" у Лены
Квартира подруги встретила ее густым запахом ладана и дешевого вина. Лена — в растянутом свитере и с сигаретой в зубах — распахнула дверь:
— О, питерская богиня снизошла до провинциалов!
Альбина фальшиво засмеялась, но внутри что-то болезненно сжалось.
— Да заткнись уже, — швырнула она сумку в угол. — Есть выпить?
Через час они уже хохотали над старыми фотографиями, но смех звучал слишком громко, слишком истерично. Лена налила еще вина:
— Так что там с твоей мамкой?
— Забей, — Альбина резко отодвинула бокал. — Пошли куда-нибудь. Мне надо… развеяться.
Кафе "Эхо" – Первая ночь
Кафе "Эхо" встретило их гулом голосов, перекрывающих хриплые ноты из колонок. Красные неоновые буквы над барной стойкой мигали в такт музыке, освещая зал мертвенным светом. Стены, обитые потрепанным дерматином, были испещрены граффити и надписями вроде "Здесь был Витя" или "Люблю тебя, Светка". Воздух был густым от сигаретного дыма и дешевого парфюма.
Альбина вошла, высоко подняв подбородок. Ее каблуки гулко стучали по линолеуму, привлекая взгляды.
— О, смотрите, кто к нам пожаловал! — крикнул кто-то из угла.
Лена тут же подхватила:
— Дамы и господа, встречайте – звезда Питера! Альбина, перед которой падают ниц все столичные клубы!
Альбина фальшиво улыбнулась, чувствуя, как внутри что-то сжимается.
— Ну хватит, Лен, — пробормотала она, но тут же подняла бокал, который кто-то тут же протянул ей.
— Споем? — Лена уже тянула ее к караоке.
Альбина взглянула на список песен.
"Шарманка" (Николай Басков)
Первые аккорды – и зал взорвался смехом.
— О, Басков! Давай, королева!
Альбина взяла микрофон.
"Шарманка, шарманка, заиграй мне про любовь..."
Ее голос, хриплый от алкоголя, дрожал, но она пела громко, размахивая свободной рукой, будто выступала на стадионе.
— Браво! — кто-то крикнул.
— Питерская дива!
Она кланялась, чувствуя, как жар разливается по щекам.
"Владимирский централ" (Михаил Круг)
Следующая песня – и зал затих.
"Ветер в спину, удача впереди..."
В темноте за веками всплыл образ — мама сидит в своем любимом кресле у телевизора, обложенная подушками, а ее голос, чистый и звонкий, как родниковая вода, наполняет комнату.
"Ай, люли-люли, спи, моя радость..."
Башкирская колыбельная лилась мягко, как шепот ветра в степях. Мама пела ее нараспев, слегка покачиваясь, будто качала невидимую люльку. Глаза ее были закрыты, но губы улыбались — она помнила каждую ноту, каждый поворот мелодии, которую, наверное, слышала еще в детстве от своей матери.
Иногда, когда вечерние тени уже густели в углах комнаты, а на кухне пахло свежеиспеченными пирогами, мама вдруг начинала напевать "Дорогой длинною..." — и в этот момент происходило чудо. Её голос, обычно такой мягкий и домашний, вдруг обретал невероятную силу и страсть. Она будто расправляла невидимые крылья — гордо поднимала подбородок, глаза начинали гореть темным огнём, а пальцы сами собой начинали отбивать ритм по столу.
"Дорогой длинною, да ночкой лунною..."
Первые слова она выпевала томно, почти шёпотом, заставляя Альбину затаить дыхание. А потом — резкий взлёт голоса, звонкий и чистый, от которого по спине бежали мурашки:
"Да с песнями, да с надеждами, да с судьбою сво-о-ей!"
Мама пела, закрыв глаза, и казалось, что она уже не здесь, не в этой тесной квартирке с облезлыми обоями, а где-то там — в степи, у костра, под звёздным цыганским небом. Её руки взлетали в воздух, изображая игру на невидимой гитаре, а ноги сами начинали притоптывать в такт.
Маленькая Альбина сидела, заворожённая, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть это волшебство. В такие минуты мама казалась ей незнакомкой — прекрасной, загадочной, свободной. Не той уставшей женщиной, которая вчера ругала её за разбитую чашку, а настоящей артисткой, перед которой должны были бы склоняться толпы.
— Мам, — шептала она потом, когда песня заканчивалась, — научи меня так петь...
Но мама только смеялась, снова становясь обычной, и гладила её по голове:
— Вырастешь — научишься сама, моя звёздочка.
— Ого, да ты прям Круг в юбке! — засмеялся какой-то парень с налитыми кровью глазами.
Она не ответила. Просто пела, все громче, все хриплее, пока голос не сорвался на высоких нотах.
Аплодисменты.
"Буйно голова" (Гио Пика)
— Эту спою я! — Лена вырвала микрофон.
Но Альбина не отдала.
"Буйно голова, мне бы успокоиться..."
Она пела, почти крича, чувствуя, как слезы подступают к горлу.
— Да ты огонь! — кто-то обнял ее за талию.
Она оттолкнула незнакомца, но улыбнулась.
— В Питере так не поют? — захихикала Лена.
— В Питере я пою лучше, — Альбина взяла еще бокал.
Утро после
Они вывалились из кафе под утро.
— Поехали ко мне, — Лена шаталась, цепляясь за фонарный столб.
Альбина молча кивнула.
В голове гудело.
"Я не хочу домой. Не хочу видеть ее пустые глаза."
Неделя забвения Следующие дни слились в одно пятно:
- Кафе "Радуга" с его липкими столами и пьяным ди-джеем, который все время ставил один и тот же трек;
- Бар "У Гоги", где потолок был украшен старыми виниловыми пластинками;
- Ночной клуб "Энергия", в котором пахло потом и разлитым пивом.
Каждый вечер - новые лица, одинаковые комплименты:
"О, из Питера? Круто!"
"Споем вместе?"
"Ты такая необычная..."
Альбина улыбалась, кивала, целовалась с незнакомцами, но каждое утро просыпалась с одним вопросом: "Что я здесь делаю?"
Перелом
На седьмой день Лена, закуривая утром сигарету, вдруг сказала:
"Ты знаешь, ты ужасно поешь. Просто кошмар."
Альбина замерла.
"Но все равно круто," - добавила подруга, пуская дым в потолок. - "Потому что ты из Питера. Ты другая."
В этот момент что-то щелкнуло. Альбина встала, подошла к зеркалу в прихожей.
Перед ней стояла незнакомая женщина с растрепанными волосами, стертой помадой и пустыми глазами.
Так прошла неделя.
— Ты же должна вернуться, — как-то утром пробормотала Лена, закуривая.
— Зачем? — Альбина потянулась за сигаретой.
— Ну… мамка твоя…
— Она меня не помнит.
Лена замолчала.
Альбина встала, подошла к окну.
На улице шел снег.
Где-то там, в другом конце города, в доме с покосившимся забором, ее ждали.
Но она не могла заставить себя вернуться.
Рассказ построен на реальных событиях
Оставайтесь с нами, ПОДПИСАВШИСЬ НА КАНАЛ.
Смотрите также:
Психиатрическая больница или детство на полу
Деменция, или Как потерять мать до того, как она исчезнет
Она кричала "отстань!" маме, пока коты-мужчины царапали её дверь. Прощение пришло слишком поздно