Рихард не спеша и тщательно собирал нехитрый скарб в свой походный рюкзак. Ему предстоял непростой длительный переход с одной горы на другую. Вопреки устоявшимся стереотипам обывателей, Рихард – вовсе не обычный швейцарский бюргер-фермер. Поджарый и жилистый, крепкий словно грибочек-боровичок, он был невысокого роста. На его щеках вздорной седой растительностью серебрились густые бакенбарды, спускавшиеся от самих ушей к гладко выбритому острому подбородку. А серебристый полумесяц из седых волос, шедший от уха до уха по затылку, лишь подчёркивал бильярдную лысину и придавал Рихарду трогательный облик доброго и никогда не унывающего лесного гнома. Совсем недавно он в полном одиночестве встретил свой семидесятый юбилей – без помпы и фейерверков. Разве что верная ему собака по кличке Лара, разделила его печаль подсчёта прожитых лет. Рихард жил в Юрских горах один в большом заброшенном доме – шале на границе двух швейцарских кантонов – Юра и Берн.
Жизнь его не ласкала и баловала, хотя в семье он и был первенцем. Семья и в самом деле была большая. Его родители в своё время постарались на славу, подарив Рихарду трех младших сестрёнок и братика. Проживали они в большом частном доме на окраине Берна. В молодости Рихард обучался в государственном университете в Базеле, параллельно с этим он увлёкся авиацией. А в двадцать пять лет, получив вместе с дипломом бакалавра и лётный сертификат с правом управления самолётами малой авиации, он неожиданно для всех вдруг сорвался с места и улетел на Аляску, где и проработал почти четверть века. Заработав там вместе с небольшим состоянием ещё и несколько хронических профессиональных заболеваний, он вернулся обратно в Швейцарию к своей семье. Детей, увы, Бог ему не дал, поэтому он и вернулся в родной дом. В перерывах между полётами на различных самолётах легкомоторной авиации в выходные и праздничные дни, устраивая «покатушки» туристам – любителям лёгкого экстрима, он освоил ещё несколько нужных и полезных профессий и до самой пенсии проработал специалистом в области электроники по обслуживанию энергосистем атомных электростанций.
Неумолимо шли года. Умер глава семейства от острого панкреатита – врачи не успели спасти. За ним на небеса ушла и средняя сестрёнка, окончательно спившись, потрясённая смертью отца. Младший брат, плюнув на всё, уехал в Канаду и, подражая старшему брату, тоже теперь почёсывал крыльями небо. Правда, в отличие от старшего, он летал на реактивных грузовых лайнерах и крайне редко давал о себе знать родным. Другие же две сестрёнки обзавелись своими семьями, подарив Рихарду нескольких племянников. И жизнь постепенно стала налаживаться, но тут новая напасть. Супруга Рихарда трагически погибла в автокатастрофе. Будучи в Альпах кантона Тессин, не справившись с управлением машины на скользкой извилистой дороге, она упала в стометровую пропасть. И с этого рубежа жизнь Рихарда разделилась на «до» и «после».
К сожалению, квартирный вопрос портит многих людей по всей планете. Родные сестрички со своими подросшими детишками принялись дружно намекать своей престарелой матери и Рихарду, что они лишние и не нужные в этом доме. Чтобы не допустить отправки сёстрами родной матери в дом престарелых, Рихард на все имеющиеся свои сбережения купил большой дом с опустевшей частной фермой в соседнем с Берном кантоне Юра на склоне горы, где и поселился со своей матерью подальше от людей и цивилизации. Сил на ведение фермерского хозяйства уже не хватало, поэтому он стал заниматься бортничеством, благо это занятие приносило не только удовольствие, но и неплохой доход. А с приходом новейших технологий со спутниковой связью, мобильными телефонами и компьютерами с интернетом, Рихард и его постепенно угасающая мать совсем перестали чувствовать себя оторванными от цивилизации отшельниками. Большой белый блин параболической антенны, закрепленный на стене дома под самой крышей, обеспечивал надёжную связь с окружающим миром. Как это не покажется странным, но его дом всегда был оборудован новейшими образцами радиотехники и бытовой радиоэлектроники. И плотные жгуты кабелей смирными удавами переползали из одного помещения в другое, соединяя мониторы, принтеры и звуковые колонки с телевизорами практически в каждом помещении дома и прилегающих бытовых строениях: будь то гараж, сарай или уютная веранда с грилль-плацем. Параболическая спутниковая антенна с двумя облучателями позволяла Рихарду спокойно иметь свой персональный интернет, радио и телевидение. Так что общение не только с любителями и профессионалами бортничества было, наверное, той единственной доступной возможностью, не выходя за пределы своего хозяйства всё-таки бывать, пускай и виртуально, различных уголках планеты, общаясь с большим числом виртуальных друзей. Благодаря такой связи он был в курсе всех политических событий в мире, и многое принимал близко к сердцу, переживая за разыгрывающуюся на его глазах вакханалию «на внешнеполитическом международном контуре», как он любил выражаться.
Но года шли. Дом ветшал, Рихард старел. А после похорон матери, внезапно объявились повзрослевшие племянники с престарелыми сёстрами, заявившие права на часть его дома. Для отчуждения собственности родственников они даже привлекли адвокатов. Но дело зависло – Рихард был умён, опытен и морально устойчив, чтобы вот так запросто сдаться, и он тоже привлёк на свою защиту довольно-таки опытного адвоката, своего друга и почитателя его мёда. Жизнь перешла из спокойного русла в постоянное противостояние с алчной роднёй. Непросто было Рихарду. От грустных дум и мыслей на темы эвтаназии спасала только работа и жажда бороться с неприятностями, которыми природа, как назло, щедро делилась с ним. То ураганом оборвёт силовые кабеля, то с гор из-за обильных дождей сойдут мощные водяные потоки, заливая двор и подтачивая фундамент дома, то от старости и снега на крышу завалится огромная ель, повредив черепичную крышу… Только труд, заботы по дому и о пчёлах, да злобная страсть постоянной борьбы с трудностями ещё удерживали Рихарда на этой земле и не давали опускать руки и падать духом, словно оглобли для старой лошади, тянущей за собой телегу: убери оглобли – и лошадь упадёт. Нужно было ухаживать за пчёлами и ульями, собирать различные лечебные травы и чаи, да вот ещё и за преданной собачкой присматривать. Жажду жить, как ни странно, ему давал ещё и интернет. Подписанный на многие информационные каналы и соцсети, он живо интересовался политикой и к своим немалым годам уже имел собственное мнение, сформированную точку зрения и уверенность в том, что все беды человечеству несут бездарные, но амбициозные англосаксонские политики, которые вместо того, чтобы заниматься созиданием и установлением справедливости по всей планете, несут остальным жителям планеты горе, разрушения и болезни.
- Бездари созидания и гении разрушения, - часто повторял он, обращаясь то к экрану монитора, то к своей собачке Ларе, преданно сидевшей или лежавшей возле ног хозяина…
Но в первую очередь, Рихард находил эмоциональную отдушину, конечно же, в бортничестве. И дело было не столько в денежном доходе от мёда, сколько в постоянном движении - перемещаясь от одного «бинен-хауза» к другому требуется немало времени и титанических усилий, чтобы перейти с одной медоносной цветущей поляны с одной горы на другую. Бинен-хауз – это такая избушка на колёсиках, похожая на вагончик бродячих артистов или строителей. Только вместо окон у дома имеются щели со специальными полочками, окрашенные в разные цвета – это входы в пчелиные ульи. Очень удобно и практично, когда на далекие альпийские луга на весь медоносный сезон вывозятся пчёлы в таких домиках. Расстояния между такими домиками-повозками могут достигать порой до десятка километров. И, кажется, вот она – поляна, рукой подать. Ан, нет. Внизу - огромная пропасть. Это птице или даже пчеле легко перелететь всего несколько сотен метров с одной горы на другую. А по земле - по извилистым тропкам да просёлочным дорогам это путешествие может занять почти весь световой день, бесконечно петляя по ущельям и оврагам. Ходить к дальним ульям надо не часто – всего пару дней в неделю, чтобы проверить целостность ульев и их общее состояние. А то местные любители дармового медка, хозяева местных лесов – косолапые сластёны-топтыгины, да и росомахи порой наведываются к пчелиным домикам, время от времени разоряя их.
Сегодня как раз такой день, когда надо сходить на дальний луг и проведать пчёлок. В этот летний и безоблачный день Рихард тщательно собирался в длительный переход. Он оделся в плотную одежду, чтобы не достаться на съедение клещам, а то этим летом из-за сухой погоды они были особенно злобными и агрессивными. Положив в походный рюкзак запасной инструмент, маленький топор, небольшую ножовку по дереву, гвозди с шурупами и даже шуруповёрт с запасным аккумулятором – вдруг придётся восстанавливать фасад пчелиного домика, он положил сверху шляпу с сеткой против укусов пчёл и жестяную утку для окуривания. Нацепил поверх брюк широкий кочанный пояс-патронташ, в ячейках которого словно патроны находились отвертки, плоскогубцы и прочий мелкий инструмент, вплоть до гаечных ключей. Слева на поясе приятной и успокаивающей тяжестью висел охотничий нож, вселяя уверенность в сегодняшний день. Предстояло преодолеть немало – аж десять километров только в одну сторону, так что с собой в рюкзак пришлось загрузить ещё несколько пластиковых бутылок с родниковой водой. Оставив на кухне рюкзак, он прошёл длинным прохладным коридором в самый дальний чуланчик. Открыл его и включил свет. Нос защекотал приятный запах оружейной смазки. Он посмотрел на лежавший на полке пистолет, затем перевёл взгляд на помповое ружьё, купленное ещё по молодости на Аляске, когда вместе с друзьями он ходил там на медведей. Задумался и, неуверенно покачав головой, выключил свет и прикрыл дверь. Слишком жарко сегодня, да и рюкзак тяжелый, чтобы ко всему этому тащить на себе и тяжёлую «помпушку». Прошёл обратно на кухню и, взяв в руки рюкзак, пошёл на выход из дома, где у входной двери лежала его любимая собака Лара.
- Итак, Лара, - по привычке громко произнес Рихард своей собаченции, вяло повиливающей на жаре своим пушистым хвостом, облепленным репейником и пожухлой травой, - я ухожу надолго, на дальний луг. К вечеру постараюсь вернуться. Так что ты остаёшься старшей по нашему дому.
Собака в ответ лишь вяло вильнула хвостом, издав едва слышное поскуливание. Лара была ухоженной и чистой собакой. Каждым вечером Рихард её заботливо расчёсывал и раз в неделю даже устраивал ей помывку, ибо по своему характеру Ларка хотя и была умницей, но весьма взбалмошной и весёлой. Её любимым занятием, кроме игры с теннисными мячиками, которых в доме было вдоволь, была охота за мышами-полёвками и кротами, отчего маленький огород и прилегающие к дому лужайки имели вид, напоминающий лунную поверхность. Ларка умудрялась закапываться в свои кратеры по самые ушки, а потом выпускала пойманную добычу в высокую траву на ближайшей поляне, где и гонялась за ней до полного изнеможения. Поэтому она часто возвращалась домой с грязной запылённой мордочкой и вся в траве, запутавшейся в её густой шерсти, как и в этот раз.
- Ну что ты опять вся измазалась, Лара! Ну и когда теперь прикажешь тебя отмывать? Сейчас мне некогда! Мне пора!
Обыкновенная большая дворняга чёрно-белой масти склонила голову набок и, грустно повиливая хвостиком, внимательно смотрела на хозяина и тихонечко недовольно поскуливая. Она очень не любила, когда хозяин уходил один на дальние пасеки, оставлял её у дома по хозяйству. А всё потому что однажды Рихард взял её с собой на дальний луг, и она на радостях умудрилась не только вымазаться в грязи топкого берега ручья, и не только нацепить на себя огромное количество клещей, с которыми потом полночи боролся её хозяин. Она тогда умудрилась отважно вступить в схватку с медведем, который крутился возле пчелиного дома в попытке проникнуть вовнутрь. Ларка тогда полдня гоняла несчастного хозяина леса по местным лесополосам, а Рихард вместо восстановления домика сам гонялся за самоотверженной собакой зазывая её специальным свистком. Кстати, именно после того памятного похода Рихард ради интереса, а может и просто – на память, собрал тогда целую коллекцию лесных паразитов, навечно запаковав их в полиэтиленовые саркофаги, остроумно сделанные из обыкновенного скотча и развесив их на стенке холодильника, словно сувенирные магнитики.
Но именно с тех пор Рихард зарёкся брать с собой собаку. Именно с тех пор у него постоянно висел на груди на шнурке специальный свисток, чтобы подзывать собаку, а ей он навесил специальные маленькие бубенчики, чтобы по звуку определять, где находится животинка. Ларе отныне было запрещено покидать двор. И Лара это отчётливо понимала, и каждый раз с видом безнадёжной обречённости, но с беспрекословной преданностью соглашалась с хозяином. Вот и сейчас она только проводила Рихарда до крайнего строения их двора, недавно построенного небольшого пчелиного домика. Негромко тявкнула вслед уходящему хозяину. Тот, пройдя несколько шагов, нехотя обернулся и, махнув на прощанье рукой, только бросил небрежно:
- Дом охраняй!.. – затем привычным взмахом закинул за плечи свой потрёпанный видавший виды залатанный во многих местах рюкзак, и быстрым шагом направился по узкой извилистой тропинке, едва видимую в высокой траве.
Вот уже в который раз дорога показалась Рихарду быстрой и привычно. И не потому, что по этому маршруту он постоянно и как минимум пару раз в неделю совершал свой вынужденный променад, просто каждый раз во время своих переходов он нет-нет, да и возвращался в мыслях к своей прежней жизни. Когда был молод, отважен и эгоистичен, будучи лётчиком полярной авиации, пускаясь в различные авантюры. Когда они всей семьёй жили в одном большом семейном доме на окраине Берна, и когда все были дружны и здоровы. Но всё чаще он с грустью осознавал, что с каждым днём и каждым стуком сердца он неумолимо приближается к той самой роковой черте, заступив за которую, он уже никогда не сможет вернуться назад. И как жаль, что всё его хозяйство, все его усилия и сердце, вложенные во всё это, будут по неумолимому закону родственного цинизма распродано с молотка и, скорее всего, будет сровнено с землёй, чтобы сдать эту землю под наделы соседним фермерам за подходящую мзду… Как всё-таки жаль, что в своё время он не завёл детей. Думал – ещё успеется. Но увы, после серьёзной аварии на Аляске его собрали буквально, как картину из пазлов. И врачи тогда вынесли свой суровый вердикт – жить будет, но размножаться вряд ли.
За такими размышлениями Рихард незаметно для самого себя вышел на широкий склон горы, обильно пахнущий травами и прочими лесными пряностями. В районе сердца слегка защемило, приятно закружилась голова. Окинув взглядом привычный пейзаж, он не спеша направился к вершине покатой горы, где стояла большая зелёная повозка с цветными кубиками веселых ульев. Сейчас надо проверять ульи почаще и с особой осторожностью, а то последнее время косолапый топтыгин полюбил наведываться и драконить ульи ради заветного лакомства. Обычно он брал с собой ружьё – обыкновенную «помпуху», не для охоты, а так – на всякий случай, лишь для самоуспокоения и лишь для того, чтобы лишь отпугнуть непрошеного гостя. В этот раз Рихард специально оставил ружьё дома, чтобы по жаре без особого труда дойти до дальнего луга.
В этих краях дождей не было, пожалуй, почти с месяц, и поэтому трава пожухла, цветки и соцветия выглядели вялыми и неприглядными, да и вообще приятный изумруд зелени приобрёл какой-то неестественно пыльно-тёмный оттенок – верный признак дефицита воды.
- Мёда в этот сезон будет не так уж и много, - с грустью думалось под неприятный хруст мелких веточек и жёлтой хвои под ногами. В засыхающей высокой траве неистово стрекотали сверчки и кузнечики с цикадами. Из близлежащего лесного массива доносился привычный пересвист невидимых пернатых, перемежающийся эпизодической короткой очередью трудяги-дятла. И тут в какой-то момент вдруг всё затихло, словно кто-то неведомый выключил громкость.
Рихард оторопел и на какую-то долю секунды даже испугался, что он потерял слух. Он обратил внимание, что, несмотря на абсолютно чистое и безоблачное небо, вся окрестности начал окутывать то ли непонятный туман, то ли какие-то подозрительные сумерки.
- Неужели вот так и подходит смерть? – нахмурился Рихард, положив руку на сердце. Прислушался. Оно щемило, но не болело, да и дышать было как раньше – без затруднений. В глазах не темнеет, а просто появилась какая-то непонятная полупрозрачная и блёклая пелена, которая накрывает близлежащие горы. Но это не тень, какая бывает от деревьев и облаков. А действительно пелена, очень напоминающая тень от Луны на Земле во время солнечного затмения. Однажды Рихарду приходилось наблюдать полное солнечное затмение, ещё по молодости в Северной Америке. И тогда тоже и птицы с насекомыми умолкали и сумерки наступали такие, что казалось вот-вот, и на темнеющем небе появятся робкие капельки звёзд. Но сейчас это было нечто другое. И солнце светит без помех, и небо такое же голубое и бездонное, вот только пропал звук птичьих трелей, стрекотанье насекомых и даже шелест травы и деревьев. По всей округе наступил полный штиль, мёртвая тишина и вся окружающая природа потеряла яркий окрас и контрастность, словно на выцветшей от времени цветной фотографии или повреждённой водой картины с акварелью.
Рихард поднял голову к солнцу:
- Что за шайзе? - воскликнул он, оцепенев от неожиданности и непонятного животного страха, который на какое-то время парализовал его волю.
Над ним, заслонив большую часть неба, надвигалась непонятная стеклянная масса, формой своей напоминающая обыкновенную хоккейную шайбу, невероятно исполинских размеров и прозрачную с едва угадываемым бирюзовым оттенком. Сквозь него был виден диск солнца, на который можно было смотреть почти не щурясь, и который сейчас напоминал желток вкрутую сваренного яйца.
- Поляризация! – прошептал Рихард и прислушался к себе. Несмотря на то, что он сейчас не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. В голове было ясно и думалось легко, дышалось совершенно свободно, да и сердце перестало ныть, а в душе вдруг наступил такой неведомый комфорт и умиротворение, которые Рихард не испытывал, пожалуй с самого детства.
А едва видимый объект неумолимо надвигался. Абсолютно беззвучно. От этого хотя и становилось не по себе, но не тревожно, а наоборот – возникало чувство восторга и восхищения от увиденного зрелища и переживаемых ощущений.
- Нет, ну это не шайзе, - в голове Рихарда мысли вертелись, как ночные мотыльки вокруг горящего фонаря, - это настоящее мега-шайзе с аршлохом в придачу.
Как настоящий лётчик, переживший немало бед и аварий, и многое повидавший на своём веку, он очень часто употреблял в своём лексиконе крепкие выражения и слова, заимствованные из различных языков. Особенно ему нравились идиомы итальянцев. Вот и в этот раз он только решил сказать что-то вроде: «Съямо-котти-макэкоза-магвардо-критино-альтифитро», как вдруг непонятная шайба также беззвучно замерла как раз над головой Рихарда. Спустя секунду просто из ниоткуда появился едва мерцающий световой цилиндр, но уже салатового цвета, словно старавшегося мимикрировать под местный ландшафт. Он быстро опустился на Рихарда. Запахло озоном.
- Селямэрд… Опита... – Рихард успел только ругнуться по-французски прежде, чем он почувствовал, как что-то неприятно покалывающее пробежало от самой макушки по позвоночнику к ногам. В глазах ослепительно вспыхнуло малиновым цветом, и он потерял сознание.
(Продолжение следует)
Ссылки на остальные главы повести:
Глава 1, Глава 2, Глава 3, Глава 5, Глава 6, Глава 7, Глава 8, Глава 9, Глава 10, Глава 11, Глава 12, Глава 13, Глава 14, Глава 15, Глава 16, Глава 17, Эпилог.
© Алексей Сафронкин 2025
Спасибо за внимание. Ставьте лайк и делитесь ссылкой с другими, если понравилась история. Чтобы первыми получать уведомления о новых публикациях и узнать много чего интересного, то подписывайтесь на мой канал.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.